Утренний марафон начался, как всегда, в семь утра. Наташа некоторое время не могла понять, где она и почему так мерзко пищит будильник. Оглох Андрей, что ли?
— Выключи… — сонно пробормотала она, протянув под одеялом руку в сторону мужа. Обычно он вставал первый, шел в ванную, а у нее были несколько блаженных минут на потягивания и медленное пробуждение.
Рука пошарила по прохладной простыне. Мужа не было. Будильник разрывался. Со стоном Наташа приподнялась, проползла по постели, не разлепляя глаз, стукнула будильник по кнопке и упала обратно на подушки.
Ей снился такой чудесный сон! Как будто они все вместе на море, и Наташа лежит на песке в ослепительно красивом красном бикини с золотыми цветами, сама такая загорелая и прекрасная! Девочки с визгом прыгают в волнах на мелководье, а Андрей сидит на берегу рядом с ней и следит за дочерьми.
— Люся, теперь ныряй!
Наташа чувствует тепло солнца, слышит характерный морской шум, ей блаженно и хорошо. Волосы закручены в узел, о который разбиваются солнечные лучи. Они рассыпаются на тысячи маленьких солнечных зайчиков, которые горят в волосах, и она чувствует себя королевой. А мужчины тают, глядя на нее… Особенно Андрей, он так ей улыбается, что Наташа слегка смущена.
Но самое главное — купальник. Красный, с золотыми цветами, он так подчеркивает ее фигуру! Почти проснувшись и поняв, что это просто сон, Наташа почувствовала боль в сердце. Как бы ей хотелось, чтобы это было на самом деле… Глупо так мечтать о простой тряпке на завязках, но она была действительно расстроена. Никогда не будет у нее такой вещи. Ее купальнику уже лет десять, и его купила мать на какой-то распродаже. Старый чешский, синий с черным. Ничем не примечателен, кроме того, что как-то странно сдавливает грудь поперек, из-за чего бюст приобретает неестественную форму.
Она открыла глаза и вспомнила, что мужа у нее больше нет, что на море последний раз она была еще девочкой и что сейчас нужно вскакивать и бежать в школу, а там Саша, и как с ним общаться, совершенно непонятно. Встается плохо оттого, что вчера она просидела полночи, рыдая над своей печальной долей.
Она с трудом села в кровати и посмотрела на часы. На сборы у нее — ровно двадцать минут. Слава богу, девчонки завтракают в детском саду и готовить еду не надо. У самой аппетита не было.
Переборов обычные капризы дочерей, не желающих подниматься и одеваться, Наташа вихрем пролетела в ванную, потом в таком же бешеном темпе оделась, подкрасила лицо румянами, чтобы скрыть бледность, и отвела дочерей в сад. Джордж, против своего обыкновения, был тихий и не путался под ногами. «Уж не заболел ли?» — встревожилась Наташа, но времени на собаку не оставалось. Ладно, вечером попробует померить ему температуру.
Интересно, как лечат собак? Сосед Федотов рассказывал, что градусник животным ставят в прямую кишку. Наташа смутно представляла себе этот процесс. Что делают в это время собаки? Так и стоят послушно все шесть минут? Джордж так не сможет.
Теперь оставалось только дождаться автобуса и, самое главное, в него влезть. Как обычно, в утренние часы городской транспорт приходилось брать штурмом.
Кроме нее, на остановке торчали два подростка и усталая женщина средних лет в серой юбке и бесформенной синей кофте. Исподтишка разглядывая ее, Наташа поймала себя на том, что боится быть похожей на эту незнакомую тетю. Она настолько устала от своей жизни, такая злость написана на лице, что толстый слой косметики не мог этого скрыть.
«Неужели скоро и я стану такой же. Старой, некрасивой, с тусклыми глазами…» Наташа недавно читала какой-то рассказ, и ей врезалась в память фраза автора о том, что глаза — зеркало души. И что когда он смотрит на лица людей в транспорте, в их бесцветные, невыразительные глаза, ему становится страшно: каковы же их души?
Ей стало грустно. Не получилось у нее быть роковой женщиной, покорять мужчин. Не знает даже, как своего мужа обратно вернуть, не то что привлечь посторонних. Да и не хочется ей их привлекать. Зачем? Чтобы потом перепихнуться с ними в чужой комнате, на чужой постели, а потом идти домой и тосковать по чему-то прекрасному?
Рядом затормозила машина. Наташа оглянулась на нее, потом отвернулась. Ее внимание привлекла кошка, которая сидела на дереве прямо перед остановкой. Кошка была серенькой и, очевидно, брюхатой. Она грелась на ветке, вытянув лапки и прижмурив глаза от удовольствия.
— Кис, кис, — позвала Наташа, и кошка открыла глаза, задвигала ушами и внимательно посмотрела на нее. Придя к выводу, что Наташа безвредна, кошка опять зажмурилась.
Громко бибикнула машина. Наташа обернулась, чтобы посмотреть, что происходит, и увидела в приоткрытом окне знакомое улыбающееся лицо.
— Доброе утро, Наташа! Садитесь, подвезу!
Она не сразу его узнала. Сергей Кленин, бывший муж ее соперницы, с которым она познакомилась на дне рождения.
Наташа села, и машина отъехала от остановки. Она оглянулась, чтобы посмотреть на женщину. Та стояла на солнце бесцветной тенью. Обычная, серенькая трудолюбивая мышка с химией на голове и одеждой с ближайшего рынка.
Кленин был чем-то радостно взволнован, это Наташа поняла сразу. И еще поняла, что нравится ему. Это понимание пришло как-то само, и Наташа была уверена, что не ошибается.
— А где ваши дочки? — спросил он, притормаживая на светофоре.
— В детском садике уже, у нас во дворе. Очень удобно. Далеко ходить не надо. А вы как здесь?
Кленин усмехнулся, лукаво глядя ей в глаза:
— Сказал бы, что случайно, да врать не хочется…
Сзади им бибикнула машина, спохватившись, Кленин тронулся с места.
— Но и не нарочно, — продолжал он, поглядывая на покрасневшую Наташу. — Просто ехал наугад — вдруг увижу? И увидел… Повезло.
— Откуда вы знаете, где я живу? — Вопрос вырвался сам по себе, и Наташа смутилась. Наверняка он знает обо всем от жены. Наташа еще не забыла, как Ирина привезла Андрея домой после ночевки в вытрезвителе, а Наташа смотрела с балкона на новенькую красную машину в их дворе и на уверенную, дорого одетую женщину, которая рассматривала ее, как какую-то племенную курицу.
— Это не так сложно узнать. — Кленин еще раз свернул, и Наташа поспешно сказала:
— А теперь мне налево…
— Я знаю, где ваша школа. Я вчера туда приезжал, — ответил он.
Наташа была сильно смущена. Этот человек ею интересовался? С какой стати? Значит ли это, что…
— Погода замечательная, — нарушил неловкое молчание Сергей.
— Отличная, — согласилась Наташа, и они снова замолчали. Ей было стыдно, что она не знает, о чем говорить, и она сказала наобум: — Скоро каникулы.
— Вам хорошо, — вздохнул Сергей. — А у меня каникул нет…
От него прекрасно пахло, и вообще, он так элегантно выглядел в костюме, галстуке… На даче он был проще, эдаким свойским парнем, а сейчас чувствовалось, что это влиятельный и, как сказала бы директриса в школе, серьезный мужчина.
А он смотрел на нее и видел тоненькую фею с печальными глазами. И она сидит сейчас в его машине и говорит о каких-то пустяках. Неважно, что она будет говорить, главное, чтобы она осталась. Подольше посидела рядом с ним.
— Интересные у вас дела? — она спросила с настоящим, неподдельным интересом. Другая жизнь, другие заботы… Не то что у нее, малыши и их тетрадки с диктантами.
— Теперь нет, не интересные… То есть… Я имею в виду, что надоедает иногда этим заниматься. Сначала нравилось, а теперь все по инерции. Злодействуешь по привычке…
— Почему злодействуешь?
— Всякий бизнес в наше время хоть немного, да злодейство.
Наташа подумала, что с этим она может согласиться. Именно поэтому у Андрея ничего не получилось с той фирмой, хотя он и умный, можно сказать, почти гений. Но слишком добрый и мягкий для бизнеса.
Теперь он изменился. Даже врать начал учиться, хотя раньше не мог сказать неправду. Что ж, жизнь учит. Особенно если в учителях выступает соблазнительная женщина, а Ирина именно такая. Теперь, когда Андрей работает у нее, он научится и обманывать, и злодействовать.
Сергей притормозил около школы и посмотрел на Наташу.
Наташа опять смутилась и опустила глаза. Наверное, надо поблагодарить, попрощаться и выйти, но она осталась сидеть. Чувствовала, что Кленин что-то еще скажет. И не ошиблась.
— Сейчас я задам вам два вопроса. — Кленин смотрел на нее так напряженно, что у нее под этим взглядом вспыхнули не только щеки, но и уши. «Краснею, как малолетка», — рассердилась на себя Наташа и подняла голову, стараясь выглядеть уверенной и независимой. — Я не хочу и не люблю ходить вокруг да около… Подходы какие-то, подъезды. Никогда не умел этого. Вы мне как-то сразу понравились. Очень неожиданно, и очень сильно. Вопрос такой…
Наташа отвернулась и уставилась на куст сирени за окном.
— Если вам это неприятно, то вы меня больше не увидите. Вам неприятно?
Неприятно? Он, наверно, шутит! Впервые после того, как она влюбилась в Андрея и их первый романтический период закончился, сменившись спокойными буднями семейной пары, у нее так билось сердце и краснели щеки. Разумеется, она не была влюблена. Просто волновалась. Этот мужчина ей нравился, и она нравилась ему. Это не значит, что между ними что-то есть… Просто ей так хотелось почувствовать себя привлекательной, желанной, красивой, и вот он, тут как тут, подвозит на машине, смотрит на нее…
— Мне это не неприятно, — пробормотал она. — Но…
— Все, спасибо, — поспешно перебил ее Кленин. — Не говорите пока ничего!
Наташа неожиданно для себя улыбнулась.
— Но как же ваш второй вопрос? Вы сказали, что хотите задать два вопроса?
— Второй? Не помню… Может, если бы вы сказали, что я вам отвратителен, я бы спросил…
Он сделал паузу и вдруг проблеял глупым голосом подростка из рекламы:
— А почему?
Оба рассмеялись, и Наташа открыла дверь, чтобы выйти.
— Спасибо, что подвезли. Всего хорошего!
Она пошла к школе, лишь раз оглянувшись. Кленин включил музыку, и машина отъехала от тротуара под страстные латиноамериканские напевы. Наташа почувствовала, что ее плохое настроение куда-то делось. В конце концов, все проблемы решаемы. С мужем разберемся, работа скоро кончится, начнутся каникулы, не надо будет вставать ни свет ни заря. Девочек она отвезет к маме в деревню. Там им будет спокойней, да и к тому же — свежий воздух, молоко из-под соседкиной коровы и речка. Пока школа закрыта, она сможет устроиться куда-нибудь подработать, купит себе и девочкам одежду. Может, хватит и на купальник в золотых цветах. А с Сашей… С Сашей она будет общаться, как раньше. Они друг другу ничего не должны.
Она пошла на занятия, мельком поздоровавшись с Димой, тем мальчиком из выпускного класса. На этот раз было очевидно, что он специально ее поджидает, но Наташа ловко ускользнула от разговора о погоде. Ее слегка позабавило внимание молодого человека. Не принимать же это всерьез?
…День Андрея начался так же, как кончился вчера: он сидел на телефоне и обзванивал знакомых, малознакомых и даже совсем незнакомых людей, пытаясь найти какую-то работу.
Проблема заключалась в том, что у всех его знакомых и друзей дела тоже шли не блестяще. Многие клиенты, которым он выполнял какие-то заказы прежде, так и не заплатили ему, поэтому связываться с ними вновь было глупостью. Вчера он поговорил почти со всеми своими приятелями, и самое лучшее, что ему пообещали, это место экспедитора в какой-то торговой фирме. Но, дозвонившись в эту фирму утром, Андрей узнал, что они уже нашли человека, хотя его будут иметь в виду.
— Извините, до свидания, — буркнул Андрей, повесил трубку и задумался. С кем бы еще поговорить?
Он заглянул в блокнот. Имя Владимира было там подчеркнуто дважды, и рядом кривились буквы: «торговля компьютерами». Может, он поможет?
Вовка был студенческим другом, но звонить ему не очень хотелось. Их пути разошлись, хотя они не ссорились. Впрочем, в его положении выбирать не приходилось.
Ну не идти же, в самом деле, на рынок работать грузчиком? Нет, ему это не подойдет. Не потому, что Смирнов считал эту работу унизительной. Не бывает плохой работы. Унизительно сидеть без нее. Просто у него кроме физической силы есть еще и голова. Причем такая голова, которая варит очень неплохо. Глупо было бы ее не использовать. Андрей набрал Вовкин номер.
— Слушаю. — По крайней мере, голос у Вовки совсем не изменился. Забавно. Можно растолстеть, родить четырех детей и стать космонавтом, а голос останется все тем же, каким был в юности. Ведь по телефону человек не виден. И сейчас, услышав это «Слушаю», Андрей даже зажмурился от нахлынувших воспоминаний.
— Володя?
— Да. А вы кто?
— Это Андрей Смирнов. Ты еще меня помнишь?
— Андрюха! Вот дела! Сколько лет тебя не видел! А ты еще здесь? Я думал, ты давно где-нибудь в столице, рассекаешь на «мерсе»…
— Я бы не против, но надо же кому-то остаться тут, — хмыкнул Андрей.
— А я, как видишь, недавно вернулся. Решил крутить дела на исторической родине. Чем же ты здесь занимался без меня?
— Женился.
— Это хорошо. Я тоже. А дети есть?
— Две дочки.
— Молодец! Мы никак не решимся. А занимаешься чем, я имею в виду, в свободное от семьи время?
— Долго рассказывать. — Андрею не хотелось просить Вовку о трудоустройстве. Тем более по телефону. А то получается как-то неудобно. Столько лет не виделись, а он звонит только для того, чтобы попросить об одолжении. Хотя что скрывать, так оно и есть. — Может, встретимся?
— Хорошая идея! Давай, бери жену с дочками, и подгребайте ко мне. Я пока тут квартиру снял, небольшую, двушку, но нам с женой хватит. Осмотримся, потом дом купим. Приезжайте хоть сегодня!
— Давай. Только я один приеду.
— Что так?
— Мы поссорились…
— Понятно. Наслаждаешься холостяцкой свободой, пока мы, бедные мужья, вкалываем на семейном фронте. Ладно, давай, вечером увидимся. Ты мне позвони, а лучше всего сразу подгребай часам к восьми. Я куплю горючее. Запиши адрес…
Андрей схватил фломастер и записал улицу и номер дома.
— Форма одежды — парадная, — сказал Вовка напоследок и отключился.
Андрей поскреб небритый подбородок. Хорошо, что у него теперь есть приличный костюм. По крайней мере, будет не очень похож на безработного босяка.
Как ни пыталась Наташа оттянуть встречу с любвеобильным физкультурником, настал момент, когда их встреча все же должна была состояться. На два часа в учительской было запланировано общее собрание, посвященное предстоящему последнему звонку.
Мероприятие это, за годы отработанное до мелочей, все равно каждый раз вызывало переполох, как будто присутствие пары выпускных классов, их родителей и малышей с колокольчиками было чем-то вроде апокалипсиса.
В принципе, по мнению Наташи, которая представляла молодую, «продвинутую» часть учителей, все можно было бы провести быстро и без лишней суеты. Ну придут выпускники, нарядно одетые, прочитают пару трогательно-сентиментальных стихов о школе и любимых учителях, с которыми, ах и ох, приходится расставаться. Пробежит малыш с колокольчиком, утрет слезы женская часть присутствующих, всем вручат цветы… От силы пара часов. Всего-то и работы, что развесить шарики в зале, показать малявкам, где бежать и когда звенеть, накрасить ресницы водостойкой тушью, и дело в шляпе.
Но большая часть учителей, особенно тех, чей стаж работы в школе перевалил за десять лет, так не считала. Для них ежевесенний катаклизм расставания с учениками значил очень много. Дети, которые приходили к ним малышами, не знающими букв, цифр и правил поведения, за годы учебы превращались в долговязых лбов, может, и не слишком преуспевших в изучении этих самых букв и цифр, но уж правила знающих и нарушающих с блеском.
А самое главное, женщины-учителя каждый год в праздник последнего звонка с трепетом чувствовали быстрый бег времени. Вот и еще одно поколение повзрослевших, неподвластных им людей, которые вдруг из учеников превращаются в полноправных соседей, сослуживцев и конкурентов. Как ежегодно повторяет директриса на празднике, «теперь вы вступаете во взрослую жизнь, перед вами открыты все пути, а старые учителя остаются здесь выращивать новую поросль».
Наташа прошла в женский туалет, поправила волосы, поздоровалась с англичанкой и Авророй Владимировной, физичкой, которую боялись не только ученики, но и многие молодые учителя. Наташа не была исключением. Встречаясь с ней, Наташа всегда робела и вспоминала, что совсем ничего не понимает в электрических цепях. Кроме фундаментальных знаний по физике Аврора обладала броской внешностью. Маленькая, кругленькая и плотно сбитая, она красила волосы в радикально черный цвет и курила сигареты с мундштуком. Детей своих, а их у нее было двое, держала в спартанской строгости и каждое утро собственноручно обливала их холодной водой из ведра, о чем потом всем рассказывала, ставя здоровый образ жизни превыше всего.
— Чувствуешь себя, как в тюрьме, — говорила англичанка, протирая подмышки дезодорированными салфетками. — Дети взрослеют и уезжают отсюда, сейчас возможности большие.
Наташа потихоньку прошмыгнула к раковине. Ей только кажется, как всегда, или Аврора посматривает на нее с неудовольствием?
— Матушка моя, при чем тут тюрьма? — недовольно пробасила Аврора, и ее темные усики над губой воинственно распушились.
— Наверно, это глупо… Но я последнее время считаю себя кем-то вроде надзирателя. Детям что, они свой срок отсидят и выйдут, а мне тут оставаться…
Наташа с трудом сдержала предательский смешок. А ведь правда похоже на тюрьму. Только Аврора вряд ли одобрит столь нетрадиционные взгляды на родную школу.
— А зачем вы вообще пошли преподавать? — строгим голосом проскрипела Аврора. — Когда вы сюда шли, вы думали, зачем вам нужна школа?
Англичанка устояла перед неприветливым напором Авроры.
— Это не мне была нужна школа, а я ей, — отрезала она, выбрасывая использованные салфетки в мусорку. — Когда я появилась четыре года назад, здесь вообще не знали, что такое иностранные языки!
Наташа вышла, не дослушав, чем кончится перепалка, и поспешила в библиотеку. Две недели назад она брала Стендаля, но так его и не осилила. Не до чтения было. Здесь такие дела, в своих страстях бы разобраться. О них тоже можно книжку написаю. Жаль, что она не Стендаль или, по крайней мере, не Виктория Токарева.
Учителя уже собирались, и Наташа, быстро оглядев учительскую, решила юркнуть в дальний угол, к окошку. Но на пути непреодолимой преградой встала Аврора.
Судя по ее нахмуренным бровям, они с англичанкой все-таки поругались, и физичка была не в духе.
— Кстати, деточка, раз уж вы тут, хочу вас предупредить, — пробасила она, ткнув в Наташу пальцем. — Я понимаю, у вас сейчас не лучшее время, проблемы с мужем и все такое, но вы же взрослая женщина и должны понимать, что личные проблемы на школьной территории абсолютно недопустимы!
Наташа онемела. Она как-то не сразу поняла, о чем идет речь. Она решает личные проблемы? Здесь! И вообще, откуда Аврора знает о ее проблемах с мужем? Наташа не относилась к болтушкам, поверяющим личные тайны направо и налево, а уж о том, что с Андреем неладно, никому сказать не могла. Просто потому, что подруг среди учителей у нее не было.
— Какие… личные проблемы? — как-то жалобно проблеяла Наташа, спасовав перед агрессивной теткой. Очень не любила она в себе эту черту — теряться перед бесцеремонностью и нахальством. И, как назло, ее вид прямо заводил таких любителей учить других жизни.
Аврора подбоченилась.
— Я имею в виду служебные романы, — отчеканила она громко, так, что стоявшие рядом директриса с завучем с любопытством на них уставились.
Наташа покраснела:
— Какие еще романы?
— Деточка, мы не будем тут перемывать грязное белье! — Аврора, похоже, не понимала, что именно этим сейчас с удовольствием занимается. — Я просто хотела сказать, чтобы на территории школы такого не было. Это ужасный, антипедагогичный пример для подрастающего поколения!
И, отделав Наташу подобающим, как она считала, образом, Аврора величественно подплыла к директрисе и завела речь о том, что полсотни шариков для украшения сцены будет явно недостаточно.
Наташа стояла столбом посреди учительской и краснела. Ей было стыдно до слез. Чтобы не расплакаться при всех, она быстро вышла из учительской и побежала в туалет.
«Что же это такое, в самом деле, что они все ко мне привязались! — думала она, споласкивая лицо под холодной водой. — Неужели всем известно, что муж меня бросил? И что за служебный роман? Наверняка с Сашей, больше не с кем!»
При мысли о том, что всем известно о ее желании изменить мужу, Наташа расплакалась опять. Почему все так несправедливо? Кленина соблазнила ее мужа, увела из семьи и спокойно разъезжает по городу в своем костюме, который стоит больше, чем она получает за год, и никто ей слова плохого не скажет. Наоборот, только и делают, что отпускают комплименты. Вон, на дне рождении, все только и ахали: «Ириночка, вы наше чудо! Ириночка, вы наша богиня!»
А она, Наташа, захотела отомстить мужу, и то не получилось, а в школе уже чешут языками да еще и выговаривают при всех.
Самое обидное, что она давно не девчонка, но позволяет себя так унижать… Все знают, что у двадцатишестилетней Машки, которая преподавала, биологию, был страстный роман с Сашей, но почему-то никто ей этим не пенял. Просто Машка такая оторва, ей палец в рот не клади. Так отбреет, что в следующий раз не подойдешь.
Не пойдет она на это собрание. Чтобы все на нее глазели и шептались. Но, с другой стороны, если она не придет, разве не будет это доказательством того, что Аврора права? И потом, получить плюс ко всему выговор… Наташины малыши тоже участвовали в последнем звонке, и оставлять их одних нельзя.
Она вытерла лицо платком, посмотрела в зеркало. Вроде нормально. Ее глаза начали привыкать к потоку слез, уже не так сильно краснеют. Скоро после должных тренировок она вообще научится плакать так, как это делают актрисы, — красиво, без распухшего носа и безобразных глаз.
На собрание она все-таки пошла. Покорно выслушала все пожелания и предложения, почти не запомнив подробностей. Отмучившись положенный час, пулей вылетела из кабинета, кожей ощущая на себе презрительные взгляды коллег. Скорей домой, зализывать раны! От чудесного утреннего настроения, в которое ее привел Кленин, не осталось и следа.
К автобусной остановке Наташа подошла, не замечая ничего вокруг. В голове крутились колючие мысли, но она от них отмахивалась — поскорей бы забыть все это, отключиться. Вдруг подумалось, что все это могло случиться не в конце учебного года, а в начале. И тогда ей пришлось бы мучиться намного дольше. А теперь осталось десять дней… Детишки разъедутся по бабушкам, деревням и лагерям, а она попробует найти работу на лето.
А что, если просто позвонить Андрею и сказать, что она была не права и теперь хочет, чтобы он вернулся? Мысль, конечно, не новая, но только куда ему звонить? Вряд ли он у мамы. Наташа была уверена, что с Ириной у него что-то было. Не похожи их отношения на банальные «начальница — подчиненный». А может, не надо было ревновать Андрея к незнакомой блондинке Соне?
— Добрый день. — Неожиданно Наташа поняла, что приветствие обращено к ней. Мелькнула мысль о Кленине, но, к своему удивлению, Наташа увидела Диму. Он стоял рядом, небрежно закинув рюкзак за спину, и был необычайно привлекателен и неожиданно, даже как-то обидно для нее, юн.
Наверняка одноклассницы по нему сохнут, мелькнула у Наташи мысль. Уж больно похож на излюбленного всеми девчонками секс-символа — Леонардо ди Каприо. Наташа не часто бывала в кино, но, разумеется, «Титаник» видела.
— Похоже, нам с вами по дороге, — улыбнулся Дима. Держался он слишком уверенно для подростка, заигрывавшего с учительницей. То, что он заигрывает, Наташа поняла сразу. Видимо, уже начал вырабатываться кое-какой жизненно-любовный опыт. И это заигрывание до такой степени разозлило ее, что вся злость на мужа, Аврору и физрука выплеснулась на мальчика.
— Господи, оставьте вы меня в покое! — не сдержавшись закричала она. Люди на остановке глазели на нее, но Наташе было уже все равно, будто какая-то пружинка внутри лопнула. Не может она больше все носить в себе, ни с кем не делиться, все молчать и терпеть. А сейчас у нее было впечатление, что вся школа знает, что она развратная женщина, которая ездит с мужчинами в коммуналки с грязными матрасами и бесчувственно изменяет там любимому мужу, который ее бросил. — На мне что, печать стоит? Или я подаю такой антипедагогичный пример, что… — Она расплакалась, уткнув лицо в ладони. И почувствовала на своей руке чье-то прикосновение.
Дима молча тянул ее прочь от остановки, и она машинально сделала несколько шагов за ним. Он поднял руку, и рядом тут же остановилась машина. Он склонился к водителю, о чем-то его спросил.
— Вам куда? — он обернулся к Наташе. Зареванная, она достала из кармана платок и, вытирая глаза, неприветливо буркнула:
— Не надо, у меня денег нет…
— У меня есть. — Дима терпеливо ждал ответа.
— Я поеду на автобусе. — Наташа все еще не сдавалась, демонстрируя обиду.
— Сами подумайте, так будет быстрее. Тем более вы себя плохо чувствуете. Вы же не хотите, чтобы все в автобусе на вас глазели? Ну?
Она сдалась и забралась на заднее сиденье. Дима уселся рядом с водителем, и за всю дорогу никто из них не произнес ни слова.
Когда они приехали, Наташа сделала попытку расплатиться, но Дима сказал, что они уже договорились. Она просто не знала, как с ним себя вести. Она понимала, что он выйдет вместе с ней, но ей этого очень не хотелось.
Машина отъехала, и Наташа осталась с юношей лицом к лицу. Ярко сияло солнышко, пахли цветы, где-то шли счастливые от весны люди. Она же стояла с зареванным лицом, совершенно не понимая, что ей делать с этим семнадцатилетним вундеркиндом, который к ней явно неравнодушен.
— Наверно, теперь я должна пригласить тебя на чай? — зло спросила Наташа. — Чтобы расплатиться за такси и за внимание?
— Перестаньте говорить гадости, — спокойно ответил Дима. — Ничего вы мне не должны…
— Извини. — Наташа провела рукой по глазам. — Просто все так… противно… Я не понимаю, что происходит, но все идет так быстро и вообще…
Она окончательно запуталась, не зная, что сказать. Действительно, ситуация была странная и неловкая. Что ей делать?
— Вы не против мороженого? — Дима показал на киоск, к которому стояла очередь из мальчиков, девочек и их мам.
— Да нет.
Они взяли по пломбиру и медленно пошли вдоль улицы.
— Правда, извини меня. Я что-то перенервничала последнее время. Спасибо за то, что подвез. — Наташа слегка успокоилась. В конце концов, не все так страшно. Всегда есть вероятность того, что она бросит школу и найдет себе другую работу. А уж там она будет просто монашкой, взгляда в сторону мужчины не бросит!
— Ничего. Я думаю, вас кто-то сильно обидел, поэтому вы так и ругаетесь.
Наступила пауза. Каждый молча ел мороженое и молчал.
— Я даже не знаю, что сказать, — пожаловалась Наташа. — Тебе не кажется, что ты какой-то чересчур… взрослый?
— Нет. Наверное, это потому, что у меня три сестры.
— Младшие?
— Старшие. И я у них любимчик. И заодно подушка для битья, когда они с мужьями ругаются или их дети достают.
— Вот это повезло. — Наташа наконец-таки улыбнулась. — А теперь в придачу к сестрам еще и учительница.
— А вы не моя учительница. — Дима лукаво улыбнулся. — И уж если на то пошло, не такая уж у нас большая разница в возрасте…
— Послушай. Мне, конечно, очень неловко. И вообще спасибо. Но…
— А мне ваше имя очень нравится. — Дима сделал вид, что не слышит ее «но». — Я вообще люблю мягкие имена, чтобы без всяких рычащих. Марины, Ирины…
— А я всегда считала, что это имя — какое-то кукольное. Знаешь, для такой послушной, мягкой куклы в русском сарафане. Эдакой русской красавицы с косой…
— А вы и есть русская красавица. Почти с косой. — Он выбросил бумажку от мороженого в урну. Рядом шли две девочки лет тринадцати, с интересом осмотревшие Диму, потом с удивлением — Наташу. Она съежилась.
— Ладно, мне правда пора. Спасибо за моральную поддержку. Провожать не надо, я в обморок не упаду. — Все это она выдала на одном дыхании и зашагала к дому.
Дима посмотрел вслед. Потом подошел к киоску и купил себе еще одно мороженое. Если бы Наташа обернулась, она бы занервничала еще больше. К Диме, следящему за тем, как ее волосы плывут по ветру, подошли те самые девочки. Он отвечал им, не отрывая глаз от того места, где Наташа свернула за угол.
Андрей Смирнов опаздывал. Правда, он ехал не на деловую встречу, а в гости к старому приятелю, но все равно неловко как-то приходить не вовремя. Они так давно не виделись. Прежде пунктуальность не входила в число Вовкиных достоинств, но прошло столько лет, он мог измениться. Тем более что Смирнов шел к нему с тайной целью — найти работу.
Из-за этого он и опаздывал. С пустыми руками в гости не пойдешь, а денег у него было негусто. Нина Павловна в таких случаях говорила:
— Есть два плохих состояния финансов: денег нет и денег нет вообще!
На данный момент у него было состояние первое, но через пару дней оно грозило перейти во второе. Он купил дежурную коробку конфет с коньяком, а на букете сэкономил, попросту нарвав весьма приличных тюльпанов в парке. Стыдно, конечно, но что поделать? Наташа верно заметила, что бедность унижает. Приходится идти на банальные кражи. Его слегка утешало то, что в России такая вещь, как общественная собственность (а цветы в парке относились, несомненно, к этой категории), вообще ничьей собственностью не считается.
Уже перелезая через забор с охапкой желтых и красно-оранжевых цветов, он увидел еще двух любителей дармовщинки, правда, они были юны и почти безусы и наверняка мечтали поразить воображение какой-нибудь нимфы на платформах и в майке «D&G».
Эта операция слегка задержала Смирнова. Он вернулся домой и, нервно глядя на часы, принялся переодеваться. Роскошный костюм, купленный Ириной, так не гармонировал с содержимым его кошелька, что у Андрея появилась даже мысль одеться поскромнее. Но мать настояла на том, что в гости к старому другу, ныне преуспевающему бизнесмену, следует идти, прилично одевшись.
Итак, Смирнов топтался на остановке по требованию с букетом тюльпанов и коробкой шоколадных конфет в ожидании автобуса. Было уже без двадцати восемь, и никакого транспорта не наблюдалось. Мало того, набежали весьма неприятные тучки, похолодало, и подул отнюдь не ласковый ветер. По всем признакам, скоро должен был начаться дождь. А зонт с собой Андрей, как всегда, не взял.
Когда внутренняя паника достигла критических размеров, он приготовился к тому, что придется ловить машину. Правда, за все время мимо проехало всего три легковушки, но, похоже, это было все равно реальнее, чем дождаться автобуса.
Увидав вдалеке бежевую «шестерку», Смирнов решительно поднял руку. Притормозивший водитель бросил быстрый оценивающий взгляд на Андрея и пригласил его внутрь.
Сидя на мягком плюшевом сиденье, Смирнов слегка успокоился.
— Кажется, дождь начинается, — заметил водитель. И действительно, на ветровом стекле появились чуть мутные капельки. Пока дождь напоминал слабый душ, и Смирнов с облегчением выставил голову в окно. Приятный влажный воздух холодил голову.
Заплатив бешеные деньги мужику с «шестеркой» (аукнулся ему этот «приличный» вид!), Смирнов очутился около нового кирпично-розового дома. Во дворе мальчишки гоняли мяч. Вместо ворот они использовали перекладину для подтягивания. Один из ребят сильно ударил по мячу, и тот, перелетев через машины у тротуара, подкатился к ногам Смирнова.
Андрей не выдержал искушения и отфутболил мяч обратно. Иногда ему очень хотелось вернуться в детство, к тому безмятежному состоянию безопасности и защищенности, о котором теперь оставалось лишь мечтать.
Вовка открыл дверь сразу же, не успел Смирнов отнять палец от звонка.
— Андрюха, рад тебя видеть! — Вовка сильно располнел в районе талии. И казался румяным крепышом. Если не считать двадцати килограммов лишнего веса, то в остальном он почти не изменился. Будто не было этих лет. Все такой же веселый балагур, душа компании.
Они слегка неловко обнялись, Вовка похлопал его по плечу. Где-то за закрытой дверью, в комнате, лаяла собака.
— Надя, гости! — Вовка крикнул и засуетился в поисках тапочек. — А ты неплохо выглядишь. Можно сказать, цветешь!
Только тут Андрей заметил, что Вовка облачен в спортивный костюм, из-под которого выглядывала мятая майка. Ему стало неудобно за свой элегантный вид.
— Ты же сказал, чтобы я был в парадном виде, — извиняющимся тоном пробормотал он, не зная, куда девать цветы.
— Да я пошутил! — жизнерадостно захохотал Вовка. — Просто к слову пришлось…
Слава богу, из комнаты вышла невысокая полноватая блондинка в укороченных джинсах. Улыбнулась Смирнову. Собака перестала лаять и тихо скулила под дверью.
— Это Надя, моя жена. А это Андрей. Мы с ним знакомы черт знает сколько лет. Ну, я тебе рассказывал. — Вовка светился приветливостью, как менеджер сетевого маркетинга. — Бумба, заткнись!
Собака за дверью затихла.
— Любит гостей, собака! — объяснил Вовка. — Ты, кстати, к животным как относишься?
Смирнов пожал плечами:
— Нормально. У меня тоже пес есть. Джорджем зовут.
— Породистый?
— Нет, вряд ли. Но очень милый.
— А наш, подлец, такую родословную имеет, что мы себя рядом с ним неловко чувствуем. Он — его королевское высочество, а мы кто? Так, лакеи. Знаешь полное имя его папочки? Леонард дю Жардан Блю де Мандарин де Пекин. И никак иначе. Не знаю, как его звали хозяева. Пока это выговоришь, язык сломаешь…
Надя распахнула дверь в комнату, и оттуда вихрем вылетело совершенно невообразимое существо. Таких собак Андрей никогда не видел и поэтому слегка оторопел.
— Что это?
Средних размеров палевый пес был покрыт складками и напоминал скорее плюшевую игрушку, нежели что-то живое. Правда, морда у него была весьма грозной, но загнутый в кольцо хвост не останавливался ни на секунду, выражая искреннюю симпатию. Собака тщательно обнюхала Смирнова, потом высунула совершенно черный язык и лизнула ему руку.
— Это Бумба. Китайский шарпей, — объяснила Надя. — Он еще маленький, ему всего восемь месяцев. Дурачок, со всеми облизывается.
— Никогда таких не видел. Это что, служебная собака?
— Вообще-то их рекламируют как бойцовских собак. — Надя предложила Смирнову сесть, в то время как Вовка куда-то исчез. — Но что-то мне в это не слишком верится.
— Мне тоже. — Смирнов с трудом удержался от смеха, глядя, как плюшевая игрушка встала на задние лапки, пытаясь понюхать еду на столе. При этом кожа сползла, и все складки съехали к хвосту. Вид у пса был препотешный, как будто собака похудела, а одежка у нее осталась прежняя.
— Вы ему ничего со стола не давайте, — предупредила Надя гостя.
— Не баловать или не приучать есть из чужих рук?
— Да нет, просто тогда он от вас не отойдет. Будет сидеть и тереться о штаны мордой, выпрашивать подачку, пускать слюни… Потом брюки не отчистите…
Вернулся Вовка с двумя запотевшими бутылками «Столичной».
— Ну что, за встречу?
Налили, чокнулись.
— Знаешь, Надя, это ведь самый странный человек из всех, кого я знаю. — Вовка подцепил на вилку маринованный грибок и ткнул им в сторону Андрея. — Ты все еще с одной рюмки пьянеешь?
— Вообще да. Хотя в последнее время, кажется, стал привыкать…
— Тогда еще по одной?
Смирнов согласился, хотя и с некоторой опаской. В последний раз он слегка выпил с Федотовым, соседом, и потом попал в вытрезвитель, из которого его вызволила Ирина.
Опять Ирина! Что ж такое, ведь знает эту женщину всего ничего, но все упирается в нее… Андрей решительно прогнал неуместные мысли и сосредоточился на том, что говорила ему Надя. Она все еще рассказывала об их собаке. У нее были планы насчет открытия своего питомника, но она сомневалась, что найдет клиентов. Все-таки собака не дешевая, а город провинциальный…
— Даже не сомневайтесь, найдете, — заверил ее Смирнов, вспоминая своих новых знакомых, Ирининых подруг и сослуживцев. — Здесь все-таки не Тмутаракань, и у нас дела идут нормально!
Все-таки захмелел, подумал он. Вот и язык уже ворочается с некоторым трудом. А гостеприимные хозяева как будто этого не замечали.
— Эх, как мы гуляли, — мечтательно закатывал глаза Вовка, наливая еще по одной. — Какие пирожки делала бабушка этой, как ее?
— Леночки, — подсказал Смирнов, ковыряя вилкой кусок колбасы, который почему-то не хотел лезть на его тарелку.
— Точно. Не пирожки — сказка! Никто с тех пор, — назидательно обернулся Вовка к Наде, — не делает таких… А как мы тогда на четвертый этаж лазили… — Вовка вздохнул. — Помнишь?
Смирнов кивнул. Конечно, он помнил. Он, Вовка и Маргарита. На четвертом этаже больницы лежала тогдашняя Вовкина девушка после аппендицита, и к ней никого не пускали. Поздно вечером они влезли к ней в палату по пожарной лестнице…
— Эх, чего там… Сейчас стали толстые, соленые. — Вовка загрустил. — К тебе, впрочем, это не относится. Держишь форму. А я… — он похлопал себя по пузу. — Веришь, иногда даже сажусь на диету. Но больше одного дня не выдерживаю. Как только женщины могут так жить неделями? Одна морковка с капустой. А я не жвачное животное, я это грызть не буду. Или вот такая чертова диета, ничего не ешь, только одно яйцо в день и стакан кефира. Это же ноги протянуть можно! Я от голода злой становлюсь, на Надьку кидаюсь. Она день терпит, потом сама мне мясо на сковородке подает. Ты, говорит, лучше будь толстым и добрым. Таким ты мне больше нравишься!
— Откуда ты знаешь про все эти диеты? — удивился Андрей.
— Так жена на что? Она по всему этому специалист. Сначала на себе пробует, потом меня пытается заставить. Но со мной этот номер не пройдет! Режим питания, как говорится, нарушать нельзя!
Он оглушительно расхохотался, Надя улыбнулась, и Андрей опять почувствовал себя неловко. Они к нему со всей душой, а он-то явился с корыстными мыслями… Не ушел бы из «Контакта», не начал бы искать работу, даже и не узнал бы, что Вовка вернулся в город.
— Еще налить? — приятеля, кажется, алкоголь не брал.
— Нет, хватит. Мне еще домой возвращаться… — Андрей отодвинул от себя рюмку.
— Так ты сейчас вроде как свободен. Временно. Может, у нас останешься? На диванчике тебе постелим…
В конце концов, он позволил себя уговорить. Они сидели за столом, Вовка рассказывал о своей фирме, о собаке, о том, чем он занимался все эти годы и как познакомился с Надей. Смирнов упомянул о первой жене, вспомнил о дочерях и пошутил на тему своей ссоры с Наташей. Рассказал даже о том, как баллотировался в мэры Перешеевска, чем вызвал у друга еще один приступ веселья.
— И как Лоботрясов к этому отнесся? Небось навалил в штаны, старый пройдоха! И вообще, зря ты снял свою кандидатуру. Из тебя вышел бы отличный мэр. Глядишь, чиновники стали бы меньше взяток брать. А то я тут пошел насчет аренды узнать, меня и отправили к такому человечку, Куролесов его фамилия. Не слышал о таком?
Смирнов напряг память.
— Вроде бы слышал. В моей фирме о нем нет лестно отзывались…
— Еще бы! Этот паразит и пальцем не шевельнет, если не покажешь ему приятный конвертик с деньгами. Он мне так и сказал прямым текстом: «Будут деньги, будет и аренда».
— Может, пожаловаться его начальству? — наморщил лоб Андрей. — Тому же Лоботрясову?
— Ты что, смеешься? А с кем, ты думаешь, эти чиновники делятся? Нет, брат, тут надо все с корнями вырывать. От корней до верхушки.
Так и беседовали. Только об одном они молчали: о том, почему столько лет не виделись. И тот, и другой словно заключили молчаливое соглашение и не касались этой темы. Андрей даже ловко уклоняла от обсуждения шалостей прошлых лет.
Около часу ночи, когда Надя уже пошла стелить на диванчике, а они переместились на кухню, Смирнов вспомнил о том, зачем он здесь.
— Я тут решил работу сменить, — как можно небрежнее сказал он. — Ты не знаешь, никто из твоих знакомых Кулибиных не ищет?
Вовка попытался встать, но зашатался, и ему пришлось схватиться за край стола. Смирнов подхватил приятеля с другой стороны.
— Тебя привела сюда судьба, — немного заикаясь, проговорил Вовка. — Мне как раз нужен человек… Такой человек, чтобы мог… все.
— В каком смысле? — Андрей проконвоировал Володю в ванну, где он сполоснул лицо водой. После этого приятелю чуть-чуть полегчало, и он смог прояснить свою мысль.
— Помощник нужен. Будешь помощником? Начальником!
— Буду, буду, — обреченно согласился Смирнов, понимая, что в таком состоянии дальнейшие деловые переговоры бессмысленны.
— Андрюха, друг! Ты же мне друг? — Вовку все-таки развезло. — Ты ведь не сердишься? Не таишь… камень за пазухой?
— Все нормально. — Андрей помог ему дойти до кровати. Надя уже постелила. Вдвоем они быстро уложили Вовку, после чего Андрей пожелал хозяйке спокойной ночи и собрался к себе на диван.
— Надя, пусть он не уходит, — бормотал Вовка, укладываясь поудобнее. Под его тушей раскладной диван жалобно скрипел. — Пусть он не сердится. Он такой, он может…
Наутро Вовка выглядел как огурчик. Судя по всему, он прекрасно выспался, в отличие от Андрея, который полночи не мог заснуть, борясь на чужом диване с тревожными мыслями. А как только он начал засыпать, почувствовал, что кто-то шевелится в ногах. Это Бумба по-партизански прокрался к нему в кровать и тихо-тихо, стараясь не разбудить гостя, завалился на боковую. Смирнов не решился сгонять увесистого шарпея, о чем потом сильно пожалел. Оказалось, что собаки этой породы кроме складок и черного языка обладают еще одним замечательным свойством: они оглушительно храпят. Так что когда Бумба уже громко и со вкусом спал, от души привалившись к его ногам, Смирнов крутился на подушке и слушал какофонию хрюканья, сопенья и храпа. В конце концов, под этот шум он и заснул.
За завтраком Вовка сам вернулся к теме трудоустройства.
— Ты не передумал у меня поработать? — Он приступил к нарезанию хлеба и сыра. Нади не было, она ушла выгуливать Бумбу. Можно вообразить, какой ажиотаж вызовет у соседей появление китайца на улице. Точнее, не у самих соседей, а у их собак. Какого-нибудь Бобика хватит удар от столь экзотического зрелища.
— Я не понял, в чем должна заключаться работа.
— Я организую филиал своей фирмы в Тольятти. Поедешь туда? Будешь, так сказать, моим заместителем в филиале.
Андрей оторопел.
— Как — в Тольятти?
— А вот так. Я начинаю разворачивать сеть филиалов. Начнем с Тольятти. Я уже там все устроил, снял офис, нашел пару людей. Ты можешь поехать туда и начать раскручивать. Голова у тебя светлая, тем более свой человек. Не подведешь.
— Но это несколько… неожиданно. Правда, Володя, спасибо за предложение, но мне нужно подумать. Уехать отсюда… Не знаю, смогу ли я…
— Сможешь. — Вовка поставил сковородку на огонь и потянулся за яйцами. — Сам сказал, что с женой поссорился. Значит, возражать некому.
— Но мы пока не насовсем разошлись, — растерялся Смирнов. — То есть я надеюсь, что мы скоро помиримся… В общем, мне надо подумать.
— Подумай. На первых порах больших бабок не обещаю, но через пару месяцев на хлеб с икоркой хватит.
Смирнов уезжал домой в глубокой задумчивости, Как же он покинет город? Девочек с собой не потащишь, а оставлять Наташу здесь одну… Может, она одумается и они помирятся.
Как она здесь будет жить, на что? У нее наверняка деньги кончились, ей до зарплаты еще неделя, а он… В глубине души он понимал, что есть и еще одна причина никуда не уезжать. Он думал об Ирине. Он вообще часто о ней думал. И честно мог признаться себе, что скучал.
Интересно, как Вовка воспринял их внезапную встречу? Понял ли, что бывший друг видел в нем потенциального работодателя? Позвонил бы он Андрею сам, если бы тот не появился? Или они так и жили бы в одном городе, не пересекаясь и стараясь не общаться?
Но сейчас дела обстояли так, будто они решили все забыть и начать заново, хотя иногда призрак Маргариты мешал вспоминать общую молодость с легким сердцем.
В то время как Смирнов входил в подъезд Вовкиного дома, Ирина сидела за столиком в ресторане. В городе был лишь один ресторан, который по уровню мог соперничать с лучшими столичными заведениями и разительно отличался от остальных забегаловок. Когда кто-то из важных персон города хотел перекусить, он шел в это приличное место. Ресторан так и назывался — «Приличный».
Располагался он в нескольких километрах от города. Без машины сюда попасть было сложно. Правда, и посетители здешние давно забыли, что значит ездить на автобусе или ходить на своих двоих. А что вы хотите? Элита! Избранное общество города Перешеевска.
В данный момент Ирина не слишком соответствовала духу этого места. Перед ней стояла полупустая бутылка водки, ворот рубашки был расстегнут чуть больше, чем это полагалось по этикету, и глаза блестели хмельным огоньком. По ней было видно, что она тут довольно давно. За соседним столиком ужинала женщина средних лет с мужем. Муж то и дело косился на Ирину, и жене это очень не нравилось. Она так торопилась закончить ужин, что отказалась от десерта и кофе и увела непутевого муженька из ресторана прежде, чем тот совсем окосел.
Надо сказать, что повод для беспокойства у его жены был. Ирина сидела за столиком не одна. Ее подруга Соня, изящно закинув ножку на ножку, слизывала мороженое с серебряной ложечки. При чем делала она это так сексуально, что все мужские взгляды были прикованы к ней. Они с Ириной смотрелись по контрасту очень неплохо: одна — брюнетка, другая — блондинка, длинные волосы небрежно разметаны по плечам. Смуглая Ирина в брюках и полупрозрачной белой блузке с маленьким аккуратным черным галстучком и загорелая Соня в кружевной кофте, сквозь которую просвечивалось белье, в короткой юбочке, открывающей великолепные длинные ноги. Короче, было на что посмотреть.
— Отличное мороженое. — Соня облизнула губы, отставила пустую вазочку и с усмешкой взглянула на Ирину.
Та с отвращением посмотрела на рюмку с водкой, но все-таки залпом ее выпила.
— Что-то ты спешишь, подруга. — Соня знаком подозвала официанта. — Мне апельсиновый сок и салат с оливками.
— После мороженого? — изумилась Ирина.
— Именно. Люблю смешивать сладкое с соленым.
— Вы ей лучше принесите еще мороженого и все оливки вывалите туда же. — Ирина засмеялась, но официант, вышколенный по всем правилам, позволил себе лишь слегка улыбнуться кончиками губ.
— Салат и сок, — повторил он и исчез.
Соня отставила бутылку в сторону.
— Вот что, — довольно резко заявила она, — хорошего понемножку. Так напиваться из-за мужика… Ну прогнала ты Смирнова, ничего страшного. Они так больше любят. Мужикам нравится, когда с ними обращаются вольно. Только в книжках верные жены терпеливо ждут своих принцев, и те возвращаются к ним. А на практике чем меньше мальчика ты любишь…
— Ну?
— Тем больше нравишься ему! Это же классика!
— Ну конечно, ты у нас признанный спец по мужикам, — съехидничала Ирина, потянувшись за бутылкой, и получила по рукам. — Официант, а мне куриное фрикасе! И еще бутылку водки…
— По-моему, ты все очень грамотно делаешь. — Соня получила свой салат и теперь слегка поклевывала его, запивая соком. — Сначала пряник, потом кнут. Сначала признание в любви, комплименты. Какой он умный, нежный, гениальный и сексуальный. Потом выгнать на пару дней. Через два дня начать по новой. Верняк, мужчина твой со всеми потрохами. У него появляется иллюзия, что ты его оценила, но он тебя так и не покорил. Пробуждает азарт охотника и завоевателя.
— А если у него нет такого азарта?
— У них у всех есть этот азарт, — отрезала Соня и добавила в апельсиновый сок водки. — От восьмилетних мальчиков до восьмидесятилетних старичков…
— Давай за азарт. — Ирина все-таки налила себе еще одну рюмку, не обращая внимания на неодобрительный взгляд подруги. — Главное — чтобы мужик был правильный.
— Ты не права. — Соня улыбнулась. — Главное — чтобы женщина была правильной.
— А ты стала циничной.
— Ты тоже, — Соня сунула в рот оливку и обвела глазами зал. — А что делать? Жизнь такая! Так что проще относись к любви. Любовь — это всего лиц всплеск гормонов. Обычная биохимия.
— Сама ты биохимия. — Ирина насадила на вилку оливку из тарелки подруги и отправила в рот. — Если хочешь знать, я в вахлака влюбилась, просто проезжая мимо на машине.
— Любовные флюиды почувствовала?
— Унюхала, — согласилась Ирина. Люди стали казаться ей слегка нечеткими, нереальными, но до настоящего опьянения было еще далеко. А ей так хотелось напиться.
— Все дело в твоем гипоталамусе, — авторитетно заявила Соня.
— В чем?!
— Вот тут, — Соня постучала себя по голове, — находятся центры, отвечающие за твои чувства. А вовсе не в сердце, как принято считать… Тестостерон, адреналин и прочую гадость, которая заставляет тебя летать до небес от любви, ты можешь получить в той же пропорции, если просто прыгнешь с парашютом.
— Ты мой маленький ученый! — пьяненько восхитилась Ирина и уронила вилку на пол. Официант принес ароматное фрикасе и поставил перед ней.
— Я не маленький и не ученый. — Соня невозмутимо вытерла рот салфеткой. — Во мне метр семьдесят восемь, и диплом психолога у меня лет пять пылится в комоде. Просто я специально интересовалась этим вопросом. Понимаешь, как-то легче спать с мужчиной, зная, что это просто гормоны.
— Долой гормоны. — Ирина стукнула рюмкой по столу, и хрустальная ножка разбилась.
Рядом тут же бесшумно возник официант, молча смел осколки на поднос, поставил новую рюмку и исчез.
— И все-таки мне не хочется прыгать с парашютом. Уж лучше любовь.
— Ты полагаешь? — Соня хмыкнула. — Посмотри на себя. От любви на стенку лезешь. В одиночку бутылку осилила и еще хочешь. И после этого говоришь, что парашют — это опаснее. Бред! Если хочешь знать, любовь просто можно вызвать, как «скорую помощь».
— Глупости.
— А ты послушай. Например, ты пришла в клуб и начинаешь танцевать. У тебя отличное настроение, ты попрыгала, и результат — сердце бьется учащенно. Твоя лимбическая система…
— Ты попроще говорить можешь?
— Это твой эмоциональный центр, который отвечает за все эмоции. Так вот, эта система неправильно тебя понимает. Сердце стучит? Ага! Нужно производить адреналин. А тут мимо тебя проходит заурядный такой мужичок. И ты на него западаешь, просто потому, что ты была к этому физически готова.
— Ты хочешь сказать, что можно влюбиться просто потому, что организм готов?
— Что-то в этом роде. Мне говорили, что после просмотра фильма ужасов женщину можно брать, не отходя от кассы. Страх усиливает выброс гормонов в кровь, а их надо куда-то девать. А тут мужчин рядом…
Ирина задумалась.
— Значит, по-твоему, я влюбилась в Смирнова, потому что у меня гормоны расшалились?
— Было полнолуние. Ты в это время эмоционально неустойчивая. Это раз. Ехала в машине, небось гнала вовсю?
— Ну, — подтвердила Ирина. — На дороге попался один му… мужик придурковатый. Хотелось покататься.
— Ага! Нервишки пощекотать решила. И обрызгала неизвестного на автобусной остановке. Вот тебе два. И совершенно неважно, кем он оказался. Просто попался тебе в нужном месте в нужное время.
— Логично. — Ирина стащила еще одну оливку. — Только как ты объяснишь, что сама на него запала у меня на даче? Не помнишь?
— Может, слишком много выпила? — легкомысленно пожала плечами Соня. — Короче, не бери в голову. Любовь — это болезнь. Но рано или поздно ты выздоровеешь.
— А я не хочу выздоравливать. Я напиться хочу, а меня что-то не берет…
— Ну да, не берет. Уже взяло. Если ты думаешь, что я повезу тебя домой…
— Вызову такси, — отмахнулась Ирина и расстегнула еще одну пуговицу на блузке.
— Ты поосторожнее тут со стриптизом. А то выкинут тебя отсюда прежде, чем сумеешь напиться, — ехидно посоветовала Соня. — Все-таки «Приличный» ресторан. Надо же, какое название. Я за границей где только не ела, а до такого никто не додумался…
— Потому что они все тупые, сытые и ограниченные бюргеры. Не в любви дело, подруга, — понурилась Ирина. — Я готовлюсь. Морально.
— К чему?
— Завтра у меня свидание. Придется иметь интим с отвратительным мужиком без всякой любви. Ты когда-нибудь имела интим с отвратительными мужиками без всякой любви?
— Ты что, шутишь? Если это шутка, то очень неудачная. — Соня отложила вилку. — Или такая пьяная, что ничего не помнишь?
— Ой, извини. — Ирина хлопнула себя ладонью по лбу. — Извини, пожалуйста. Совсем забыла…
Она потянулась к Соне через стол, уронив бутылку с водкой, похлопала по руке.
— Я все время забываю, чем ты занималась за границей. Извини. Просто неожиданно как-то.
— А жизнь вообще штука неожиданная. И довольно жестокая. — Соня стряхнула руку подружки со своей, подозвала официанта.
— Еще салат. И мороженое.
— Клубничное, черничное, ванильное?
— Фисташковое. — Соня пристально посмотрела на Ирину. Та вяло ковырялась вилкой в фрикасе. — Так что там у нас с отвратительным мужиком?
— Да ладно. Проехали, — отмахнулась Ирина. — Переживу, конечно. Раз ты пережила, и я смогу.
— А ты попрыгай. Или потанцуй. Глядишь, гормон нужный выработается. Этот мужик, он очень старый?
— Он очень толстый. — Ирина приложилась к рюмке. — И вообще, скотина.
— Во всяком случае, тебе не придется его заводить. — Соня улыбнулась. — Мой последний любовник насчитывал восемьдесят лет, и каждый раз перед сексом мне приходилось его разогревать. Ну ты понимаешь. Проблемы с потенцией.
— У Жоры проблемы не с потенцией, а с совестью, — в сердцах сказала Ирина. — Слушай, как ты стала такой специалисткой по потенции? В школе была — девочка-колокольчик. От слова «дура» краснела. Мальчиков держала на расстоянии.
Соня помолчала.
— Не всех, — наконец с неохотой сказала она. — Был Костя.
— Костя? Какой Костя?
— Ты даже не помнишь.
— А что, было что помнить?
— Костя, мальчик, в которого я влюбилась. Полгода любила тихо, скромно. Вообще скромная была. А потом призналась лучшей подруге…
Соня сидела на подоконнике, поджав под себя ногу, и смотрела на улицу. Она подхватила насморк в воскресенье, когда вместе с Ириной отправилась на лыжах, и теперь с понедельника загорала дома, на больничном. В принципе в этом можно было бы углядеть положительный момент, как раз сегодня у них была контрольная по математике, но… Но кроме контрольной сегодня еще выглянуло солнце и почувствовалось, что весна вступает в свои права. Видимо, их с подружкой лыжная вылазка была последней в этом сезоне.
Соня не спускала глаз с дороги. Ее мать собиралась на работу, и девушка слышала, как в гостиной хлопают дверцы шкафов и о чем-то гундит радио.
Ее школу не было видно из окна комнаты. Каждое утро Соня выходила из дома, переходила через дорогу и шла узкой тропинкой между старыми трехэтажными домами. С этой дороги и тропинки она теперь и не спускала глаз. Будильник, стоящий на столе, показывал восемь часов десять минут. Соня сползла с подоконника, чтобы сменить затекшую ногу, и тут увидела его.
Костя шел в школу той же дорогой, что и она. Он жил в большом доме у леса и учился в ее школе.
Ее счастье длилось ровно минуту, пока он стоял, пропуская автобус и пару легковушек. Но транспорт уехал, а он скрылся за углом.
Соня слезла с подоконника и легла в кровать. Очень вовремя: мать заглянула в комнату. Она была одета в серый брючный костюм, и до Сони долетел запах ее духов.
— Ты уже встала?
— Нет, еще полежу. — Соня натянула одеяло до подбородка. — Что-то холодно.
— Я заварила тебе ромашковый чай. В термосе на кухонном столе. И не забудь полоскать горло. Да, совсем забыла: суп в холодильнике, гречневая каша на плите.
Как только мать ушла, Соня вскочила на ноги. В ее ближайшие планы входили примерка маминых платьев, которые она все равно никогда не осмелится надеть открыто, практический урок косметики, прочтение Мориса Дрюона и обед, состоящий из бутербродов с колбасой и солеными огурцами. А потом, в два часа, она опять увидит Костю, возвращающегося из школы. Потом к ней наверняка придет Ирина. Или хотя бы позвонит по телефону. В общем, жизнь не так плоха. Если бы еще все мечты, которым она предавалась, стали бы реальностью… Но это вряд ли случится.
Соня была очень стеснительной. Как многие застенчивые девочки, в свои пятнадцать она была ничем не примечательной. Худая и чуть-чуть сутулая, Соня страдала оттого, что ей приходится носить очки. Конечно, надевала она их только в случае острой необходимости. В школе Соня всегда сидела за первой или второй партой и, если как следует прищуривалась, вполне сносно различала то, что было написано на доске. Но неуверенность, свойственная многим близоруким людям, все равно отражалась на ее облике. Когда ты не очень хорошо видишь, ты себя ощущаешь очень неуверенно, не в своей тарелке. Иногда Соня не здоровалась с кем-то просто потому, что не узнавала человека без очков. Ирина смеялась над ней, советовала носить очки и не стесняться, но ей легко было говорить. Хорошо сложенная брюнетка с четкими чертами лица, Ирина обладала общительным характером, запросто общалась как с девочками, так и с мальчиками и постоянно становилась лидером и в шалостях, и в общественно полезных делах. Кроме всего прочего, она любила играть. Во что угодно — в баскетбол, в волейбол, в преферанс… Так что мальчики сохли по ней пачками. Ну пусть и не пачками, но человек пять-шесть безнадежно влюбленных в ее списке числились. Например, Макишев таскался за ней по пятам, хотя Ирина издевалась над ним жестоко и часто. А Соне оставалось быть на вторых ролях. Эдакой дуэньей при принцессе.
Сонина мама считала, что хорошо одевать нужно только малышей, чтобы подчеркнуть их прелесть, и взрослых девушек после восемнадцати, чтобы те могли завлечь приличного мужа. Баловать подростка красивой одеждой, по ее мнению, не стоило. Это могло испортить характер. Вот и ходила Соня в бесформенных юбках и спортивных брюках. В школе спасала форма, в ней все были примерно одинаковыми. А вот потом… На дискотеках никто не обращал внимания на Соню, вернее, обращали, как на подругу «той самой» Ирины. К ней подходили мальчики с просьбой передать Ире записку или узнать, что подружка собирается делать сегодня.
Соню это не слишком задевало. В своих мечтах она была прекрасной, а мальчик у нее был только один, но зато влюбленный лишь в нее. И хотя мама часто говорила, что в детстве тоже была невзрачной, а потом резко похорошела, Соня не очень ей верила. Это же как в сказке: только что на тебе очки и непонятная юбка — и вдруг ты ослепительная красавица. Хотя верить очень хотелось.
На Костю она обратила внимание случайно. Он учился в параллельном классе, и Соня, естественно, со своим плохим зрением не знала его в лицо. Однажды после школы она сходила домой, пообедала, а потом собиралась вернуться обратно, на репетицию пьесы. Ирина тогда увлеклась драмой и уговорила подругу пойти с ней за компанию в театральный кружок. Свернув на тропинку между старыми домами, она задумалась о чем-то и очнулась, когда чей-то голос сказал ей: «Привет».
— Привет, — автоматически ответила воспитанная Соня и поняла, что лицо мальчика ей слегка знакомо. Они разошлись, каждый пошел в свою сторону, он домой, она на репетицию. Но Соня была так поражена тем, что с ней поздоровался совершенно незнакомый молодой человек, что целый день не могла успокоиться. Может, он тоже хочет подкатиться к Ирине, как и другие, и поэтому попытался завести с ней знакомство? А можно ли назвать знакомством то, что ей просто сказали «Привет»?
На следующий день она высматривала его в школе, и на второй большой перемене он опять поздоровался, проходя мимо нее. Правда, он шел вместе с Анькой Шемякиной, занудой и воображалой, которая тоже ходила в театральную студию. Та не удостоила Соню даже взглядом, она глаз не отводила от юноши и дурацки хихикала на каждую его фразу. Это так напоминало ситуацию из дразнилки типа «Жених и невеста», что Соня решила не обращать внимания на Костю. Просто очень хорошо воспитанный мальчик. Мало ли с кем он там здоровается. Шемякина не зря таскается с ним под ручку.
Но воплотить это решение в жизнь ей не удалось. Костя по-прежнему обращал на нее внимание, и пару раз они вместе шли в школу. Они даже нашли какую-то общую тему для беседы. Вот так это и случилось.
Соня и глазом не успела моргнуть, как все ее мысли занял этот невысокий мальчик с пшеничными волосами и серыми глазами, который так интересно рассказывал о своих занятиях плаванием и поездках с отцом в археологическую экспедицию летом. Утром она старалась выходить в одно и то же время с точностью до минуты и очень расстраивалась, когда не встречала Костю около автобусной остановки.
— Ты заметил, как она изменилась? — услышала Соня однажды вечером, когда уже отправилась в кровать, но, как назло, не могла уснуть и ворочалась, думая о том, как завтра после занятий они с Костей пойдут в кино. Он ее пригласил! Только ее, без Ирины! Она скрыла этот факт даже от лучшей подруги. Рано пока ей говорить. Вот когда у них все будет серьезно, вот тогда…
— В каком смысле изменилась? — удивился отец за стеной.
Соня навострила ушки.
— Похорошела как-то. Взрослеет наша Соня. Я думаю, на нее благотворно повлиял этот драмкружок, — ответила мать.
Соня зажала рот подушкой, чтобы не рассмеяться. Знали бы они! Она уже дважды пропускала занятия в драмкружке, потому что стояла прекрасная погода и они с Костей так заговорились около ее дома, что Соня совершенно забыла о времени и попросту опоздала на репетицию. Зазнайка Шемякина зеленела при виде ее и что-то шептала подружкам.
Ирка же занималась каким-то очередным мальчиком, и ей было не до подруги. Она, правда, удивилась, почему Соня больше не расспрашивает ее о подробностях романа. Раньше она этим всегда интересовалась.
И вот настал тот самый день. Соня была сама не своя, на уроках отвечала невпопад, проигнорировала все выпады Шемякиной на последней перемене, а сразу после физкультуры затащила Ирину в угол в раздевалке.
— Мне нужно с тобой поговорить!
Ирина рассматривала свою майку, которую ей купил дядя за большие деньги где-то в Москве и которой она очень гордилась, потому что это была «фирма».
— Ты посмотри, — она не слушала подругу, — от этого порошка почти совсем вытерлась на швах! Черт!
— Стирай реже, — Соня с трудом сдерживалась. — Слышишь, нам поговорить надо!
— Слышу, не глухая. Что-то случилось?
— Переодевайся, и пошли в парк.
Она впервые поцеловалась. Самый первый раз! И теперь ей хотелось поделиться этим с подругой и услышать совет знатока. Что делать, а что нет? Вдруг она что-то делала неправильно? А вдруг теперь он станет плохо о ней думать?
Все это она вывалила на голову Ирины. Та безмерно удивилась. Мальчик? Кавалер у ее тихой, примерной подруги?
— И ты молчала? Все это время? Ну ты даешь, никогда бы не подумала…
— Что мне теперь делать? А главное, как он тебе?
Ирина послушно напрягла память:
— Я его плохо знаю. Кажется, симпатичный… Надо будет познакомиться поближе… Говоришь, занимается плаванием?
— Ах, Костя! — Ирина стыдливо хихикнула. Впрочем, ее смущение объяснялось скорее воздействием крепких градусов, нежели искренним чувством. Соня холодно за ней наблюдала.
— Именно. Значит, помнишь, чем дело кончилось? Банально до омерзения. Лучшая подруга уводит мальчика. Сколько песен спето, сколько книг написано.
— Какая я сволочь! — притворно пригорюнилась Ирина.
— А ты не юродствуй. Я сейчас серьезно говорю.
— Неужели до сих пор обижаешься? — удивилась Ирина. Предметы стали расплываться перед глазами, а лицо Сони виделось смутной картиной в раме светлых волос. — Мы же вроде тогда помирились. Из-за мужиков ругаться — последнее дело.
— Никогда не прощу! Потому что с этого все и началось.
— Что началось?
— Мои комплексы. А потом и мои неприятности. Неважно. И вообще, подруга, мы здесь и сейчас обсуждаем твои личные дела, не мои. Просто я давно хотела тебе об этом сказать.
— Погоди. — Ирина указательным пальцем потыкала в ее сторону. — Значит, ты тогда на даче не просто из интереса решила с моим вахлаком познакомиться. Не для того, чтобы мне помочь, а чтобы отомстить?
— Именно. — Соня очаровательно ей улыбнулась. Со стороны можно было подумать, что две подруги обсуждают последние новости с модных подиумов. — И буду продолжать. Он мне понравился.
— Сонька, не рискуй. — Ирина улыбнулась ей в ответ, но голос звучал довольно жестко. — Ты давно не видела меня, ты не знаешь, какой я стала. Эти мужчина — мой. Я сейчас его в ссылку отправила, но потом верну и обласкаю. Лучше не влезай! Не заставляй меня быть подлой.
— Ты, возможно, этого еще не увидела, но я тоже сильно изменилась. Впрочем, ты всегда замечала только то, что относилось к тебе. Очаровательная эгоистка!
— За нас! — Ирина подняла рюмку. — Вот сейчас, кажется, так бы и расцарапала тебе лицо. А ведь все равно люблю. Черт знает, за что?
— Для чего-то нужны ведь лучшие подруги? — Соня в ответ подняла свой стакан сока. — Давай. За женское соцсоревнование. Пусть победит сильнейшая!
Ирина залпом выпила, потянулась к салфетке.
— Смешно все-таки. Какие-то сплошные, блин, любовные треугольники. Ты смотри… — Она щелкнула пальцами, и официант мгновенно появился рядом. — Дайте мне несколько чистых рюмок, быстро!
— Ты что задумала?
— Не мешай!
Официант выстроил перед Ириной шеренгу бокалов для вина. Странный каприз, конечно, но эта женщина была у них постоянным клиентом, и обслуживать ее надо было по высшему разряду. Сегодня она малость не в себе, никогда ее такой не видел, но не будет он с ней спорить.
Ирина поставила перед собой большой бокал.
— Показываю: это — я.
— Что-то не похожа, — улыбнулась Соня.
— Не мешай. Смотри, меня любит Жора… — Ирина поставила рядом с бокалом еще один.
— Может, ты мне все-таки расскажешь, кто такой этот самый Жора? Только и слышу о нем.
— Это та самая скотина, с которой я должна переспать. Исключительно в интересах дела! — слово «исключительно» Ирина выговорила только со второй попытки.
Она взяла еще один бокал.
— А я люблю вахлака Смирнова, — бокал встал рядом с другими, образуя некое подобие треугольника. Со стороны казалось, что Ирина сама с собой играет в шашки. — Этого же вахлака любишь и ты…
— Я его не люблю, — запротестовала Соня. Ее дурное настроение, казалось, исчезло, и она с удовольствием наблюдала за Ирининым «следственным экспериментом». Еще больше ее развлекала реакция посетителей ресторана. Двое мужчин южной национальности просто глаз с них не сводили. За другим столиком ужинала молодая парочка, бросающая на них недоумевающие взгляды. Только обслуживающий персонал делал вид, что все в порядке. «Интересно, когда нас отсюда попросят? — подумала Соня, оценивая степень опьянения подруги. — А она прилично набралась…»
— Не мешай, — пьяно отмахнулась Ирина, ставя бокал, изображающий Соню, рядом со «Смирновым». Теперь у нее начала выходить синусоида.
— А вахлак любит жену, — подхватила Соня. — Извращенец!
— Точно! Извращение какое-то! Ты когда-нибудь видела, чтобы муж любил свою жену?
— И такое в жизни бывает, — философски ответила Соня.
— И это не все. — Ирина стукнула бокалом по столу, пытаясь поставить его в ряд с другими, но промахнулась и ударила им по другому. Раздался звон стекла. Оба бокала разбились, но Ирина уже не обращала на них внимания.
— Мой бывший муженек, как мне кажется, положил глаз на жену Смирнова, — провозгласила Ирина с пафосом. В зале начали оглядываться. — Как тебе такой вариант?
— Вот это новость! — удивленно воскликнула Соня. Она действительно была удивлена. Если честно, то была у нее мыслишка заняться Клениным. Правда, в тот момент она думала, что у Ирины с ее бывшим не все кончено, и ей казалось, что было бы эффектно увести у подруги мужа. Но Ирине на мужа наплевать. Кроме того, познакомившись с Клениным на даче поближе, она поняла, что этот мужчина на нее не клюнет. Недаром у нее был диплом по психологии, плюс к этому — пара лет стажа в ранге «девушки по вызову». Кленин, похоже, любит женщин пассивных, не слишком уверенных в себе. Ему нравится лепить из них идеал. То есть мужчинка бывалый, на одну только сексуальную привлекательность девушки не купится. Он и не такое видел. А вот Смирнов в этом плане — нечто многообещающее. Судя по всему, человек в плане секса неискушенный. Даром, что не мальчик, да к тому же дважды женат. В некотором роде он еще не потерял невинности, или, лучше сказать, добродетельности. Так что с ним вполне можно поиграть в Мефистофеля, только в женском варианте, разумеется.
— Откуда ты знаешь? — спросила Соня. Если Кленин начнет ухаживать за женой Смирнова, тут такое может закрутиться… Мексиканцы отдыхают!
— На моем дне рождения, на даче, он что-то такое мне сказал. — Ирина попыталась достать сигареты из сумочки, но не смогла справиться с застежкой. — Что это его тип женщины, ему такие нравятся. Мне кажется, он это специально. Хочет мне нос утереть. Или Смирнову? Черт его знает…
— Интересно, кого любит жена? — невинный вопрос Сони спровоцировал новый взрыв эмоций у Ирины.
— Интересно? А кто ее знает! Может, тоже любит своего вахлака? Бывает же такое, чтобы муж любил жену, а жена любила мужа. Не чужого, а своего? То есть муж и жена живут вместе уже пять лет, или сто, что, впрочем, одно и то же, и любят друг друга! — Ирина дернула скатерть, и осколки посыпались на пол. — Так бывает? — кричала Ирина, пытаясь подняться на ноги.
Подскочил официант. Встала и Соня, подхватила Ирину под руки.
— Счет, пожалуйста, — попросила Соня официанта, и тот исчез, кивнув головой.
Ирина вырвалась из рук Сони и встала самостоятельно.
— Пусти. Я сама. Все сама…
— Тебе пора домой, — заметила Соня, оглядываясь в поисках официанта. Расплачиваться придется, конечно, ей. Ирина сейчас в таком состоянии, ничего не соображает. Черт, а ведь они наверняка попросят оплатить битую посуду… Ладно, завтра, когда Ирина протрезвеет, она с нее деньги получит. В конце концов, кто тут преуспевающий бизнесмен! То есть бизнесвумен?
— Да, меня дома сын ждет. Степашечка… И не смей на меня так смотреть!
— Никак я на тебя не смотрю, — уговаривала ее Соня, потихоньку подталкивая в сторону выхода. Официант появился со счетом, Соня сунула ему деньги, не забыв добавить неплохие чаевые. Бедный мальчик весь вечер терпел пьяные бабские капризы, нужно его чем-то утешить.
— Нет, ты смотришь! Думаешь, что я пьяная и развратная…
— Лучше скажи мне про Жору.
— Не буду я про него говорить! Что про него говорить? Бандюган, помощник депутата и сволочь.
— И ты будешь с ним спать? — полувопросительно, полуутвердительно сказала Соня.
— Ну и что? Ты имела интим с противными мужиками ради денег, а я буду иметь интим за идею. Причем в первый и последний раз… — Ирина повисла на портьере рядом с гардеробом, и Соне пришлой приложить некоторое усилие, чтобы ее оторвать.
— Не зарекайся, подруга, — зло прошипела она. — Я тоже в детстве не мечтала, что буду подстилкой у всякой швали.
— Слушай, неужели я такая сволочь? — заплакала Ирина. Пьяные слезы быстро высыхали. Тому человеку, что придумав водоустойчивую тушь, нужно ставить памятник. Кристиан Диор не подвел и на этот раз. Черных дорожек на лице не появилось. — Ведь я училась в школе, когда еще пионеры были и комсомол был! Куда же они смотрели-то? Как они допустили, паразиты?
— Сволочи, — поддержала ее Соня, подводя подругу к своей машине. Прислонив Ирину к капоту, она открыла дверцу и ловко запихнула ее на заднее сиденье. Потом села за руль и завела мотор.
— Соня, я способна на все! — рыдала Ирина, лежа на сиденье. — Я способна даже убить! Честное слово!
— Правда, что ли?
— Если ты попытаешься отнять у меня Смирнова, я тебя убью. Двадцать восемь ножевых ранений…
— Не многовато? — спросила Соня, выруливая со стоянки ресторана.
— Самый раз. Доказывает, что убийца был в невменяемом состоянии. — Ирина рукавом прозрачной блузки от Николь Фархи вытерла лицо. Соня из вредности не стала предлагать ей носовой платок. — У меня есть друг из судебно-медицинской экспертизы, — чуть ли не деловым тоном продолжала Ирина. — В два счета докажет мою невменяемость. Ты понимаешь?
— Понимаю, понимаю.
— Ничего ты не понимаешь! Я тебя убью, а мне за это ничего не будет. Официант! Нож!
— Если ты не заметила, мы давно не в ресторане, — попыталась пошутить Соня, но Ирина ее не слушала.
— Нож, и побольше! Двадцать восемь ножевых ранений, — тише забормотала она, — или двадцать семь? Ты какие числа больше любишь, четные или нечетные?
Соня проигнорировала глупый вопрос пьяной подруги.
— Я люблю нечетные! — торжественно провозгласила Ирина. — Знаешь почему? Потому что они не делятся на два! Их делят, а они не делятся. Молодцы!
Соня вздохнула. Странная штука женская дружба. Вроде бы подруги, а ведь одна и другая думают только о себе. И готовы отстаивать свое с пеной у рта. Ирина, вполне возможно, и не шутит насчет убийства. Как люди говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Хорошенькая они парочка — бывшая проститутка и потенциальная убийца. Так сказать, отбросы общества, одетые в лучшие творения модельеров, накрашенные дорогой косметикой, пахнущие духами… Да нет, обычные люди. Женщины с теми же проблемами и чувствами, что и какая-нибудь жена Смирнова в платье за двести рублей.
— Соня, тебе не кажется, что я напилась? — раздался с заднего сиденья слабый голосок.
— Вообще-то подозреваю… — Соня тормозила рядом с Ирининым домом.
— Это хорошо. Так и было задумано.
И уже после, когда Соня тащила ее по лестнице к лифту:
— Господи, я хочу обратно в детство!