Как только Шатильен дал знак, я постаралась привлечь к себе внимание окружающих. Мне казалось, что моя кокетливость нарочитая, и всем очевидно моё притворство, но, к счастью, заиграла знакомая мелодия, и я почувствовала себя увереннее.
Иногда, убегая из замка на городские ярмарки, с наступлением ночи, когда начиналось самое веселье, я скрывала лицо полями соломенной шляпки и танцевала с Венькой до упаду…
Это были счастливейшие, безмятежные моменты моей жизни. Вспомнив о них с первых знакомых аккордов, я представила, что пришла на городскую площадь, и мне нечего бояться. Это помогло обрести силы и уверенность в себе.
Ощущая необычайную легкость и грацию, я в паре пробежала под сводом соединённых рук, остановилась, звонко похлопала, снова вернулась к партнеру и закружилась вихрем. Шелковая юбка оплетала бедра, ноги, показывая чуть больше, чем позволяли приличия, но я гнала сомнения и стыд прочь. А когда музыка затихла перед тем как набрать темп, ловко встала во внутренний круг.
Эскареллу я танцевала как в последний раз, думая о Шатильене и молясь, чтобы он успел, смог сделать то, что задумал!
Новые туфельки, необычайно удобные, с каблучком, добавляли мне изящества. Я видела, как на меня смотрели жадными взглядами мужчины, но продолжала раззадоривать их улыбкой.
Когда дамы на носочках сделали несколько коротких шажков и остановились напротив следующего партнера, моё сердце замерло. Неужели эскарелла закончилась? Но, сделав волнительную паузу, музыканты продолжили играть, и танец начался вновь.
Я так обрадовалась, что едва не засмеялась от счастья в голос. На что услышала голос хозяина дома:
— Если тебе, красавица, так нравится эскарелла, будем танцевать до утра!
— Да! — отозвалась я и бросилась в пляс…
От быстрого, сумасшедшего ритма закружилась голова. Я уже не видела лиц танцующих, щёки заболели от усилий, но я старалась изо всех сил. А еще старалась не замечать масляных взглядов, потных рук мужчин, их зловонного дыхания…
Но вдруг сильные, горячие ладони в танце по-хозяйски легли на талию, и я ощутила такой знакомый, почти родной запах моего мага!
— Вы?! — От радости я едва не остановилась, но Шатильен увлек меня в танце.
Предстояла очередная смена партнера. Новым должен был стать ужасный мужчина с некрасивым, покрытым рубцами лицом. Однако Шатильен покинул круг танцующих, потянув меня за собой, мимо слуги с подносом.
Проходя мимо мужчины в ливрее, он схватил полный фужер и подал мне.
— Пригуби немного.
Тон его прозвучал напряженно. Я испугалась.
Послушно сделала глоток и ощутила, как прохладный напиток с
воздушными пузырьками обволок нёбо приятным фруктовым ароматом.
— Надо срочно привлечь внимание на нас. Это вопрос жизни и смерти!
Я осеклась под грозовым взглядом черных глаз Шатильена и смогла лишь прошептать осипшим от тревоги голосом:
— Как?
Он наклонился чуть ниже, я даже почувствовала его дыхание.
— Подыграй, — тихо проронил он и… накрыл губами мои губы... На виду у всех!
Я замерла, оглушенная требовательными, в то же время нежными касаниями, похожими на щекотание крыльев бабочки. Меня бросило в жар, я будто упала в огонь. Сердце забилось так часто, что перед глазами потемнело… Ноги отяжелели, подкосились, и только сильные руки Шатильена не дали мне упасть, крепко прижав к своему телу.
Больше не было слышно голосов и музыки, всё исчезло. Я позабыла обо всём, и только где-то, очень далеко в сознании, трепыхалась мысль: хочу так навсегда!
Она напугала до одури, помогла вернуть разум, заставила встрепенуться и сбросить наваждение. Тогда-то я вспомнила: мы не одни! На нас смотрят!
Стыд накрыл вспышкой. Я вскинула руку, чтобы остановить непристойность, осадить наглого, коварного мага, но он перехватил её, в это же время чуть прикусил мою нижнюю губу, провел по ней языком... И только потом отстранился.
Я смотрела на него широко раскрытыми глазами, а он улыбался. Да так, что я не могла оторвать от него глаз.
Он что, сделал это нарочно? И прежде чем лавина чувств и гнев успели лишить меня выдержки, Шатильен распахнул портал и увлек в него.
Оказались мы в незнакомом помещении: красивом, похожим на гостиничный номер, но это была определенно другая гостиница. И другой город, потому что в окне стоял день, в то время как в Игсарде была еще ночь.
Это удивило, однако я на Шатильена была так зла, что не стала молчать и сдерживаться.
— Что вы себе позволяете? Вы опозорили меня! Вы…
— Опозорил? — Вскинул он бровь, поглядывая на меня с хитрым прищуром. — Вы пришли из ниоткуда, так же исчезли, затерявшись где-то в королевстве. Что вы потеряли?
— Гордость! Честь! Вы попрали приличия!
Я пыталась обуздать праведный гнев, а маг, тем временем ослабил шейный платок, показывая всем видом, что расслаблен и очень доволен.
— Если и попрал, то совсем немного и по очень уважительной причине. Ты служила мне, помогала, зато спасла хранителя, поправила своё положение. Разве не так? Кроме того, теперь ты свободна.
— Вы негодяй!
— Но тебе ведь понравилось!
— Что понравилось? — раздался голос Венечки. Он высунулся из-за занавески. В незнакомой комнате имелся балкон с красивым видом, поэтому я не сразу заметила братишку. А он, стоя тихонько, подслушивал нас.
— Я всё-всё собрал, а потом сделал так, как вы сказали. И вот… — Веня указал рукой на вещи, что купил мне Шатильен. Часть еще лежала в сундучках, а часть на диванчике и кресле. Венечка пытался развесить их.
Не сразу, но сказанное Шатильеном дошло до сознания.
— Свободны? — переспросила, желая убедиться, что мне это не показалось.
— Свободны? — С отчаянием в голосе переспросил и Венька. Плечи его опустились, он поджал губы. Не желая расставаться с магом, братишка вошел с балкона в комнату, и… я увидела у него на руках хранителя!
От неожиданности ахнула.
— Я человек слова, — отчеканил Шатильен, наблюдая, как я едва сдерживаю радость. Я пыталась вести себя сдержанно, как подобает приличной, воспитанной девушке, но моё счастье было таким безграничным, что я запрыгала как девчонка, а потом бросилась к хранителю.
— Также я обещал щедрое вознаграждение… — Шатильен положил что-то на стол с цветами, а когда я обернулась на глухой звук, увидела увесистый кошель. — Также наряды остаются вам…
— А можно мы останемся с вами? — жалобно спросил Веня, заглядывая магу в лицо. И такая мольба и преданность были написаны на лопоухой физиономии братца, что мне захотелось немедленно вмешаться. Магу мы совсем не нужны, слуг у него и без нас много. И у нас есть своя цель…
Но тут я спохватилась, что не вижу свою сумку, в которой лежит приглашение.
— А где вещи? — спросила, оглядываясь.
— Какие? — удивился Шатильен. — Венимар всё собрал.
— Мои вещи.
— Ах, те лохмотья?
— Это мои лохмотья, — взволнованно отчеканила я.
— Ну, если настаиваешь, — он широко улыбнулся, сделал едва заметное движение пальцем, и в его руках из ниоткуда появилась моя заплечная сумка. Пыльная, с жирным пятном, оставшимся от пирога, и травяными разводами, напоминавшая о днях отчаянной нужды, но как же я обрадовалась ей.
Держа в одной руке мурчащего хранителя, я ринулась к сумке, схватила, но, когда потянула, Шатильен не спешил отдавать её.
— Ника, зачем тебе это? Забудь о том, что было.
— Это дорогие мне вещи, — я продолжала тянуть сумку.
— Ну что там может быть дорогого? — он улыбнулся.
Слова его задели меня. Неужели ценность вещей Шатильен определяет только их стоимостью?
— Вам не понять! — Чуть сильнее дернула. Ткань треснула, и на ковер высыпалось всё мое богатство…
Как назло, родовой магический вестник, упав на ковер, громко брякнул, привлекая внимание мага.
Приподняв подол, я торопливо присела, чтобы собрать, но Шатильен уже успел опуститься и тянулся к вестнику…
— Что это? — В его тоне отчетливо прозвучало удивление.
Я попыталась скорее спрятать вестник, но стоило Шатильену коснуться его корпуса, металлическая пластина засияла, явив чужаку королевский указ… А затем и приглашение. Моё приглашение на отбор.
Глаза мага пробегали по строчкам, и я готова была поклясться, что в них заметила золотые всполохи.
— Откуда у вас оно? Вы что, промышляете воровством? — На лбу Шатильена проступила раздраженная морщинка, губы сомкнулись в тонкую, упрямую полоску.
— Что? — Я дернулась, как будто мне отвесили оплеуху, и, сохраняя остатки самообладания, поднялась, только бы не смотреть на него снизу вверх.
— Я не единственный, к чьему добру вы тянули свои цепкие руки?
— Да что же это такое?! Опять вы за своё! Мы честные, порядочные люди, а это моё по праву! — На последнем слове для убедительности я аж притопнула ногой.
— Это наше! — заступился за меня Венька и, потупив взгляд, уточнил: — Никино.
— Арника… — как будто выплевывая буквы сквозь зубы, произнес Шатильен моё полное имя, и от его ледяного взгляда, высокомерного, жалящего, мне стало не по себе. Даже руки задрожали. — Ты хоть представляешь, что тебя ожидает на отборе?
— Да! — Вскинула я голову, не желая показать сомнение и страх. Всё я хорошо понимала, но отказаться не могла. Мне нужно встретиться с королем, чтобы попросить о снисхождении и отмене двойного налога, который мы больше не в силах выплачивать.
— Нет! Ты не понимаешь! — рявкнул Шатильен, да так, что зазвенели стекла. — Светские хищницы с вежливой улыбкой безжалостно растерзают любого, кто им попадется под руку!
— Меня это не пугает. Я справлюсь! Чего бы это мне ни стоило!
Я смотрела ему в глаза и видела в них пустоту. Он не слышал меня, отгородившись стеной, мнением, что я обманула его, хотя я ни разу не солгала.
— Я ошибся в тебе. — Он отвернулся, и от вида его напряженных плеч, мне стало тоскливо. Хотелось объяснить, что я не рвусь на отбор, но это возможность предстать перед Эйнером Огнерожденным и попросить о снисхождении, однако я не успела слова сказать.
Перед Шатильеном раскрылся портал. Не оборачиваясь, он произнес глухим голосом:
— Что ж, Арника Лармот вир Эттен Мартийская. Желаю победы.
Когда он ушел, и портал схлопнулся, от тишины, повисшей в комнате, зазвенело в ушах.
Не понимаю, почему Шатильен вышел из себя, почему наговорил обидных слов? Почему наше расставание вышло таким?
От горечи запекло в груди. Еще и Венькины всхлипы, становившиеся всё горше, острее подчеркивали ощущение, что мы снова остались одни, лишившись чего-то важного.