Орден Скорпионов

14

Моя спина горит огнем, тепло и боль накатывают волнами, пока я медленно прихожу в себя. Резкий терпкий запах, смешанный с ароматом травы и земли, подсказывает, где я – я у лекарей. Жесткое полотно койки неприятно ощущается под грудью, но стоит мне пошевелиться, чтобы устроиться поудобнее, как я тут же жалею об этом. Острая боль пронзает меня насквозь, я шиплю, не в силах ничего сделать – мне остается только лежать и терпеть, пока эта агония не превратится в более приемлемую версию пытки. Похоже, меня оставили тут на ночь, и лекарь не придет до утра – и это тоже часть моего наказания.

Я осторожно, но глубоко вдыхаю, и меня всю передергивает при воспоминании о том, что произошло. Я хочу злиться на учителей, и я злюсь, но больше всего я зла на себя. Не знаю, чем я думала, когда отпустила контроль. Можно свалить это на адреналин, на опьянение от поединка и ослепляющую ярость из-за всего, что там случилось. Но во всем виноват мой длинный язык и небрежность, которую я позволила себе в последнюю пару дней. Я почувствовала себя слишком комфортно, и мне пришлось за это поплатиться. Повезло, что мне не перерезали горло… или, в данном случае, не повезло – это как посмотреть. Так у меня была бы возможность быстро умереть. Бесспорно, это было бы гуманнее, чем это медленное умирание на костре, разожженном Тиллео.

Отчаяние кружит в моей груди, устраивается поудобнее, оплетает сердце – очевидно, оно поселится там навсегда.

Я прижимаюсь щекой к жесткой койке, вижу, как полоска лунного света льется через окно, но никак не могу до него добраться. Слезы застилают глаза, и в тишине этой глубокой ночи я позволяю себе пролить парочку. Только так я могу избавиться от яда этого места, что течет в моих венах. Тянуться к лицу и смахивать слезы слишком больно, так что я позволяю крошечным ручейкам стекать по грязным щекам.

Не могу поверить, что это – все, что я увижу в этой жизни. Все, за что я боролась, чему сопротивлялась, выживание, за которое я билась, – все это в конечном итоге ничего не стоило. Я твержу себе, что даже если моя жизнь ничего не стоила, то хотя бы моя смерть не должна быть жалкой – но кого я обманываю? Я даже не смогла помешать учителям сегодня. Они превращали меня в смертоносное оружие, а чувствовала я себя не лучше, чем в той клетке ночью шесть лет назад.

Печаль вновь течет по моим щекам, я позволяю себе секунду слабости, а потом беру себя в руки. Из груди вырывается тяжелый, дрожащий вздох, и я молюсь, чтобы ко мне вновь пришло забвение. Или, может, мне лучше молить о смерти? Я встречусь с ней совсем скоро. Я вздыхаю слишком глубоко и вздрагиваю – моя исполосованная спина протестует.

– Тридцать ударов плетью, а она даже не вскрикнула от боли. А теперь она тут одна… плачет. – Теплый, ясный голос разрывает тишину, я вздрагиваю от неожиданности и тут же замираю от боли, что прокатывается по спине.

В поле моего зрения появляется Скорпиус, он медленно приседает, пока наши глаза не оказываются на одном уровне. Он оглядывает меня с головы до ног.

– Они сломали тебя, Раба?

Я недовольно вздыхаю и замечаю, что Череп и Кость тоже тут. Кость прислонился к стене, подогнув ногу, он небрежно окидывает меня взглядом, но я замечаю гнев в его черных глазах. И это меня удивляет – как будто он протестует против того, что со мной сделали. Но это ведь не может быть правдой?

– Дайте мне время до рассвета, и я покажу, что значит «сломать», – ворчу я в ответ, притворяясь, что в моем голосе нет пораженческих ноток.

Это ужасно, но я явно не поняла, что значит «держать рот на замке». Хотя – это не мой длинный язык привел меня сюда с окровавленной спиной. Так что пока мне под руку не попадется ничего, чем можно было бы запустить в кого-нибудь из Ордена Скорпионов, я в безопасности.

От моей угрозы на губах Скорпиуса появляется широкая улыбка. Он все еще выглядит как скелет, но даже магия не способна скрыть то, как она преображает его лицо. Такое утонченное.

Хотя, возможно, это болевой шок виноват.

– Оу, посмотрите: перочинный ножик думает, что может справиться с мечом, – поддразнивает Скорпиус, затем поднимается и подходит к Кости.

Пытаясь проследить за его перемещениями, я совершаю глупость – поворачиваю голову. С губ срывается стон, и мне приходится извиниться перед собственными плечами и спиной.

Улыбка тут же покидает лицо Скорпиуса – как будто облако скрыло солнце, в восхитительно теплых лучах которого я грелась.

– Если мне не изменяет память, я уже забрала ваш меч, – напоминаю я ему, и меня снова греет его улыбка.

– Ты с ним поиграла, а не забрала, – возражает он. И если бы мое тело не было так измучено и искалечено, то его уже пронзало бы молниями от вызова, скрытого в глазах «скелета».

– Разве к тебе не заходил лекарь? – спрашивает Череп, и его вопрос прерывает нашу со Скорпиусом битву взглядов.

Я не знаю, что делать с теплом, что сворачивается внизу моего живота. Взгляд Черепа блуждает по палате, он, очевидно, озадачен тем, что, кроме меня и них самих, тут никого нет.

Я подумываю просить их перенести меня поближе к окну, чтобы луна и силы ночи хоть немного облегчили мои страдания, но я не могу себе этого позволить, как бы заманчива ни была идея.

Новая волна ноющей боли проходит сквозь тело, я пытаюсь дышать неглубоко, пока она не пройдет, но состояние, в котором меня оставили учителя, не позволит мне полностью избавиться от боли.

Это будет долгая ночь.

– Они подождут до утра, – наконец отвечаю я – боль не так сильна, и я могу выдавить из себя что-то, помимо жалких стонов. – Сегодня ночью я буду бороться с болевым шоком и инфекцией. В Приюте к наказаниям подходят творчески. – Я шучу, но небольшая дрожь пробегает по рукам и бедрам. Борьба с болевым шоком, несомненно, будет больше похожа на войну.

– Кость поможет тебе с этим, – заявляет Скорпиус, и, как послушный маленький «скорпион», Кость тут же отталкивается от стены и идет ко мне.

– Не исцеляй меня, – судорожно заикаюсь я, безуспешно пытаясь подвинуться, но боль пронзает меня насквозь, и я прижимаюсь лбом к койке.

Перед глазами пляшут черные пятна, кажется, что страдает каждая клеточка в теле. Я пытаюсь оставаться в сознании и не отключиться от боли и издаю жалкое мяуканье – лишь бы Кость не подходил близко.

– Если ты исцелишь меня, то меня выпорют снова – и вдвое сильнее – за то, что я не выдержала своего наказания до конца, – выдавливаю я и сдаюсь, погружаясь в озеро муки и боли, что плещется вокруг.

Несмотря на все мои усилия, слезы вновь текут по щекам. В комнате растет какое-то странное напряжение, и я закрываю глаза, ошеломленная и полностью опустошенная.

– Он не исцелит тебя, он просто снимет сильную боль, – нерешительно предлагает Череп. Я не могу его видеть, но чувствую, что он машет в воздухе руками, отчаянно желая сделать хоть что-то. – И мы не сделаем ничего, что могло бы причинить тебе еще большую боль, – заверяет он.

Мне слишком больно открывать глаза, но звучит так, будто он говорит это сквозь стиснутые зубы, как будто я не единственная, кому сегодня в этой палате больно.

Я изнываю от любопытства, перебирая в голове все возможные варианты того, где Череп мог заработать свое ранение, как вдруг на мою изуродованную спину льется что-то теплое. И все, на чем я могу сосредоточиться теперь – это на пульсации и облегчении, которое это что-то приносит.

Я боюсь, что то, что делает Кость, принесет мне в итоге лишь еще больше боли, когда учителя узнают о чьем-то вмешательстве. Я хнычу, но он мягко меня успокаивает, убирает волосы с лица и продолжает лить что-то волшебное на мою истерзанную спину.

– Я держу тебя, Осет, – успокаивает он, и при звуке моего имени на его губах глубоко внутри меня вспыхивает искра тепла.

Эти капли действительно помогают прогнать боль, и по мере того, как агония отступает, туман в моем сознании постепенно рассеивается. Все теплые, нежные чувства от неожиданных улыбок и доброты гонит жесткая метла реальности.

Почему они здесь?

Почему Орден Скорпионов хочет помочь какому-то ничтожному рабу клинка, вроде меня?

Не знаю, чувствует ли Кость мое напряжение, но атмосфера в комнате сразу же меняется.

– Что происходит? – Требую я ответа и слышу, что голос мой окреп – эффект от манипуляций Кости с моей спиной мгновенный.

– Именно это мы и хотим тут выяснить, – отвечает Скорпиус, и я тут же настораживаюсь. – Кто ты, Перочинный Ножик?

Голос Скорпиуса мягкий, ровный, требовательный, но все, что я чувствую, – это замешательство.

– Я чего-то не понимаю? – спрашиваю я и открываю глаза.

Все три «скорпиона» смотрят на меня.

Кость потирает запястье, а я сразу вспоминаю, что это уже не первый раз, когда эти трое нависают надо мной и играют с моей судьбой.

Скорпиус подходит ближе, я смотрю на него и быстро прикидываю, что в этой комнате можно использовать в качестве оружия. Так же быстро я отбрасываю все варианты, которые приходят мне в голову. Возможно, мне больше не придется корчиться в агонии, благодаря лекарству Кости, но я все еще не могу подняться с койки – как и противостоять чему-то сильнее легкого бриза в полдень.

«Скорпионы» молчат, словно ожидая, что я первая нарушу тишину, а я вспоминаю, что в худшую ночь в моей жизни эти трое тоже были рядом со мной.

Я пробегаю взглядом по лицу Скорпиуса под чарами, изучаю его и понимаю – это он первым вылез в окно кабинета Дорсина в ту ночь.

– Что? В этот раз даже не предложишь убить меня?

Скорпиус хмурит брови и смотрит на меня так, словно то, что я только что сказала, обретет смысл, если он будет смотреть на меня достаточно долго. Никто из них не уловил связи, никто не вспомнил, что нечто похожее уже видел. Хотя, чего я ожидала? Я не была достаточно значима для них, чтобы они помогли мне тогда, – так почему я думала, что буду достаточна значима сейчас, чтобы они обо мне вспомнили?

– Зачем нам убивать тебя? – спрашивает Кость.

Звучит так, будто само предположение ему кажется смешным.

– Причин нет, просто мне пару раз говорили, что было бы лучше, если бы меня прикончили. – Я внимательно наблюдаю за «скелетами» в поисках малейшего намека на узнавание.

Ничего.

Я будто съеживаюсь под тяжестью их пустых взглядов. Внезапно веки тяжелеют, на душе и в теле ощущение такой пустоты, какой я никогда прежде не испытывала.

– Я устала, – шепчу я и тяжело вздыхаю. – Зачем бы вы ни пришли, просто сделайте это, чтобы я и дальше могла погрязать в своих страданиях и одиночестве. – Я машу рукой – отказываюсь говорить, но благодарю, что теперь не так больно, как раньше.

– Почему ты думаешь, что мы здесь для того, чтобы что-то делать? – начинает Скорпиус, но я испускаю разочарованный стон.

– Да хреновы на хрен звезды! Ты что, тролль под мостом? Со всеми этими загадками и бессмысленными вопросами? – Я раздраженно рычу. – Что вам нужно, Орден Скорпионов? Бесить меня до самой смерти?

В ответ на мою вспышку гнева Скорпиус лишь слабо улыбается, но я не обманусь. Улыбка становится шире, и я закатываю глаза – похоже, мое раздражение нравится этому гаду. Оно радует его. Кость смеется над моим маленьким срывом, а Череп откидывает голову назад и трясет волосами, будто все происходящее его очень веселит.

Улыбка исчезает с лица Скорпиуса так же быстро, как и появилась, и его взгляд снова становится напряженным.

– Кто ты, Осет? Кто твои родители? Почему ты здесь и зачем пытаешься проникнуть в наш Орден?

Вопросы вылетали из его рта, как болты из автоматического арбалета. Каждый из них попадал в цель, но чего он хочет, я не знаю.

Я щурюсь и смотрю в лицо «скелета», пытаясь понять, чего он хочет.

– Я – рабыня клинка, – отвечаю я ровно, как будто это все, что я могу сказать. По правде говоря, так и должно быть. – Я принадлежу Тиллео. Меня привезли в Приют из места, о котором я ничего не помню – как и о родителях. И, несмотря на ваше раздутое эго и деланное превосходство, я не интересуюсь вашим Орденом, – говорю я ему совершенно искренне. – В ваш Орден меня отправил мой хозяин, и знаете ли вы или нет, как здесь все устроено, но спорить с приказами здесь невозможно.

Во взгляде Скорпиуса поселяются сомнение и осуждение, а в моем горит гнев.

– Почему Тиллео послал тебя к нам? Почему он так уверен, что мы заинтересуемся тобой?

Я раздраженно хмыкаю и стараюсь не закатывать глаза.

– Откуда мне знать?

– О, ты что-то знаешь, Ножичек, и мы не уйдем отсюда до тех пор, пока не докопаемся до сути. – Скорпиус мрачен, и я изо всех сил стараюсь не обращать внимания на манящую угрозу, что звучит в сладкой песне его слов.

– Мы можем помочь тебе, – предлагает Кость, придвигаясь ближе, его взгляд мягче, чем у его брата, в нем читается почти мольба.

Это предложение меня веселит – если бы они только знали, как смешно это звучит на самом деле. Однажды я умоляла их именно об этом, умоляла о помощи, но в итоге они только исчезли за окном – и даже не обернулись. Они бросили меня на произвол судьбы. Я была не настолько важна, чтобы меня запомнить, но они бы посмеялись над собственной самоуверенностью, если бы смогли вспомнить, что я уже знаю об их «помощи».

– И зачем бы вам это? – огрызаюсь я, ядом буквально сочится каждое мое слово.

В удивительно мягком взгляде Кости я вижу смущение и оттенок обиды – и отказываюсь чувствовать вину из-за этого.

– Мы все должны разобраться в том, что здесь происходит. Тебе поручили внедриться в наши ряды, и мы должны знать зачем. Разговор пройдет гораздо лучше для тебя, если ты будешь честна с нами и поможешь собрать все кусочки этой мозаики воедино. – Тон Скорпиуса жестокий и угрожающий.

– Не стоит пытаться провести нас, Лунный Лучик. Из нас получаются лучшие друзья, нежели враги, – добавляет Череп, за его соблазнительным мурлыканьем скрывается угроза.

Я смотрю на них, раздраженная, истощенная и слишком близкая к смерти – вероятно, именно поэтому я и начинаю смеяться, как какой-нибудь измученный солнцем пилигрим в одном шаге от безумия. Я задыхаюсь от хохота, но спину начинает ломить – она напоминает мне, что мне не стоит вести себя так, будто меня только что не избили до полусмерти.

Хрен бы побрал эти звезды!

Мне нужны мазь или настойка Кости. И плевать, что мне осталось жить всего несколько дней или даже часов – что бы это ни было, это чистая магия.

– С такими друзьями, как вы трое, кому вообще нужны враги? – заметила я, смеясь и пытаясь взять себя в руки. – Вы так уверены, что все буквально одержимы вами, но вы хоть на секунду задумались о том, что дело вовсе не в вас? – спрашиваю я, пытаясь сдержать веселье, но у меня не выходит. – Вы твердите, что я здесь, чтобы внедриться в ваш дурацкий Орден, но как я это сделаю, если я мертва? – требую я ответа, будто ответить на мой вопрос – проще простого.

От смеха слезы катятся по моим щекам, и я утираю их, разглядывая трех «скелетов» и их напыщенные рожи под чарами.

– Мне приказали убить члена Ордена, и как бы я ни хотела не испортить впечатления о себе, которое сложилось у каждого из вас, вы тут ни при чем. – Последние слова я произношу по буквам, потому что мне ясно: они слишком глупы или уверены в себе, чтобы осознать, что я имею в виду.

Я знаю, что рассказывать им все это глупо, но меня выводит из себя их высокомерие. Поначалу я думала, что приказ Тиллео касался одного из «скорпионов». Но потом я прокручивала в голове его слова снова и снова и поняла – ни один из них не подходит под описанный им портрет.

Тиллео говорил: мне нужен тот, кто любит женщин, которых еще не успели сломать.

Да, я вела себя дерзко со «скорпионами» и выходила сухой из воды каждый раз, но я не замечала за ними стремления мучать слабых ради забавы, хотя Тиллео в своих туманных объяснениях намекал на подобное.

Я могу ошибаться, но мои инстинкты говорят мне, что это не так. В любом случае мне нечего терять, и я не могу упустить возможности поставить этих самодовольных придурков на место – не тогда, когда эта возможность так и идет мне в руки.

– Тиллео собирается нарушить святость Торгов? – Из уст Черепа это звучит так, будто подобное заявление само по себе является доказательством: то, что я говорю, невозможно.

– Как я уже сказала, я не могу никуда внедриться – я уже почти мертва. – Я тяжело вздыхаю от усталости – она изо всех сил старается выжать из меня все силы – до последней капли.

Я всего лишь на секунду закрываю глаза, а потом решаю, что пытаться открыть их вновь не стоит.

– Теперь, если вы не возражаете, я хочу спать. А вы можете развлекаться, оглаживать члены друг друга и ворковать о том, какие вы крутые и важные. Я все время думала, что вся наша реальность сосредоточена вокруг четырех королевств, но я, оказывается, сильно заблуждалась. Все это время мир вращался вокруг вашего маленького кружка по интересам. Теперь я могу умереть счастливой, – я устало усмехаюсь, но меня переполняет веселье. – Когда я полностью оправлюсь, напомните мне вам поклониться – не хочу упустить возможность и не преисполниться к вам тем благоговением, каким вы преисполнены к себе. – Слова превращаются в неразборчивую кашу, конечности тяжелеют, и ко мне подкрадывается сон.

– Кого Тиллео приказал тебе убить? – Лицо Скорпиуса неожиданно оказывается так близко, что я чувствую жар его дыхания у своих губ.

Он хорошо пахнет, дубленой кожей и острой эльфийской сталью. Есть намек на что-то сладкое, что-то цветочное, но я не знаю, что это. Я сопротивляюсь желанию придвинуть свое лицо ближе к его лицу, чтобы хотя бы приблизительно понять, что это может быть.

– Он не назвал имени, у меня есть только описание. Спроси его сам, если так сильно хочешь узнать, – ворчу я, пытаясь отмахнуться от него, но рука налилась свинцом так, что я едва могу ею пошевелить – это больше похоже на дрожь, чем на движение.

– Как он выглядит? – спрашивает Кость, и в его словах мне слышится отчаяние.

– Он выглядит как конец всего, к чему я когда-либо стремилась в этой жизни, – угрюмо бормочу я, и мои разум и тело наконец решают, что с них хватит. И все кругом исчезает.