Время в гостях для вдовы Дан текло медленно и неуютно. Комнату ей дочь с зятем выделили угловую, мотивируя тишиной и светлостью оной. Пришлось ненавязчиво намекнуть, что матери уместнее помещение потеплей. Новая комната не особо понравилась, но пришлось терпеть. Видимо, сама виновата, что дочери вкус не привила. Мебель огромная, тяжёлая, перина сто лет не взбиваемая, подушки всё-таки пришлось вытребовать себе нормальные. Тяжело скитаться на старости лет, но ведь дочь, не чужая, не бросить без материнского слова. Помогала, как могла прислугу приструнить, а то разболталась вся, на шею так и норовят бездельники сесть. Нелька дура безмозглая своих людей приучила к оплате, когда они обязаны работать на неё, за то, что живут спокойно на землях её мужа. Да видно с муженьком прогадала. Где болтался всё время, пока она гостила, незнамо где! А ведь приличным казался, когда сватался. Один раз и повидала зятя при встрече. Поучить бы его, видно мать с отцом баловали, ума мало вложили.
Хотела леди Дан ещё погостить, не возвращаться обратно по раскисшей дороге, да сердце за сына изнылось, как он там, не учудил ли чего по молодости, да по глупости. Вовремя она дрянь извела, не должен был успеть сыночек, прикипеть к мерзавке. Хитрая стервь, как ловко обдурила наивного, своих земель не отдала, за чужими приехала. Небось, ещё ведьмачила, вот и старшенького сгубила, паскуда.
Злость подгоняла почётного возраста даму в дорогу и, несмотря на то, что у дочери ещё многое поправить надо было бы, пришлось ехать обратно. Семья Дикта может и передумать, отдать свою Астрид за кого другого. Отчего жизнь так несправедлива, даёт богатство либо дурням, либо совершенно не заслуживающим его людям. Богатейшие серебреные рудники разрабатываются спустя рукава. Им, видите ли, много не надо, пусть потомкам остаётся. Старые хрычи. Не зря им судьба долго не благоволила, ребёнка не давала, лишь к закату жизни порадовала дочкой. Так и тут оплошали, вырастить толком не могли. Не девица, а оленёнок безмозглый. Глазищами хлопает, в ручках платочек мнёт. Намучается она с этой мямлей, пока уму разуму научит, но Ингвару Астрид не может не понравиться. Увидит, не оттолкнёт, враз забудет свою чернавку.
Мысли о размере приданого, наводили на разумность предварительного составления плана по их трате. Имеет ли смысл отстраивать сожжённое имение? Наверное, нет, хватит, насиделась в глухомани. Пора бы каменный особняк в городе иметь. Трёхэтажный, с садом и маленьким коровником. Свежее молоко даже в городе нужно. Неплохо было бы на источники съездить, что-то кости о себе стали чаще напоминать, до этого придётся гардероб обновить. Пока Астрид не забеременеет, будет у неё под присмотром жить, а после можно в деревню отправить. Там спокойно и тихо, для вынашивания ребёночка очень полезно. Ингвар весь в работу уйдёт, он ответственный, а невестку хорошо бы сразу на второго внука раскрутить. Делать ей всё одно нечего, пусть сидит в деревне, рожает. Пока есть бабушка, воспитает всех, лишь бы здоровье не подвело.
Вторая женщина, прожившая рядом всю свою жизнь с леди Дан, сидела молча и тоже очень надеялась на замаячившие на горизонте серебряные рудники. Её, как и соседку, терзали мысли о вселенской несправедливости. Где это видано, за сопливую девицу давать огромнейшее приданое. Ладно бы страшна была, или спесива, или глупа…, впрочем, ум как раз под сомнением. В младенчестве, можно сказать, где-то умудрилась увидеть молоденького Ингвара и запомнила же его, зассыха, влюбилась, видите ли, столько лет ждала его. Куда Дикты смотрят, дочери так потакать. Ведь знали, что парень вернулся женатым, а они выжидают. Грех на душу заставили взять. Наперсница вздыхала, но особо чужестранку жалко не было, за себя тревожно, а за других переживать сердца не хватит.
Так и ехали обе женщины, в окружении небольшого отряда, подсчитывая каждую медяшку, не забывая ронять скупые фразы об экономии, старшему воину. В пути многое раздражало, часто застревали они посреди дороги, кони оказались избалованнее людей, то одно им нужно, то другое. Продвигались намного медленнее, чем хотелось бы, но изо дня в день, город становился ближе. Радостное настроение заполняло леди, основой его была предстоящая ей миссия пристроения сына к серебряному руднику. Долг матери будет выполнен и перед ребёнком, и перед родом.
Останавливаться в гостином доме у погруженной в мечты дамы не было даже в мыслях. Чернавка оплатила аренду дома на год и впоследствии эта расточительница, собиралась выкупить дом. В любом случае, есть, где остановиться. Оставалось надеяться, что сын проживает в городе, не забывая, конечно, о возложенных на него обязанностях. Приняв величественно-печальное выражение, леди Дан старшая постучалась и, не давая воину сына сказать ни слова, вплыла в гостиную.
— Сынок! — оставляя следы на чужом ковре, женщина окидывала взглядом обстановку.
В гостиной за столом разбирали бумаги Хассе и Мартин. Они, по мнению женщины, вылупились на неё как олухи, не проявляя должной учтивости и уважения.
— Что сидите, приветствуйте хозяйку, — зло бросила им поучение. Распустил сын своих людей. Они, конечно, воевали, товарищи, «спина к спине», «рука помощи», но всё это в прошлом. Раньше бывало, мужичьё дальше сеней не пускали, а эти наглецы в гостиной сидят. Говорила она в своё время мужу, нечего поощрять всякого, кто меч держать в руках умеет, так нет же, женщина, видите ли, ничего умного сказать не может, а вот оно как, скоро в спальнях хозяйских неучи поселятся. Вовремя она приехала. Очень вовремя. Не зря сердце материнское чуяло, что торопиться нужно, порядок наводить.
Мысли старой Данихи, новыми не были, поэтому многого времени не потребовали. Хассе с Мартином ещё вставали, а у неё уже срывались следующие слова.
— Совсем совесть потеряли сидеть в господских помещениях?! Небось, бумагу пользуете хозяйскую! А ну кыш отсюда!
Не знающие, как себя вести, что делать, мужчины неловко вышли из-за стола и собрались выйти на кухню.
— Мама? Что вы здесь делаешь? — с невыразимым удивлением Ингвар вышел из спальни, заслышав голос матери, и поспешил убедиться, что ему не кажется. Ксения же спАла с лица. Предела наглости, похоже, у свекрови нет.
— Сынок, что же ты не обнимешь меня, неужели не рад, — достав платочек, женщина протягивала руки обнять, заодно приголубить и утешить сына. Немного насторожил цветущий вид мальчика, всё-таки она предполагала, что он будет дольше оплакивать привезёнку, но так-то лучше.
— Почему вы здесь? Что-нибудь случилось у Нели?
— Что у неё может случиться? — поморщилась женщина, поворачиваясь боком, чтобы сыну было удобнее снимать шубу с неё. — Как была клушей, так и осталась. Муж бегает от неё невесть где, она дома одна сидит. Не в меня пошла девка, ни красоты, ни характера.
Пройдя к столу, женщина устало присела. Удивительное дело, целый день сидела в повозке, отсидела весь зад, а в доме, тут же потянуло присесть.
— Ну как, накормишь маму с дороги-то? Да и помыться мне не плохо бы. Баньки, небось, при доме нет?
— У нас не совсем ба…
— Не удивляюсь, знаю, кто дом выбирал. Ты уж сынок прости меня, нехорошо плохое вспоминать, но разве ж хорошая хозяйка позарилась бы на дом с такими огромными окнами, да без баньки? К тому же людской не вижу, твои воины у тебя под носом сидят, разве это дело? Дом не казарма.
— Мама…
— Не волнуйся, сынок, я помогу.
Женщина оглянулась и, не увидев больше никого, заметила.
— Прислугу разболтал. Не зайдёт лишний раз не узнает, что нужно хозяевам.
Пока Ингвар объяснялся с матерью, или пытался вставить хоть слово, Ксения сидела и, обхватив голову руками, не знала, как поступить. Единственное желание вышвырнуть эту женщину вон, не давало мыслить разумно. И, тем не менее, поступить, как хотелось она не могла и самое ужасное, она понимала, что Ингвар не выставит мать на улицу. Это капкан, в который угодили они оба. Если бы не сгорело имение, но и в том случае, её было бы затруднительно выжить. Может зря она примеряла сложившуюся ситуацию на себя в качестве свекрови и представляла, смог бы Александр или Алёшка выгнать её из дому, если бы она не поладила бы с невесткой. Измучив себя моральной стороной, Ксения поднялась, оправила на себе платье и вышла в гостиную. Пока она спускалась, свекровь её не видела, но вот она подошла к мужу.
— Добрый вечер, леди Дан, — холодновато, но вежливо произнесла Ксения.
Свекровь молчала и таращилась на неё. Из недоумения, взгляд её наливался злостью, переходящей в ненависть, и первая попытка что-либо сказать не увенчалась успехом. Видимо хрип собственного горла, помог ей взять себя в руки.
— Жива значит, — не то спросила, не то утверждающе сказала она.
— Ксения сильно пострадала при похищении, но как видите, жива, к моему счастью, — нахмурясь ответил Ингвар.
Зыркнув на сына, женщина промолчала. Не знал, что сказать и Ингвар. Ксения тоже не торопилась брать на себя ответственность за общение. Свекровь опустила глаза, ненужный платок так и остался у неё в руках, придавая трогательность образу.
— Отца нет больше, заступы моей. Старшего сыночка тоже сгубили, заботливого, неперечливого. Теперь некому за меня постоять и идти мне некуда.
Платочку нашли применение, подняв к глазам и промокнув уголки.
— Мама, отстрою я вам дом, не плачьте, — пробубнил Ингвар, — и никто вас не гонит, чтобы так говорить.
Ксения, услышав последние слова, развернулась и ушла в спальню. Задача, не имеющая решения. Самое плохое, что она не чувствовала сил отстаивать свой дом. Отвечать, огрызаться, она могла, но это означало скатываться на базарный уровень и позорить себя перед людьми. А вот набраться агрессии и нападать, давить ненавистью, как это делала свекровь, Ксения не находила сил.
Заснули они с Ингваром, не обсуждая сложившуюся ситуацию. Просто прижались друг к другу и, помаявшись, незаметно уснули. Утро началось с голоса отчитывающего кухарку и Милле. Спустившись к завтраку за столом царила тишина и кроме леди Дан старшей никого не было.
— Мама, где мои люди?
— На кухне, где положено, — спокойно ответила женщина, занимающая место главы дома.
— Я прошу вас не распоряжаться моими людьми.
— Ты много им позволяешь сынок. Невозможно всех накормить. Ты не считал, во сколько тебе обходится содержание твоих людей?
— Не стоит лезть в мои дела, — раздражаясь, понизив голос, ответил Ингвар.
— Ты теперь ярл, сынок, это большая ответственность и первое твоё дело уметь считать деньги, — поучала женщина.
— Я ярл. Я сам решаю, что делать. Милле, накрывай стол для всех!
— Это всё она тебя учит, — сорвалась свекровь, — привёз пиявку на нашу голову!
Удар кулаком по столу, прервал скандал. Женщина, обидчиво поджав губы, замолчала. Милле бабочкой порхала, расставляя дополнительные тарелки. Однако Мартин и Хассе, извинившись, быстренько собрались на работу. Ксения тоже не стала рассиживаться, выпив горячего отвара, пожелав всем приятного аппетита, она улыбнулась мужу и поднялась наверх. Через десять минут, она уже выходила из дому.
— Ксюша, ты куда?
— Сначала в кондитерскую, потом Стефан просил, чтобы я осмотрела, подобранные им места для строительства сам знаешь чего.
Двое ребят из новой охраны, резво подскочили, как только увидели спускающуюся леди в одежде и побежали одеваться, чтобы сопровождать. Все видели, что, несмотря на улыбку, молодая леди, сбегает из дому из-за старой Данихи. Ярл тоже понимал, что Ксения уходит, чтобы избежать конфликта, но не представлял, что делать ему. Свободных денег не было, чтобы затевать строительство в имении, на улицу маму он выставить не мог, но и уживаться с ней не было возможности. Дождавшись, когда все разбегутся по делам, он пригласил её в кабинет.
— Мама, я хочу, чтобы вы знали, что хозяйка этого дома Ксения. Она купила его, она обустраивала, ей решать, кого принимать, кого кормить за общим столом.
— Это что же, она меня выгонит, а ты и не заступишься? — ахнула женщина.
— Мама! Никто вас не выгоняет, но ведите себя гостьей. Помните, как вы Ксюшу встретили? Кем вы её назвали? Не невесткой, гостьей, да ещё и после выставили на мороз.
— Гулящая потому что! — вызверилась женщина.
— вы знаете, что это не так! — и снова удар по столу.
— Не думала я, что прожив жизнь, заботясь обо всех, сама окажусь бездомной, — притихла леди Дан.
— Если бы вы умели уступать мама, то многое сложилось бы по-другому.
Оба молчали. Когда уже Ингвар хотел сказать, что ему пора заниматься делами, женщина произнесла.
— Я истратила последние деньги во время пути. Я должна своей охране больше, чем за полгода.
— На что вы потратили то золото, что я вам дал? Впрочем, неважно. Берите, — ярл протянул свой последний мешочек с привезённым золотом, — больше у меня нет.
— Всё на неё спустил? — не удержалась, съязвила она.
— Пока что мы живём на приданое Ксении. На её деньги восстанавливаем шахты. Не смейте говорить о ней неуважительно, — отрезал Ингвар.
Дом покинули все, кто мог, оставляя кухарку и Милле на растерзание гостье, чувствующей себя как дома. Женщина облазала все комнаты, желая удостовериться, что предоставленная ей не худшая из всех. Осуждающе качала головой, созерцая расточительство в обстановке. В каждой спальне лежал ковёр, окна прикрывали двойные шторы, тонкая и плотная, не из дешёвых, между прочим, тканей. Дом протапливался круглосуточно и, невзирая на сквознячки, тянущиеся из щелей, повсюду было тепло. Обилие подсвечников зашкаливало. В комнатах, коридорах, в кладовках, в отхожем месте, везде можно воспользоваться либо полочкой и поставить свою свечу, либо зажечь имеющиеся. На кухне от неограниченного света, поступающего через огромные окна, резало глаза. Старшая леди Дан не привыкла, чтобы помещения в доме заливал солнечный свет. Количество посуды для приготовления пищи раздражало, несколько стоящих шкафов со стеклянными дверцами, были до предела забиты фарфоровыми сервизами. Женщина почувствовала себя нехорошо, от давящего богатства и, подсчитав, сколько вся эта бестолковая дребедень стоит, с пущей энергией возненавидела чужеземку.
— Где мои люди? — не зная, кого ещё спросить, обратилась гостья к кухарке. Та нахмурилась, по её мнению о своих людях стоило вспомнить по прибытию, а не ночь спустя, но ответила.
— Да уж пристроили, не бросили на улице!
У леди Дан даже плохое самочувствие отступило от вопиющей наглости прислуги.
— Дрянь! — заорала она, замахиваясь. Но что, пусть даже крепенькая сельская женщина могла противопоставить не менее агрессивной кухарке, каждый день тягающей тяжеленные сковороды и кастрюли. А сколько дров приходится подкидывать в течении дня в печь? А мешки с крупами, бобами, куски мяса, огромные колбасы, круги сыров, передвигать, выносить на стол и резать… всё это не будешь ежеминутно просить кого-то поднять, поднести, унести. Да ещё злость, за нарушение рабочей обстановки, которая так нравилась женщине в этом доме, добавляла сил и, конечно же, чёткое слово хозяйки, что если свекровь сунется в работу кухарки, то гнать её любыми способами!
Женщина очень хорошо поняла сложившуюся обстановку, ей пришлось пожить не только с собственной свекровью в своё время, но и с пятью сёстрами мужа. Вот уж врагу не пожелаешь! Даже когда всех выдали замуж, так они дорожку не забыли, на все праздники таскались нервы трепать, в нищету носом ткнуть. Не задумываясь, с чего муж ранее мог заработать, когда их всех содержал. Даже деток больше двух не решались из-за этих змеюк заводить, опасаясь не прокормить. Только сейчас и вздохнули свободнее. Свекровь уехала к старшей дочери, изредка к другим дочерям ездит, все они ругают старшего братца непутёвого, неудачно женившегося и не нажившего достатка. А они с мужем сейчас домик подремонтируют, детишек приоденут, и всё у них будет хорошо, когда столько ртов разбежалось. И молодой леди поможет, удачливая она, кто в доме у неё с добром не появится, тот вскорости большим человеком становится. Воины ярла дрались за место в охране у жены его. Мартин, Хассе, Петтер, Стефан, все теперь важные люди. Даже лавочник пакостник и тот пристроился. В своей лавке товар леди продаёт. Она ему низкие цены, а он торгует и готовить ничего не надо. Ещё две лавки в ближайших городках собирается открывать. «По копеечки отовсюду ручеёк набежит», говаривал он, сидя у окошка здесь на кухне.
Уж ей ли, кухарке не знать, сколько людей туточки перебывало, и уходили окрылённые. Всем дело находилось. Да что далеко ходить? Милле, сирота с сопливыми братьями на руках, без опыта, только с честностью и усердием, за короткий срок из служанки в старшую по дому превращается. С приличным заработком, не только для девушки, но и для работницы со стажем. Не без гордости и о себе думается. Стряпня хозяйке нравится, покладистость, и желание учиться новому, тоже по душе леди пришлась, вот и свободу ей дали. Бывает, иногда она себе временных помощниц берёт, когда с заготовками управиться надо, на своё усмотрение, между прочим. Свой кухонный кошелёк имеется, всегда есть право кого-нибудь из охраны взять с собой за покупками. Тележечка своя имеется для продуктов. У градоправителя жена не пользуется такой свободой и доверием, как она, пришлая женщина, кухарка. Не принято в этом доме обманывать. Честь и порядочность высоко ценят. Жаль, что хозяину с матерью так не повезло. Злая она, завистливая, с гонором, да ещё и упёртая. Не любят её люди, как и она их. Вон глазёнки свои блёклые раскрыла, того и гляди удар хватит, но нет же, такие злыдни сами кого хошь доведут!
— Дрянь, не дрянь, а с кухоньки моей вон подите, пока сковородкой ненароком не зашибла, — и надвигается угрожающе, с удовольствием наблюдая, как ошалела мадама, уступает и пятится к двери.
— Мерзавка, тварь подзаборная, выкину тебя отсюда, — и шмыг за дверь.
В гостиную выползла наперсница леди Дан и получила под горячую руку.
— Ты где была? Почему я тебя искать должна?
— Здесь я хозяюшка, в мыльню поутру ходила, — зачастила подруженька, — раненько встала, посмотреть, как тут и что, расспросила про баньку. У них тут сложно всё устроено, но пользоваться просто.
— Мне сказали, что бани нет у здесь, — недоверчиво фыркнула леди.
— Как же нет, не только банька, но и корыта огромные стоят, да ещё крошечные комнатки, а там с потолка водичка, как дождик льётся. Прямо чудо-чудное, палочку поворачиваешь и хочешь холодная, хочешь, горячая вода поливает сверху. Не надо с кадками возиться.
— Перепила ты что ль? — подозрительно посмотрела Даниха на приживалку.
— Всё как есть говорю, пока всё испробовала, время незаметно пролетело.
Подслушивающая кухарка головой покачала. Срочно Мильке помощница нужна, да не одна, а ещё бы отдельную девку в банный домик. Народу много, не все за собой убрать, как надо умеют. Эта перечница, небось, и не подумала, что пользованные полотна нужно в большую корзину бросить, что окошко опосля приоткрыть надобно, для уменьшения влажности. Всех живущих здесь сама леди учила, как пользоваться и беречь, а эти… понаехали из глухомани.
Гостьи заторопились с визитом в мыльный домик, дав возможность Милле и кухарке спокойно заниматься своими делами. После же для девушки начался форменный кошмар. Отпор как кухарка она дать не могла, вот и гоняли её обе дамы. Одна чтобы восстановить своё душевное равновесие, вторая, чтобы угодить первой.
К обеду вернулась Ксения и, расстроившись, узнав, что муж ещё не вернулся, принялась расспрашивать, как ведут себя гостьи. Милле молчала, а вот «кухня» порадовала своей бойкостью. Уверив своих подопечных в полном своём одобрении, землянка настраивалась к неминуемым боевым действиям за обедом.
Мужчины, проживающие в доме Данов, проникали в гостиную с опаской. Немного устаревшая и всё же деревенская традиция, есть всем вместе за огромным столом, прижилась здесь. Для Ксении это было удобно, если же она хотела уединения, то в её распоряжении была маленькая гостиная на втором этаже. Слишком много дел, мало времени и все встречаются только за столом. К этому стилю жизни землянка привыкла ещё в Метрополисе. Простые воины за столом не сидели, но управляющие или приезжие старосты, лекарь, всегда. У матери Дан так же за праздничным столом собирались многие жители, но ежедневные трапезы она разделяла. Была разная еда для семьи и для работающих, служащих семье людей.
Большая зала, служащая одновременно и столовой, и гостиной, заполнялась быстро. Ксения расспрашивала о делах мужчин, слушала новости, отвечала на вопросы. Милле принесла обед, и Ксения из большой супницы принялась разливать суп. Это скорее была привычка, самой регулировать, кому, сколько в тарелку класть гущи, мяса или бульона. Сложилась она из-за предпочтений детей. Александр никогда не ел в супе капусту, лук, морковь, зато с удовольствием вылавливал мясо, Алекс наоборот, обожал гущу, а мясо откладывал, Алик ел всё, что дадут, а Вит очень любил выпивать бульон. Так и получилось, чтобы не слушать детские скандалы, Ксения всегда стояла на раздаче, заодно запоминая предпочтения частых гостей. Подобный вопиющий факт не могла обойти стороной свекровь, появившаяся на запах еды.
— Можешь не надеяться даже на место прислуги в этом доме, — чопорно произнесла она, усаживаясь на место Ксении, пока она наполняла тарелки.
Девушка от удивления и наглости свекрови опешила. Разные люди бывают, злые, противные, хитрые, заносчивые, но голову на плечах имели, и хотя бы не выставляли себя на посмешище, эта же особь редкий экземпляр. Ксения впервые при виде этой женщины, почувствовала себя очень даже неплохо. Уверенностью наполняли родные стены, уютная светлая обстановка, люди, поддерживающие её и землянка, насмешливо выгнув бровь и склонив голову, спокойно произнесла:
— Неуважаемая гостья, я вам даю выбор. Либо вы пересаживаетесь, либо я выливаю тарелку с супом вам на голову, либо ребята вас сейчас вместе со стулом выставят на улицу, на потеху городу с рассказами, что вы не умеете себя вести за столом.
— Дря…мер… — дама явно желала выразиться, но осматривая мужичьё, сидящее за столом, обрывала себя и получалось неразумное шипение. Гордо встав, она пересела на ближайшее место. Подруженька её, тихонечко пристроилась в самом конце стола и, опустив голову, исподлобья зыркала и на всякий случай запоминала, кто поддерживал взглядом, жестом, молодую хозяйку.
Обед прошёл молча, без весёлых реплик, без просьб добавки и без восхвалений пищи. Насытившись, почти все разошлись по делам, только Ксения осталась с новыми управляющими обсудить текущие вопросы за чашечкой кофе, чая, пива, кому, что любо было. Старшая леди Дан тоже уединилась с наперсницей и поначалу долго шипела на чернавку, потом задумалась. Её подруженька оценив обстановку за столом, да и саму невестку, как и разговоры о ней, попыталась перенаправить мысли хозяйки.
— Ирма, ну чего ты на неё взъелась, — поглаживая по спине, начала уговаривать она, — денег южанка вкладывает немало, восстанавливается всё за её счёт. Может получится и заживём мы лучше прежнего? Ты бы не воевала с ней.
— Дура! — озлобилась на приживалку леди, — что ты сравниваешь! Думаешь, я не слушаю, что говорят. Деньги у неё заканчиваются, а она командовать тут остаётся. Нам это не надо. Нам Дикты со своей дочкой баснословное богатство протягивают, взять только надо и неважно будет, получится, что с нашими рудниками или нет. Я же человека посылала в Сала, там огромные залежи без дела лежат. Ковыряются потихоньку, берут, сколько надо и всё. Я бы там развернулась! Всю жизнь мечтала никогда не задумываться о деньгах, а вместо этого каждый день решаю, на что медяшку потратить и как её поделить, чтобы на всё хватило. Много ли нам осталось? Говорят, южане намного дольше живут при помощи своих лекарей, мы бы съездили туда, кто знает, может и не врут. Столько всего хочется, море возможностей появляется, если есть деньги и у меня на пути стоит только ОНА.
— Но никуда не деть её. Ярл наш души в ней не чает, уверена, не откажется от неё, как не злословь, не позорь.
— Бредни, это всё. Я его не для того растила, чтобы он за юбкой бегал. Нужно будет, откажется, он у меня мальчик ответственный, — усмехнулась леди.
Собеседница покачала головой, выражая неодобрение.
— Ты со мной? — подозрительно вскинулась хозяйка.
— Всегда Ирма, ты же знаешь, — обиделась подружка.
— Надо побольше узнать о чернавке. Поспрашивай, почему она сюда приехала, а не отдала свои земли Ингвару там, как все. Что-то разное все говорят, вранья много и сказок. Никак не разберу, где правда, где выдумки. Самое главное узнай, кто её похищал и зачем. Возможно это наш союзник.
Вторая женщина слушала указания внимательно и кивала соглашаясь. Потом она приняла приветливое выражение лица и, не откладывая поручение, поспешила общаться.
Ингвар вернулся только поздно вечером, напряжённый и тревожный. Рассказал, какие дела пришлось решать, а самое главное, что начинается суд над Биргхир. Необходимо закрыть вопросы покушения на Ксению с Марено, о нападении на имение Дан, и Лейф в ответ выставил обвинение в убийстве его жены.
— Но разве мы в чём-то виноваты? — недоумевала Ксения, не понимая, почему столь встревожен муж.
— Нет душа, моя. Однако нам очень сложно пришлось бы, если бы свидетелем в деле не было герцога. Тебя бы выставили не гостьей, а воровкой или ещё что-нибудь придумали бы.
— Но Ингвар, а нападение на твои земли, как оправдали бы?
— Местью или недоразумением. У нас выкручиваться умеют не хуже ваших метрополисцев. Ой, прости Ксюша, ты мне так и не рассказала с каких ты земель. На тебя наложили обет молчания?
— В общем да, но показать где я жила, могу. Давай карту.
Разложив на кровати карту, и устроившись по бокам от неё, девушка ткнула в место, где родилась.
— Не уверен, но, кажется это пустые места. Русичи их не заселили. Там же сплошные болота. Или ты из маленькой деревеньки?
Ксения рассмеялась и, развалившись на подушках поудобнее, лениво протянула.
— В моем городе около 5 млн жителей.
— Не может быть… Ксения, это невероятно. Ты шутишь?
— Нисколечко.
— Я не могу представить. Как можно уместиться такому количеству народа на одном месте? Вода, питание… повсюду будет грязь.
— Ингвар, у нас высоченные дома, везде водопровод, как в Метрополисе, только лучше, надёжнее и совершеннее. Помнишь я начала у себя строить туннель с рельсами. Так вот у нас по этим рельсам в огромных вагонах подвозится столько питания, одежды, сколько нужно. Вагоны научились разгонять со значительно большей скоростью, чем скачут лошади. Они могут передвигаться по рельсам днём и ночью. Есть другие виды транспорта, но про это мне нельзя рассказывать.
— Ксюша, но что людям делать вместе в таком количестве? Чем они занимаются?
Девушка, поглаживая ступней по бедру мужа, томно протянула.
— Уж находят чем. Торговля, храны, заводы, фабрики, лавки путешествий, развлечений, судебные конторы, а также конторы счетоводов, организации, занимающиеся доставкой товара, людей из одного места в другое, складские рабочие, банщики, рабочие, следящие за водопроводом, за дорогами… очень много требуется для обеспечения жизни большого города Ингвар.
— Невероятно, — восторженно и всё ещё не веря, воскликнул мужчина, разминая пойманную ступню, пока не нащупал щекотное место. Ксения, резко поджав ногу, засмеялась, отмечая растерянное лицо мужа. Только что его руки были заняты важным делом, а глазоньки наблюдали за разомлевшей женой и вдруг он ни с чем остался. Откинув карту в сторону, Ингвар пошёл в наступление, но Ксюша оказалась вёрткой и прямо из-под носа выскользнула.
— Чудовищщщще, — протянула она и снова раскинулась расслаблено.
— Я? — ахнул мужчина и попробовал накрыть собой призывно лежащую жену, но она только этого и ждала, и ловко скатилась с кровати на пол. Выглядывая, она ещё более томно протянула.
— Да ты у меня хищщщник, — и глазки у неё засверкали весельем с явным подвохом.
С удовольствием поддаваясь на провокацию, Ингвар снова резко переместился, стараясь поймать Ксению, но она сначала отпрыгнула как кошка, а потом сразу же оседлала мужа.
— Попался, — счастливо констатировала она и, вытянув руки Ингвара за голову, начала распоряжаться.
— Ручки мы вытянем вот так, рубашечку расстегнём, здесь погладим, а теперь поцелуем… — дальше озвучивать, что она делает, не было возможности в силу большой занятости. Муж подвергался ласкам, переходящим от нежности к резким, порывистым и уже взаимным.
А наутро, день покатился своим чередом. Свекровь больше не поучала, лишь молча, всячески выказывала неодобрение, но от её взгляда делалось очень неприятно всем. Потом прибежал гонец с оповещением, что завтра начинает закрытое судебное заседание.
Глава города чувствовал себя чрезвычайно неловко в качестве главного судьи. По уму герцог Марено должен был возглавить иск, но он был заинтересованным лицом. Градоначальник, изнервничавшийся честью принимать у себя в доме верховных служителей, теперь был добит новой оказываемой честью, выносить приговор знатным семействам. На своих землях ярлы сами собой являли любого вида власть. Над ними власть теперь имел император или приближенный его человек типа герцога Марено. Его светлость, переговорив по этому делу с высочайшими мудростями, которые тоже оказались замешаны, выставили градоначальника судьёй. Фарс. Оставалось надеяться, что ярлы сами решат между собой спорные вопросы, а он озвучит их решение.
На процессе присутствовали сам градоначальник, ярл Биргхир-Лейф, ярл Дан с женой, герцог Марено с женой и все трое верховных служителя.
Ксения, увидев недавнего похитителя, ахнула, как он постарел. Из мужчины словно вынули стержень. Он поседел, каждый шаг делал с усилием, и только злость горела в его глазах. Он не стал спорить и признал вину тестя с тёщей, соглашаясь выплатить любую названную сумму. Он принял обвинение храма, и согласился с назначенными откупными за погибших служителей по вине Биргхир. Его всё это не интересовало, лишь, когда зашла речь о его похищении Ксении, он прожигал взглядом её и с ненавистью уставился на Ингвара, выдвигая ответное обвинение в убийстве жены.
Градоначальник не знал, что делать. Он пробовал вести допрос Ксении и ярла, но его вопросы совершенно не проливали свет на произошедшее в охотничьем домике. Тогда один из его мудростей, взялся расспрашивать девушку. Ксения развернулась лицом к Лейфу и, ориентируясь на вопросы, начала рассказывать.
— Когда она открыла дверь, то мой охранник был мёртв. Я слышала, что кроме них двоих в доме никого не было. Её нож торчал точно в сердце мужчины. Думаю, после пожара можно обнаружить труп с ножом и опознать оружие. Мне было страшно выходить. Илая держала в одной руке плеть, в другой у неё был короткий меч или нож, не знаю, как называется.
— Вы пытались с ней поговорить, объяснить, что вы пленница? — мягко задавал наводящие вопросы служитель.
— Она видела, что я заперта, заметила в каких условиях меня держат и осталась довольна. Она всё понимала и у неё была одна цель, помучить и убить.
— Быть может она хотела напугать вас, пригрозить?
— Нет, не теряя время, она принялась сдирать с меня кожу плетью. На мне остались до сих пор следы, они ещё не зажили полностью, и я могу показать.
Служитель повернулся к Лейфу и, увидев кивок с его стороны, продолжил.
— Вы позволите мне осмотреть вас?
— Если муж не возражает, я покажу.
Короткие взгляды между супругами.
— Пусть удостоверит. Надоели недопонимания, неверие.
Пройдя в отдельное помещение, Ксения скинула платье и, прикрыв грудь, показала следы.
— Я стояла лицом, частично прикрывалась, но она хорошо владела плетью и била очень умело.
— Да, надеюсь, что со временем у вас не останется даже намёка на шрамы.
— Только в душе, — усмехнулась землянка.
Выйдя из комнаты, служитель, осуждающе взглянув на Лейфа, громко оповестил присутствующих.
— Полностью подтверждаю наличие последствий жестокого избиения. Прошу вас, расскажите, что было дальше.
— Чувствуя, что ещё несколько ударов, и я не смогу даже прикрываться руками, я попыталась добраться до баночек, мешочков с крупой и кинуть их в неё. Она лишь ухмыльнулась и приготовилась ранить меня своим мечом, чтобы убавить мне прыткость. Ей хотелось забить меня, изуродовать и оставить доедать зверью.
— Так, что же произошло дальше?
— Дальше я увидела, что к входу, а дверь была раскрыта настежь, подскочил мой муж. Он искал меня всё это время, и ему удалось проследить за леди Лейф.
— Мы опросим вашего мужа. Говорите, что вы видели.
— Я видела, что сейчас меня проткнёт сумасшедшая, но одновременно с ней, муж, не успевая подскочить к ней, метнул в неё своё оружие, и оно пробило её насквозь. Она погибла мгновенно.
Из реакции Лейфа непонятно было, верит он или нет, но слушал внимательно, не выпуская из цепкого взгляда отвечающую Ксению.
Дальше давал ответы Ингвар, одаривая Лейфа не менее ненавистническими взглядами и их противостояние, буквально затрудняло дыхание присутствующим. Муж дополнил картину рассказом, что леди Илая не раз пыталась навредить сыну Ксении, юному Альгерду и лишь меры предосторожности всей семьи спасало мальчика, но нередко действия безумной леди находили других, случайных жертв.
Слушание проходило быстро, никто с ответами не мямлил, спорным вопросом оставался только факт похищения, даже не он, а определение наказания за него. Задержка выходила в связи с гибелью Илаи. Немного посовещавшись, герцог Марено и служители, решили отложить это дело на следующий день. Возражений не последовало. Всем необходимо было обдумать происходящее.
Градоначальник выдохнул, радуясь, что всё продвигается без его участия. Однако несколько непростительных оплошностей в новом для себя деле он допустил. Ради недопущения излишней огласки конфликта между важными людьми, слушание проводили в доме главы города. Нашёлся достаточных размеров зал, чтобы разделить по разные стороны неприятелей, как это делалось в управе. В зале расставили соответствующую мебель, и особую гордость вызывал огромный портрет императора, висящий на стене, что придавало слушанию официальное настроение. Отчасти именно портрет, гордость хозяина дома, сыграл неблагоприятную роль в дальнейших событиях. Чисто техническая деталь, призванная служить для ухода за гигантской картиной, маленькая комнатка за портретом, из которой через замаскированную дверцу можно вытирать шваброй пыль или так же на палочке протереть тряпкой засиженную мухами раму. Комнатка находилась под потолком, и пользовались ею крайне редко, но раз в год точно. И в момент слушания этой комнаткой воспользовалась одна крайне неприятная особа, старая леди Дан.
О слушании узнала не только свекровь, но и её подружка прибежала сообщить об этом же. Они немного порассуждали на тему, сколько требуется отжать с семьи Биргхир, надеялись, что старшую леди Дан пригласят на суд, но ошиблись. Тогда женщина задумалась, как ей использовать суд в своих целях и из имеющейся информации поняла одно, что сплетни слишком противоречивы, и она не понимает, кто может стать ей союзником и как ловчее нанести свой удар по южанке. Тогда она, приодевшись и покрутившись перед зеркалом, пошла сама на разведку к дому главы. Она гордо шла, ловя на себе взгляды мужчин постарше. Может не таких привлекательных, как был её муж, но эти взгляды были, придавали ей уверенности в задуманном. Ксения дала бы ей сорок пять лет, может под пятьдесят. Старше здесь люди не выглядели, доживали до визуальных пятидесяти, ну может пятидесяти пяти и возраст замирал, ожидая резкую старость и быстрое угасание. Принарядившаяся свекровь Ксении выглядела аппетитно, ярко, подкрасив ресницы и брови, как это делала сопливая девка Милле. Несколько росчерков и лицо делалось интересным, новым и красивым. Ради дела пришлось унизиться и повторить способ украшения, но эффект радовал. Теперь она уже второй раз прогуливалась у дома градоначальника и думала, как ей здесь найти сообщника. Девицы не подходили, рабочие пришедшие что-то починить, тоже ей не нужны. А вот интересный дед сидящий возле крошечного палисадничка и подозрительно пялящийся на неё, пожалуй, подойдёт.
— Можно ли присесть, старый, — постаралась быть вежливой Ирма Дан.
— Ну, присядь старушка, — весело ответил ей пенёк.
Женщина аж взвилась, желая собственными руками удавить мухомора.
— Какая я тебе старушка, разуй глаза, — позабыв о втирании в доверие, зашумела женщина.
— Так и я не старше тебя, — подзадорил её озорной дед. Леди запыхтела, но пригляделась и правда, одежда так себе, дурацкая, но мужичок вполне ещё в силе. Пришлось в качестве примирения улыбнуться и сесть рядом.
— Чего бродишь тут, — заворчал он на неё.
— Хочу и брожу, — огрызнулась она, поглядывая, не выйдет ли кто поприличней из особняка.
— Не-е, ты не просто тут околачиваешься, чего надо-то, скажи, а то я хозяина позову, он сам спросит, — прихватил мерзкий дед её за руку и вырваться из этого капкана не было возможности.
— Отпусти! Не смей меня своими ручищами хватать, — зашипела леди Дан и казалось сейчас огнём плюнет, столько силы в шипении. А деду весело стало, за юбку притянул к себе поближе, за талию обнял.
— Ярая, хорошо, — неожиданно мурлыкнул он на ушко, — помять бы тебя, небось расцарапаешь, а?
Женщина даже подавилась очередным возмущением.
— Ты не смотри на одёжку, работал я, так зачем хорошие вещи портить. Ты баба крепкая, мне сразу глянулась, — а сам рукой уже за талию притягивает поближе к себе, — тут флигелёк есть, пошли повоюем, только морду мне не царапай, не по возрасту уже, а так я весь твой, — и так крепко прижал собеседницу к себе, что та только крякнула, глазами захлопала, но смолчала.
Пень трухлявый взбодрился и загребущими руками вмиг облапил всё ему интересное.
— Задница у тебя, как орех, — снова нагнувшись к ушку зашептал, — ух отшлёпаю, — а лапищи уже грудь мнут, залезши под верхнюю одежду. У леди Дан только краска по лицу разливалась, то белая, то красная, то пятнами, когда ей наглец в ухо, обжигая дыханием, про груди её говорить начал. — Здесь я лаской обойдусь, губы у меня толстые, мясистые, я тебя ими как телёнок мамку, обихожу, — леди сглотнула, не от сладости или от возбуждения, просто до этого она забыла и как дышать, и как глотать, а тут вспомнила, да ещё взгляд её опустился посмотреть на губы, про которые речь пошла, а противный мужик всё распаляется и уже её к себе на колени тянет. Тут она не выдержала, со злостью руками оттолкнула, снова зашипела, а он знай, посмеивается, а потом вдруг строго смотрит и спрашивает.
— Ты давай говори, чего тут вынюхиваешь! — и держит крепко, никуда не деться. Тут и накрыло леди от всего пережитого и со слезами на глазах, она и выложила, что на слушание ей ужас как надо попасть.
— Просто попасть? Любопытно, что ли? — потом внимательнее посмотрел, и сам себе пояснил, — не-е-ет, ты баба не простая. Навредить, кому из ярлов хочешь? Так там всё молодёжь, хотя…. - дед замолчал и задумался. — Дорого тебе станет моя услуга, но увидишь и услышишь всё.
— Сколько? — сразу почувствовав себя уверенней и вспомнив, зачем пришла, воодушевилась леди.
О сумме договорились быстро, на намёки, что ещё кое-чем должна будет она оплатить услугу, она делала вид, что не понимает. На следующий день, пока ещё невестка с сыном собирались на слушание, она спешила на встречу с ушлым нахалом, чтоб ему, развратнику, сто раз пусто было. Пока не отдала деньги, он даже разговаривать с ней не стал. А она не сразу его узнала. Приоделся, видно стало, что не веником в доме метёт. Может из бывших вояк, бывает, воспитателей растящих детей, в доме оставляют век доживать, но ей главное, чтобы он слово сдержал. Завёл он её по чёрной лестнице почти на чердак, попетлял среди нежилых комнат и провёл по узенькому коридору, где сам пробирался бочком в какую-то комнатушку.
— Дверцу эту мы закроем, а вот здесь, аккуратненько приоткроем.
Женщина ахнула, она находилась на верхотуре приличной по размеру залы. «Наверное, здесь по-новой моде балы устраивают», с завистью подумала гостья, а сейчас прислуга суетилась расставляя скамьи, столы. Она оглянулась.
— Будет ли слышно отсюда, что там говорят? — и тут же отчётливо услышала, как внизу старший слуга распекает лентяев.
— Ну, довольна? — с лукавством улыбаясь, спросил провожатый, всё это время осматривающий гостью со спины. Оценил, как она прогнулась, пытаясь высунуться подальше, как отклячила зад. Его всё устроило.
— Ещё подождать придётся, — неловко себя ощущая, отрываясь от подсматривания, заметила женщина. Провожатый лишь улыбнулся, развернул её спиной к себе, положил руки её на поручни, за которые держались уборщики, когда выглядывали из дверцы, чтобы позаботиться о картине и начал задирать юбку. Если поначалу леди растерялась, то сообразив в чём дело, начала пытаться развернуться, лягнуть или кусить напарника, но всё это делала она тихо, помня, где находится. Их возня больше распаляла, чем охлаждала, обоих. Леди Дан растрепалась, раскраснелась и норовила в отместку расцарапать лицо наглецу, но тот только усилил нажим и раз уж она исхитрилась развернуться, сделал попытку добраться до груди.
— Мерзавец, развратник, — выплёвывала она ему, пытаясь посильнее достать коленом, но тут он оставил её одежду в покое и резко опустив руки на ягодицы притянул к себе и прижав к стене, чтобы не изгибалась принялся яростно целовать. Напор, желание мерзавца были столь сильны, а сопротивляться уже не оставалось сил, да и когда ещё втихушку, не в ущерб репутации можно будет вкусить плотской радости. Жертва распалилась и превратилась в жаждущую вроде бы отмщения хищницу. Уж она покажет этому пню, что он никчёмный, не способный удовлетворить женщину мужчина. Теперь уже она притянула его за зад к себе, чтобы сквозь ворох тканей почувствовать, что он ей там предлагает, стоит ли связываться или лучше обсмеять. А толстые губы уже действовали, даря обещанные ласки, руки уверено отодвигали лишние тряпки и помогли добраться женским ручкам до своего дружка, направить наиприятственное движение. И снова мужские грабли занялись приятным ощупыванием, прижиманием. Вскоре в нетерпении он её обратно развернул, дал возможность опереться и занялся тем, на что нацелен был с самого начала. Женщина была упругая, крепкая, налитая, хотелось протянуть руки и мять ей груди, но сверкающая белизной попа манила, и он подарил ей своё внимание не забывая вколачиваться. Они чуть не прозевали начало слушания. Оба жадничали, старались урвать сладкого безумства от случайной встречи. Позволили себе многое, может, мужчине и не впервой было «многое», но Ирме неистовство оказалось в новинку, зад её был затискан, горел от детских и поначалу обидных ударов. Платье он заставил расстегнуть до пояса и выставить груди напоказ, и губы у него действительно оказались тёплыми, мягкими и сладкими. В какой-то момент ей стало очень жаль, что она больше его не увидит, не повторит бесстыдство, но мысли о будущем никуда не делись и когда, наконец, слушание началось, она сосредоточилась и слушала. Мужчина ей не мешал. Облокотившись на противоположную стену, он оглядывал её оценивающе и прислушивался к происходящему.
Он прекрасно знал, с кем имеет дело. Помнил её ещё молодухой, посмеивался со всеми, когда видел, как муж дразнил ее, раззадоривая на высказывания, а потом осаждал, подчинял, а она злилась, пыхтела, но замолкала. Покойному ныне Дану нравилось наблюдать, как она кипит, искрит, хорошеет, но подчиняется. А вот сынок уже не справился с матерью, об этом мужчина тоже слышал. Да и времена тогда наступили непростые, а бабе никак нельзя давать власть в руки. Сожрала парня, теперь вот за второго взялась, да на невестку наткнулась.
Градоначальнику всё знать нужно, а человеку всю жизнь прослужившему у него не сложно новости собирать, когда других обязанностей нет. Почётная старость, живи не хочу. Дети пристроены, внуки тоже, а то, что всю жизнь хотелось выбиться и стать самому хозяином… ну что же, значит, не дано было. Хотя, может это знак судьбы? Прибрать к рукам пылкую курочку, да топтать пока силы есть. Задорная она, не растеряла с годами злость, подучить заморским новинкам, да и наслаждаться жизнью.
Мысли мужчине понравились, на разницу в статусе он внимания не обращал, главное, чтобы сынок её не возражал, а он думается, только рад будет с глаз долой матушку сплавить. Ещё раз осмотрев старательно прислушивающуюся женщину и довольно цокнув языком, так и решил, будет ему забава усмирять кобылку. Сомнений, что справится, не было, а предвкушение даже глазки замаслило, и он уже подобрался, что бы ещё разик развернуть леди, как ему удобнее будет, но тут она словно решившись на что-то, заговорила.
— Э-э, — протянула она, поняв, что даже имени не знает.
— Велунд, — поняв её затруднения, подсказал мужчина. Она кивнула, принимая подсказку, но о себе смолчала.
— Видишь ли Велунд, слушание теперь будет завтра, и я хочу опять всё слышать.
— Ну что ж, сколько стоит побыть в этой комнате, ты знаешь красавица, — ухмыльнулся жеребец, вгоняя в краску вроде бы успокоившуюся леди. Пеньком и старичком его звать больше не хотелось даже в мыслях. Такие успокаиваются только в гробу, вечный бык осеменитель, кобель… Пришлось заставить себя угомониться, а то с ним рядом всё что-нибудь назло хочется сделать, ударить козлину хочется, но так, чтобы он не отступал, а повоевал с ней как давеча… Даже некультурно сплюнула на себя, на него, на разыгравшееся воображение.
— Я не против, но знаешь, что я заметила?
Велунд состроил насмешливое выражение и ожидал, чем удивит его голубушка.
— Заседали они долго, а никто угощений не принёс, даже водички не поставили. Опозорился твой глава.
— Тебе-то что за дело до угощений. К столу всех опосля пригласят.
Леди отмахнулась рукой.
— Покормить это одно, а лёгкую закусочку, напитки на выбор для важных людей совсем другое.
Мужчина придвинулся к ней, прижал своим телом к стене и, выдержав паузу, тихо спросил.
— Что ты хочешь?
— Хочу, чтобы молодая леди съела то, что я дам, — словно кидаясь в омут с головой, произнесла недавняя любовница.
Велунд молчал. Он огладил прижатую женщину рукой, бесцеремонно смял грудь, и рука его пошла выше, чтобы обхватить горло и слегка надавив, спросил.
— Невестку отравить хочешь? В доме градоначальника?
Ирма знала, что рискует, но ей необходим был сообщник. Необходим! Если он её выдаст, то будет скандал, но к этому она готова. Попытка, не есть действие. Она уже многое сделала невестке, но живёт ведь в её доме и будет жить! Если бы не время, Дикты вечно ждать не будут, Астрид может и передумать или ума ей кто вложит. Поэтому сейчас Ирма рисковала, но разумно, продумано. Она сидела, слушала и видела, что Лейф ей не союзник. Слишком много чувств у него к южанке. Он либо сам удавит её, либо будет любить до безумия, как свою стерву Илаю. Какому бы храму подношение сделать, что прекратился поганый ведьминский род!
Женщина смотрела в глаза сжимавшему её горло мужлану и не отводила взгляд.
— Ненавидишь, — с горечью отчего-то произнёс он, — жаль. Такая как ты не успокоишься. Очень жаль. Мне надо подумать.
Он отпустил её, но выходить из клетушки не собирался сам и не выпускал её. Мужчина действительно думал. Планы его менялись. Ирма Дан не отступится, а он если отказывается, то остаётся без интересной, насыщенной жизни с ней. Всё для него будет по-прежнему. Если соглашается, то появляется возможность длительно доить её и дать возможность внукам вырваться в новую прослойку общества. Сколько можно прислуживать из поколения в поколение. Это шанс для его рода. Если бы леди покушалась на главу или членов его семьи, то он бы сам удавил её, но в сложившейся ситуации можно было поторговаться и самому за всем проследить. А градоначальник…отбрехается.
— Говори, что задумала, — приказал он ей, и теперь видна была разница в его жёсткости обращения с ней ранее и сейчас. Это больше не любовная игра, теперь стало действительно страшно стоять рядом с ним. Не нужно было вообще подходить к нему, он, как и покойный муж, подавляет. И тут же слово «покойный» тянется в голове, не желая уходить, цепляется, манит.
— Купить пирожные в её лавке, а лучше у торгаша, на той же улице и вложить туда крысиный яд.
— Ты жестока, — и непонятно было, осуждал или обдумывал сам способ. — А если кто другой съест?
— А вот это ты возьми на себя, чтобы другие не съели, — набравшись храбрости, выпалила женщина.
Велунд задумался.
— Какие пирожные любит твоя невестка?
Леди Дан пожала плечами, а потом, вспомнив коробочку с маленькими беленькими кругляшами, пропитанные наливкой, ответила.
— Знаю какие, куплю.
— Сама и яд впихнёшь. А я сделаю так, что поставят их рядом с ней и будет тебе стоить это, Ирма Дан прилично.
С испугом посмотрела она на своего компаньона, но в голове снова прошелестело слово «покойный» и она кивнула соглашаясь.
День, начавшийся приключением и утолением какой-то животной нежданно-негаданной страсти, заканчивался страшно. Когда она нанимала Эллова убить чернавку, кроме ненависти и нетерпения ничего не было. Сейчас же, было жутко от Велунда, от того, что сама сейчас пойдёт и купит яда, от снующих мыслей в голове было нехорошо. Но она выскользнула из дома и сделала всё задуманное. Яд, пирожные и даже шпажка для одного, чтобы именно оно, славное, кругленькое в рот просилось. Купила леди ещё промасленной ткани, молотого перца. (прим. авт. героиня воспользуется мышьяком, так как это один из древних ядов, но воздействие будет описано не совсем правильное, немного выдуманное. Думаю, никому настоящие рецепты ядов здесь не нужны.) Всё у неё было уже продумано и решено. Дома сразу закрывшись у себя, не пуская даже подружку, она лежала и видела себя в будущем. Она свободна, богата, независима. Ей давно не перед кем отчитываться, но без денег нет свободы. Один шаг и всё переменится. Чернавка сама виновата, что вцепилась в её сына и Велунд, жадная скотина тоже сам виноват. Принимает её за дуру, а сам просчитывает, что пожизненно она ему обязана будет. Нет, не будет по его мыслям. Его надо первым делом убрать, чтобы не навёл, не признался ни словом, ни взглядом. Придётся постараться, но избавиться от жеребца сразу же.
День для Ингвара с Ксенией вышел долгим. После слушания они отправились в гости к Марено. У него своего дома в городе не было, но в рекордно короткие сроки став семейным, он снял более достойное жильё, чем занимал ранее, и ожидал завершения дел, будучи счастливым молодожёном. Тири немного стеснялась леди Дан и молодого ярла, но, не видя снисходительности или пренебрежения с желанием сказать гадость, успокоилась и подключилась к обсуждению прошедшего слушания. Когда Тири не ощущала себя зажатой, то была бойкой девочкой, с умными, живыми глазками, правда излишне эмоционально размахивала руками, пытаясь в чём-либо убедить, но смотрелось это мило. Наговорившись, все расстались, чтобы встретиться на следующий день в полдень.
Следующий день был во многом решающим. Ингвар хотел воспользоваться правом мести и убить Лейфа. Лишь большое наследство его сдерживало. Все знали, что Лейф признал Альгерда и получалось убийство ради денег. Такая слава сдерживала ярла, но суд мог помочь ему. Ксения же просто устала. Ей хотелось перелистнуть страничку с именем Биргхир и погрузиться в проект служителей. Это было заманчиво, перспективно и чертовски интересно.
К городскому главе приехали как в гости. Всех знатных посетителей проводили сначала в гостиную на чашечку кофе. За короткое время должны были подвезти ведьму, сопровождавшую Илаю в охотничий домик. Все ведьмы Биргхиров до сих пор жили в городе, давая поначалу показания о делах хозяев, потом служители вели беседы с каждой отдельно, склоняя к сотрудничеству, предлагая обучение и блага на постоянной основе. В гостиной разговор не складывался, поэтому все молча сидели и наблюдали за мелькающими молоденькими служанками. Они обеспечивали чашечкой кофе каждого гостя, ставя рядом угощение. Ксения выбрала себе место у окна в уголке. Два мягких стула, рядом маленький столик, сложенный вестник с новостями. Оставалось только убедиться, что здесь умеют варить кофе. Будоражащий кофейный аромат распространялся по гостиной, манил, и обещал наслаждение.
В это же утро, нервничая, но полная уверенности старшая леди Дан позавтракала, не мозоля никому глаза и покинула дом в неизвестном направлении, загрузив обязанностями свою наперсницу. Женщина позаботилась о том, чтобы быть привлекательной и, не обращая внимания на насмешливой взгляд кухарки, отказалась от какого-либо сопровождения. Она спешила в особняк главы. В условленном месте её дожидался Велунд. Немного нервничая, он, подхватив леди под локоток, провел её так, чтобы никто не заметил. Остановился мужчина у старого запасного выхода, в дальнем конце дома. Когда-то прислуге было удобно им пользоваться, теперь же домов на улице стало больше и новострой перекрыл выход на рынок. Теперь здесь были кладовки с сезонными вещами, хранилась лишняя посуда, старая мебель и прочее барахло, которое всё собирались перебрать, но каждый раз что-то мешало.
— Давай деньги, — сразу потребовал вчерашний любовник.
Леди отдавать не хотелось. Она стащила золото из кабинета сына. Он приготовил деньги, чтобы рассчитаться с рабочими. Очень приличная сумма. Однако возразить не было сил, и женщина лишь часто моргая, прижала увесистый мешочек к груди.
— Давай, время нет. Не обману.
Она всё-таки надеялась на особого рода внимание к себе со стороны Велунда, а он сразу про деньги. Уже не уверенная в своей неотразимости, она протянула золото. Он развязал, быстро просмотрел нет ли обмана, взвесил на руке и, удовлетворившись, снова приказал.
— Теперь давай пирожные.
Леди Дан засуетилась и вытащила из небольшой сумки компактную коробочку.
— Вот, всё приготовлено — а голос, отчего-то предательски срывался.
Мужчина бережно открыл красивую упаковку, там лежало три кругленьких шарика. Два из них сделаны не идеально, чуть примялись, а один был аппетитен, и в него для удобства была воткнута палочка.
— Чего ж ты так неряшливо сделала, сразу видно, что кто-то ковырялся, — недовольно заметил он.
— Яд только в одном, в этом, — всё-таки потеряв от волнения голос, почти прошептала леди.
— Хм, хитро. Сейчас уже приедут, тебе нечего тут делать. Уходи.
Покидать дом столь быстро в планы свекрови Ксении не входило, она разнервничалась и неловко поглаживая рукой грудь сообщника виновато улыбнулась. Он не поддавался ей и всматривался в глаза, как будто можно было в них что-то увидеть.
— Боишься? — неожиданно спросил он.
Короткое слово прозвучало подсказкой, она кивнула. Велунд оглянулся, прошёл чуть вперёд и, сбив замок на одной из двери, заглянул в помещение.
— Иди сюда, — коротко бросил мужчина, пройдя первым. Зажёг свечу, положил в сторону золото, коробочку и втянул замешкавшуюся сообщницу внутрь. Ещё раз осмотрев её, довольно ухмыльнулся, отмечая, что она явно прихорашивалась для него.
— Ты уже знаешь, как мне нравится, — отойдя от неё на шаг назад принялся выжидать.
Она занервничала. «Что ему нравится? За зад хватать, да тискать», а потом дошло, и сразу краснота залила щёки. Сглотнув начала расстёгивать платье. По его виду поняла, что угадала.
— Нижнюю рубашку в следующий раз не одевай, опять порву, — подойдя ближе, резким движением порвал так, чтобы груди больше не прятались за ней. Если вчера было всё естественно, то сейчас леди застыдилась, к тому же прохлада не располагала к оголению. Но мужчина накрыл двумя горячими руками полукружья, и она облегченно выдохнула. Велунд наклонился к её сжатым губам, не торопясь, словно пробуя, поцеловал. Никакой страсти, просто попробовал и думал, нравится ему или нет, и только руки его действовали сами по себе, сминая, играясь, то нежно, то больно. Ирме пришлось потянуться за следующим поцелуем самой, и тогда словно решив для себя что-то, он как накануне вспыхнул, забирая её с собой в омут наслаждений. Стало жарко, одежда мешала, но Велунд не выпускал инициативу из рук и, лаская сам, показывал, как надо ласкать его. Потом посадил её на стол, и безумство продолжилось, подвергая ножки стола непредусмотренной нагрузке. Всё закончилось так же неожиданно, как началось. Сильно, неистово, но не так как вчера. Совсем не так. Вчера они были любовники, сегодня она стала чем-то меньшим и кажется обидным. А может ещё вчера, когда она заикнулась об отраве, что-то яркое, неистово-сладкое, ускользнуло от неё. Коснулось, поманило и растворилось. Чувство потери было ощутимо, но разве тогда до этого было? Наверное, это нервы? От сегодняшнего дня слишком многое зависит.
— Теперь уходи, мне пора.
Велунд торопился. Он через нескольких людей накануне намекнул жене градоначальника, что неплохо бы гостей угощать, до делового собрания, давая им всем вместе собраться. Новая мода, чашечка кофе, крохотное угощение. Нельзя отставать от столицы.
— Я сейчас, мне надо одеться, — беспомощно залепетала леди.
Немного задержавшись, он, сплюнул и выбежал передавать пирожные. К гостиной мужчина подоспел вовремя и, подождав, когда будут подавать кофе молодой леди Дан, поставил на приготовленный поднос маленькую тарелочку с вытащенными из коробочки пирожными. Проследил, чтобы угощение подали именно ей, и ушёл выпроваживать свою личную гостью. Её медлительность могла дорого обойтись, а разгоревшаяся похоть, всё-таки была не к месту, зря он позарился на доступность. И удовольствие не то, и риск, не обоснованный.
Велунд торопился вывести незаметно сообщницу. Он замарался из-за неё, но его жизнь скоро подойдёт к концу и свой грех он отслужит леди Ксении Дан на том свете. Зато его род выберется в люди. Только надо быть осторожным с Ирмой. Она обязательно попытается убить, когда он придёт за следующей порцией денег. Не та женщина, чтобы терпеть вымогателя. Ещё мелькнула мысль, что странно то, что она себя предложила сегодня, но вчера он её так хорошо оприходовал, что самомнение затоптало ногами неуместное подозрение и неверие в свою великолепность.
Почти бегом добежав до комнатушки, где он её оставил, он схватился за ручку и потянул на себя. Дверь не поддавалась.
— Заклинило, что ли, — пробормотал он. — Ирма, ты здесь?
— Да, — послышалось из-за двери, — мне не открыть, — пожаловалась она.
— Сейчас, — взявшись двумя руками, ещё раз дернул на себя. Потом ещё раз и только когда упёрся ногой, то дверь резко распахнулась, чуть не свалив его с ног.
— Хрень какая, все руки ободрал, — пожаловался Велунд, разглядывая ладони. — С чего бы ручка, не ошкуренная?
Гостья хотела выскользнуть, но мужчина, перекрывая ей путь, наклонился и пригляделся к массивной деревянной ручке. Она была ошкурена, хотя по ней как будто нарочно неумело наделали зацепок ножом. Он посмотрел на свои ладони, в некоторых местах кожа содралась до крови, перевёл взгляд на гостью и сразу всё понял. Сплюнув, он потянулся к ней, замершей от испуга и наблюдавшей шальными глазами, как меняется его лицо.
— Стерва, — и столько было вложено в это слово! Досада на себя, восхищение её предусмотрительностью, отчаянной смелостью и коварством. Дальше они одновременно действовали. Она ничего, не соображая от страха, действуя по заранее продуманным для себя подсказкам, кинула в лицо перца. Он одним прыжком дотянулся до неё и, не выпуская, удерживая одной рукой, другой непроизвольно сунулся в щиплющие глаза. Ошибку свою понял почти сразу. Эта ссука всё предусмотрела. Щедро обмазала ручку ядом, вон и плотная промасленная ткань валяется, а он, дурень, схватился за неё со всем усердием и втёр яд в себя. Грубая кожа не дала действовать сразу веществу, но царапины, безусловно, помогут лучшему проникновению. Однако время ещё оставалось, была возможность попытаться спастись, но он сам внёс яд в глаза, и проникновение его почувствовал через мгновения.
— Ничего, вместе уйдём на тот свет, — ощерившись, из-за боли, яростного чиха, и сомнительного удовольствия забрать отравительницу с собой. Хватило усилия одной руки, чтобы в женском горле что-то хрустнуло, сминаясь, и обладательница его отчаянно, не веря произошедшему, захрипела.
«Нет, нет, не может быть! Нет!», билось у неё в мозгу, ведь продавец крысиного яда ей грозил мгновенной смертью, если даже малая крошка случайно попадёт в тело человека, а этот лопатами своими размахивает. Неверие Ирмы в расплату совершенно не остановило мужчину.
Велунд убедился, что женщина была мертва. Он, уже не надеясь, но проявляя упорство, попытался дойти до своей комнаты, чтобы обмыться или как-то унять действие яда. Тело прошила судорога, сначала одна, останавливая, потом другая, и боль уже не оставляла возможности двигаться. Умирать не страшно, жалко, что деньги не успел передать своим. Боли нарастали и, сплюнув, мужчина пополз к валяющейся леди.
— Лови меня красотка, я весь твой, — пробормотал он, устраиваясь рядом. — Ох, я с тобой позабавлюсь где-то там…
Терпеть долго боль не хотелось, разодрав посильнее руки и потерев, их друг о дружку, да ещё и лизнув, он начал ждать. В какой-то момент он позавидовал лежащей рядом леди, она умерла быстро, а его доканывают боли, но онемение уже не позволяло, ни улучшить для себя условия, ни изменить что либо. Оставалось лежать, судорожно дёргаясь и пытаться сохранить не искаженное мукой лицо. Жалел ли он, что так получилось? Жалел, но не невинную душу молодой леди, а то, что не срослось у него с этой волчицей. Недооценил он её, надо было вчера побороться за неё, а раз уж отступил, то сегодня не зевать. Хороша была леди, от бесхозности одурела немного, но он бы быстро это поправил. Жаль.
В гостиной, где собирались участники дела, стояла неловкая тишина, и ожидался последний свидетель. Ведьму, сопровождавшую Илаю, привезли, когда уже все держали чашечку кофе в руках и снимали пробу с него. Ксения приятно удивилась, что её маленькое новшество в виде крохотных шпажек, потихоньку распространяется. Маленькое пирожное удержится на палочке и не придётся облизывать пальцы. Она уже примерялась, как бы ловчее подхватить сладость, но отвлеклась на представление собравшимся последней участницы. Пришедшая ведьма вела странно. Она явно чувствовала себя неуютно, но вдруг ей стало нехорошо. Глаза раскрыла, зрачки у неё заметно увеличились, и лицо приобрело растерянный вид. Очень быстро женщина окинула всех настороженным взглядом и, казалось бы, взяла себя в руки. Ну мало ли у кого какие страхи, ей простили неловкое поведение, сделали вид, что не заметили. Да только Тири, приглашенная на сегодняшнее слушание по большой протекции мужа и сидевшая тихонько возле него, с небольшим опозданием вдруг повела себя похоже. Напряглась, всхлипнула, сбивая дыхания, и немного напугано посмотрела на мужа.
— Что моя лисичка? Что случилось? Тебе плохо?
— Смерть, — выдавила она из себя, — насильственная смерть, прямо сейчас, близко.
Тишина.
— Что она говорит? Какая смерть? — раздался непонимающий, растерянный голос супруги градоначальника.
— Наверное, кофе слишком крепкий, — шикнул на неё благоверный.
Марено быстро окинул всех профессиональным взглядом и сорвался с места.
— Никому отсюда не выходить. Огонёк, можешь указать направление?
Тири расстроено замотала головой, но вошедшая ведьма махнула рукой в сторону.
— Там. Один мёртв, второй кончается, и ещё… смерть здесь, рядом.
Все запереглядывались. Никто не стонет, не кряхтит, все вполне себе здоровы. Марено сурово уставился на ведьму.
— Конкретнее. Что значит рядом?
— Злой умысел здесь, — прикрыв глаза, раздувая ноздри, она прошла вперёд. Задержалась возле Лейфа, втянула воздух глубоко в себя, прожгла его взглядом, но ничего не сказала. Сделала несколько шагов по направлению к чете Дан и снова лицо её изменилось.
— Хотите жить встаньте и отойдите от того места, где находитесь.
Ксения растерялась. Почему-то посмотрела наверх, не висит ли над ней люстра с подпиленной цепью, но ничего не угрожало сверху. Она посмотрела на мужа, он на ведьму, потом встал и, выдернув из подобия кресла жену, отошёл с ней в сторону. Женщина продолжила следить за непонравившимся ей уголком, но больше ничего конкретного не сказала.
Марено едва дождавшись более-менее понятной обстановки в связи с произнесёнными словами, что смерть здесь, бросился искать ранее указанных покойников. Следом бросилась Тири, вцепившись в руку мужа. Молодой его мудрость поспешил за ними.
В гостиной продолжала висеть тишина. Ксения дёрнулась допить кофе, но Ингвар не дал ей сделать даже шага за своей чашечкой. Держал жену крепко, притягивая к себе поближе, и особенно следил за Лейфом. Секунды не торопясь складывались в минуты, выматывая своей медлительностью. Никто ни с кем не разговаривал, не перебрасывались взглядами, просто ожидали, не зная как себя вести дальше. Раздавшиеся в тишине немного наигранно-бодрым тоном слова, вернули всех в действительность из вязкого безвременья.
— Ингвар, кажется, я выгодно потратил твои деньги, — произнёс странные слова Марено, убедившись, что в гостиной осталось всё неизменным. Вопросительные, немного беспомощные взгляды вызвали у него нервную улыбку.
— Осталось только проверить, не обманул ли меня старый прохиндей. Господин градоначальник, нет ли у вас животного, которое не жалко?
— Нет, — неуверенно ответил мужчина, ничего не понимающий и мечтающий только о том, чтобы всё поскорее закончилось, и оставили его с привычными для него делами.
— Есть! Есть, — подскочила его супруга, — злобная тварь, испортившая мне уйму нарядов. — Приведите сюда Марса, — велела она.
— Но дорогая, это очень дорогой пёс, я за него выложил немалую сумму, — возмутился мужчина.
— Это не пёс, это преступник и он понесёт сейчас наказание! — пафосно и, не принимая возражения, припечатала женщина.
— Я не… — градоначальник сдулся, увидев, как несколько пар глаз уставились на него с категоричным осуждением. Упитанный кабанчик, с огромной челюстью влетевший в гостиную сразу показал себя крайне невоспитанным.
— Однако, какой избалованный у вас пёсик, — вежливо отозвался круглолицый его мудрость, подбирая разодранную полу хламиды.
— Игривый, настырный и очень сильный, — дал характеристику молчаливый второй его мудрость.
На хозяина посмотрели осуждающе. Многие ярлы держали собак, но они воспринимались практически наравне с работниками. Либо охотники, либо сторожа, животные отрабатывали каждую косточку и готовили их к этому со щенячьего возраста. Пёс градоначальника, чувствующий себя в доме по-хозяйски, похоже, миновал стадию воспитания и, войдя в возраст, приносил теперь хлопоты, беспокойство и делался опасным для детей и женщин.
— Если вы ничего не понимаете в собаках, то не стоило заводить. Только отличного бойцового пса испортили, — тяжело бросил слова ярл Биргхир.
Градоначальник хотел что-то сказать, но сник.
— Для чего вам животное, ваша светлость? — обратился круглолицый служитель к герцогу.
Марено подошёл к столику в уголке, вытащил шпажку из пирожного и прямо на тарелочке подал псу. Тот понюхал, лизнул ближайшее и махом заглотил все три. Облизался и с ожиданием посмотрел на дарителя, мол, нет ли ещё. Герцог отпихнул от себя псину и начал рассказывать, что нашёл в доме градоправителя по указке ведьмы.
— У вас слишком большой особняк, вы не следите за всеми помещениями, — бросил он упрёк раскрасневшемуся хозяину. — Прости Ингвар, но я нашёл здесь труп старшей леди Дан и хрипевшего рядом с ней некоего Велунда. Он жил и работал здесь.
Муж Ксении напрягся, сжал кулаки и пока не знал, как отреагировать. Возможно, Марено вводит в заблуждение всех из каких-то своих соображений, с него станется, но слишком злая попытка… дурацкий день, не может же быть сказанное правдой?
— Леди Дан щедро оплатила отравление своей невестки, и чтобы не опасаться последствий убийственной сделки, она сразу же отравила сообщника. Он, загибаясь рядом с ней, в обмен на предупреждение об угрозе твоей жене, попросил оставить деньги его семье.
Ингвар, поняв, что речь идёт не о пустых разговорах, рванул из гостиной. Свою мать он нашёл быстро, взбудораженные слуги указали ему дорогу.
Леди Дан старшая лежала рядом с неизвестным ему мужчиной и оба они выглядели, как почившая супружеская пара. Он смотрел и не верил в то, что видел. Его матери здесь быть не должно, но она здесь, в своём нарядном городском платье. Косматый мужик держит её за руку, как будто имеет на это право. Дикость и несуразность увиденного не укладывалась в голове.
А потом вдруг накатило. Он злился, даже ненавидел её за то, как поступила с Ксюшей, мечтал, чтобы она уехала и не беспокоила его… теперь её нет, никого больше не побеспокоит она, не раздражит, так от чего же столько боли в сердце?
Может от того, что в том, счастливом времени под названием детство, она коршуном кидалась на защиту сыновей, считая, что отец чересчур строг с ними и пережимает со своим воспитанием? Или, когда она прибегала в лес, находила их с братом, сопливых малолеток, сутками выслеживающих зверя и приносила поесть. Выпрашивала деньги у отца, чтобы подкинуть ребятам на пряники для девок. Нельку-то отец баловал, а вот сыновьям доставалась вся строгость его и только мать не боялась лезть на рожон ему вопреки.
Больно, очень больно и горько. Мысли начинали шевелиться, и возникал вопрос, как мама здесь оказалась. Вспомнилось, что Марено, что-то объяснял, но всё как в тумане. Посмотрев, как слуги накрыли тканью мёртвых, Ингвар поплёлся в гостиную. Необратимость ситуации подавляла, но шок проходил, и рождалось беспокойство за жену. Потерять ещё и её нельзя.
Возле помещения с гостями толпились слуги, и вид у них был ошарашенный. Женщины прикрывали рты ладошкой, чтобы не издавать лишних звуков, но глаза выдавали страх и накатывающую истерику. Мужчина рванул в гостиную и увидел, что все стоят возле лежащего пса. Его мудрость, поймав ничего не понимающий взгляд, пояснил.
— Мёртв.
Марено оглянулся на вошедшего и, видя, что ярл не совсем хорошо соображает, медленно повторил ранее сказанное.
— Пирожные поданные леди Ксении были отравлены. Думаю, вовремя сказанные слова Велунда спасли чью-то жизнь. Уважаемая, — лёгкий признательный наклон головы в сторону ведьмы, — предостерегла об опасности миледи, а Велунд избавил дом от случайной жертвы любящей хозяйские сладости.
— Предлагаю пройти в подготовленный зал и там обсудить, что произошло, — подал совет его мудрость.
Все поднялись и прошли в подготовленное помещение для слушания. Ко вчерашнему делу вернуться сразу не смогли. Марено ещё раз рассказал, что на последней минуте сумел сказать ему Велунд. Ингвар отказывался верить, и только увидев свой мешок с золотом, приготовленный для размена и последующей отправки для расчёта с рабочими на шахте, почернел лицом, приняв правду. Затишье матери накануне, показывало, что она не уступила, не усмирила себя, а всего лишь решилась на самостоятельное свершение угодных ей дел. Уже после, дома, допросив её подругу, он узнал, насколько сильно овладела мамой серебряная мечта и то, что на её алтарь она готова была положить всё.
Лейф откровенно злорадствовал, услышав о действиях свекрови Ксении и его Илая, в свете новых сведений уже не представлялась чрезмерно озабоченной ревностью, как и он сам. Все они тут безумны в достижении своих целей, не видят препятствий, не щадят чувства других. Отчего-то покойная жена предстала в новом свете для него. Ему нравилось думать о ней как о милой, нежной, немного капризной женщине, умеющей очаровывать, мягкостью добывать желаемое. А сейчас подумал, что Илая могла идти по трупам с нежной улыбкой, если ей чего-либо хотелось. Целеустремленная, упёртая, по-драконьи охраняющая всё, что считала своим, не считалась ни с кем, если желала что-то или кого-то. Они любили друг друга яростно, но иногда так же сильно ненавидели. Заводили напоказ любовников и унижали их, сходясь снова вместе, забывая о размолвках и именах тех, с кем делили постель. Только Ксения не забылась и Илая её выделила раз и навсегда. Отреагировала на неё бурно, зло и страстно, уничтожая в сердце поселившуюся нежность к чужой женщине. Вот когда он допустил ошибку, ошалев от радости возвращения должности, жены, а всё остальное лишь последствия.
Лейф снял свои обвинения после допроса ведьмы, сопровождавшей Илаю к домику, но не её слова убедили его, а внутренние размышления. Спала пелена с глаз, он увидел жену совсем другой, от этого меньше любить не стал, но сколько ссор, бед, можно было бы избежать воспринимай он её такой какой есть. «Ведьмовство какое-то», выругался он.
Дела завершили неожиданно быстро, без каких либо возражений. Денег Ингвар не оставил наследникам Велунда, но отблагодарил взрослую ведьму, считая, что именно её слова спасли жену.
Чета Дан занялась подготовкой к похоронам. Они почти не общались. Слишком много плохого случилось и не получалось даже обсудить всё. Ксения не могла жалеть свекровь, тем более узнав какую смерть та ей приготовила, но она видела, как тяжело мужу и ей было стыдно за свои чувства. Ингвар смерть матери перенёс тяжело. Он ощущал себя преданным ею и в то же время, сердце его рвалось по той маме, которую он оставлял до похода на юг. Дом Данов затих на несколько дней. Потом как-то незаметно стало снова шумно за завтраками, обедами. Пришлось придумывать, откуда брать недостающие деньги для рабочих. Привезли трубы для оранжереи, и закрутилась стройка возле дома. Ингвар отмалчивался, переживал всё в одиночестве, не идя на контакт.
Землянка, беспокоясь о многом, сбегала к Тири, пока та не уехала с мужем обратно на юг, и попросила посмотреть Лейфа ведьминским глазом. Не будет ли он больше лезть к ней. Лисичка и обнадежила, и расстроила. Ксения для него отошла в прошлое, а вот сын продолжает занимать все мысли Лейфа, но опасности нет. Хотелось бы верить, но в её случае все гадания очень изворотливы.
Потихоньку оттаял Ингвар, перестал хмуриться, начал шутить и потянулся за лаской к Ксюше. Когда приехала его сестра с мужем, он погрустил с ней и сумел отпустить маму вместе с обидами на неё. Неля с весельчаком-мужем здорово развеяли обстановку, но задержаться не смогли. Казалось, что плохого больше не будет, и Ксения заговорила снова о ребёночке.
— Ксюша, я… — нелепо согнувшись на кровати, Ингвар закрыл лицо руками и замолчал. Девушка растерялась, ничего не понимая, подобралась к мужу, погладила его, пытаясь заглянуть в глаза.
— Ингвар, что? Скажи мне, что случилось? У тебя всё-таки есть дети, и ты не хочешь от меня ребеночка? Объясни, пожалуйста, — заволновалась она.
— Что? Нет, ласточка, нет, я мечтаю, чтобы у нас был ребёнок. Мальчик или девочка, без разницы. Дело в другом, помнишь меня опоили?
— Конечно, как такое забыть, — содрогнулась леди.
— Состав был агрессивно возбуждающий, да ещё ведьмы эти… Лерон сделал тогда всё что мог, но вот детей у меня сейчас не будет.
Ксения с ужасом смотрела на мужа. «Боже, и он молчал! У неё-то в конце концов дети есть, а вот у него род пресекается. Ни одного мальчишки!» Не находилось слов, чтобы выразить насколько её потрясло последствия отравления. Чужая зависть и жадность искалечили Ингвару смысл жизни, тем более он ярл.
— Но, свет мой, ты сказал «сейчас»? Надежда есть? — уцепилась она за оговорку.
— Надежда есть, — посмотрел на Ксению глазами, наполненными болью. — Я знаю, ты очень хотела девочку, подождёшь?
— Нам торопиться некуда, не бери в голову. Если Лерон сказал, что надежда есть, то значит, она точно будет. Он очень осторожный и напрасно обнадеживать не станет. К тому же, прости меня дурочку, нам и некогда сейчас с детьми особо возиться, столько дел, просто ужас сколько дел. Да и через годик я себе внука выпишу, помнишь, я тебе говорила? Опять же с ним ведь заниматься надо. Вот разберёмся со всеми делами, будет у нас тишь да гладь, тогда и по лекарям с тобой побегаем, разузнаем насчёт потомства.