Опасности любви

9

Модистка с помощницами приехала в одиннадцать. Люси появилась в малой гостиной лишь ненадолго – только чтобы повосхищаться шелками и муслинами, перьями и кружевами, пуговицами и тесьмой. Дав несколько советов Валери и сведя цвета ее гардероба к голубому, белому, розовому и серо-серебристому, Люси извинилась и выскользнула из комнаты. Оплачивала роскошный гардероб Валери леди Уэсткотт, которая согласилась с Люси, что фасон девушка должна выбрать сама. И теперь Люси была благодарна вдовствующей графине за эту короткую передышку.

Тем не менее ей только что напомнили, насколько шатко ее положение в этом доме. Ее едва не отправили назад, в отупляющую скуку Сомерсета. И хотя все закончилось благополучно, она не забывала, что надо пользоваться каждой минутой в Лондоне. Например, подумать о вечерней лекции, о том, как подойти к сэру Джеймсу после его выступления и что сказать. Остается только надеяться, что с ним она будет чувствовать себя легче, чем с Айвэном Торнтоном.

Господи! Ну почему она опять о нем вспомнила?! Ни в коем случае нельзя думать об Айвэне Торнтоне и о том, что произошло вчера вечером и сегодня утром!

Люси торопливо поднялась по лестнице к себе в комнату и надела шляпку и жакет. Ей хотелось прогуляться по Беркли-сквер и разобраться в своих мыслях. Внезапно взгляд ее упал на кровать, и она остолбенела.

На кровати лежала коробка.

Сердце ее учащенно забилось. Айвэн. Она в этом не сомневалась.

Странно, откуда у нее такая уверенность? Ведь это совершенно алогично. Впрочем, логика и Айвэн – понятия несовместимые. По крайней мере, в том, что касается непосредственно ее.

Люси осторожно подошла кровати. «Ты что, боишься, что он выскочит из коробки?» – издевалась она над собой, дрожащей рукой приподнимая крышку. В коробке оказалась шаль, и Люси вздохнула с облегчением. Он просто вернул ей шаль, хотя и в несколько странной манере.

Однако, присмотревшись, она поняла, что это не та шаль, которую она носила уже несколько лет. Перед ней было настоящее произведение искусства из тяжелого переливающегося шелка.

Люси провела рукой по прохладной гладкой ткани и по толстой шелковистой бахроме. Потрясающий платок, и стоит, наверное, целое состояние. А цвет! Темно-зеленый с синим отливом, кое-где поблескивают золотые и серебряные нити. Загляденье!

Люси не могла удержаться и вытащила шаль из коробки. Записки не было, но она не сомневалась, что платок от Айвэна. От кого же еще?

Люси вздохнула и приложила мягкую ткань к щеке. Зачем он это сделал? Неужели он не понимает, что незамужняя женщина не должна принимать подобные подарки от мужчины? И как этот подарок вернуть? Отправить через прислугу – значит сообщить всем о том, что между ними произошло. Вернуть же шаль лично слишком опасно: меньше всего ей сейчас хотелось приближаться к Айвэну Торнтону.

Что же делать?

Люси машинально накинула шаль на плечи и посмотрела на себя в стоявшее в углу зеркало. На этом фоне волосы ее казались золотистыми, а глаза блестели густым зеленым цветом. Что ж, лорду Уэсткотту нельзя отказать в изысканном вкусе. И когда только он успел выбрать такую шаль?

А впрочем, какая разница? Ее должен интересовать единственный вопрос – зачем? Почему он просто не вернул ей старую шаль? Да и зачем вообще он ее забрал?

Извращенец какой-то!

Люси сдернула шаль с плеч и бросила на кровать. Все-таки надо ее вернуть. Пусть он знает, что она не такая, как другие его женщины. Она ему не какая-то девчонка, на которую легко произвести впечатление. Она не позволит Айвэну с собой играть!

К тому же хорошо бы как-то ему намекнуть, что он сам – игрушка в руках собственной бабки. Пусть как следует разозлится. Правда, и леди Уэсткотт тоже будет в ярости – а это поставит под удар положение Люси. И ради чего? Ради сомнительного удовольствия видеть Айвэна Торнтона в разъяренном состоянии?

Покусывая губку, Люси смотрела на шаль. Надо где-то ее спрятать, пока не вернет. Не дай бог кто-нибудь из прислуги увидит коробку – сразу начнутся пересуды. «И сегодня я об Айвэне Торнтоне больше думать не буду», – поклялась она себе, надевая зеленый жакет и соломенную шляпку и завязывая тесемки под подбородком. Она слишком долго ждала встречи с сэром Джеймсом и не позволит заносчивому цыгану портить ей такой день!

Покопавшись в шляпных коробках, Люси извлекла пачку писем, полученных от сэра Джеймса. Сейчас она отправится на Беркли-сквер, найдет свободную скамейку и перечитает все письма своего кумира. И поразмышляет о том, зачем она в Лондоне. А графу Уэсткотту она будет отныне уделять ровно столько внимания, сколько заслуживает этот обворожительный повеса и поднаторевший в своем призвании сердцеед. Она поступит так, как должна поступать с подобного рода мужчинами всякая воспитанная девушка. Отвечать на его заигрывания – значит выставить себя полной дурой. А дурой Люси себя не считала.

Айвэн стоял у окна своей спальни и наблюдал за мисс Драйсдейл. Вот она прошла по улице и свернула в сквер. Шали на ней не было. В общем, он и не надеялся, хотя любая другая не преминула бы накинуть ее на плечи. Любая другая тут же побежала бы хвастаться перед знакомыми и позаботилась бы о том, чтобы все знали, чей это подарок.

Любая другая, только не мисс Люси Драйсдейл!

Не мисс Люси Драйсдейл, которая не умеет просто прогуливаться, а обязательно целенаправленно бежит по улице. Которая одевается, как синий чулок, но целуется, как куртизанка. Которая запросто может стать царицей бала, но предпочитает бежать на какую-то дурацкую лекцию…

Айвэн опустил занавеску и нахмурился. Он вдруг почувствовал, что плоть его напряглась, и очень удивился. Надо же! Оказывается, ему достаточно взглянуть на эту девчонку на улице, чтобы возбудиться! Эта мисс Драйсдейл, синий чулок, разжигает в нем желание, словно он какой-то безусый мальчишка!

– Ванна готова, – сообщил слуга.

– Спасибо. Можешь идти, – сказал Айвэн, не поворачиваясь.

Не хватало только, чтобы его видели в таком состоянии. Хотя, конечно, слуге и в голову не придет, кто довел его до такого возбуждения. И все-таки лучше не афишировать.

Жаль только, что Люси его не видит…

Защелка на двери звякнула, и Айвэн облегченно вздохнул. Чертова девка!

Он сдернул с себя халат, ступил в ванну и сел в горячую воду. Она была такая горячая, что обжигала, но напряжение его не спадало. Надо было попросить сделать холодную ванну – это бы его точно отвлекло от похотливых мыслей. Все-таки поразительно: за те дни, что он кутил с Эллиотом, он ни разу не испытал подобного возбуждения. А тут – на тебе! И все из-за женщины, на которую он всего лишь смотрел из окна! Из-за женщины, которую общество ни за что не сочтет подходящей парой для богатого молодого лорда, из-за простой наставницы…

Однако из всех женщин, которых Айвэн знал в Лондоне, она, пожалуй, была самой интересной. И если бы он думал о женитьбе, то, наверное, выбрал бы именно ее…

Но он о женитьбе, слава богу, не помышляет. Ни на ней, ни на ком бы то ни было. Ему нужна просто женщина, с которой приятно делить постель.

Айвэн закрыл глаза, откинул голову на борт ванны и представил себе, как нежные ручки Люси втирают в него сейчас мыло. Вот ее рука скользит по его груди, опускается ниже, касается его напряженной плоти… Он представлял Люси в наброшенной на обнаженное тело шали, которую сегодня ей послал: распущенные волосы спадают на плечи, а тяжелая шаль не скрывает длинных белых ног…

Айвэн застонал и решил, что с этим нужно срочно что-то делать. Затянувшееся ухаживание все только усугубит. Надо совратить эту упрямицу и покончить с таким нелепым положением. Как только она сдастся, он освободится от нее.

Айвэн медленно вдохнул и выдохнул. Пора собираться. Не сидеть же здесь весь день.

Пора прогуляться по Беркли-сквер.

«…Мозг детей как губка впитывает все уроки, которые намеренно или нет преподносит им жизнь. Они учат алфавит, но одновременно познают, сколько надо плакать, чтобы привлечь внимание родителей. Они учатся делать сложные математические вычисления, а одновременно и льстить, и угрожать, чтобы заставить окружающих их людей делать то, что им нужно. Короче говоря, воспитание ребенка – это понятие намного более широкое, нежели простое посещение классной комнаты».

Люси рассеянно смотрела в листок бумаги. Что он там пишет о математических вычислениях? Она перечитала фразу, пытаясь вникнуть в ее смысл, но это ей не удалось. Странно, она никак не может сосредоточиться на письмах сэра Джеймса. Как ни старается она думать о нем, мысли ее витают совсем в другом месте…

Приходилось признать, что думает она исключительно об Айвэне Торнтоне, который не оставлял ее в покое даже в мыслях и окончательно замучил!

Люси вздохнула и подвинулась. Прямо напротив, через дорожку, роскошной розово-белой пеленой цвели рододендроны. Высокие липы, обрамлявшие дорожку, шелестели ярко-зелеными молодыми листьями. Нахальные воробьи ссорились в ветвях дуба; рядом пробежала белка, на мгновение с надеждой задержавшись около нее.

Но Люси не могла думать ни о белках, ни о птицах, ни о цветах, ни о деревьях. Мыслями ее полностью владел Айвэн Торнтон.

«Нельзя позволять ему так бесцеремонно вторгаться в твои мысли. Где твоя логика? Где твое самообладание? – ругала себя она. – Почему в его присутствии ты ведешь себя как полная дура?»

В конце концов Люси решила, что логика – ее главное оружие. Нельзя поддаваться эмоциям. Надо постоянно напоминать себе, почему Айвэн ей не пара, равно как и любой порядочной девушке.

Он неискренен – и это самое главное. Он ведет себя вызывающе. Начиная с дурацкой сережки в ухе и кончая шалью, которую он ей так бесцеремонно прислал. Он слишком богат и слишком привлекателен, а она таких не любит. И полон злости на весь мир, как будто кто-то виноват в его безрадостном прошлом…

До сих пор все шло хорошо: Люси очень убедительно рисовала его отталкивающий портрет. Но как только она дошла до злости… У него и вправду было очень безрадостное и очень одинокое детство.

А в таборе разве слаще?

Люси смотрела на рододендроны через дорожку, но не видела их. Раньше она как-то не задумывалась о том, как живут цыгане, особенно цыганята. Но, вероятно, цыгане любят своих детей ничуть не меньше, чем самые примерные британские граждане. А ведь в воспитании ребенка самое главное – не условия, в которых он растет, а любовь со стороны воспитателей. Язык, одежда, культура и даже религия ничто по сравнению с любовью к ребенку. Но если Айвэн познал материнскую любовь в раннем детстве, то каково же ему было в последующие годы?

– Чего бы я только ни дал, чтобы проникнуть в мысли, которые заставляют тебя так хмуриться!

Люси вздрогнула и, подняв глаза, увидела перед собой высокого мужчину. Айвэн! Она тут же покраснела и страшно разозлилась. Ну почему она все время при нем краснеет? Раньше с ней такого не было. И что он здесь делает?

– О чем же ты думаешь? – продолжал Айвэн, не получив ответа, – она лишь глупо смотрела на него. – Смею ли я надеяться, что эти мысли обо мне?

– Разумеется, нет! – Люси наконец удалось взять себя в руки. – Вы опять преследуете меня?

Айвэн с улыбкой смотрел на нее сверху вниз. В темно-синем костюме, в сорочке в тонкую полоску и небрежно повязанном галстуке, он выглядел умопомрачительно.

– Ничего подобного, просто, как и ты, я не очень люблю спать. И, как и ты, считаю прогулку по парку хорошим началом дня.

– Я пришла сюда, чтобы побыть в одиночестве, – с нажимом произнесла Люси, но Айвэн сделал вид, что не понял намека.

– И перечитать старые письма, если не ошибаюсь? – Он указал на пачку писем. – Любовные?

– Вообще-то вас это не касается, – отрезала Люси, небрежно пряча письма в ридикюль.

Однако Айвэн, как ни странно, воспринял ее жест как приглашение и сел рядом. Причем так близко, что мысли ее опять начали путаться.

Люси попыталась было подняться, но он взял ее за руку. Нельзя сказать, чтобы он сжимал ее руку сильно или больно, но твердо. Она медленно подняла глаза и посмотрела ему в лицо.

– Вы не имеете права обращаться со мной так бесцеремонно. Я не позволю!

– А как ты хочешь, чтобы я с тобой обращался? – ухмыльнулся он.

– Для начала я намерена вернуть вам шаль, которую вы, очевидно, случайно забыли у меня в комнате.

– У тебя в комнате кто-то забыл шаль? – воскликнул он с таким невинным выражением лица, что она едва ему не поверила.

– Не дразните меня! Я хочу вернуть вам шаль и надеюсь, вы отдадите мне мою. – Люси попыталась высвободить руку, но безуспешно. – Пустите же меня, лорд Уэсткотт! – потребовала она, стараясь не показать своего смущения.

– Почему ты не хочешь называть меня Айвэн?

– Потому что не вижу для этого оснований!

Она вновь попыталась высвободить руку, но Айвэн только усмехнулся.

– Не помню, говорил ли я тебе это вчера, но ты прекрасно танцуешь.

– Вы пришли, чтобы сказать об этом?

– И целуешься ты потрясающе. Не хуже, чем танцуешь.

Люси понимала, что надо бы дать ему пощечину за столь наглое поведение, как она уже однажды сделала. Но сейчас она была настолько взволнована его присутствием, что не могла пошевелиться и думала только о том, чтобы он не услышал, как бьется ее сердце.

– Прошу вас, пустите, – вновь попросила она.

– А ты будешь называть меня Айвэном?

Люси отвернулась, сжав зубы. Иногда лучше сдаться без боя. Вывод, несомненно, правильный, жаль только, что к нему ее привела не логика, а паника.

– Пусти, Айвэн, – пробормотала она, глядя куда-то мимо него.

– А «пожалуйста»? – прошептал он ей на ухо.

Она резко обернулась. Взгляды их пересеклись: испуганный Люси и насмешливый Айвэна.

– Пожалуйста, – выдохнула она.

Однако Айвэн все не отпускал ее, и ей вдруг показалось, что сейчас он ее поцелует. Прямо здесь! Среди бела дня! Посреди Беркли-сквер.

Но самое ужасное – когда рука его наконец соскользнула с ее запястья, она едва не потянулась за ней… Вместо этого Люси дала волю своему гневу и, вскочив на ноги, резко заговорила, прячась за яростью, как за щитом:

– Я буду вам очень благодарна, если вы оставите меня в покое. Нам не о чем беседовать, лорд Уэсткотт. У нас с вами нет никаких точек соприкосновения!

Айвэн небрежно откинулся на спинку скамейки.

– Беседовать? Интересное слово. А мне безумно хочется именно этого – побеседовать с тобой наедине, Люси.

Глаза ее сузились, она с трудом удержалась, чтобы не стукнуть его ридикюлем по голове.

– А вы когда-нибудь размышляли над тем, куда вас может завести подобное поведение, лорд Уэсткотт? Я подозреваю, что нет. Допустим на мгновение, что я позволила вам называть себя по имени и сама стала называть вас по имени…

– А тебе так трудно назвать меня по имени? – Он усмехнулся, и ярость Люси утроилась.

– Предположим, я назвала вас «Айвэн», – продолжала она язвительно. – Я даже могу позволить вам держать себя за руку на этой скамейке в парке. Я даже могу подтолкнуть вас к поцелую, вместо того чтобы дожидаться, когда это сделаете вы.

В глазах Айвэна мелькнуло удивление. Он выпрямился, внимательно глядя на нее, и Люси возликовала. Она все-таки заставила его себя слушать!

– Но, принимая во внимание, что вы принадлежите к тому типу мужчин, которые тут же бросают женщину, едва заинтересуют ее, мне следует принять меры предосторожности. Вас нужно всякий раз отталкивать, а потом опять заманивать, чтобы вы вновь начали за мной ухаживать.

– Потрясающая игра, дорогая Люси! А скажи, в конце концов я тебя завоюю?

– Ну разумеется, милорд. Конечно, завоюете. Но только в присутствии множества людей. Какой женщине смысл играть в такие игры, если они не заканчиваются удачным замужеством? – закончила она с торжествующей улыбкой.

Ее удар попал в цель – Люси поняла это по блеску его глаз. Но надо отдать ему должное, лицо его не дрогнуло. – Можешь мне поверить, Люси, что, если я надумаю тебя соблазнить, я выберу для этого такое место, где нас никто не побеспокоит.

– А если я надумаю соблазнить вас, – парировала она, – то сделаю это там, где смогу извлечь как можно больше пользы для себя.

Айвэн медленно провел глазами по ее груди, а затем задержал взгляд на губах.

– Ты соблазняешь меня прямо здесь, – протянул он с явным намерением ее разозлить – и ему это почти удалось.

– Здесь слишком мало свидетелей, – колко заметила Люси и чопорно поджала губы. – Всего хорошего, лорд Уэсткотт. Можете меня не провожать. Я в состоянии найти обратную дорогу сама.

Она гордо повернулась и пошла, чувствуя на себе его взгляд, словно он прикасался пальцами к ее обнаженной разгоряченной плоти. Внутри у нее бушевал яростный огонь. Огонь желания. Люси сразу его узнала, хотя загорелся он в ней впервые.

Пропади ты пропадом, проклятый цыган! Если бы она и вправду его интересовала, это еще куда ни шло. Но он явно ухаживал за ней от скуки, и это ее бесило.

Ничего, успокаивала себя Люси, выходя из парка и направляясь прямиком домой, для соблазна нужны двое, а она будет настороже. Айвэн вовсе не заинтересован в том, чтобы о его ухаживаниях кто-то узнал. Следовательно, пока она будет ему об этом напоминать, она в безопасности.

По крайней мере, Люси на это очень надеялась.

Айвэн знал, что улыбается, что все его мысли написаны сейчас у него на лице. Но впервые в жизни ему было на это наплевать.

К своему удивлению, он вдруг понял, что мисс Драйсдейл оказалась самой интересной и загадочной из всех женщин, встретившихся ему в жизни. Если бы кто-то из знакомых осмелился рассказать ему о том, как женщина будет соблазнять его, поддаваясь и отдаляясь, как будет провоцировать его на поцелуй, это бы его позабавило, а может, и возбудило. Во всяком случае, Айвэн не усомнился бы, что победителем из этой игры рано или поздно выйдет он.

Однако с Люси исход был далеко не столь предсказуем…

«Нет, – поправил он себя. – Исход ясен». Они кончат тем, что доставят друг другу полное удовлетворение, – в этом он ничуть не сомневался. Но когда это произойдет и какие еще усилия ему придется для этого предпринимать, он сказать не мог.

– Черт побери! – воскликнул Айвэн, вдруг сообразив, что упрямая мисс Драйсдейл вновь возбудила его. Она сопротивлялась, и это действовало на него сильнее, чем кокетливые взгляды и идиотские намеки, которые он слышал в последние несколько месяцев.

Айвэн заерзал на скамейке, усаживаясь так, чтобы не выдать своего состояния. Нужно было срочно отвлечься, и он принялся разглядывать редких прохожих, гуляющих в сквере. Тут были две матроны, увлеченно делившиеся последними сплетнями; гувернантка с маленьким мальчиком и собачкой; садовник, подправлявший и без того безукоризненную зеленую ограду.

Взгляд Айвэна вернулся к светловолосому мальчику в рубашечке с высоким воротничком. Он играл с собачонкой, которая яростно вырывала у него из рук палку, а гувернантка всячески мешала им веселиться.

– Ты запачкаешь перчатки! – шипела она. – Не позволяй ему на тебя прыгать! Будешь себя так вести, мы сейчас же вернемся домой! – грозила она.

Мальчик остановился и дождался сварливую гувернантку. Она тут же вырвала у него из рук палку, переломила ее об колено и швырнула подальше в рододендроны. Собака, как и следовало ожидать, тут же бросилась в кусты за палкой. А гувернантка схватила мальчика за плечи и хорошенько его встряхнула.

– Мы немедленно возвращаемся!

– Я еще хочу погулять, – хныкал мальчик.

– Тогда веди себя прилично. Я не шучу, Джон! Если ты не будешь вести себя как джентльмен…

Настроение у Айвэна тут же испортилось. А чем он, в сущности, отличается от этого мальчика, которого тащит за собой гувернантка? Он тоже лишен свободы, ему тоже ее не хватает… Нет, будь у него дети, он позволил бы им бегать на свободе и делать что угодно. Он ни за что не стал бы напяливать на них перчатки, и, прежде чем заставлять их заучивать имена правителей Англии, заставил бы их выучить названия деревьев в лесу.

Только ему дети ни к чему.

Он резко поднялся и пошел в противоположную от Джона, гувернантки и собаки сторону. Если у мальчика есть характер, то он воспротивится гувернантке, а со времененм – и светским условностям. Если же нет, то произведет на свет целую кучу бесхребетных созданий вроде него самого. И так до скончания веков.

Слава богу, Айвэн слишком умен, чтобы бросаться в этот омут с головой. Пока же надо как-то убить день и куда-то выплеснуть свою энергию. И раз уж этого не удалось сделать с колючей мисс Люси Драйсдейл, то он, пожалуй, направит свои стопы на Пэлл-Мэлл, к более сговорчивым женщинам.

«Но ты уже пытался, – напомнил он себе, – и нельзя сказать, что тебе это очень понравилось. Давай-ка лучше в атлетический клуб на Мэйфер. Там тебе найдется партнер по рингу на три раунда».

Чтобы добиться успеха у упрямой мисс Драйсдейл, надо искать выход своей энергии где-нибудь в другом месте, а для этого лучше всего подойдет ринг, где без шляпы лорда никто и не узнает.