Глава#30

Аспидно-чёрный мерседес на бурной скорости разрезал поток воздуха. Он нёсся так лихо, что нередко парил над дорогой. В противовес железному зверю водитель сохранял холодное спокойствие, будто сам был сделан стали. И только биение моего сердца разгонялось быстрее авто и стучало громче рычащего мотора.

– Тебе не стоит переживать, Снежана, – лживо уверил Платон, – пока что.

Глаза, что отражались в зеркале заднего вида, сверкнули безумием. Я безотчётно припала к двери, ища спасение, а мужчина тем временем продолжал:

– Знаешь, каждый человек на земле относит себя к числу хороших, но по правде таких людей не существует. Все мы хороши ровно так же, как и плохи. Наверняка ты считаешь меня редким мерзавцем, хотя я уверен, что совершаю правое дело. Разница в том, на каком блюде подать свою правду, – под серебряной щетиной вспыхнула улыбка. – Я всего-то хочу быть вождём идеализированного мира, что создавал годами. Ничего плохого, верно? А вот ты слепо борешься за того, кто был готов навредить своим друзьям и продолжает вредить обществу. Что в этом хорошего?

На моём лице разгорались пятна ярости.

– Ты просто безумец, – фыркнула я. – С чего ты взял, что наши интересы хоть немного пересекаются? Мне плевать на этот пост. Плевать на прогнивший «Эдем».

– Но тебе не всё равно на тех, кому не плевать наэтот пост.

– Матвей? – изумилась я, но получив секунды молчания, осеклась. – Последнее, о чем думает Назар, так это о вашем шатком троне.

Платон вздохнул.

– Ты плохо знаешь моего сына. Он не упустит своего куска, стоит только духовке открыться. В этом мы схожи. Я не стану упускать свой кусок.

Мне стало заметно, как за разговором автомобиль сбавлял скорость. Этот факт не прибавил особой радости; он гвоздём вбил мысль, что стоит попытаться…

Попытаться сбежать. Попытаться усмирить его бдительность.

– Нет, я не жаждал прибегать к радикальным мерам, но вы сами меня спровоцировали. Если есть хоть один шанс, что беспринципная шайка станет кандидатом в правление «Эдемом», то я его тотчас устраню. Чем не благое дело?

– Но почему ты так решил?! – взбунтовалась я. – Где логика, твою мать?! Ведь ничего не поменялось! Ты верно заметил, что твои сыновья – редкие охламоны, Матвею чужда политика, а мой отец никогда не укусит руку, которая его кормит. Люди не так глупы, чтобы отдавать бразды правления клоунам. Так что изменилось?!

– Изменилась ты, – с отвращением бросил он, и я замерла. – Признайся, милая, ведь далеко не Надя всколыхнула дружбу парней, а ты. Кто знал, что чумазый утёнок вернётся лебедем? Кто знал, что у моих парней совершенно отсутствует вкус? И кто знал, что вы как бешенные звери начнёте спариваться?

К горлу подступила тошнота. Её спровоцировала глупость старого маразматика и шокирующая осведомлённость моей личной жизни.

– При чём здесь это?

– Люди хотят видеть во главе человека семейного, – отрезал он. – Из всех возможных критерий они выбрали именно эту, закрыв глаза на прежние заслуги. И кто они, если не глупцы? Скажи мне, милая, ведь ты уповаешь на их разум.

Стало жутко. Платон сделал нас мишенью из-за того, что мы способны любить. Он боялся всякого союза, потому что это могло служить ему подножкой.

Дико. Глупо. Отвратительно.

– Повторюсь, я не жаждал прибегать к радикальным мерам, хотел решить всё без потерь, но Александра не увидела во мне достойного спутника. Зато я увидел в ней свою бывшую жену. Наш брак не продержался бы и года.

Его слова не клеились. Я чувствовала подвох, но не могла влезть в голову к одержимому властью психопату. Ясно было одно: Надя и её обида послужили разжигающей смесью для плана Сотникова. Он использовал её для устранения мнимых «помех». Вручил нужные инструменты и заставил лгать. И выиграл.

Так чего он боится сейчас?

Догадки превратились в ураган. К тому времени скорость спала до умеренной.

– Но мы не вместе, – с гневом напомнила я. – Назар мой друг, а Матвей выбрал другую. Думаю, что Авдей и Давид изначально не входили в твой идиотский список. Тогда что остаётся? Слепая жажда мести?

– Риски, – буркнул он. – Всегда остаются риски.

Платон выкрутил руль так, что меня силой отбросило с сторону. Мы всё дальше отдалялись от «Эдема». А меня всё больше окутывал невидимый враг – страх.

– Да, я устранил конкурентов, не без помощи мелкого отморозка, – так Платон отозвался о Матвее. Тем самым он подтвердил мои самые страшные догадки. – Но всегда оставалась одна маленькая сучка, что знала о том, о чём остальным знать не положено. Запрещено.

Он говорил о мерзком событие прошлых лет, когда попытался совратить ребёнка. Казалось, что воспоминания тех дней стали для Платона большим бременем, чем для меня. Его сущность ядом полезла наружу. На лбу проявились капли пота. Бледные губы задрожали от кусающей ненависти.

– Ты хоть знаешь, что такое жить в вечном страхе, что какая-нибудь шлюха пожелает обмолвиться?! – прогремел он, разбрызгивая слюни. – Знаешь, что такое засыпать с холодной дрожью и просыпаться в агонии?! Никогда не поймёшь!

Поддавшись ярости, Платон потерял бдительность. Зато я не теряла ни секунды и незаметно отправила Назару сообщение с местоположением и подписью:

У меня проблемы с твоим папочкой…

Удивительно, что из всех возможных людей я обратилась именно к нему. Он пропал, а я не была уверена в его ответе. Однако, та маленькая Снежана внутри меня, что всегда просила защиты, могла надеяться только на него.

Не на Матвея. На него.

– Каждую ночь мне снятся кошмары, где ты уличаешь меня прилюдно! Я буквально чувствую запах решёток, которые захлопываются перед лицом! Слышу хруст костей, что ломаются под ударами дубинок разгневанных заключённых! И отчётливо вижу твою нахальную улыбку за кровавой пеленой, что застелила глаза!

Боже, что он несёт?

Мерседес подбросило на кочке. Равнины за окном сменились густым лесом. Пришло время для паники. Возникло желание прокричать о помощи. Тогда на экране вспыхнуло сообщение от Назара:

Скоро буду. Ничего не бойся. Вспомни детство. Поступи так же.

Облегчения прокатилось волной по телу, но оно было недолгим.

Сотников младший не попытался изъясниться доступно, лишь больше запутал. Тогда я решила потянуть время, вступив в бессмысленный диалог с Платоном.

– Я молчала все эти годы! – отчасти лгала я, но лишь отчасти. – Даже если бы я решилась рассказать, мне бы всё равно никто не поверил! Ни друзья, ни собственный отец! – теперь звучала истинная правда. – Что говорить о других?!

Машина резко затормозила на пустыре. Дело было дрянь.

– Верно, милая, – прошептал Платон, обернувшись ко мне. – Но я так устал бояться. Устал ненавидеть.

Мои ладони стали влажными.

– Потому что ты слабак, – вылетело быстрее, чем пришло осознание. – Ненавидеть всегда проще, чем любить. Поэтому ты и боишься меня. Несмотря на уродство, коим пропитаны ваши души, я нахожу в себе силы любить. В этом ты явно проигрываешь и не можешь смирится.

Платон хохотнул, посчитав меня за полную идиотку, а лишь старательно тянула время. Выпрыгнув из машины, он открыл заднюю дверь и силой вытащил меня наружу. Тогда я решила, что стала на шаг ближе к свободе. Но сильно ошибалась.

Мне было страшно идти по колючей траве, не имея возможности обернуться. Мне было страшно всё дальше удаляться от дома и оставаться один на один с хладнокровным стариком. Мне было страшно не встретить завтра.

И самое страшное свершилось.

Услышав щелчок за спиной, я обернулась. На меня смотрело блестящее дуло револьвера, обнятое кожаной перчаткой.

Хотелось вскрикнуть, но лёгкие опустели, а голос кончился.

– Прости, милая, – сухо процедил Платон. – Я из тех, кто считает власть за право, а не привилегию. Ничего личного.

Глаза закрылись сами. Я знала, что это единственный способ не распасться на куски и не сломаться. Подумала о родителях. Что скажет папа, когда узнает, до чего довело его бездействие? Как долго мать будет прятаться в комнате, душить слёзы подушкой, проклиная себя? Как опечалится Александра, когда лишится первой помощницы сада? И наконец, что почувствует Матвей, когда поймёт, что главная разбойница его жизни так и не смогла выиграть битву? Она проиграла.

Когда-то маленькая Снежана могла сломить четырёх сильных парней, а теперь сдалась перед одним сумасшедшим стариком.Детство прошло. Наступила взрослая и жестокая жизнь. И, кажется, сейчас она закончится…

Детство. Вспомни детство.

Слова Назара послужили пробуждающим толчком. Веки распахнулись.

Я будто под гипнозом полезла в карман за мобильником. Стоит ли говорить, что это смутило Платона. Он растерялся.

– Что ты там делаешь, дура?! Решила набрать папочку?!

Сотников был трусом, иначе бы выстрелил ещё секундой назад.

– Не утруждайся, я сам лично принесу ему повестку!

Нажав несколько кнопок, я направила телефон на Платона. Так же смело, будто в моей руке горела винтовка.

– Всё это время велась запись нашего разговора. Прости, я забыла отключить его, после того как ты насильно затолкнул меня в машину. Теперь это запись греет телефон Назара. Ох, он очень расстроится, если больше увидит меня. Быть может, будет плакать или отправит её всему «Эдему», – я притворно схватилась за сердце и похлопала ресницами. – Мне очень жаль, что ты снова сплошал и не смог довести дело до конца, милый. Эта мелкая шлюха снова тебя сделала, – рука дрогнула. – Бах!

На лице Платона застыло глубокое смятение.

Что больше его поразило? Что его сын жив? Или страх, что жуткий кошмар станет явью? Либо позорный проигрыш, что подобен смерти? Неважно.

Я была готова стрелять в него без остановки.

Бах. Бах. Бах.

* * *

Прошло меньше часа. Быть может, больше.

Даже когда Платон сбежал, я не смогла сдвинуться с места. Душу рвало от желания кричать, плакать, танцевать босиком, лежать на траве и наслаждаться небом, но продолжала стоять на месте не шевелясь. Ноги словно стали бетонными и вросли в землю. В руке бесконечно вибрировал телефон.

Прошло меньше часа. Быть может, больше.

Я не сказала ни слова, даже когда Назар схватил меня на руки и понёс к машине. Он что-то бормотал, похожее на ругательство, но мой слух тогда отключился. Отключились все чувства. Хотелось спать. Хотелось мстить.

Как же сложно быть самой сильной из всех. Иногда нужна передышка.

Пейзажи за окном не сменялись, они превратились в одно грязное пятно, так похожее на нашу жизнь: фальшивую и как никогда запачканную.

– Не молчи, Снег, – умолял Назар. – Ты меня пугаешь.

Я улыбнулась, вспомнив детские годы. Наше детство.

– Ты нас пугаешь, – говорит Авдей, заметив мой хитрый взгляд. – Что опять ты удумала? Знай, отец ни за что тебе не поверит.

– Уверен, братец?

Я держу в руке игрушку, подаренную матерью, в которой встроен диктофон и игриво качаюсь на пятках. Мама не догадывалась, что игра в шпионов станет для меня настолько увлекательной. Настолько азартной.

– Вы возьмёте меня с собой на озеро, иначе папа узнаёт всё, что вы о нём думаете. Узнает, что брали его виски и прогуливали школу. Ох, вы так много наболтали. Всё записано, Авдей. Кассета спрятана. А я уже надела купальник.

Улыбаюсь, наверняка неровным забором зубов. Авдей злится. Братья Сотниковы хрустят кулаками. И только Матвей сдаётся и протягивает мне руку.

– Ты выиграла, малая. Ты с нами.

Колеса коснулись ровной дороги. Очнувшись от воспоминаний, я осмотрелась. Автомобиль, которым управлял Назар, был ничем не хуже «катафалка» Платона.

Боль уже не так разъедала виски. Открылось новое дыхание.

– Что за машина? – спросила я и не узнала собственный голос.

Назар посмеялся.

– Серьёзно? Это именно то, что сейчас тебя волнует?

Приподнявшись, я увидела белую розу лежащую на панели. Цветок давно погиб, его сухие лепестки крошились при любом неаккуратном движении авто. Он напомнил мне Матвея. Он напомнил последнюю встречу.

– Значит, с ним всё в порядке? – скорее уточнила я.

– Да, и я как видишь цел, – с ревностью процедил Назар. – Спасибо, что спросила. Мне до чертиков лестно.

Смех невольно вырвался наружу.

– Теперь ты смеёшься? Мой отец держал тебя на мушке, а ты беспокоишься о тёте-моте и даже умудряешься веселиться? Нет, ты точно дьяволица

– Твой отец – позорный трус. Он не смог расправиться со мной. Что говорить о его жадности власти? Готова поспорить, что он собственное дерьмо жалеет, ибо данный процесс ему не подвластен.

– Заткнись, – поморщился Назар. – Леди так не выражаются.

– Я никогда ею не была.

– Знаю, малая. Знаю.

Обратная дорога показалась мне разы длиннее.

Мы ехали около часа. Быть может, дольше.

– Ты как? – спросил Назар, не сводя глаз с дороги.

– А ты? – спросила я, зная, что на душе у парня ничуть не лучше. Ему приходится воевать против своего родителя. И мне не хотелось становиться причиной этой войны. В который раз.

Назар промолчал. Он редко молчал. Значит, он был чем-то обеспокоен.

– Надя сказала мне…

– Я знаю, Снег, – резко перебил он. – Я всё знаю.

Эта была самая странная встреча из всех, что нам приходилось переживать. Мы оба знали правду, мы оба находились в капкане обстоятельств, которые способны сломить нас, уничтожить, но продолжали молчать, будто ничего не произошло.

– Мы едим к Матвею? – губы шептали за меня.

– Конечно. Принцесса и карета есть. Осталось поторопить кучера.

– Да что с тобой такое?

Вглядываясь в каменное лицо Назара, я ненароком повторила про себя:

Ты плохо знаешь моего сына. Мы очень схожи.

Мгновение, и Сотников свернул с дороги, начихав на сохранность элитного автомобиля. За окном снова показались леса.

– Куда мы едем? «Эдем» в другой стороне.

– Мне известно это, милая.

Я сглотнула, услышав колючее прозвище.

– Назар…

– Что? Разве ты не доверяешь мне? Решил устроить тебе сюрприз. Что в этом плохого? А вот в недоверии хорошего мало.

Ты плохо знаешь моего сына…

Загрузка...