Опасный маскарад

6

На следующее утро Дессу разбудил мерный гул церковного колокола. Проснувшись, она не сразу поняла, где находится, но вершины далеких гор, маячащие в квадрате открытого окна, сразу напомнили ей об этом. Прошлым вечером девушка не стала опускать шторы и теперь лежала, наслаждаясь бездонной голубизной неба и ярким солнечным светом. День начинался хорошо.

Похороны остались позади, и это вызывало в ней чувство облегчения. Возможно, люди и специально придумали такую долгую и пышную церемонию погребения, чтобы потом вздохнуть свободнее, не стыдясь этого. Установленный ритуал очищал душу и сердце, позволял достойно, как и полагается цивилизованному человеку, разделить свое горе с другими, но чтобы завершить все предписываемые им формальности, Дессе надо было появиться в церкви.

Наспех ополоснувшись, она задумчиво посмотрела на свое траурное платье. Для посещения церкви оно подходило как нельзя лучше. Другое дело – то, что обычно носят под ним. Десса с трудом заставила себя смириться с пошлым шелковым нижним бельем, но решительно отложила в сторону черный надушенный корсет, сплошь состоящий из кружев и ленточек. Надеть такое в церковь она никак не могла, даже зная, что его там все равно никто не увидит.

Вчера, когда Роуз помогала ей одеться к похоронам, Десса была не в том состоянии, чтобы придирчиво изучать каждую деталь туалета и тем более спорить. Но сегодня она снова стала самой собой. Сегодня она ни за что не наденет этот позорный корсет, принадлежавший ранее одной из «девочек» Роуз, быть может, даже той самой Вирджи, к которой так спешил тогда Бен Пул. Неужели Бену могут нравиться женщины, носящие такие корсеты?

Долго раздумывать времени не было: она могла опоздать к службе. Девушка быстро причесалась, влезла в черное платье, отыскала одолженные у кого-то туфли и черную шляпку и выскользнула из комнаты.

Мама вряд ли одобрила бы ее вид: волосы толком не уложены, платье недостаточно отглажено… Да и врываться в церковь после начала службы не принято… При мысли о родителях к глазам Дессы вновь подступили слезы, но она решительно вскинула голову, не поддаваясь им. Сегодня был первый день ее новой жизни, и начинать его с рыданий ей совершенно не хотелось.

На лестничной площадке девушка на мгновение остановилась, а потом стала осторожно спускаться, придерживая одной рукой шляпку, другой – подол длинного платья и внимательно глядя под ноги. Но не прошла она и десятка ступенек, как кто-то едва не сбил ее с ног.

– Ох, простите, мэм! – произнес знакомый голос.

Десса подняла глаза и увидела Бена Пула.

– Опять спешите к какой-нибудь сговорчивой красотке, мистер Пул? – ледяным тоном осведомилась Десса и тут же пожалела о сказанном: ведь он мог подумать, что это ее хоть капельку волнует.

– Ну что вы, мэм, – ответил Бен, галантно снимая шляпу и отвешивая театральный поклон, – красивее вас здесь я никого не знаю.

Криво улыбнувшись, он продолжил свой путь, а Десса так и застыла на месте. В его словах она почувствовала вызов и явную двусмысленность. Уж не хотел ли он сказать, что здесь она ничем не отличается от других? Девушка в гневе сжала кулачки и резко обернулась. Весело насвистывая, Бен быстро пересек галерею и скрылся за одной из дверей.

Войдя в комнату Мэгги и сделав своей подружке знак молчать, Бен сквозь щелку приоткрытой двери наблюдал, как Десса борется с желанием догнать его и сказать все, что она о нем думает. Это продолжалось несколько секунд, затем девушка решительно повернулась, быстро сбежала по лестнице и исчезла за дверью салуна.

Он благодарно улыбнулся Мэгги, получил в ответ понимающий кивок и снова вышел на галерею. Правильно ли он поступил, щелкнув Дессу по носу? Да и поняла ли она его намек или приняла все за чистую монету? Нет, наверняка поняла, иначе чем объяснить ее гневную реакцию? Бен довольно улыбнулся. Пусть он не может заставить ее относиться к нему как к равному, но и забыть о себе тоже не даст. Чем чаще он будет попадаться ей на глаза, тем лучше, а там кто знает, вдруг… И все же она была чертовски хороша в своем строгом черном платье! А эти волосы, а этот надменно вздернутый подбородок, а холодный блеск в глазах! Нет, он решительно не солгал ей, когда заявил, что не встречал никого красивее… хотя и вкладывал тогда в свои слова совсем другой смысл.

Бен постучал в дверь Роуз и, получив разрешение, вошел.

– Куда это она упорхнула в такую рань? – поинтересовался он прямо с порога.

– Спасибо, Бен, тебя тоже с добрым утром, – насмешливо улыбнулась Роуз.

– Ой, прости… Доброе утро.

Она кивком указала ему на столик у залитого солнцем окна:

– Позавтракаешь со мной?

Бен недоуменно уставился на тарелку с крошечными печеньицами, рядом с которой стояла расписанная розами фарфоровая чашка с дымящимся чаем.

– И это ты называешь завтраком? Что ж… Кстати, как ты думаешь, она пошла в церковь? – Он с опаской опустился на изящный стул с гнутыми ножками и отправил в рот целую пригоршню печенья.

– Ох, Бен, Бен… Твои манеры меня просто ужасают, хотя, возможно, в этом есть и моя вина.

– С моими манерами все в порядке, просто, как я заметил, их никогда не хватает на двоих. Если ты настроилась меня воспитывать, то я лучше отправлюсь в соседний бар и закажу там себе хороший завтрак с яйцами, картошкой, ветчиной, бобами, зеленью, пивом и…

– Давай, давай, проваливай! Там так кормят, что ты уже через пару часов поплатишься за свою глупость.

– Вот в этом ты права, – с улыбкой кивнул Бен. – Ну ладно, поговорим о ком-нибудь другом. Например, о нашей общей знакомой. Как ее дела?

Роуз от души расхохоталась:

– Слушай Бен, если бы я не знала тебя так хорошо, я бы подумала, что ты по уши влюблен. Мне казалось, что тебе нет никакого дела до Дессы Фоллон, но всякий раз, как ты появляешься здесь, а это теперь происходит на удивление часто, ты говоришь только о ней… когда не голоден, конечно. Что с тобой творится?

– Черт возьми, Рози, я и сам не знаю. Когда я вижу ее на улице, то понимаю, что мне лучше перейти на другую сторону, а вместо этого пру, как бык, прямо на нее лишь затем, чтобы она меня заметила. Выслушиваю очередную порцию гадостей и ухожу злой, но довольный: я говорил с ней! Я отлично понимаю, что веду себя как последний дурак, а поделать с собой ничего не могу. Наваждение какое-то! Знаешь, Рози, я еще не встречал такой красавицы.

– Глупости, Бен, здесь ты повидал немало красоток, да и не только здесь, уж я-то знаю. Тут дело в чем-то другом.

– Не спорю, Роуз, но в чем? Она ведь даже не смотрит в мою сторону, и в этом нет ничего странного. В самом деле, кто я и кто она? Тут и говорить-то не о чем. Грязная, исцарапанная, с опухшими от слез глазами, она все равно прекрасна, как целое поле цветов на рассвете. Ох, Рози, эта девочка крепко запала мне в душу еще тогда, когда я нес ее ночью на руках к нашей с Вилли хибаре… Она словно околдовала меня, и я был бы рад услышать от тебя дельный совет. Как избавиться от этого наваждения? Я думал даже уехать отсюда и никогда не возвращаться, но не могу, меня слишком многое связывает с нашим городком. Остается надеяться, что уедет она, и жизнь вернется в прежнее русло. Но она, похоже, и не думает уезжать! Что скажешь, Рози? Как мне быть?

– Скажу, что ты и вправду влюблен до беспамятства. А коли так, то самое лучшее – это выяснить все раз и навсегда. Пойди к ней и поговори начистоту.

– Да ты что? – опешил Бен. – Она же просто выкинет меня в окно!

– Ну, это ей вряд ли удастся, – усмехнулась Роуз. – Главное – не будь многословен. Сразу объясни ей что к чему, и по ее реакции поймешь, каковы твои шансы. Если получишь от ворот поворот, то постараешься ее забыть. Но знаешь, мне почему-то кажется, что ты его не получишь. Видишь ли, Бен, она – капризный, избалованный ребенок, выброшенный судьбой в жестокую взрослую жизнь. Ее вины тут нет, это результат чрезмерной опеки богатеньких родителей. Но в ней чувствуется характер, и она сможет побороть себя, надо только… как бы это сказать?.. вдохновить ее.

– Ты всерьез полагаешь, что я могу кого-то вдохновить? Черт возьми, Рози, ты обо мне слишком высокого мнения.

Взгляд Роуз посерьезнел. Ей вспомнился оборванный босоногий мальчишка, возникший в один прекрасный день у нее на пороге; под мышкой он держал свою дырявую пыльную шляпу, а в руках – сверток, который ему поручил передать Рэми из «Хромого мула».

С тех пор Бен сильно вырос, набрался сил, из его глаз исчезла невысказанная тоска бездомного побирушки, видевшего немало смертей и чудом уцелевшего. Теперь она любила его как сына и жалела только об одном: что ей не удалось научить его не относиться слишком уж серьезно к жизни и к себе самому. Ничего не скажешь, тот случай с мужем Сэры обернулся подлинной трагедией и стал для Бена проклятием, кошмаром всей его жизни. До недавнего времени Роуз казалось, что Бен никогда не сумеет от него избавиться, но сейчас, когда он так неожиданно и страстно увлекся Дессой Фоллон, у него появился шанс. Сама того не зная, Десса могла помочь ему обрести вкус к жизни.

Судьба дает человеку не так много возможностей изменить свою жизнь, и горе тому, кто по лени или глупости все их упустит. Он останется ни с чем: что было, то сплыло. Так всегда: кто-то жарит мясо, кто-то его ест, а кому-то достается только запах. А одним запахом сыт не будешь.

– Если бы ты только знал, Бен, – негромко сказала она, – каким вдохновением ты был все эти годы для одной знакомой тебе старухи.

Бен так и подскочил на стуле:

– Кого это ты назвала старухой, уж не себя ли?! Не гневи бога, Рози! – Он встал, подошел к ней, поцеловал ее в напудренную щеку и шепнул: – Старушка моя, я очень тебя люблю!

С этими словами Бен быстро покинул комнату, захлопнув за собой дверь. От резкого звука Роуз испуганно моргнула и только тут поняла, что у нее в глазах стоят слезы.

Десса вышла из салуна, гадая, к кому вошел Бен. Неужели снова к этой Вирджи? Что он в ней нашел? Она почувствовала, что в ней поднимается глухое раздражение. Но почему? Какое ей дело до того, с кем проводит время Бен? Он неотесанный мужлан без будущего. Его вполне могут застрелить однажды темной ночью в горах во время очередного перегона очередной повозки, и никто не узнает об этом по меньшей мере несколько дней. Как ужасно не иметь семьи! Но нет, надо быть осторожнее: если она начнет жалеть его, куда ее это может завести?

И тут ей впервые пришло в голову, что теперь она такая же перекати-поле, как и он. У них даже много общего: оба – бездомные сироты с неустроенной жизнью, не знающие, что с ними может случиться завтра.

«Ох, Десса, иди лучше куда шла, а то не успеешь и к последней литургии. И прекрати думать об этом лоботрясе, который не снимает шляпу, входя в помещение, а возможно, и рыгает за столом».

Она представила себе уютную домашнюю сцену: они с Беном сидят за накрытым столом друг напротив друга. Он с улыбкой протягивает ей соль, она улыбается в ответ и тонет в бездонной голубизне его глаз.

«Прекрати это, Десса! Прекрати немедленно!»

Внутренний голос заставил ее встряхнуться, и она сосредоточилась на дороге. Церковь находилась недалеко от того места, где они с Беном и Вилли въехали в город несколько дней назад. В этот ранний час на улицах было безлюдно, ей попались только пьяный седоусый старик, мирно спавший у обочины, и дородный бородатый джентльмен с тростью, который коснулся шляпы в знак приветствия и молча проплыл мимо.

Подобрав юбки, Десса перепрыгнула через канаву, пересекла подворье какого-то склада, свернула за угол и оказалась прямо перед скромным деревянным строением с небольшой колокольней. Двустворчатая дверь была распахнута настежь, из царившего внутри полумрака доносилось негромкое пение. Похоже, жители городка были достаточно тверды в вере, раз не поленились встать в такую рань, чтобы прийти в церковь. Девушка проскользнула на заднюю скамью как раз в тот момент, когда пение открывающего каждую службу всеобщего псалма смолкло и люди закашлялись и завозились на своих местах.

Она огляделась по сторонам. Стены, обшитые свежестругаными досками, еще сохранившими запах дерева, керосиновые лампы, грубо сколоченные длинные скамьи без спинок, узкая ковровая дорожка, ведущая к алтарю. Слева от алтаря орган, а справа – крупная надпись: «Славьте Господа нашего в царствии Его, и жить станете в мире».

Мир. Как это замечательно!

Десса глубоко вздохнула и действительно почувствовала в душе некоторое умиротворение.

Проповедник занял свое место, и все подались вперед, готовые внимать его словам. В этот момент Десса услышала над самым своим ухом шепот:

– Простите, это место свободно?

Дыхание говорившего коснулось ее щеки, она быстро вскинула глаза… и увидела прямо перед собой гладко выбритое лицо Бена Пула, на котором застыло вопросительное выражение. Какое-то мгновение они молча смотрели друг на друга, затем Десса чуть отодвинулась назад, пропуская его.

«Интересно, – мелькнуло у нее в голове, – почему он не носит бороду или усы, как все прочие мужчины в этом городе?» Раньше она считала Бена своим ровесником, но теперь, увидев его лицо совсем близко, заметила тонкие морщинки вокруг глаз и еле различимые складки, пролегшие от красиво очерченных ноздрей к уголкам полных губ. Губы эти тем временем сложились в несколько натянутую улыбку, и снова послышался шепот:

– Так я могу сесть?

Сидевшая перед Дессой женщина обернулась и бросила на них быстрый возмущенный взгляд.

– Садитесь, – вздохнула девушка, – и ведите себя тихо.

Он опустился рядом с ней, закинул ногу на ногу и нахлобучил на колено шляпу. В следующее мгновение его губы чуть коснулись ее уха:

– Обещаю, мэм, и спасибо, что подсказали, как мне следует себя вести.

Десса с трудом выдавила улыбку.

У Бена голова шла кругом. Господи, что он тут делает? Да, он решил как можно чаще попадаться ей на глаза, но не посмел признаться в этом даже Роуз. Почему? Что его остановило? Быть может, старый добрый здравый смысл, говоривший… нет, оравший, что ему следует держаться как можно дальше от Дессы Фоллон, бежать от нее, как может бежать только облитый с головы до ног керосином человек, за которым гонится толпа со спичками. И что же он сделал вместо этого? Пришел сюда разыгрывать из себя паиньку, унижаться, заискивать, и ради чего? Чтобы она хоть раз посмотрела на него ласково. Больше всего он напоминал сам себе кота, который особенно настырно лезет к тем, кто не хочет его приласкать.

Впрочем, Рози права: к чему вечно разрываться между разумом и сердцем? Выяснить все напрямик – и дело с концом. Роуз никогда не давала плохих советов, многие приходили к ней за помощью, и никто еще не пожалел об этом.

Но как, черт возьми, это сделать? Он никогда еще не ухаживал за женщинами, особенно за такими. Как бы не оттолкнуть ее случайным словом или жестом. Как дать понять, что он не идет напролом ради пары минут блаженства, а что просто не может больше жить без нее? Как заставить ее лучистые зеленые глаза вспыхнуть не ненавистью, а любовью?..

Никогда еще Десса не чувствовала так остро, что сидит рядом с мужчиной. Это выражалось во всем: в странном, дразнящем аромате, сочетавшем запахи мыла для бритья, кожаной упряжи и другие, названия которым она не знала, в особом, чувственном тепле его тела, в самой его могучей фигуре, дышащей силой… И никогда еще она не испытывала такой необычной дрожи во всем теле, приятно отдававшейся в висках, пальцах и спине; в ней было что-то сладостное, манящее, обещающее…

Десса так и не услышала ни слова из всей вдохновенной проповеди преподобного Блейра. Когда в завершение службы прихожане дружно спели соответствующий псалом, Бен встал, пропустил ее в проход перед собой и пошел рядом, поддерживая под локоть, словно они были женаты или, как минимум, помолвлены.

После полумрака церкви ясный солнечный день казался особенно радостным. Бен не торопился отпускать ее локоть, и Десса удивленно посмотрела на него, но ничего не сказала. Они стояли, не замечая никого вокруг, глядя друг другу в глаза, проникая все глубже и глубже в душу друг друга… Очарование момента было нарушено появлением нескольких молодых супружеских пар: женщины, которых Десса видела мельком на похоронах, подходили к ней, чтобы представить своих мужей. Снова зазвучали сочувственные фразы, соболезнования по поводу безвременной кончины ее родителей. С Беном все держались дружески: по всему было видно, что здесь его любят.

День действительно выдался чудесный. Со стороны далеких гор веял прохладный ветерок, отчего ставшая уже привычной жара переносилась гораздо легче. Вдыхая полной грудью напоенный ароматом солнца и цветущих трав воздух, Десса чувствовала неизъяснимое блаженство. Настроение природы передалось и ей, на душе стало легко и весело.

Бен с мягкой улыбкой следил за выражением ее лица и, выбрав подходящий момент, негромко сказал:

– Жаль тратить такой восхитительный день впустую. Вы ездите верхом?

– Да, конечно, но…

– У Роуз есть пара отличных гнедых лошадок. Чтобы они не застоялись, я каждое воскресенье их выезжаю. Хотите со мной?

Взгляд Дессы мечтательно обратился к сверкающим заснеженным вершинам. Вот она едет рядом с ним через цветущие луга, ветер развевает ее волосы…

– У меня нет платья для верховой езды.

– А если бы было?

Она посмотрела прямо в его голубые глаза, сияющие тем же светом, что и небо у них над головами, и кивнула. Да, она хотела поехать с ним. Очень хотела. И сегодня ее не пугала, а радовала собственная смелость, с которой она это признала.

Меньше чем через час они уже выехали из города и направились в сторону Бут-Хилл. На Дессе была взятая напрокат амазонка; Роуз одолжила ей свое дамское седло, и девушка чувствовала себя в нем вполне комфортно.

Проезжая мимо кладбища, Десса бросила быстрый взгляд на холмик свеженасыпанной земли, под которым покоились ее родители, и тут же отвела глаза.

Когда они развернули лошадей и поехали прямо на ослепительно сверкающее в небе солнце, молчавший до сих пор Бен сказал:

– Вы всегда будете тосковать по ним. Такое не проходит и не забывается. И это только справедливо, потому что они дали вам жизнь и… любили вас.

Десса с благодарностью посмотрела на него. Ветер трепал его волосы, сдувая их назад с бронзового от загара лба.

Почувствовав, что на него смотрят, Бен быстро обернулся, и их взгляды встретились. Десса тут же отвела глаза и покраснела, словно ее поймали на чем-то предосудительном. На чем? Она и сама не знала, но ей не давало покоя странное ощущение: чем больше она думала о Бене, чем больше вглядывалась в него, тем чаще ей казалось, что он не так примитивен, как она решила поначалу. А это, в свою очередь, вызывало новые вопросы и заставляло искать на них ответы: то есть снова думать о нем… Какой-то заколдованный круг, по которому она двигалась все быстрее и быстрее, рискуя потерять ясность мысли, способность трезво рассуждать.

Бен обладал совершенно необычным обаянием, действовавшим на нее и чарующе, и пугающе. Это относилось прежде всего к его физической привлекательности. В свои восемнадцать Десса только-только начинала входить во вкус сексуальных отношений между мужчиной и женщиной. Ей уже был знаком флирт, нравились прикосновения мужских губ к руке, многозначительные пожатия и легкие прикосновения во время танца. Но ни один мужчина не заходил еще дальше невинного поцелуя на ночь. Вернее, всего один мужчина зашел так далеко – Эндрю. Бен же – Десса это точно знала – мог вести себя куда решительнее, и, что самое главное, она бы ему это позволила. Почему? Ей бы самой очень хотелось это знать.

Барон, тонконогий гнедой жеребец с изящными бабками, на котором ехала Десса, спокойно шел вперед, а Красотка, кобыла той же масти, на которой восседал Бен, всячески старалась привлечь внимание своего равнодушного собрата: она не упускала случая кокетливо коснуться его плеча своей точеной головой или тряхнуть гривой каждый раз, когда оказывалась в его поле зрения. Впрочем, это не доставляло седокам никаких неудобств и немного смущало Дессу лишь потому, что некоторым образом отражало ее собственные мысли. Бен, сам того не подозревая, усугубил ее смущение:

– Вот ведь глупая девица, – сказал он, когда кобыла снова пошла на сближение с Бароном, из-за чего всадники едва не ударились друг о друга коленями, – она всерьез полагает, что может соблазнить его прямо здесь, тогда как… – Бен прикусил язык, подумав вдруг, что распространяться об особенностях сексуального поведения лошадей перед этой девочкой не вполне уместно; на память снова пришли слова Роуз о его далеких от совершенства манерах.

– О, – рассмеялась Десса, – это всего лишь легкий безобидный флирт – скорее игра, чем серьезные намерения. Красотка еще очень молода и просто радуется жизни.

– Вы рассуждаете как специалист. Откуда такая осведомленность у городской жительницы?

– Когда я росла, у нас было много лошадей. Они – наивные дети природы, и в их поведении нет ничего зазорного… Э, Бен Пул, да вы никак покраснели?

Он снял шляпу и вытер рукавом лоб.

– Это из-за жары… По-моему, вы говорили, что выросли в Канзас-Сити.

– Отчасти. Когда бизнес отца начал приносить хороший доход, он построил большой дом, но за городом. Городской дом мы купили позже и жили там зимой. Мне очень нравилось на ферме, но мама предпочитала город. Вот так мы и жили то здесь, то там.

Бен кивнул и натянул удила.

– Невдалеке отсюда есть тенистая рощица с ручьем. Давайте съездим туда. Солнце печет нещадно, да и пить хочется.

Десса охотно согласилась, хотя ей на какое-то мгновение и показалось неразумным покидать наезженную дорогу.

– Мне казалось, что вы решили устроить лошадям хорошую пробежку. Вы передумали?

Бен бросил на нее любопытный взгляд.

– Хотите наперегонки? Пожалуйста. Отсюда до конца луга и назад, согласны?

Девушка кивнула.

– Тогда вперед!

Сонное полуденное марево дрогнуло от его крика, и Десса, устроившись в дамском седле поудобнее, послала Барона с места в карьер.

К границе луга они пришли ноздря в ноздрю; Бен круто развернул Красотку, из-под копыт которой полетели комья глины, и поскакал назад. Десса не замедлила последовать за ним.

Ветер развевал ее густые волосы, неся терпкие запахи лошадиного пота, свежепримятой травы и потревоженной сырой земли; к ним вскоре присоединился и влажный, сладковатый запах воды.

К месту старта, ставшему теперь финишем, они пришли почти одновременно: Красотка опередила Барона на полголовы.

Смеясь, как мальчишка, Бен спрыгнул на землю, поймал уздечку разгоряченного скачкой жеребца и держал его, пока Десса не спешилась.

– Не считается! Преимущество слишком мало! – тут же заявила она, глядя в его сияющее лицо.

Теперь, когда он не был скован и зажат, она видела перед собой совершенно другого человека, о существовании которого уже начинала догадываться, но разглядеть его раньше ей мешала несносная маска глуповатого увальня, которую Бен с таким упорством носил.

– Да, невелико, но победа есть победа.

– Это нечестно! Если бы не дамское седло… Жаль, что мы ни на что не поспорили.

– На что, например? – спросил он и направился к купе деревьев, откуда доносилось журчание воды.

– Ну, не знаю… – протянула Десса, стягивая на ходу перчатки, которые почти насильно всучила ей Роуз, и с трудом поспевая за широким шагом Бена. – Обычно мужчина предлагает залог. Но что толку говорить об этом, раз мы все равно не поспорили?

Они вошли под тенистый полог рощи, где царила благословенная прохлада. Здесь пахло водой, мокрой землей и прошлогодней листвой; прятавшийся в кронах деревьев ласковый ветерок поспешил заключить изнывающих от жары путников в свои объятия.

– Господи, как хорошо! – прошептала Десса, подставляя лицо его освежающему дыханию.

Бен посмотрел на ее бурно вздымавшуюся грудь и быстро отвел глаза. Ему вдруг пришло в голову, что его идея приехать в это уединенное место была не так уж и хороша.

Он сделал над собой усилие и пошел дальше, старательно глядя себе под ноги.

На берегу ручья Бен отпустил поводья лошадей. Барон и Красотка бок о бок осторожно вошли в воду, дружно опустили головы и принялись пить. Какое-то время Десса не могла отвести от них глаз: эти благородные животные являли собой пример совершенной красоты, сотворенной матерью-природой, и как нельзя лучше вписывались в этот дикий и прекрасный в своей нетронутой первозданности пейзаж.

«Как щедра природа к своим неразумным детям, – невольно подумала девушка, – позволяя им следовать голосу плоти, и как глуп человек, отказывая себе в возможности брать пример с братьев своих меньших».

Пока Десса любовалась лошадями, Бен не сводил с нее восторженных глаз. Больше всего сейчас она напоминала диковинный цветок, внезапно распустившийся на залитой солнцем поляне.

Когда она наконец повернулась к нему, их взгляды встретились. Его белокурые волосы сияли золотом, а глаза – ясным голубым пламенем, горячим и манящим. Не в силах ему противостоять, она облизала пересохшие губы и сделала шаг вперед. Он тоже подошел на шаг, и ее сердце бешено заколотилось. Еще одно мгновение, еще один шаг, и они коснутся друг друга. Она хотела этого всей душой.

Он взял ее пальцы в свои, наклонился и нежно поцеловал кончик каждого. От прикосновения его теплых влажных губ по всему ее телу прокатилась волна сладкой дрожи, грудь напряглась, дыхание участилось. Она с трудом перевела дыхание и, вместо того чтобы высвободить руку, как поступила бы еще вчера, придвинулась к нему еще чуть ближе.

Они одновременно подняли головы, и их губы случайно соприкоснулись, подобно двум перышкам, подхваченным порывом ветра.

Десса вдруг почувствовала, что ей не хватает воздуха. Она закрыла глаза; голова кружилась, сердце бешено стучало в висках…

А потом… или это ей показалось? Бен отпустил ее руку и отошел на шаг назад. Она коснулась своих губ слегка дрожащей рукой, открыла глаза… и увидела, что он понуро уставился на разделявшую их узкую полоску земли.

– Бен?..

Он медленно покачал головой, затем – еще раз, уже решительнее и резче, но так ничего и не ответил.

Десса чувствовала, как затвердевшие соски ее часто вздымающейся груди трутся о шелк нижней сорочки, а в самом низу живота, прямо между ног, разгорается пульсирующая сладостная истома. Это было так невыразимо прекрасно, что хотелось кричать от восторга.

Он провел по своим губам тыльной стороной ладони и принялся сосредоточенно изучать ее, словно ожидая увидеть на коже следы поцелуя или укуса.

– О, Бен… – пролепетала она.

– Нет, – резко ответил он… – Прошу меня извинить. Это полностью моя вина. Я не хотел ничего такого. Все дело в моих манерах. Роуз всегда говорила, что у меня их просто нет. Недостаток воспитания, знаете ли…

Ему было стыдно за себя, за то, что он потерял над собой контроль и позволил желанию одержать верх над разумом. Гораздо более стыдно, чем он мог это показать. Она слишком молода и невинна, совершенно неопытна в такого рода делах. Сейчас она смущена, растерянна, в глазах испуг и недоумение, но ему придется причинить ей боль, чтобы положить этому конец. Если, конечно, все это не игра и она не решила просто немного позабавиться.

Он повернулся к ней спиной и свистом подозвал лошадей. Когда Бен оглянулся, на ее лице было написано такое отчаяние, что ему сразу стало ясно: своего он добился; его оскорбительное объяснение задело ее куда больше, чем все остальное.

Что ж, так будет лучше.

– Ну, живее, зверюги! – грубо окрикнул он лошадей, ловя поводья, и, не оборачиваясь, добавил: – Мисс Фоллон, если вы хотите пить, то лучше сделать это сейчас. Мы возвращаемся.

– Да, конечно… – пробормотала она и буквально рухнула на колени у края воды.

Окунув руки в ледяной ручей, Десса набирала полные пригоршни воды и остужала пылающие щеки, лоб, шею… Затем она напилась, встала и, не поднимая глаз, взяла у Бена повод Барона.

Они молча вернулись на дорогу. Он поехал впереди, она следом за ним, тщетно пытаясь собраться с мыслями и понять, что случилось.