Спустя два дня Джулия снова появилась в госпитале. Благополучно возвратившись домой после стычки с Мануэлем, она поклялась себе, что никогда не вернется туда, однако так случилось, что Барлоу на целый день уехали в гости к сослуживцу Бена, захватив с собой и Тони, и Джулия, оставшись без дел, не знала, чем занять себя.
Она тщательно обдумала, как объяснить Филиппу, что произошло между ней и Мануэлем, если возникнет необходимость, оделась и вышла из дому. Она ненавидела интриги, выкручиваться и лгать было совсем не в ее натуре, и, видимо, Бог смилостивился над ней. Когда в половине десятого она открыла дверь кабинета сестры Морган, то узнала, что Филипп в операционной, таким образом, неприятный разговор автоматически откладывался по крайней мере до обеда, а там видно будет.
Все утро Джулия спокойно работала. Лишь однажды тревожная мысль о том, поделился ли Мануэль с братом своим несчастьем и как объяснил то, что знает ее, Джулию, появилась на безоблачном небосклоне ее раздумий, впрочем, и та ушла, не оставив сколько-нибудь заметного следа.
Как Джулия и предполагала, Филипп объявился только после обеда, когда они с сестрой Морган пили кофе в ее уютном кабинете. Он выглядел немного усталым — работу хирурга нельзя назвать легкой, и девушка от всей души посочувствовала ему.
— Присаживайтесь, пожалуйста, — поднимаясь, предложила она. — Я уже пообедала, и надо возвращаться к больным.
— Нет, не уходи.
Филипп пристально смотрел на нее, и лишь сестра Морган поняла, что он этим хотел сказать. Переведя взгляд с одного на другого, она загадочно улыбнулась:
— Хорошо, я ухожу. Филипп, вы будете обедать?
— Не сейчас. — Он благодарно кивнул ей, и женщина вышла, оставляя Джулию лицом к лицу со своей суровой судьбой.
— Так-так, — задумчиво проговорил Филипп, присаживаясь на край стула, с которого она только что встала.
— Что «так-так»? — краснея, не слишком вежливо переспросила она.
— Надеюсь, вы с Мануэлем хорошо провели время?
— А разве вы не знаете?
— Нет. Мануэль не сообщает мне о своих подвигах. И мне очень интересно знать, как его «кадиллак» сумел вернуться на стоянку. Он и сейчас там.
— Неужели? — Джулия невинно подняла брови. — Я здесь вовсе ни при чем.
— Да, там. Но вижу, ты не горишь желанием поделиться со мной своим секретом. Что ж, не буду тебя неволить. — Он вздохнул. — Как, черт возьми, тебя угораздило познакомиться с Мануэлем?
Джулии ничего не оставалось, как вкратце поведать ему их историю, правда, Филиппа она огорчила еще больше.
— Да, Мануэль всегда любил красивых женщин, и они слетаются к нему как бабочки к огоньку. — За явным сарказмом скрывалась кровоточащая душа глубоко обиженного человека, и Джулия, как могла, попыталась исправить ситуацию:
— Я не красивая. — Румянец неровными пятнами покрыл ее пылающие щеки. — И мы встречались всего несколько раз, это ничего не значит, по крайней мере для него.
— Всего несколько раз, да? Почему тогда он готов был весь госпиталь разнести по камушку, когда явился сюда и увидел тебя? Ответь мне — почему? Моему брату обычно наплевать на то, что происходит потом, я-то его знаю. — Его голос изменился до неузнаваемости. — Я должен был знать, должен. Ты не такая девушка. Впрочем, забудь все, хорошо? Давай начнем с новой страницы, не возражаешь?
— Нет. — Только теперь Джулия немного успокоилась.
— Мануэль рассказал мне кое-что о тебе. Вчера он сказал, что ты остановилась в Санта-Марте вместе с Бенедиктом Барлоу и его семьей, это так?
Джулия глубоко вздохнула. Когда же придет конец ее страданиям?
— Как он узнал?
— Мануэль всегда узнает все, что хочет. Думаю, он просто спросил Бена, и насколько я успел узнать нашего общего друга, тот не смог уклониться от прямого ответа. Мануэль настоящий ас, когда нужно вывернуть кого-либо наизнанку. — Он нервно рассмеялся. — В переносном смысле, конечно!
— Простите меня. Мне очень жаль, но я не могла рассказать вам раньше. Я не хотела, чтобы Мануэль узнал, что я здесь. Я бы не пережила, если бы он подумал, что я преследую его. Простите.
Казалось, Филипп все понял. По крайней мере, перестал мучить ее дальнейшими расспросами и отпустил. Саманты и Бена не оказалось дома, и Джулия пожалела, что не задержалась в госпитале, там никогда не приходилось скучать. Впрочем, делать нечего, надо дожидаться друзей.
Вечер выдался изумительный! Сквозь широко распахнутые окна был виден закат, поражающий великолепием пурпурных и золотых оттенков. Где-то на горизонте расплавленным диском сияло кроваво-красное солнце, окрашивая небо и океан в нежные розоватые и голубоватые тона.
Джулия приняла ванну и переоделась в золотисто-зеленое, туго облегающее фигуру кримпленовое платье с глубоким декольте и рукавами в две трети. Миссис Спаркс ушла сразу после завтрака, и ей самой пришлось готовить себе ужин. Ничего сытного не хотелось, поэтому поджаренные в духовке бутерброды и несколько чашечек кофе подошли как нельзя кстати. Уютно устроившись на террасе, она успела отхлебнуть лишь несколько глотков и даже не притронулась к ужину, как стук во входную дверь вынудил ее подняться. «По всем правилам это должны быть Барлоу», — думала она, пробегая по длинному коридору, однако через рифленую стеклянную дверь отчетливо просвечивал светлый «кадиллак», явно не такой, как у Бена.
Казалось, ее сердце остановилось. Неужели Мануэль? Вот, оказывается, зачем он интересовался ее адресом. Он хотел разыскать ее и поговорить! Сейчас она дома одна, и лучшего времени не придумаешь! Конечно, он знал, что сегодня Барлоу гостят у Мередитов. Не далее как вчера Бен был у него на вилле и конечно же выложил все свои планы без утайки.
Джулия обстоятельно взвесила все «за» и «против» и решила не притворяться, что никого нет дома. Куда лучше встретиться и поговорить с ним здесь, чем устраивать публичные сцены.
С замирающим сердцем она потянула за ручку двери, но на пороге стоял не Мануэль, а Филипп. Уставший, совершенно измотанный Филипп. Словно он всю ночь разгружал вагоны, иного сравнения просто не приходило на ум. А как это не похоже на Филиппа! Филиппа, который самозабвенно любил свою работу и неустанно трудился в погоне за счастьем для своих пациентов!
— Бог мой, Филипп, что случилось? — Она жестом пригласила его войти.
Не глядя на Джулию, он прошел в просторную гостиную и плюхнулся в удобное низкое кресло, расстегнул воротник и устало провел рукой по безупречной прическе.
— Ты знала, что мы сегодня планировали оперировать Терезу?
— Нет! — Первые признаки чего-то недоброго ледяной хваткой сжали ее сердце, и она нахмурилась. — Вы никогда не говорили об этом! Меня не было в госпитале всего несколько дней, и за такой короткий срок я совершенно отстала от жизни, меня никто не ввел в курс дела! Я видела Терезу сегодня утром, но она ничего мне не сказала.
— Она бы никогда не сказала. Тереза — храбрая малышка, однако мысль о прямом хирургическом вмешательстве все же пугала ее.
Джулия в испуге обхватила щеки руками. Ее и без того огромные глаза теперь занимали ровно половину побледневшего, вдруг осунувшегося лица.
— Почему вы говорите о ней в прошедшем времени? Что случилось?! Что с ней случилось?!
— Ничего. Просто Терезы больше нет в госпитале. Ее отец пришел сразу после ужина и забрал ее.
— Забрал ее? — взволнованным эхом отозвалась она. — Но почему?
— Кто знает? Чужая душа — потемки. Мы уже приготовили ее к операции, и было крайне нежелательно увозить ее куда бы то ни было. Я хотел позвонить в полицию, но испугался, что привлечение общественности и тем более прессы может непоправимо навредить ребенку.
— Но как он мог сотворить такое?!
— У меня есть определенные подозрения. — Филипп пошарил в кармане, извлек оттуда помятую пачку сигарет и, так и не закурив, продолжал: — Понимаешь, его очень интересует один вопрос, а именно: кто благодетель Терезы. Я тщательно стараюсь скрыть его имя, а он, наоборот, — обнаружить. Настоящее яблоко раздора! Хорош отец, ни капли не беспокоясь о своем ребенке, он прекрасно знает, что выясни он имя ее благодетеля, перед ним откроются неограниченные возможности в получении денег как от него самого, так и от представителей прессы. Те, как коршуны, набросятся на новую сенсацию и не пощадят никого, какие бы благие цели человек ни преследовал. Я совершенно уверен, что именно это он и задумал.
— Ужасно! Отвратительно! Как по-вашему, он уже разузнал его имя?
— Думаю, нет. Надеюсь, что нет. Есть еще одна проблема. Как только операция успешно завершится и девочка перестанет хромать, у общественности пропадет всякий интерес к страданиям Терезы, а это сильно испортит планы нашего «любящего» родителя. Представь себе, никаких жалостливых фотографий в газетах, никаких пожертвований от слезливых, добреньких богатеньких тетушек…
— Прекратите, это отвратительно! — воскликнула Джулия, почувствовав, что ее сейчас вырвет. — А… а тот человек, я имею в виду, благодетель Терезы, — это… это Мануэль, да?
— Угадала, это Мануэль. И он не любит гласности, что бы ты о нем ни думала. Он мой брат, я знаю его не первый год, он действительно не выносит, когда подробности его частной жизни попадают на страницы газет.
— Да, я знаю. — На этот счет у нее не было сомнений. — Итак, что же дальше?
— А дальше существует несколько возможностей. К примеру, отец Терезы все же предаст историю гласности, переиначив все на собственный манер, или же поступит следующим образом: откажется от согласия на операцию и заявит, что не имеет никакого отношения к похищению дочери, мол, она сама пришла к нему. Как маленькой девочке доказать обратное? У этого человека нет совести и тем более отцовских чувств, ему все равно, поправится Тереза или нет. Ради собственной выгоды он пойдет на все. А вдобавок доставит кучу неприятностей ни в чем не повинным людям.
— Этого не может быть! Какой идиот поверит в подобную чушь? Нет никаких доказательств его правоты, а вашу подтвердят, как минимум, четыре человека — сестры и я. Вы же хотели вылечить Терезу!
— Милая Джулия, ты добрый наивный ребенок и понятия не имеешь, на что способны некоторые репортеры, чтобы состряпать горячую статейку. К каким только способам они не прибегают! Я должен разыскать отца Терезы и уладить наши разногласия. Да… над этим придется здорово потрудиться, он — крепкий орешек. Мне необходимо все тщательно обдумать.
Монолог Филиппа поверг Джулию в глубокое отчаяние. Как жаль, что она ничем не может помочь и ей остается только переживать и сочувствовать! Кровь закипала у нее в жилах от одной лишь мысли, что девочка находится в лапах бесчувственного алчного злодея, готового ради денег лишить ее, быть может, единственного шанса стать нормальным здоровым ребенком!
— Джулия, расскажи мне о вас с Мануэлем, — как гром среди ясного неба прогремело у нее в ушах, и, подняв голову, она наткнулась на вопросительный взгляд Филиппа Кортеза.
— Я… я уже все рассказала, — заикаясь, пробормотала она. — Больше сказать абсолютно нечего.
— Нет, я знаю, что есть.
Джулия пожала плечами:
— Не пытайтесь решить мои проблемы, у вас и своих достаточно.
Ответ, казалось, удовлетворил Филиппа, и, закурив наконец многострадальную сигарету, которую он вот уже четверть часа вертел в руках, любопытный доктор перешел к следующей теме:
— А где же наш Бен и его жена?
— В гостях у какого-то профессора, Мередита, если я не ошибаюсь.
— Да, да, я его знаю. — Филипп кивнул, и в комнате воцарилась гробовая тишина. Солнце давно село, окутывая и мужчину, и женщину теплыми весенними сумерками. И только шуршание колес по гравию подъездной дороги нарушило сладкую гармонию.
— Это, должно быть, Саманта и Бен, — первой очнулась Джулия.
— Не возражаешь, если я останусь? Надеюсь, я вам не помешаю?
— Конечно нет! Бена вы уже знаете, да и Саманта вам понравится. Она такая юмористка! — И Джулия отправилась открывать дверь, включив по дороге свет и тем самым разрушив интимную обстановку комнаты.
Высокая мужская фигура, показавшаяся на пороге, развеяла остатки ее недавнего спокойствия, и она недоверчиво спросила:
— Мануэль?
Оставив ее реплику без ответа, мужчина прошагал мимо нее прямо в гостиную, взглядом охватывая всю картину. На письменном столике — недопитые стаканы, в пепельнице — еще дымящиеся окурки сигарет и полнейшая темнота, которую он не мог не заметить, подъезжая к дому со стороны фасада, — свет зажгли только сейчас. При его появлении Филипп проворно вскочил на ноги, изумленно взирая на брата. Закрыв дверь, к ним присоединилась и Джулия. Она намеренно заложила руки за спину, чтобы никто из них не заметил, как сильно они трясутся.
— Итак, чему мы обязаны честью столь знаменательного визита? — холодно и дерзко поинтересовалась она.
Однако Мануэль пропустил мимо ушей ее колкость. Немигающим, пугающим взглядом он смотрел на брата.
— Какого черта ты здесь делаешь? — свирепо проскрежетал он. — Насколько мне известно, дела не обсуждаются в кромешной темноте, или я отстал от жизни?
Ни капли не сердясь, Филипп весело улыбался, а вот Джулия словно с цепи сорвалась:
— Да как вы смеете допрашивать его о том, что мы здесь делаем? — бушевала она. — Филипп всегда желанный гость в этом доме, чего нельзя сказать про вас!
И снова ее реакция была проигнорирована.
— Я хочу поговорить с Джулией наедине, — обратился Мануэль к брату тоном, не допускающим возражений. — Надеюсь, ты не возражаешь?
— У меня нет ни малейшего желания оставлять тебя в подобном расположении духа, — спокойно заявил тот, расправляя плечи. — Впрочем, я не прочь удалиться ненадолго, если Джулия не возражает. Я сильно устал на работе. Джулия, у вас можно принять душ?
— Вам совсем не обязательно уходить. — Девушка с мольбой смотрела вслед удаляющейся фигуре. — Все, что Мануэль хочет сказать, он может сказать здесь и сейчас.
Не сбавляя шага, Филипп непринужденно ответил:
— Не беспокойся, милая, я буду неподалеку. И вернусь еще быстрее, если ты покажешь мне, где ванная.
Джулия проводила его и неохотно вернулась в гостиную. Мануэль вышел на террасу и оттуда пристально наблюдал за тем, как волны одна за другой набегают и разбиваются о берег. В лунном свете океан казался разъяренным чудовищем, диким и неукротимым и в то же время завораживающим. Она тоже долго не могла оторвать взгляд от холодной, металлической поверхности воды, затем все же решилась прервать молчание:
— Итак, что случилось? Зачем вы пришли?
— Ты знаешь не хуже меня, почему я здесь. — Обида и упрек явственно звучали в его слегка охрипшем голосе. — Я только вчера узнал, где ты живешь, и приходил сегодня утром, но никто не открыл мне.
— Ничего удивительного — нас не было дома. — Голос Джулии звучал ровно и уверенно, хотя внутри она мужественно боролась с нарастающей паникой.
— Ты хоть понимаешь, что могла разбиться насмерть в этой машине?
Неподдельная тревога в его голосе немного поубавила ее пыл, но тем не менее она ответила достаточно холодно:
— Я умею водить.
— Да, но не мою машину, не машину с такими возможностями! Господи! Когда я увидел, как ты буквально скакнула с места, я не смел и думать о возможных последствиях!
— Ну, как вы видите, все прекрасненько обошлось. Я даже не поцарапала ее, правда?
— Не знаю и знать не хочу. Мне наплевать на машину! — взорвался он.
— А как вы добрались домой? — как ни в чем не бывало вежливо спросила она.
— На попутке. Потом Филипп сказал мне, где загорает моя малютка. — Он глубоко затянулся почти погасшей сигаретой и с ехидцей продолжал: — Я не стал посвящать его в курс дела, но, смотрю, ты сделала это с превеликим удовольствием.
Ничто не возмущало Джулию больше, чем его незаслуженные обвинения.
— Ничего подобного! Мы едва коснулись этой темы. В любом случае я должна извиниться за свое поведение. Признаю, я поступила очень глупо, как неразумный ребенок.
— Ты всегда так поступаешь, — язвительно хмыкнул он.
— Вы… вы обращаетесь со мной как… как… — Джулия замолчала, не в состоянии вымолвить ни слова.
— Оставь свои обвинения, я сам знаю, как я с тобой обращаюсь.
Неслыханная наглость! Девушка подскочила, словно ужаленная, и чуть ли не с кулаками набросилась на своего обидчика:
— Вы просто отвратительны! Неужели вам не противно слышать про себя такое? Наверняка вы не одну меня оскорбили!
— Нет, не противно.
Джулия беспомощно отвернулась. Даже сейчас силы притяжения между ними преобладали над силами отталкивания. Она старалась стряхнуть с себя это наваждение, но безрезультатно. Мужчина, стоящий сейчас за ее спиной, имел необъяснимое влияние на ее ум и душу. Непонятно только — почему? Он ведь просто развлекается с ней и, возможно, использует ее, чтобы вызвать ревность Долорес.
— Приезжай ко мне.
От неожиданности Джулия глупо уставилась на него, полуоткрыв рот. Что это? Слуховые галлюцинации, первые признаки сумасшествия? Нет, он действительно приглашает ее в гости. Девушка упрямо насупилась:
— Нет, спасибо.
— Смотри не пожалей, предложение действительно стоящее. Не верю, что ты не хочешь посмотреть, как я живу.
— Конечно хочу, — честно призналась она. — Бен столько говорил о вашей вилле! Впрочем, мой визит вряд ли уместен.
— Почему? Ты чего-то боишься? Послушай, через несколько дней у меня будет вечеринка. Я пришлю приглашения тебе и Бену с Самантой. Приезжай с Филиппом, если избегаешь меня.
— Спасибо, но я вынуждена отказаться. — Она снова отвернулась от него.
Кожей, всем своим существом девушка чувствовала, что он стоит сзади, подходит ближе, наклоняется и жарко дышит ей в затылок. Вот его сильные пальцы страстно сжимают ее плечи, тянут к себе, его тело напрягается и дрожит, прикоснувшись к ее спине. Голос с трудом пробивается сквозь учащенное дыхание:
— Господи, помилуй меня грешного! Джулия, почему я так тебя хочу?!
Чарующий магнетизм его голоса никогда не оставлял ее равнодушной, однако стоило ему повернуть ее лицом к себе и нагнуть голову, как девушка выскользнула из его рук, словно проворный маленький зверек. Застигнутый врасплох, Мануэль зло стиснул зубы.
— Не трогайте меня, — с мукой в голосе взмолилась она.
Он неистово тряс головой и наконец прорычал:
— Иногда я готов убить тебя!
— Тогда зачем вы сюда пришли? Вы знаете, что нам нечего сказать друг другу. — Она неудержимо дрожала. — Я не желаю заводить с вами роман, кем бы вы ни были! Я знаю, вы думаете, что девушка вроде меня должна быть польщена подобным вниманием… Так вот я не польщена!
— Замолчи! — свирепо прошипел он.
— Нет, не замолчу!
К счастью, в это время появился Филипп, прерывая опасную перебранку, и Джулия отошла в сторону, раздраженно щелкая зажигалкой. Она все еще дрожала и надеялась, что сигарета ненадолго успокоит ее.
— Так-так. — Мануэль мигом переключил свое внимание на Филиппа. — Может быть, мой любезный братец соизволит объяснить, что он здесь делает?
— Думаю, рано или поздно пришлось бы тебе сказать. Сегодня приходил отец Терезы и забрал ее. Я объяснил, что ее нельзя беспокоить, что ее уже подготовили к операции… Да разве такому объяснишь! — Он уныло всплеснул руками.
Услышав новость, Мануэль зло выругался по-испански, безжалостно ударяя себя кулаком по лбу:
— Но почему? Почему?
Филипп пустился в пространные объяснения, переполненные скорее эмоциями, чем фактами, в то время как его брат нервно шагал из угла в угол, потирая ушибленный лоб и время от времени извергая жуткие проклятия. Сигара в его руке испускала густой ароматный дым, и Джулия, как загипнотизированная, смотрела на него, постепенно приходя в чувства. Она ни о чем не думала, ничего не видела и не, слышала вокруг, а очнулась только тогда, когда Мануэль объявил, что уходит. Господи, какое облегчение! Не надо больше быть начеку, ожидая очередной дерзости, ничего не надо…
Филипп проводил брата до дверей и вернулся, чтобы попрощаться.
— Вам обязательно уходить? — с сожалением спросила Джулия. — Бен и Саманта могут задержаться до поздней ночи.
— У меня много работы. А кроме того, я должен подумать, как мы сможем помочь бедняжке Терезе, — извиняющимся тоном ответил он. — Мануэль сейчас в таком состоянии, что может наделать глупостей, за ним обязательно надо присмотреть. Если он берет дела в свои руки, то обязательно выигрывает — это правда, но все же не помешает ему помочь. Он очень беспокоится за девочку и даже во сне мечтает, чтобы она как можно скорее смогла ходить как все нормальные люди.
— А разве все мы мечтаем о другом? — пылко откликнулась Джулия, затем, помявшись, спросила: — Филипп…
— Да? — Он озабоченно обернулся.
— Как вы думаете, Мануэль любит Долорес?
Медленно застегивая пальто, он как можно безразличнее проговорил, что Мануэль никогда не любил ни одну женщину.
— Но он… везде показывается именно с ней.
— Да, но ты должна понять — они деловые партнеры. Долорес талантливая женщина, в искусстве это очень важно. Мой брат просто не имеет права разбрасываться талантами направо и налево. Она помогает ему в работе, здесь их интересы, несомненно, совпадают. Кроме того, она явно влюблена в Мануэля, что тоже нельзя забывать. Знакомы они с незапамятных времен, она постоянно его ревнует, пытается оградить от всего мира, как тигрица, защищающая своего детеныша. Она — настоящий зверь, дикий и не поддающийся приручению. Во всем, что выходит за рамки их совместной деятельности, взаимопонимание у них отсутствует, если ты об этом.
Джулия с трудом проглотила комок в горле:
— Да, именно об этом.
— А почему ты спрашиваешь?
Она тряхнула головой:
— Толком не знаю.
— Надеюсь, ты сама-то понимаешь, что любить Мануэля — верх безрассудства?
— Да, да, понимаю. — Новый ком неожиданно вырос на месте старого. — Я… я не люблю его. У нас нет… нет ничего общего. Как мужчину я презираю его за безобразное отношение к женщинам, а как человека — обожаю, особенно за то, что он делает для Терезы и нового госпиталя.
Филипп не мог с ней не согласиться:
— Да, во многом Мануэль очень щедрый и благородный человек. И, насколько я знаю, в его жизни есть и всегда была только одна женщина — Пайла. Ее он действительно обожает, но лишь ее.
— Спасибо вам за все. — Джулия вымученно улыбнулась. — Вы, должно быть, думаете, что я страшно любопытная.
— Я давно не удивляюсь. Женщины интересовались Мануэлем чуть ли не с пеленок. Единственное, чего я не хочу, так это чтобы тебе сделали больно.
— Не сделают, я об этом позабочусь, — весело отшутилась она, а сама грустно подумала: «Теперь уже ничто не способно причинить мне боль, все уже случилось в прошлом!»
Дверь за Филиппом плавно закрылась, и девушка бессильно навалилась на нее. Да, в прошлом!