Опасное очарование

Глава 9

Как Саманта и предполагала, Джулия вернулась в госпиталь и очень подружилась с Терезой, итальянской девочкой. Хотя Тереза неважно говорила по-английски, они с Джулией великолепно понимали друг друга. Добрейшие сестры милосердия не могли дать девочке того, в чем она особенно остро нуждалась, — простого человеческого общения, а Джулия взяла в привычку обедать вместе с ней, и девочка чистосердечно поведала ей о своем доме и многочисленных братьях и сестрах, которые, судя по ее рассказам, все были младше ее. Джулия приносила Терезе журналы, фрукты и сладости, а кроме того, взяла на себя ответственную роль долгожданного посетителя. Если бы не она, маленькая иностраночка была бы наглухо отрезана от внешнего мира.

В огромной палате, той, в которой девушка впервые познакомилась с Игорем Волетски, Джулия стала весьма популярна. Она и сама уже многих знала по именам, чем они больны и как сюда попали. Очень часто она закрывала глаза на безобидные нарушения режима, игру в карты за спиной сестер, но строго пресекала любые попытки побаловаться спиртным. Здесь Джулия была неумолима, не помогали ни лесть, ни просьбы, ни угрозы, и моряки сдались, единодушно подчиняясь новому капитану в юбке.

Время от времени речь снова заходила о новом здании, и Джулия радовалась, как ребенок. Здесь у больных не было даже телевизора, и они безнадежно скучали, не говоря уже о том, что отставали от жизни. Городские власти выделили на госпиталь значительную сумму, а анонимный доброжелатель был еще более щедр, и все ожидали радостного события — новоселья.

Однажды утром Джулия приехала в госпиталь позже обычного. Она проспала и никак не могла стряхнуть с себя тяжелую, болезненную дрему.

Мало того — с самого утра все пошло кувырком. Сначала она перевернула ведро, до краев наполненное водой, затем прищемила палец в двери аптечки и к обеду чувствовала себя настолько разбитой и подавленной, что мечтала только об одном: поскорее очутиться дома, принять несколько таблеток аспирина и лечь в постель. Впрочем, обязанности не ждали, и Джулия, еле передвигая ноги после того, как досыта накормила несколько десятков людей, поплелась на кухню, чтобы забрать поднос для себя и Терезы. Ее волосы свисали мокрыми сосульками, и она то и дело отбрасывала их назад, открывая глаза и лоб. Усталость неотвратимо брала свое, и повар, заметив ее далеко не цветущее состояние, озабоченно, но твердо скомандовал:

— Отправишься домой сразу же после обеда, ты меня поняла? Нечего доводить себя до ручки, больная ты не сможешь никому помочь!

В ответ Джулия покорно улыбнулась:

— Хорошо, я скоро пойду домой, хотя я в полном порядке, только ужасно болит голова, и ни одно лекарство не помогает.

Услышав в ее голосе непритворную муку, повар немного смягчился:

— Не приходила бы ты завтра, доченька. Полежи, полечись. Не дело такой красивой девушке губить свою жизнь из-за каких-то неблагодарных грубиянов.

Джулия хотела что-то ответить, но промолчала — лучше поберечь силы. Она с трудом подняла поднос, на который повар водрузил две аппетитно дымящиеся тарелки с мясным рагу и два блюдечка с яблоками, запеченными в тесте и украшенными сладким шоколадным кремом. За чаем она, пожалуй, вернется позже.

Никогда еще коридор не казался ей таким длинным, а ноги такими тяжелыми и неповоротливыми. Дойдя до палаты Терезы, она не знала, как благодарить Бога за то, что все еще жива. Медленно толкнув дверь ногой, она вошла.

Высокий мужчина в белом халате ласково разговаривал с маленькой иностранкой, низко склонившись над ее кроватью, и Тереза так заливисто смеялась, что Джулия даже позавидовала его таланту веселить детей. Самой ей никогда не приходилось слышать подобного смеха.

— Филипп? — нечаянно вырвалось у нее. Мужчина обернулся, и девушка пожалела, что вовремя не привела в порядок волосы. Поднос выскользнул у нее из рук, разбрызгивая горячее рагу на ноги, одежду, на все вокруг, однако девушка не чувствовала боли.

— Мануэль?

— Джулия?

Оба не верили своим глазам и с минуту стояли молча, бессмысленно уставившись друг на друга. Мануэль первым пришел в себя и, подавляя так и рвущиеся из груди ругательства, опустился возле нее на колени.

— Что, черт возьми, Филипп себе позволяет, заставляя тебя работать здесь как последнего каторжника! — Одной ногой он отшвырнул поднос в сторону и принялся бережно стряхивать остатки пищи с ее ног. Затем пару раз энергично тряхнул за плечи и, когда осознанное выражение вернулось на ее лицо, настойчиво спросил:

— Ты в порядке? Не обожглась?

Вместо ответа, Джулия грубо оттолкнула его и, присев на корточки, дрожащими пальцами принялась подбирать с пола осколки разбитой посуды. Но, как известно, Мануэль не привык отступать.

— Оставь это! — свирепо выкрикнул он, одним рывком поднимая девушку на ноги, и тут же спокойно засунул руки в карманы брюк. — Не могу поверить. — Он выразительно повел плечами. — Когда Филипп сказал мне, что какая-то Джулия Кеннеди работает в госпитале, я и представить себе не мог, что это ты.

— Только… только не подумайте, что я… что я преследую вас. — Никакие старания не могли унять дрожь в ее голосе, и Джулия покраснела.

— Я никогда не говорил ничего подобного.

— Нет, но подразумевали именно это.

— Не выдумывай, сказочник из тебя никудышный. — Отвернувшись, он наткнулся на любопытный взгляд Терезы. Господи, они совсем забыли, что не одни! — Поскольку ты сама заговорила об этом, объясни, что ты здесь делаешь, и не просто на Западном побережье, а именно в госпитале моего брата? Черт побери, ты ведь трудишься совершенно бесплатно, да?

— Да. Но не в деньгах счастье.

— Невероятно! Пойдем, разыщем моего драгоценного братца, у такого гениального врача, как он, несомненно, найдется что-нибудь и для тебя. Ты выглядишь ужасно, в гроб и то кладут краше. — Затем повернулся к Терезе: — Я обязательно зайду к тебе очень скоро. Не скучай, малышка, и будь умницей.

С девочкой он говорил иначе. Но почему? Сердце Джулии беспомощно сжалось, и она еле слышно пролепетала:

— А как же грязь?

— Кто-нибудь позаботится об этом, только не ты! — Его голос не допускал возражений, а она была слишком слаба, чтобы спорить.

Обреченно склонив голову, Джулия плелась за ним по коридору в сторону кабинета сестры Морган, правда, его шаги все удалялись, и вскоре стройная фигура совершенно скрылась за углом. Он определенно знал расположение госпиталя. Должно быть, не раз навещал здесь Терезу или кого-то еще. Неужели он и есть тот неизвестный доброжелатель?.. Нет, не может быть. Это абсолютно не укладывалось в ее представление о Мануэле Кортезе. Вот то, как он обошелся с ней в палате Терезы, больше похоже на него. Грубое рукоприкладство и ненависть ко всему живому и дышащему, отчего у него и раздуваются желваки под кожей. Вот настоящий Мануэль Кортез!

Только дойдя до дверей кабинета, он обернулся и подождал Джулию. Вот вам и еще одно доказательство!

— Заходи. Будем надеяться, что у Филиппа найдется что-нибудь спиртное в этой убогой дыре, лишь называемой медицинским учреждением. Тебе необходимо выпить. Не веришь, убедись сама — на тебя страшно смотреть!

Джулию так и подмывало сказать, что своим очаровательным видом она обязана исключительно его неожиданному появлению. Зачем он появился именно теперь, когда ее жизнь вновь вошла в колею, она нужна, ее любят и ждут? Какая несправедливость! Забытые было чувства всколыхнулись заново, вернулись боль и тревога. А с другой стороны, она не забыла, что пресловутая Долорес Арривера живет у него дома и, вероятнее всего, делит с ним постель!

«Матерь Божья, что угодно, только не это!» — чуть ли не в голос взмолилась она и не заметила, как удивился Филипп, когда в дверях появилась не сестра, не пациент, а его родной брат. Но его удивления при виде того, как Мануэль обращается с Джулией, не заметить было невозможно!

Вошедшие не потрудились объяснить бедняге причину столь загадочного поведения. Джулия была слишком утомлена и взволнованна, а Мануэль вообще крайне редко утруждал себя подобными вещами.

Услышав о случившемся из уст все того же Мануэля, сестра Морган мгновенно удалилась, сказав, что позаботится об уборке и принесет Терезе новую порцию. Чувствительное сердце безошибочно подсказало ей, что необычную тройку лучше оставить одну.

Как только она вышла и ее торопливые шаги затихли где-то у кухни, Филипп извлек из шкафа дорогую бутылку шотландского виски и наполнил им высокий стакан воистину чудовищных размеров. После нескольких глотков этого творящего чудеса напитка и выкуренной буквально в три затяжки сигареты, которую Мануэль протянул ей уже зажженной, Джулия почувствовала, что силы и уверенность возвращаются к ней.

Мужчины тем временем вели многозначительную беседу.

— Насколько я понимаю, вы с Джулией знакомы? — строго спросил Филипп, испепеляя брата укоризненным взглядом. — Ты ничего не сказал вчера вечером, когда я упомянул ее имя.

— Я не был уверен, что речь идет именно о ней. — Мануэль метался по комнате как разъяренный тигр по клетке. — Какое это имеет значение?

— Думаю, это зависит от Джулии. — Филипп разочарованно взглянул на нее: — Ты знала, что Мануэль мой брат, когда пришла сюда и попросилась работать?

— Нет, я даже не знала, что вы здесь работаете, разве не помните?

— Помню, конечно, помню. — Он добродушно улыбнулся, стараясь загладить свою вину. Зачем он незаслуженно обидел такое доброе, чистосердечное существо?

— Кроме того, Мануэль и я едва ли знаем друг друга. — Джулия решительно продолжала наступление. — Мы встречались пару раз в Лондоне, только и всего. Думаю, что с чистой совестью могу сказать: вас я знаю намного лучше, чем вашего брата.

— Понимаю. — Филипп кивнул, а Мануэль наконец прекратил метаться по комнате.

— Ты закончила? — Он многозначительно посмотрел на стакан у нее в руке.

— Я выпила столько, сколько захотела. Вы что-то имеете против?

Мануэль взглянул на часы, затем на Джулию:

— Уже половина первого. Ты едешь со мной!

— Сомневаюсь, — не слишком уверенно возразила она. Кто же сможет устоять против такой неслыханной наглости?

— Я так и думал. — Он отвернулся и насмешливо обратился к брату, словно приглашая его попробовать помешать ему: — Филипп, ты ведь не возражаешь, правда? На сегодня с нее достаточно. Я провожу ее домой. — И он снова уставился на часы, благородно поблескивающие на холеном смуглом запястье.

Джулия умоляюще смотрела на Филиппа, своего единственного заступника, но тот не торопился с ответом.

— Филипп, я в порядке, я совершенно здорова. Пожалуйста, позвольте мне остаться, — не сдавалась она, только все напрасно — ответ был неумолим.

— Иди домой, так будет лучше. Ты устало выглядишь, и, похоже, разбитый поднос тебя сильно расстроил. Здоровые так себя не ведут. Не обижайся, я врач и мне виднее.

Как сказать ему, что ее эмоциональный срыв не имел ничего общего с разбитым подносом! Разве он поймет? Даже несколько огненных капель, упавших на голую ногу, не беспокоили ее так сильно, как присутствие Мануэля! Но попробуй заикнись об этом! Нет, в этом споре у нее нет никаких шансов на победу, единственный выход — сдаться, и она обреченно поднялась на ноги, на что Мануэль самодовольно заявил, нехотя отрываясь от созерцания своих великолепных часов:

— Вот умница, давно бы так. Прошу следовать за мной, мисс.

Джулия пулей вылетела из кабинета, не помня себя от стыда и обиды, не забыв, впрочем, оставить стакан на письменном столике и схватить на бегу свою дамскую сумочку, и прямиком бросилась на улицу. Весеннее солнце, такое яркое по сравнению с вечным полумраком больничного заведения, слепило ей глаза. Или это дают себя знать навернувшиеся вдруг слезы?

Мануэль размеренно шагал сзади. Сегодня в его распоряжении был открытый туристический «кадиллак», такой же, как у Филиппа, за исключением бледно-голубого цвета, множества хромированных деталей и сверкающей на солнце оранжевой обивки.

Несмотря на произошедшее, девушка позволила усадить себя в машину и теперь тупо наблюдала за тем, как ее мучитель обходит капот и грациозно садится рядом. Легкий темно-синий весенний костюм с темным галстуком и нежно-кремовой рубашкой выдавал в нем неисправимого щеголя, а облегающие брюки, как нарочно, подчеркивали каждый мускул его длинных натренированных ног. Джулия не могла оторвать взгляд от любимой фигуры, и обида отходила на второе место. Она помнила все — золотые часы на запястье, плавно струящийся вокруг плеч дорогой материал, когда он нагибался, усаживаясь в машину, густые черные длинные-предлинные ресницы, загорелые мужественные руки, крепко сжимающие руль, еле заметные складочки возле губ. Его губы… Удивительно, почему эти воспоминания заставляют сильнее биться ее сердце?

Бегло оглядев ее, Мануэль завел двигатель и тронулся. Рядом с ним она выглядела более чем скромно в своих рабочих темно-синих брюках, к тому же забрызганных рагу, и белой рубашке без рукавов. И зачем она только накинула этот несуразный толстенный свитер? Ведь на улице весна; и не просто весна, а весна в Калифорнии! А ее волосы! Первоначально собранные в хвост на затылке, они предательски выбивались из-под ленты и легкими завитками ложились на лицо. Каким чучелом она должна выглядеть в подобном наряде и с такой неимоверной прической! Джулия глубже вжалась в сиденье. Ее спутник невозмутимо вел машину вдоль крутого подъема, ведущего прочь из города, на юг, к дому Бенедикта и полуострову Монтерей. Оставив главную дорогу, он повернул в глубь континента, в места, красота которых могла сравниться разве что с нетронутым девственным лесом, но бурная деятельность, развернувшаяся в ее желудке и с каждой минутой становившаяся все неукротимее, мешала девушке наслаждаться прекрасным видом. Величественные пейзажи, созданные талантливейшей из художниц, матушкой-природой, один за другим пролетали мимо, водопад жизнерадостно журчал, призывая путешественников остановиться и отдохнуть в его тени, а она слышала лишь жалобные звуки оголодавшей плоти.

Наконец они остановились на крохотной стоянке у придорожной забегаловки, звук мотора стих, и Джулия замерла, проклиная наступившую вдруг тишину.

— Мы пообедаем здесь, не возражаешь? Надеюсь, ты хочешь есть? — Мануэль заботливо склонился к ней, ни доли насмешки не прозвучало в его ласковом низком голосе.

А в Джулию словно бес вселился. Прекрасно понимая, что не права, что голодна, что должна благодарить его за заботу, она упрямо отвернулась в сторону и злобно бросила:

— Что-то не припомню, чтобы вы спрашивали меня, хочу ли я обедать с вами.

— Не выводи меня из себя, — гневно прошипел он. — Живо вылезай из машины!

Как и следовало ожидать, дважды повторять не пришлось, она пулей вылетела наружу.

Лишь выпив целый стакан охлажденного, на редкость вкусного мартини, девушка оправилась от пережитого потрясения и благоразумно решила наслаждаться пищей, раз уж так случилось. А ели они великолепные сочные бифштексы с хрустящей жареной картошкой, которую Джулия назвала бы чипсами, и шампиньоны в густом томатном соусе. Красное калифорнийское вино, предусмотрительно заказанное Мануэлем в баре, приятно освежало, должно быть благодаря своему непривычному резкому вкусу. Такое вино Джулии никогда не доводилось пробовать в доброй, но старомодной Англии. Казалось, девушка только теперь поняла, насколько она проголодалась, и с удовольствием принялась поедать одно блюдо за другим, а когда дело дошло до десерта, была уже на седьмом небе от счастья. Коктейль из дыни и настоящий бразильский кофе, который она так любила, приятной тяжестью легли на желудок, и, закурив, она наконец откинулась от стола. Посуду быстро убрали, остались лишь свечи и сигареты.

— Не так уж и противно обедать со мной, а?

Мануэль довольно улыбался, и ее рот тоже невольно растянулся в улыбке.

— Только бы не встретить здесь знакомых, я выгляжу настоящим пугалом, и ела я, будто меня не кормили несколько дней.

— А я люблю, когда люди наслаждаются пищей. Думаю, это очень важно. — Он не спеша затянулся сигаретой. — Еда тебе понравилась, а как тебе нравится наша страна?

— Удивительная страна! Очень гостеприимная, я чувствую себя как дома, и люди такие дружелюбные!

— Особенно Филипп, — сухо заметил Мануэль, и Джулии почему-то пришлось защищаться.

— Да, он мне нравится, и я нравлюсь ему… По крайней мере, мне так кажется.

— Нравишься, нравишься, я даже не сомневаюсь. — Он раздраженно затушил сигарету. — Если не хочешь еще кофе, тогда поехали.

Было приятно вновь очутиться в большом современном автомобиле, кожаные сиденья которого напоминали скорее пуховую постель, чем обыкновенные кресла. Джулия была сыта и расслаблена, немного хотелось спать, и абсолютно безразлично, куда ехать. Как ни странно, но Мануэль не спросил, где она живет, а молча повернул обратно к побережью, на ровную пустынную дорогу, где его железный конь и показал, на что он действительно способен.

Джулия и глазом не успела моргнуть, как они оказались на тихом, почти безлюдном пляже. Одна-единственная молодая пара с детьми играла далеко-далеко у самого края воды. Вечер был на редкость безветренным, но свежим.

— Не хочешь поваляться на песочке? — доставая из багажника огромные толстые одеяла, спросил он.

Девушка застенчиво улыбнулась:

— А вы?

— Да, пожалуй. Здесь так тихо, давай спустимся поближе к воде.

Из одеял получились изумительные импровизированные шезлонги, и Мануэль, не раздумывая, растянулся на одном из них. Он снял пиджак, галстук и рубашку, обнажая удивительно красивое загорелое тело, достал из кармана солнцезащитные очки и лениво потянулся.

— Расслабься, — сладко пропел он, чувствуя, что девушка напряжена, и закрыл глаза.

Все еще сомневаясь в правильности своих поступков, Джулия порывисто опустилась рядом. Солнце протягивало к ней свои нежные теплые пальцы, лаская голые руки, океан ненавязчиво баюкал, и девушка задремала. Она совсем не понимала Мануэля. Почему он так обходителен с ней с тех пор, как они покинули госпиталь, и почему вообще утруждает себя, развлекая ее? Что стоит за всем этим? А самое главное, как в картину вписывается Долорес Арривера? Неужели он устал от темпераментной женщины и решил для разнообразия позабавиться с ней? Неприятная волна прокатилась по всему телу и остановилась где-то под сердцем, а тут еще Мануэль перекатился на бок и уставился на нее пугающим неподвижным взглядом.

— Джулия, — мягко проговорил он. — Ты словно маленькая испуганная девочка, словно человек, который ухватил за хвост тигра, боится, но не хочет его отпускать. Как не стыдно, крошка. За кого ты меня принимаешь? Чтобы Мануэль Кортез бесстыдно приставал к девушкам на общественном пляже! Никогда этого не будет!

Джулия непроизвольно улыбнулась. Он, как всегда, прав, а она, как всегда, выставила себя на посмешище.

— Как… как поживает ваша дочь?

— Пайла? Отлично, спасибо. — Он был непривычно краток, однако Джулия не отступала, впрочем, лишь потому, что не могла придумать более подходящей темы!

— Расскажите о своей семье, о ваших братьях и сестрах, кто они?

— В моей семье два врача, один адвокат, два технических эксперта и два предпринимателя, занимающихся строительством. Все они мои родные братья, — лаконично закончил он. — Мои сестры все замужем, включая самую младшую, Тину, ей всего пятнадцать.

Мануэль резко приподнялся, и не успела Джулия что-либо возразить, как он ловким движением выдернул шпильки из ее волос. Беспорядочно рассыпаясь по плечам, они закрыли лицо, и девушка на миг ослепла.

— Так намного лучше, — весело хохотал он. — Не люблю, когда красивые волосы забирают в хвост, а у тебя, Джулия, очень красивые волосы. Мягкие, шелковистые и такие густые. — Как уже бывало раньше, он завладел небольшой прядью ее волос, какое-то время играя с ней и позволяя локонам свободно струиться между пальцев, а затем притянул к себе ее лицо. Девушка задрожала всем телом, что-то бешено заколотилось внутри, вырываясь наружу, и она отпрянула, продолжая вздрагивать каждый раз, как он пытался притянуть ее обратно.

— Пожалуйста, отвезите меня домой, — умоляюще протянула она.

Мануэль сел, живописно обняв руками приподнятые колени и гордо взирая на бесконечную водную гладь прямо перед собой.

— Вы не ответили, отвезете ли меня домой, — как можно безразличнее повторила она, изо всех сил стараясь сохранить спокойное расположение духа, а вот он явно его потерял. Грязно выругавшись, он обратился к ней тоном, не оставляющим никаких сомнений — Мануэль приходил в бешенство:

— Знаешь, Джулия, встреча с гремучей змеей несет в себе меньше опасностей и неожиданностей!

— Простите, — вежливо, но совершенно некстати извинилась она, и Мануэля точно кипятком ошпарило.

Он вскочил на ноги, поднимая вокруг ураган песка, неуклюже натянул рубашку и метнул в девушку один из своих огненных взглядов:

— Надеюсь, для тебя не секрет, что у меня было множество женщин: и светленьких, и черненьких, вот только все они были схожи в одном: любой мог поучиться у них искусству быть эгоистичными и жадными. Ты такая же, как они!

Настала очередь и Джулии показать свой характер. Она резко вскочила, и не успел Мануэль и глазом моргнуть, как звонкая оплеуха чуть не ослепила его, оставляя на загорелой коже отчетливые красные следы от женских пальчиков. Но на этом Джулия не остановилась, а набросилась на него, как смертоносное цунами:

— Не смейте провожать меня! Я прекрасно доберусь до дому и без вашей помощи!

— Я и не собирался, можешь мне поверить! — Ему не обязательно было повышать голос, эмоции отпечатывались на его лице, словно буквы на чистом листе бумаги.

— И не надо!

Даже не обернувшись, девушка, спотыкаясь, побежала вверх по песчаному склону, туда, где на мелкой гальке был припаркован бледно-голубой «кадиллак». Джулия умела водить машину. Однажды, еще в Англии, она училась на водительских курсах, правда, никогда не пробовала сдать на права. Кроме того, она видела, как Мануэль управляется со своей машиной. К счастью, она оказалась с автоматической коробкой передач и не представляла особых трудностей в управлении. Повинуясь импульсу, девушка скользнула на водительское сиденье и решительно надавила на стартер. Двигатель ответно заурчал. Оставалось всего ничего: включить переднюю передачу и нажать на педаль газа. Как только эти операции были тщательно проделаны, Джулия заметила в зеркале заднего вида, что Мануэль стремительно направляется к ней. Но было уже поздно, он осознал, что она собирается сделать, всего за мгновение до того, как она сама осознала это, и «кадиллак» рванулся вперед. В мгновение ока оказавшись в сотне ярдов от пляжа, Джулия снова взглянула в зеркало. Мануэль стоял там же, где она его и оставила. О, лучше бы ей не видеть выражения зловещей решимости на его мрачном лице! Девушка зябко поежилась. Ну почему она постоянно доводит его до состояния полной невменяемости, когда человек способен на любую глупость! И почему он считает, что может обращаться с ней, как с дешевой уличной девкой!

Проехав немного вниз по дороге, она передумала и повернула прямо к Сан-Франциско, к Морскому госпиталю. Там, на стоянке, она и оставила ненавистный «кадиллак» и быстро удалилась, горячо благодаря Бога за то, что никто не заметил ее вторичного появления.

До дома Джулия добралась на попутном туристическом автобусе и, только оказавшись в своей комнате, в тишине и безопасности, злорадно ухмыльнулась: «Наконец-то я отплатила ему за все!»