Оранжевый парус для невесты

12

Через голову уходит восемьдесят процентов тепла, где-то услышала Ольга. Она поежилась и надвинула капюшон ветровки.

Навстречу, а также слева и справа, обгоняя их с Мариной Ивановной, бежали люди. Нет, не шли мужчины и женщины, а просто бежали человеческие особи, одетые в брюки и куртки, быстро перебирая ногами. Вчера, сидя у окна на кухне, она разглядывала маленького паука, который полз по стеклу снаружи. Ей было видно, как двигаются его шесть тощих ножек.

Похоже.

Паучьими ножками управляет голова паука или что там у него, это точно, а люди только думают, что подчиняются собственной голове.

Она вздохнула.

– Ты чего? – спросила Марина Ивановна.

– Да так. – Ольга отмахнулась. Ей тоже надоело бежать по маршруту, который выбрала не она. Все чаще казалось, что она с каждым днем глубже уходит в лабиринт, а значит, все меньше надежды из него выйти.

Женщина под сорок с маленькой сумочкой шла навстречу, она вела за руку ребенка лет трех. До нынешней революции сидела бы в своем, к примеру, Угличе и вкручивала винтик в часы на заводе. Рядом с похожей на нее, которая вкручивала другой винтик. Конвейер крутился десятилетиями в одном режиме, держал людей при себе. Но сейчас бывшая работница наверняка снимает с подругами квартиру в Москве или стоит у прилавка на каком-нибудь рынке. Нет, скорее всего устроилась нянькой. Ребенок какой-то… другой породы, что ли?

Ольга безошибочно узнавала провинциалов, причем не только совсем уж свежих. Она узнавала тех, кто со стажем. Даже с очень большим стажем. Но по правде сказать, последних только после разговора. Нет, они ничего такого не произносят, но в их словах, а стало быть, в ощущении, нет незыблемой уверенности, что все вокруг принадлежит им. Коренных москвичей заботит, какие дома надо сносить, какие строить. Какие деревья рубить, а какие нет. Провинциалам все равно.

– Видишь, вон тот могучий дом с колоннами? В нем жила прабабушка моего сына, – сказала Марина Ивановна, словно уловив что-то. – Ей принадлежал весь этаж. Там селились артисты, музыканты, она тоже каким-то боком прислонялась к этому кругу. Она и умерла в том доме, только, как ты понимаешь, в комнате, но в коммунальной квартире. – Она усмехнулась. – Дед моего мужа был ее внебрачным сыном. Но настоящий муж усыновил его.

– А вы разве не можете сейчас как-то… что-то… получить? – Ольга кивнула в сторону дома, который они разглядывали.

– Как-то… что-то… – передразнила она ее. – Пошли лучше отсюда.

Ольга, стараясь не задеть бедром, обтянутым светлыми брюками, зады и бока дорогих машин, пробралась к тротуару.

– Хочешь купить монастырского хлеба? – вдруг спросила Марина Ивановна.

– А где это?

– Сразу видно – провинциалка или хорошо натасканная атеистка, – фыркнула она. – Вон, прямо на тебя смотрит. – Марина Ивановна сказала название, но Ольга сразу забыла его.

Действительно, на территории женского монастыря пекли хлеб и продавали в лавочке, похожей на сельский магазин. В таком они покупали хлеб в Покровке давным-давно, когда отец учился в военной академии в Москве, а они жили с матерью в деревне.

Хлебом пахло так крепко и так маняще, что она не удержалась и поднесла к губам острый уголок. Откусила.

– Ох, – покачала головой, пытаясь разжевать острую, как хвойные иголки, корочку.

Марина Ивановна с интересом смотрела на нее.

– Знаешь, по тебе никогда не скажешь, что ты не в Москве родилась. Но если за тобой понаблюдать…

– И что?

– А то, что есть нечто, чего не спрячешь ни под слоем лет, ни под толщей выученных стадных правил новой жизни.

Ольга кивнула, ощущая невероятный покой. Она хотела, но никак не могла найти способ обрести его хотя бы на миг. Так было постоянно в последнее время. Вот оно – вкус прежней жизни. Так что же этот вкус только в монастырском хлебе и остался? А сама она разве выросла не в монастыре – стены военного городка не тоньше монастырских.

– Но наверняка тебе должно быть намного приятнее в московской среде, – заметила Марина Ивановна, – чем мне в твоем возрасте.

– Почему?

– Потому что нынче вся провинция переселилась в Москву. А в мое время – редкие экземпляры. – Она засмеялась. - А вообще я хочу с тобой поговорить о другом, Ольга.

– Говорите, – сказала она, выглядывая из капюшона.

– Ты понимаешь, что с тобой происходит? – спросила Марина Ивановна. – На работе?

– Не до конца. – Ольга поморщилась. – Кое-что понимаю.

– Ты знаешь, что такое мобинг?

– Что-то… – Она наморщилась. – Если от английского слова «моб», то это… грубить, хамить, нападать.

– Не напрягайся, – перебила ее Марина Ивановна. – Это называется травля, если перейти на русский.

– Травля? Вы хотите сказать, что меня травят? Но почему?

– Потому что ты узнала страшную тайну своей начальницы.

Ольга остановилась:

– Вы шутите.

– Но ты же сама мне рассказывала, что она входила в магазин «Интим»? А ты видела.

– Ну и что? Кого сейчас этим можно удивить?

– Значит, можно.

Она сама догадывалась, но не верила до конца, что из-за этого Наталья Михайловна Дорошина к ней переменилась, а за ней – остальные коллеги. Ольга молчала, прислушиваясь к странному равнодушию в себе.

– Конечно, тебе лучше всего в таком случае уйти, – продолжала Марина Ивановна. – Но я не советую. Поэтому предлагаю смотреть на все открытыми глазами и искать запасной вариант. Только не бросай все и не удирай, – снова предупредила она. – Ты не одна, я – на твоей стороне.

– Вообще-то, – сказала Ольга, – она грозила открыть против меня дело. Из-за факса. Мне не доказать, что не я отправила запрос в Улан-Удэ и…

Марина Ивановна подняла руку;

– Только между нами. – Ольга остановилась. – Я послала факс в Улан-Удэ за подписью… гм… Натальи Дорошиной.

– И… что вы написали?

– Я написала, что отправляю уточненный список документов, которые они должны представить. Там нет ни слова о копии лицензии, ты ведь понимаешь?

– Но вы рискуете… из-за меня. – Ольга похолодела.

– Нет, из-за себя. Я тебя притащила сюда. Помнишь?

Ольга почувствовала, как мелко дрожат руки. Она и не знала сама, что это так мучило ее.

– И что?

– Я попросила их прислать как можно скорее все документы. Они уже на столе у Дорошиной.

– А Наталья…

– Ничего. Что она может сказать? Насторожится – да, но поймет, что не все поддерживают ее. Знаешь, как называют тех, кто толкает окружающих на мобинг? Моблер. Смешное слово. Воблер, есть такое слово у рыбаков. От мужа слышала. Что такое – не вникала. – Она махнула рукой.

– Я просто не знаю…

– Не надо, – махнула рукой Марина Ивановна. – Не благодари. Я бы погуляла с тобой еще, но меня дома ждут. Мои мужики собрались на рыбалку. – Она покачала головой. – Знаешь, я всегда говорила, что не люблю маленьких детей. Они мне нравятся начиная лет с девяти. И что же? Мне кажется, и мужу, и сыну все время девять.

Ольга с удивлением смотрела на Марину Ивановну, которая для нее служила образцом женщины, которой повезло в семейной жизни.

– Удивляешься? Мой муж и сын все время играют. Я чувствую себя иногда их бабушкой. До чего они на днях додумались? Взять на прокат «УАЗ». Знаешь такую машину? «Козел» в просторечии. С тентом вместо кабины.

Ольга повернулась к улице. По запруженной Остоженке катили блестящие иномарки.

– Не смотри, такие здесь не ходят. – Она усмехнулась. – Спроси, сколько стоит день проката? Тридцать у.е. Это при том, что в гараже у них останется нормальная машина. Спрашиваю: почему, зачем? А мне говорят – мечта всей жизни. «Ты бы не согласилась, – говорит муж, – сесть в такую машину, значит, я не могу купить ее». Но я-то знаю, – она подалась к Ольге, – что он не купил ее уже потому, что пришлось бы чуть не полгаража разбирать. По высоте не пройдет. – Она усмехнулась. – А теперь он берет ее на выходные!

Ольга кивала. Она видела мужа Марины Ивановны, но никогда бы не подумала, что он, хозяин небольшой фирмы, которая поставляет корм для собак и называется «Поликорм», тот самый, о котором она рассказывает.

– Пойду собирать своих семилеток. – Марина Ивановна подмигнула. – Бычков наловят. Потом долго будут гоняться за кошками во дворе, чтобы их одарить. – Она скрылась за стеклянной дверью метро.

Ощутив необыкновенную легкость, которая возникает у человека, решившегося спрыгнуть с моста и которого долго к этому подталкивали обстоятельства, окружение, Ольга свернула на бульвар.

Казалось, она сейчас идет без всякой цели. Но так не бывает, понимала она, потому что все, не отдавая себе отчета, с самого рождения устремлены к той, о которой даже не знают. Но она есть, заложенная непонятно как, в каждом. В промежутке можно довольствоваться временными целями, чужими, но все равно двигаться к своей. Почему не все доходят? Путь кривой, жизни не хватает, в общем, у кого как.

Ольга обнаружила себя на сверкающих мраморных ступеньках дорогого магазина одежды для туризма, рыбалки и охоты. Она толкнула дверь, но та не поддалась. Осмотревшись, увидела кнопку звонка и нажала ее, заметив глаз видеокамеры.

Понятно, усмехнулась Ольга, но не дрогнула. Видимо, те, кто наблюдал за ней изнутри, поняли: девушка настойчива, значит, не ошиблась. Открыли ей.

Магазин оказался невелик. Но как в нем пахло! Какой в нем свет!

Ольга ходила от стойки к стойке, от витрины к витрине и чувствовала, как что-то, давно забытое и засыпанное кучей мусора, зашевелилось. Ну конечно, воспоминание. Дедушка надевает на нее патронташ, который сшил сам из сапожной кожи, плечо ее под тяжестью опустилось. Ольга снова вспомнила про Фемиду с весами, но после того, что сказала, а главное – что сделала Марина Ивановна, эта женщина ее не пугала. Какая милая, хоть и глаза завязаны.

Давно это было, но запах старой кожи, пороха и чего-то еще, неуловимого и не имеющего названия, Ольга нашла здесь.

Она огляделась. Продавец равнодушно следил за ней, по лицу видно – думает, что пришла поглазеть. Ничего не купит, в лучшем случае – бейджик, подарок для своего парня.

В полумраке, с умело подсвеченными стенами, пахло дорогим табаком, но не назойливо, а слегка. Кожей, опять-таки тонко. Ольга наконец спохватилась:

– Здравствуйте.

Мужчина за стойкой охотно отозвался. Похоже, магазин числили заведением европейского уровня, здесь не вздрагивают, когда клиент здоровается.

– Вы что-то хотите? Вам помочь? – Сама любезность.

– Спасибо, я знаю, где это.

Ольга направилась к стойке с галстуками. Она знала, где они, потому что изучила на сайте магазина. Фотографии стендов в Интернете были яркими и четкими.

Она трогала галстуки, рассматривала, пальцы гладили шелк, ощущали выпуклости на ткани – вышитые птички, вытканные рыбки. Она забыла обо всем, что не здесь. Она хотела отгородиться от того мира, из которого вошла сюда. Получилось.

– Простите, а вот этот галстук… – Ольга указала на темно-зеленый из шелка, по его полю летели крошечные гуси – белозобые казарки. Она узнала их сразу по длинной шее и белым перьям на груди. Такие четкие, что можно рассмотреть их клювы.

– Шведская фирма, – бросил мужчина, не глядя на Ольгу.

– Сколько стоит? – спросила Ольга и подумала – не важно.

Если у нее не хватит, она возьмет в долг. Ей казалось, это не галстук, а рука, протянутая ей из ниоткуда, она должна ухватиться за нее во что бы то ни стало…

Перед глазами вспыхнула россыпь шелковых галстуков, она подбросила их вверх, а вальс-фантазия Глинки плыл над залом… Она сдала тогда на второй разряд по художественной гимнастике. Такое счастье Ольга пережила в своей жизни впервые. Она собиралась пережить подобное снова.

Мужчина пошуршал прайс-листом, объявил цену, изучающе глядя на нее – сейчас уйдет или для порядка еще погуляет?

– Я возьму, – выдохнула она и подала ему галстук.

Продавец с интересом посмотрел на Ольгу. Он оценил ее выбор.

– Обратите внимание, он хорош для охотничьего жилета. Вон того. – Он указал на полку. – Прекрасно подойдет к этой рубашке. – Он положил на стойку серую рубашку.

Она не посмотрела ни на жилет, ни на рубашку.

– Спасибо, – кивнула Ольга. – В другой раз.

Она спешила домой так, что, казалось, вылетит из подземелья без всякого эскалатора. Она жаждала проверить – правильно ли говорят, что если в прошлом ты испытал что-то приятное и запомнил то состояние как самое замечательное в своей жизни, то можешь вернуться в него. Снова испытать радость. Но для этого тебе нужно что-то, что поможет твоему возвращению.

Ольга всегда чувствовала себя уверенной и в полной безопасности, когда раскладывала на большом полированном столе в гостиной свое шитье. Она еще не убрала со стола остатки ткани, из которой шила юбку-спираль. Вещь получилась, но возникало сомнение – а она сможет пройтись в ней? По-дамски, а не широкой поступью женщин, надевших брюки. Как будто они идут в будущее, мимо настоящего…

Дома, едва закрыв за собой дверь, она смахнула на пол обрезки ткани и выложила на стол галстук. Он вытянулся во всю длину – на, смотри на меня, любуйся.

– Прелесть, – прошептала Ольга.

Она сняла очки, наклонилась, желая рассмотреть фактуру ткани. Потом осторожно приподняла и понесла к зеркалу. Набросила на шею.

Казалось, кровь не просто побежала быстрее, насыщенная адреналином, она забурлила. Ольга давно не испытывала похожей радости. Она понимала, что причина даже не в самой вещи, не в красоте ее, а в том, что она наконец увидела знак, не пропустила его, иначе продолжала бы блуждать в лабиринте, уводящем ее от выхода… к самой себе.

Не она первая испытала такое чувство. Оно знакомо даже младенцу, схватившему вожделенную игрушку. Человеку, обретшему веру, или тому, кто научился растворяться в медитации. Да всем, кому удалось испытать состояние счастья и осознать его. Не зря сказано – летает от счастья.

Она пребывала в странном состоянии до самого вечера. Крутилась вокруг шкафа, сама не зная почему. Потом вокруг стола, брала в руки ножницы и резала ими воздух.

Наконец Ольга открыла шкаф и начала рыться в нем, не зная толком, что ищет.

Оно выпало само, зеленое шелковое платье с воздушным кружевным воротничком. «Прелесть, какое платьице», – хвалили все.

Его сшила мать и заставила надеть Ольгу. Ей исполнилось восемь.

– Если будешь все время ходить в брюках, – говорила она, – станешь, когда вырастешь, топать, как девушка с веслом.

Ольга захихикала.

– Ты знаешь такую девушку? – удивилась она познаниям дочери. Эту скульптуру она увидела в Москве, когда они с мужем отдыхали в санатории.

– Знаю, – сказала Ольга.

– И кто она такая? – допытывалась мать.

– Наша учительница. Мы с Юркой видели, как она каталась на лодке напротив кладбища.

– Ты снова там была? – Мать отшатнулась.

– Так с Юркой же…

Мать кивнула. Тогда она тоже считала, что с ним надежно…

Подходит, сказала она себе, когда внимательно рассмотрела ткань.

Она нашла разноцветные нитки в коробке из-под индийского чая.

И они подходят.

Всю ночь просидела в Интернете. Она отмахнулась от слов докторши: «Не напрягаться, не… не…» Глаза ее пока видели то, что она хотела увидеть.

К утру она поняла – есть поле для работы. Галстуки носят мужчины от тридцати до шестидесяти лет, каждый пятый никогда не носил его и не собирается. Но если предложить им так, чтобы они не смогли отказаться?

Ольга распорола платье, распорола купленный галстук. Остро заточенные ножницы не дрогнули в уверенной руке…

Настоящие, дорогие галстуки шьют вручную, знала она, и она шила, стежок за стежком. А потом вышила не гусей на зеленом поле, а уток. Положила два галстука рядом. Получилось.

Ольга надела новый костюм, серый, повязала галстук. Черные туфли на среднем каблучке, оглядела себя со всех сторон, перекинула ремешок черной сумочки через плечо и вышла из дома.

Едва она взошла на мраморные ступеньки, дверь открылась сама собой.

Мужчина вышел из-за стойки.

– Здравствуйте, – сказала Ольга.

– Рад видеть. Вы пришли за жилетом или рубашкой? К нему? – Он кивнул на галстук. Потом глаза его округлились. – Каков подлец!

– Простите? – осторожно спросила Ольга. – О ком вы?

– Негодяй, – с еще большим жаром повторил он. – «Только ва-ам, эксклюзи-ив», – передразнил он кого-то. – Где, у кого вы купили?

Ольга улыбнулась.

– Вы о галстуке? – уточнила она, не ожидая ошеломительного успеха.

– О нем.

– Я сшила его сама.

Глаза мужчины остекленели.

– Похожи, да? Только я вышила уток.

– Клон чистой воды, – фыркнул наконец мужчина. – А вы можете его снять?

– Конечно. Вы хотите рассмотреть работу, – сказала она, приспуская узел, снимая галстук. – Ручная, вот ниточка незаправленная, все, как положено.

– Класс, – выдохнул он, исследовав все швы. – А я уже собирался шкуру спустить с поставщика, У нас с ним эксклюзивный договор. – Он внимательно изучал Ольгу. – Знаете, девушка, а что, если я вам сделаю предложение?

– А я вам, – сказала она. – Хотите – с осами? На черном фоне – золотые осы?

– Тридцать процентов от цены этого, – предложил он, указав на ею купленный, – ваши.

– Начнем с этого, – согласилась Ольга.