Уродливый приземистый индеец сидел в удобном белом кресле на залитой солнцем веранде особняка Дарлингтонов, попивая бурбон из высокого бокала и дымя дорогой сигарой.
Шрам, вождь следопытов кроу, приехал поговорить с генералом Уильямом Киддом. Генерал не сомневался, что хозяйка не захочет видеть индейца в доме. Он попенял следопыту на то, что тот явился без приглашения.
— Какого черта тебе понадобилось мозолить нам глаза? — спросил генерал Кидд. — Пока что-нибудь не узнаешь о моей дочери, не приходи сюда.
Шрам отхлебнул бурбона.
— Никаких новостей, генерал. Но я здесь именно из-за вашей дочери.
— Ты что-нибудь слышал?..
— Ничего. И ничего не узнаю, пока кое-что не предприму. Сопровождая солдат в горы на запад от Денвера, я только зря потеряю время.
— У тебя есть идея получше?
— Дайте мне несколько месяцев. Я проеду по стране, буду держать ухо востро и, возможно, что-нибудь услышу.
— Не понимаю, как ты…
— Генерал, у меня большие связи на равнинах. Я проявлю щедрость, преподнесу подарки, за ваши деньги, конечно, и завоюю благосклонность нужных людей.
— Думаешь, есть шанс выяснить, кто похитил Марти?
— Я умею выуживать информацию у самых скрытных людей.
— Проклятие, может, хоть ты что-то обнаружишь. Допивай, Шрам, и отправляйся в путь. Время не ждет.
Кроу осушил бокал и налил себе еще один.
— Для путешествия мне нужна тысяча долларов.
— Назначена награда в десять тысяч! Ты получишь свой обычный…
— Нет, генерал. Вы дадите мне тысячу долларов. Я же сказал, что придется вознаградить кое-кого за информацию. — Шрам ухмыльнулся. — Дамы предпочитают подарки.
Генерал Кидд вперился взглядом в индейца:
— Ты не знаешь ни одной леди, а шлюхи, которых ты навещаешь, конечно, не идут в счет…
— Вы, белые, почему-то убеждены в том, что есть какая-то разница… Вот, например, милая хозяюшка этого дома слишком изысканна для того, чтобы впустить меня в свою гостиную.
— Что ты имеешь в виду?
— Рыжеволосая леди большая распутница, чем бледнокожие красотки в заведении Мэтти Силке.
— Ради Бога, убирайся с глаз моих долой. — Генерал побагровел от гнева. — Я не встречал более безупречной леди, чем миссис Регина Дарлингтон.
Кроу гадко захихикал:
— Как скажете, генерал. Так что насчет денег?
— Возьми деньги у казначея и не возвращайся в эти края, пока у тебя не появятся сведения о моей дочери.
— Если я ничего не выясню через несколько месяцев, то вернусь в форт. — Поставив пустой бокал на стол, индеец направился к ступеням веранды. — Если же я найду ее, то…
— Пошлешь мне телеграмму. Не подходи слишком близко к моей дочери. Теперь убирайся.
Индеец кивнул и начал спускаться по каменным ступеням.
Генералу внушал антипатию этот подлый и нечистоплотный индеец. Уильям Кидд давно избавился бы от этого краснокожего, но никто не знал здешних мест так хорошо, как Шрам. Следопыт помнил каждую подробность равнин и располагал самой полной информацией обо всех индейских племенах. Как ни крутись, Шрам был необходим.
И все же кровь закипала в жилах генерала при мысли о том, что это отвратительное существо смеет говорить пакости о такой благородной леди, как Регина Дарлингтон. В окрестностях форта ни для кого не было секретом, что Шрам невероятно похотлив. От Нью-Мексико до Канады не осталось ни одного борделя, который бы он не посетил. Не было женщины, на которую он не посмотрел бы с вожделением. Похоже, индейцу приглянулась прелестная жена полковника Дарлингтона. Невообразимо! Хотя сам Уильям Кидд слышал, будто…
— Генерал, — послышался нежный женский голосок. — Отчего вы так качаете головой? Что-то случилось?
Повернувшись, он увидел, что широко улыбающаяся Регина Дарлингтон входит на веранду.
— Нет, мэм.
— Этот ужасный язычник ушел?
— Да. Мне жаль, что он появился здесь. Боюсь, он напугал вас.
Регина грациозно подошла к Уильяму Кидду.
— Я так рада, что вы здесь, генерал. — Она жеманно повела плечами. — Что бы я только делала, окажись здесь совсем одна? Томас уехал на весь день в Денвер… Боже, я пришла бы в ужас.
Генерал Кидд с трудом оторвал взгляд от соблазнительной груди, вздымающейся над глубоким декольте Регины. Он добродушно улыбнулся:
— Дорогая, вы вовсе не одна. В кабинете сидит сенатор, а вооруженная охрана никогда не пропустила бы сюда следопыта.
— Надеюсь. — Регина снова повела плечами и как будто невзначай спросила: — Как вы думаете, когда вернется сын сенатора?
— Майор Бертон должен вернуться в субботу днем.
— Кажется, — задумчиво пробормотала Регина, — вы с Томасом собирались уезжать в этот день.
— Наверное, мы разминемся с майором, поскольку выезжаем в субботу утром. На этот раз мы собираемся продвигаться на север, вплоть до Грили. Возможно, нас не будет пару недель. — Его глаза затуманились. — Я должен найти мое дитя.
— Обязательно найдете, генерал, — заверила его Регина, радуясь тому, что муж и генерал не будут путаться у нее под ногами целых две недели.
Это время она проведет в обществе виргинского сенатора. И, по крайней мере, на пару дней сюда прибудет красивый сенаторский сынок.
Следующие два дня Марти почти не разговаривала с Ночным Солнцем. Все из-за того поцелуя в узком ущелье — захватывающего поцелуя, о котором они оба старались забыть. Они молча продолжали свой путь при лунном свете, продвигаясь все дальше и дальше на север верхом на могучем вороном жеребце и останавливаясь на рассвете, чтобы разбить лагерь и проспать целый день.
Марти не знала, где они находятся, но не хотела расспрашивать угрюмого сиу. Необозримые равнины, по которым они проезжали, навевали на нее чувство глубокого, давящего одиночества. Казалось, они на тысячи миль оторвались от цивилизации, и с каждой новой милей ощущение потерянности росло.
Марти сознавала: какая-то часть ее жизни закончилась навсегда. Она не представляла, что ждет ее впереди, но надежда вернуться невредимой домой, к отцу, исчезла. Теперь ей, скорее всего, уготована смерть.
Они спускались по каменистому склону холма. Было раннее утро; луна зашла, но солнце еще не появилось над горизонтом, поэтому им приходилось продвигаться по труднопроходимому спуску в полной темноте.
Еще неделю назад Марти побоялась бы ехать в кромешном мраке по такой опасной тропе. Теперь это не слишком пугало ее. Если вороной оступится, и они рухнут вниз и разобьются насмерть, она готова смириться с этим. Ведь ее ждет участь пленницы в далеком лагере племени сиу.
Обычно Марти была не в таком подавленном состоянии, но за последние два дня пришлось вынести слишком много трудностей. Теперь, когда она так нуждалась в сочувствии, ее похититель стал холодным и отчужденным, и девушка не знала, чем провинилась перед ним.
— Ты в порядке? — раздался низкий голос у нее над ухом.
— Нет, не в порядке! — возмущенно отозвалась Марти. С ней действительно творилось что-то неладное. Руки и ноги болели, и девушку почему-то то и дело бросало в жар, несмотря на ночную прохладу.
К тому времени как Ночное Солнце выбрал место для стоянки возле мелкого ручья, Марти дрожала. Утреннее небо постепенно розовело. Ночное Солнце задумчиво взглянул на девушку и нахмурился. Он потянулся, чтобы взять ее за руку, но Марти отдернула руку.
Настигнув девушку, индеец притянул ее к себе, положил ладонь ей на лоб и почувствовал, как неистово забилось его сердце. Марти вся пылала. Не обращая внимания на ее протесты, он приложил ладони к щекам девушки. Ее лихорадило.
— Я приготовлю тебе постель, и ты тут же ляжешь.
— Сначала я искупаюсь. Мне жарко.
— Нет!
Она вперила в него взгляд.
— Поразительно! Ты не разговариваешь со мной два дня, а когда, наконец, обрел дар речи, то разродился лишь односложными фразами. Теперь очередь за мной: «Я все-таки искупаюсь».
— Не позволю.
— Меня не остановишь!
— Хочешь держать пари?
— Иди к черту!
— Ложись в постель.
— Будь ты проклят, индеец!
— Упрямая белая женщина!
— У меня нет настроения спорить. Мне жарко, я усталая, грязная и хочу вымыться в этом ручье!
Сильный озноб охватил Марти, и она растерянно взглянула на Ночное Солнце, не понимая, что с ней происходит.
— Ты нездорова, Марти. Тебя лихорадит. Подожди с купанием.
Стуча зубами, она кивнула. Вскоре Марти уже лежала, укутанная пледом, однако озноб продолжался.
Лихорадка быстро усиливалась, Марти так замерзла, что даже не возражала, когда Ночное Солнце залез под плед и крепко обнял ее дрожащее тело. Благодарная, она прижалась к нему и забылась тревожным сном. Солнце поднималось все выше.
В течение дня состояние девушки ухудшалось. Она отказалась от пищи, лишь мелкими глотками пила воду. Глаза Марти приоткрывались каждый раз, когда Ночное Солнце дотрагивался до ее лба, щек, шеи, затем закрывались снова.
Прошли сутки, когда она проснулась и увидела незнакомца, стоящего к ней спиной. Этот безупречно одетый джентльмен совершенно неестественно выглядел здесь, в глуши. Марти нахмурилась. На мгновение ее посетила нелепая мысль, что она каким-то образом вернулась в цивилизацию, спасенная этим высоким незнакомцем.
Мужчина стоял перед маленьким зеркальцем, подвешенным на суке можжевелового дерева, и расчесывал волосы, черные как ночь. Белоснежная сорочка обтягивала широкие плечи и была заправлена в отлично сшитые штаны из черной ткани. В довершение ко всему на нем были блестящие черные ботинки.
Марти улыбнулась, решив, что это нелепое видение вызвано лихорадкой, и закрыла глаза. Конечно, рядом нет никакого незнакомца, одетого с иголочки. Виной всему ее воспаленное воображение.
Она снова открыла глаза.
Незнакомец не исчез. Он продолжал расчесывать свои черные шелковистые волосы. Марти продолжала наблюдать за ним, когда он отложил расческу и потянулся к смокингу, висевшему на ветке дерева. Надев его, он повернулся лицом к Марти.
Ночное Солнце!
Через мгновение он опустился на колени перед девушкой, положил руки ей на плечи и, называя ее по имени, успокаивал своим низким голосом.
Все плыло перед глазами Марти как во сне. Она видела перед собой Ночное Солнце, но разве это индеец? Это белый мужчина. Или нет? Он так смугл, красив, его чудесные белые зубы сверкают на солнце. Черные глаза…
Все повторялось заново.
В лунном свете Марти стояла на веранде Дарлингтонов, и ее благоухающая гардения наполняла сладким ароматом ночной воздух. Она потянулась, чтобы взять стакан с пуншем из рук Ларри Бертона, но увидела длинные смуглые пальцы, сжимавшие стакан, и черные блестящие глаза. Джентльмен в вечернем костюме, похитивший ее с веранды, был… был…
— Кто ты? — спросила Марти, когда мужчина, которого она знала как Ночное Солнце, поднял ее на руки.
— Ты больна, Марти, и я отвезу тебя к доктору. Последнее, что осознала девушка, был неприятный запах лекарств и звуки низких мужских голосов. Один из них был знаком Марти, другой — нет. Знакомый голос сказал:
— Доктор, вы должны помочь ей. Наверняка существует какое-нибудь средство…
— Мистер Савин, у вашей жены горная лихорадка, она неизлечима. Мне очень жаль.
Быстрые шаги приближались к Марти.
— Что вы собираетесь делать?
— Я забираю ее отсюда, — произнес знакомый уверенный голос.
— Не делай глупостей, сынок. Девушка слишком слаба. Мы устроим ее как можно удобнее. Дай ей спокойно умереть.
Марти почувствовала, как ее поднимают сильные руки.
— Эта девушка умрет не раньше чем через шестьдесят — семьдесят лет.
И кто-то понес ее куда-то.
— Джим Савин, вернись! Эта бедная девушка…
— Она не умрет, док.
— Сынок, сынок, ты ничего не можешь поделать. Это сыпной тиф. Тебе не спасти ее!
— Мне знаком целитель, который сделает это.
Марти то погружалась в забытье, то снова приходила в сознание, пока Ночное Солнце, крепко прижимая ее к груди, скакал на вороном по холмистым равнинам к своему дому у Пороховой реки. Жеребец уже весь в пене, тем не менее, слушался хозяина и покрывал милю за милей. На закате Марти пришла в себя, хотя по-прежнему горела в лихорадке, и прикоснулась к щеке Ночного Солнца.
— Я знаю, что умираю. Это ничего, но, пожалуйста, скажи мне теперь, кто ты такой? Белый или индеец?
Он посмотрел на нее так, что девушка поняла: она никогда не забудет выражения этих прекрасных черных глаз.
— Я не дам тебе умереть, Марти.
— Пожалуйста! Кто же ты?
— Я полукровка. Мой отец белый, а мать из племени сиу. В твоем мире я Джим Савин. В моем — Ночное Солнце.
Ее рука безвольно упала.
— У меня пересохли губы. Мне больно.
Ночное Солнце облизнул указательный палец и провел им по губам девушки.
— Полукровка? — Она благодарно улыбнулась. Он кивнул.
— А откуда имя Ночное Солнце?
— Ночное Солнце — это луна на нашем языке. Я был зачат при полной лакотской луне, родился в полнолуние и когда-нибудь в полнолуние умру.
— Ночное Солнце, — повторила Марти. — Джим Савин, — удивленно пробормотала она.
Марти повторила оба имени несколько раз подряд, решая, какое из них больше подходит красивому полукровке.
— Ночное Солнце, — наконец сказала она, — пожалуйста, не дай мне умереть.
— Не дам, Висинкала. Никогда!