Отчаянный шаг

Глава 15

Его жена — воплощение дьявола.

— Доброе утро, дорогой! Какой сегодня прелестный день, правда?

Ну да, у нее нет ни рогов, ни раздвоенных копыт, и от нее не пахнет серой, но Дэр не сомневался, что она прислужница сатаны, а может быть, и сам Темный Лорд.

— Ну, конечно, откуда тебе знать, что сегодня прелестный день, если ты сидишь тут в темноте. Я сейчас раздвину шторы и впущу солнце.

Ну кто, кроме дьявола, может получать столько удовольствия от его боли?

— Ты не съел завтрак. Дэр, ты должен есть, иначе как ты можешь поправиться?

Она ему улыбается, черт бы ее побрал, и ямочки так и сияют, пока она пытается умаслить его и заставить позавтракать.

Она все время упрашивает его сделать то или это. А он не хочет, чтобы его упрашивали, он хочет, чтобы его оставили в покое. В темноте. И чтобы никаких ярких синих глаз, напоминающих, как много он потерял.

Он хочет умереть.

— Дэр? Я кое-что для тебя сделала.

Он закрыл глаза… глаз и затаил дыхание. Если он притворится, что спит, может быть, она оставит его в покое. Раньше это получалось. Пару раз. Впрочем, не в последнее время.

— Вот, смотри! Новая повязка на глаз. Тебе нравится?

Перед его лицом заколыхался воздух, кто-то чем-то махал… чем-то, размером и формой напоминающим глазную повязку.

Повязку, которая необходима ему, чтобы прикрывать зияющую дыру в голове, там, где раньше был правый глаз.

— Не так-то просто было вышить цвета твоего пледа, но мне удалось, и я думаю, что эффект просто потрясающий.

Вот он сидит — одноглазый, весь в шрамах, правая рука безвольно болтается — не человек, а полная развалина. Бесполезный, вот он теперь какой. Нет, не бесполезный — жалкий. Он жалкий и бесполезный калека.

— Спорран, как мне кажется, добавляет сюда особенное изящество.

Жалкий, презренный, бывший человек, теперь годный только на то, чтобы сидеть в темноте, занимать место, поглощать пищу, которой можно найти более достойное применение, отдать ее другим, уважаемым людям, тем, кто не разрушил свою жизнь и жизнь своей жены… спорран?

Дэр открыл глаз.

— Ты вышила спорран на глазной повязке? Шарлотта опустилась рядом с ним на колени, положив ладонь ему на ногу. В руке она держала красную глазную повязку, вышитую таким образом, что она напоминала миниатюрный килт в комплекте со спорраном. Должно быть, трудилась над ней долгие часы.

— Отдай ее кому-нибудь другому, — услышал Дэр свой мрачный голос. — Я ее не заслуживаю.

— Не говори глупостей. Я не знаю другого Макгрегора, которому требуется глазная повязка.

Шарлотта снова сверкнула своими проклятыми ямочками. Ее рука сжала его колено, и в ноге внезапно вспыхнуло тепло, устремившись прямо к паху.

Вот и еще одно, в чем он ее разочарует. Она хочет детей. Ей нравились их развлечения в постели. А теперь она прикована к нему на всю жизнь, к жалкому образчику человека, который не сможет удовлетворить даже самых примитивных ее желаний. Будь у него хоть немного чести, он бы приставил пистолет к голове и прекратил все мучения.

— Оставь меня, — буркнул Дэр, откидываясь на спинку кресла и закрывая свой единственный глаз.

— Что ты сказал?

— Оставь меня! — заорал он, открыв глаз и гневно глядя на нее. Шарлотта внимательно посмотрела на него, подалась вперед так, что грудью прижалась к его паху, и провела пальцами по уродливому шраму на правой стороне лица.

— У тебя что-то болит?

Дэр с удивлением отметил, что у него возникла эрекция. Он-то был уверен, что больше на это не способен, но тепло ее мягких грудей, прижимающихся к нему, и слабый аромат лаванды, дразнящий нос, и чувственное скольжение пальцев по лицу подействовали на него так мощно, как не действовало ничто за целый месяц, прошедший после несчастного случая.

— Ничего не болит, — хрипло ответил он. В груди возрождалась надежда. Если он сможет спать с женой, то от него будет хоть какая-то польза. Он сможет дать ей детей, дать хоть что-то, чтобы она смогла смириться с адом, в который он ее затащил.

Шарлотта больше не смотрела на его раны, теперь с жадностью, выдававшей ее желание, она смотрела на его губы. В груди Дэра разгорался жар. Он наклонился, чтобы пленить ее губы, чтобы снова ощутить ее вкус, чтобы погрузиться в теплую гавань ее рта. Он обнял Шарлотту за талию, притянул к себе, а другую руку хотел положить на затылок, запрокинуть назад ее голову, глядя на приоткрывшиеся губы, манившие…

Дэр с омерзением посмотрел на свою правую руку. Она безвольно болталась сбоку, не желая подчиняться приказу запустить пальцы в золотистые кудри Шарлотты. Свинцовый вес — он даже поднять ее не может, чтобы обнять жену.

— Дэр?

Дэр убрал левую руку с ее талии и обмяк в кресле, закрыв глаз, чтобы не видеть на ее лице разочарования и, что еще хуже, жалости.

— Дэр? Я сделала что-то не так?

Какой жалкий конец! В душе взметнулось отчаяние — Дэр понял, что даже если бы он сумел заставить свою раненую руку шевелиться, он все равно не смог бы доставить удовольствие жене. Ни одна женщина в здравом уме не захочет, чтобы к ней прикасалась такая презренная пародия на человека.

— Дорогой, я понимаю, ты досадуешь, что еще не вернулись силы к твоей руке, но доктор Милтон обещает, что если ты будешь упражняться, то сумеешь восстановить утраченные движения. Хочешь сделать несколько упражнений прямо сейчас? А потом я с радостью сяду к тебе на колени и поцелую тебя.

Он только дурачит себя, думая, что все может быть по-другому.

— Оставь меня в покое, Шарлотта.

— Но, Дэр…

— Убирайся отсюда! Почему ты непременно должна суетиться вокруг меня?

— Но я хочу помочь…

— А я хочу только одного — чтобы тебя тут не было!

Он говорил обидные слова, стремясь причинить боль, говорил жестоко, потому что знал — это единственный способ прогнать ее. Дэр искренне надеялся, что она огрызнется в ответ, кинет жесткие слова в его изуродованное шрамами лицо, рыдая, выскочит из комнаты. И никак не ожидал, что она прижмется к нему и нежно поцелует в губы.

— Я люблю тебя, Дэр. И всегда буду любить.

Он плотно зажмурил глаз, чтобы из него не потекли слезы, вызванные ее словами, и затаил дыхание, дожидаясь, когда за ней закроется дверь. Когда замок мягко щелкнул, Дэр снова вздохнул и тупо уставился на ковер под ногами.

Чего он точно не выдержит — так это если она увидит, как он плачет.

— Я вернулась, Бэтсфоум.

— Я вижу, миледи. Как там мистер Кроуч?

Шарлотта сняла жакет.

— Немного расстроен тем, что пришлось отложить мой план отвлечения общества. Ну, тот, со смертельным унижением леди Бриндли. Но он согласен, что пока у меня есть куда более важные заботы, чем беспокойство о том, что скажут люди. Визит к доктору Милтону был менее приятным. Аласдэр поел?

— К сожалению, нет, миледи.

Шарлотта перестала снимать перчатки и внимательно посмотрела на дворецкого. В последние четыре недели его привычный страдальческий вид исчез, словно уход за тяжело раненным хозяином избавил его от погружения в себя. Бэтсфоум так же усердно, как и сама Шарлотта, пытался спасти Дэра в эти тяжелые недели. Они сменяли друг друга, чтобы, пока один сидит с Дэром и следит, чтобы тот не сгорел от лихорадки, второй мог хоть немного поспать. Битва была долгой и мучительной, но спустя две недели они отпраздновали первую победу — жар спал, и Дэр быстро начал восстанавливать силы.

Но в последнюю неделю он впал в уныние и хандру.

— Из спальни выходил?

— Он пошел в свой кабинет.

Глаза Бэтсфоума потемнели от дурного предчувствия. Стягивая вторую перчатку, Шарлотта нахмурилась. Что там такого может быть в кабинете, почему Бэтсфоум так озабочен? Дэр не покидал своей спальни с тех пор, как его принесли наверх. Наверное, то, что он все-таки вышел из комнаты и пошел в кабинет, это хороший признак?

Поднимаясь вверх по лестнице, она вспоминала, что произошло утром. Он сказал, что не нуждается в ней. Отверг ее заигрывания, даже не поцеловал ее, когда она к нему прижалась, и в его единственном глазу Шарлотта увидела ненависть к самому себе. Она понимала, что Дэр все глубже погружается в бездонный колодец жалости к себе. Доктор сказал, что физически Дэр исцелен, и теперь причиной тревоги может быть только его душа…

— Проклятие! Пистолеты!

Она понеслась вверх по лестнице, чувствуя, как бешено колотится сердце. Почему ей не хватило мозгов спрятать пистолеты? Ответ появился, когда она добежала до верхней ступеньки и помчалась по длинному коридору. Ей и в голову не приходило, что Дэр настолько отчаялся, что готов лишить себя жизни.

— Леди Шарлотта!

Не обратив внимания на крик Бэтсфоума, она влетела в маленькую комнату в задней половине дома — ту, что Дэр использовал, как кабинет.

Он сидел в темной комнате перед пустым камином, рядом стояла бутылка виски, на коленях лежал дуэльный пистолет. Медленным зловещим движением Дэр повернул голову, посмотрел на Шарлотту, и у нее перехватило дыхание — такое безнадежное выражение было в его единственном темно-синем глазу. Он сдался. Доктор Милтон предупреждал, что мужчины либо борются за жизнь, либо сдаются и умирают. Несмотря на всю ее любовь и заботу, Дэр выбрал второй, мрачный путь.

Ну, так пусть подумает еще разок! Шарлотта остановилась перед мужем и сжала кулаки. При виде этого пистолета у него на коленях ее охватил такой гнев, какого она в жизни своей не испытывала. Она его любит! Дэр просто не имеет права вот так запросто сдаваться! И он ее любит. Разве это не значит, что он готов ради нее на все?

— Если ты себя убьешь, я тебя никогда не прощу! — заорала она. — Никогда, понял? Никогда! Я превращу твою жизнь в ад, вот увидишь!

Дэр моргнул, и на его лице появилась мрачная улыбка. У Шарлотты зачесались руки, так захотелось влепить ему пощечину, лишь бы исчезла эта улыбка.

Но она не может его ударить — он тяжело ранен. Хорошие жены не бьют своих мужей по щекам, если им только что удалось выжить после ужасного взрыва.

— Если я умру, ты вряд ли сможешь превратить мою жизнь в ад.

Звонкий хлопок ладони по щеке потряс обоих. Бэтсфоум, стоявший в дверях, удивленно ахнул, потом усмехнулся, бесшумно попятился вон из комнаты и закрыл за собой дверь. Дэр недоверчиво взглянул на жену, медленно положил пистолет на стол и, оттолкнувшись одной рукой, поднялся из кресла. Шарлотта даже не шелохнулась. Она осталась там, где стояла, запрокинув голову и глядя на него таким взбешенным взглядом, что дух захватывало.

— Ты меня ударила! — прорычал Дэр.

— Да, ударила. И с большим удовольствием, — с вызовом ответила она. И сказала чистую правду — она в самом деле ударила его с удовольствием, и этого следовало бы стыдиться, но Шарлотта по горло была сыта его жалостью к себе.

Доктор Милтон только сегодня днем сказал, что если Дэр не перестанет себя жалеть, то вряд ли доживет до конца месяца. А глядя на пистолет, Шарлотта сомневалась, что муж протянет даже столько.

— Да, с таким удовольствием, что, пожалуй, я повторю. После второй пощечины на лицо Дэра вернулись краски, но самое главное — глаз кровожадно заблестел. Увидев это, Шарлотта чуть не сплясала на радостях джигу — до сих пор в этом прекрасном глазу отражались только апатия и безнадежность.

— Я был ранен, мадам. Неужели моя боль доставляет вам столько удовольствия, что вы решили добавить еще немного? — сквозь зубы поинтересовался Дэр.

— Ну, разумеется, — ответила Шарлотта, вздернув подбородок еще выше и радуясь — на красивом лице мужа возникло искреннее негодование. — Вот почему я не отходила от тебя последние четыре недели. Вот почему сидела у твоей постели целых две недели, пока ты метался в жару. Вот почему купала тебя, меняла повязки, заботилась, кормила, плакала над тобой, умоляла не сдаваться, побороть лихорадку и вернуться ко мне. Вот почему до сегодняшнего дня, до визита к доктору, которого ты отказался видеть, я шагу из дома не сделала после того взрыва. И делала я все это только потому, что твоя боль доставляет мне огромное удовольствие!

Дэру хватило совести устыдиться, но этого было недостаточно. Настало время принять решение, и, Бог свидетель, если решение Дэра будет неверным, Шарлотта сама примет его за мужа.

— Я не собираюсь снова проходить через весь этот кошмар — выбирать и дрессировать другого мужа, — заявила она, ткнув его в грудь.

— Дрессировать? — взревел Дэр. — Ты что, уподобляешь меня животному, которого нужно дрессировать?

— Я уподобляю тебя твердолобому упрямому мужчине, который понятия не имеет, что в жизни главное! Пока ты не поймешь, какой ты счастливый человек, потому что у тебя есть такая жена, как я…

— Я понимаю, что я счастливый… — заорал он в ответ, побагровев от ярости. — Ты самая прелестная, самая поразительная женщина на свете, будь я проклят! Я тебя люблю!

— Ну, так пора начинать вести себя соответственно! — ответила она тоном, который менее утонченная особа сочла бы за вопль.

— Да черт тебя подери, как? Я калека! Почти слепой! Бесполезный во всех чертовых смыслах этого слова! У меня нет ни денег, ни титула, ни положения, и даже то последнее, что у меня было — тело, достойное почитания, — и то уничтожено! Единственный способ, каким я могу доказать тебе свою любовь, — это избавить землю от своего презренного существования и подарить тебе свободу, чтобы ты вышла замуж за человека, который даст тебе все то, чего не могу дать я.

Шарлотта снова залепила ему пощечину, не очень сильную, но вполне достаточную, чтобы он стиснул зубы, прищурил глаз и схватил ее за запястье, не давая повторить. Она честно призналась себе, что действительно получает удовольствие, выдергивая его из упоения жалостью к себе.

— Да как ты смеешь? Как ты смеешь намекать, что я вышла за тебя только ради денег, или титула, или положения, или твоего красивого лица!

Дэр наклонился, и его горячее дыхание овеяло ее лицо.

— А ты можешь честно сказать, что выходила за меня не ради всего этого?

— Ну конечно, не могу! Какая женщина в моем положении не вышла бы замуж ради денег, титула или внешности?

На лице Дэра появилось знакомое выражение замешательства. Он отпустил ее запястье и потер лоб.

— Ты говоришь, что выходила за меня ради всего того, чего я больше не могу тебе дать, но в то же время обижаешься, когда я об этом говорю?

Шарлотта сорвала с его глаза безрадостную черную повязку, зашла за спину и повязала новую, в цветах килта.

— Красное тебе очень идет. Я обижена не на то, что ты знаешь, почему я вышла за тебя замуж. Я обижена, потому что ты думаешь, что все это по-прежнему имеет для меня значение. Когда я сумела тебя полюбить (не самое простое дело, учитывая твой характер), все изменилось. Любящую женщину не волнуют деньги и внешность.

Она вернулась обратно, провела ладонью по его безжизненной руке, поднесла его пальцы ко рту и поцеловала каждый по отдельности.

— Разве любящую женщину не интересуют положение или титул?

— Титул — нет, — ответила она, сверкнув ямочками. — Положение… ну, любящие женщины оставляют за собой право вернуть положение для того, чтобы муж мог преуспеть. Я в самом деле думаю, что больше не выдержу твоей жалости к себе, Аласдэр. А поэтому я воспользуюсь советом доктора Милтона и выдвину интерматум: ты прямо здесь и сейчас решишь, что хочешь жить дальше. Ты поймешь, что, несмотря на потерю глаза и утратившую былую силу руку, ты по-прежнему полон жизни. Ты вспомнишь, что поклялся перед Богом лелеять и почитать меня, а ты не сможешь этого делать, если умрешь или будешь прятаться в темных комнатах. А я заслуживаю того, чтобы меня лелеяли и почитали, поэтому ты поцелуешь меня и обнимешь, а потом будешь заниматься со мной любовью. Каждую ночь. Может быть, дважды за ночь, когда восстановишь жизненные силы. Короче говоря, дорогой, ты снова станешь Дэром, которого я знала и любила, и сделаешь это сию же минуту!

Казалось, что Дэр хочет улыбнуться, но боится. Огонь в его глазу медленно погас. Он протянул руку и большим пальцем провел по ее плечу.

— Правильное слово «ультиматум», а не «интерматум».

— Я знаю, — негромко ответила Шарлотта, и в глазах ее засияла горячая любовь к мужу. — Но «интерматум» мне нравится больше. Оно гораздо убедительнее.

Его губы дернулись.

— Моя красавица жена. Моя красавица Шарлотта, которая заслуживает большего.

— Да, — согласилась она и потерлась щекой о его ладонь. — Я заслуживаю мужа, который вовсе не трус. Мужа, который не знает слова «поражение». Мужа, который любит меня и готов за меня сражаться.

— Ты заслуживаешь мужа, который может дать тебе то, чего ты хочешь, — мягко произнес Дэр. Его рука соскользнула с плеча Шарлотты, плечи поникли. — Что я могу тебе предложить? Нищий, калека и почти слепой. Титул под вопросом, а наше спасение лежит грудой искореженного металла. Ты заслуживаешь гораздо большего, чем я могу тебе предложить, Шарлотта.

Она не дала ему отойти, обняв обеими руками за талию, и потерлась носом о его нос.

— Однажды ты сказал мне, что внешность — это еще не все; теперь я говорю тебе то же самое. Пусть ты искалечен и слеп на один глаз, но ты по-прежнему остаешься собой, и это единственное, что имеет значение. Что до остального… когда ты продашь свой двигатель, денег у тебя будет больше, чем я смогу потратить. Может быть, ты и потеряешь титул, хотя Кроуч прилежно занимается этим вопросом, но положение в свете у тебя все равно будет. Да, ты потерял один глаз, но у тебя есть другой, и доктор Милтон убежден, что ты сможешь пользоваться правой рукой, если только приложишь к этому усилия. А что до двигателя, то я совершенно уверена — если ты посвятишь себя этому делу, он будет готов вовремя.

Дэр замотал головой, даже не дослушав ее до конца.

— Осталось всего две недели. Я не смогу восстановить его за это время.

Шарлотта легко прикоснулась к его губам и улыбнулась, увидев в единственном глазу проблеск былой страсти.

— Мы все поможем. Бэтсфоум осмотрел двигатель и сказал, что требуется всего лишь заменить паровой котел. У тебя немногим больше двух недель — ты успеешь сделать новый котел?

Дэр нахмурился, и Шарлотте захотелось возликовать. Он думает! Она просто видела, как он занимается подсчетами и соображает, что необходимо сделать для восстановления двигателя.

— Чтобы восстановить котел, нужно всего несколько дней. Сложность не в этом. Очевидно, в проекте был какой-то изъян, иначе двигатель не взорвался бы при котле, наполненном всего наполовину.

— Значит, ты просто должен спроектировать его заново, — подсказала Шарлотта и снова поцеловала мужа. Их дыхание смешивалось, и это было очень приятно.

— Я не могу… — начал было Дэр, а рука сама обвивала ее талию, притягивая Шарлотту ближе. Она потерлась об него и едва не замурлыкала, ощутив крепкие мышцы бедер и груди.

— Ты сможешь все, что захочешь, — ответила она и втянула в рот его нижнюю губу.

Дэр застонал, притянул ее к себе и впился поцелуем в ее губы.

— Я верю в тебя, Дэр. Я верю, что ты преуспеешь. Никогда в жизни я не вышла бы замуж за мужчину, который не сможет обеспечить меня так, как я этого заслуживаю.

— Маленькая колдунья, — пробормотал он ей в губы.

Ее руки деловито расстегивали пуговицы у него на рубашке, пальцы скользили по гладкой мускулистой спине и широкой груди. Несмотря на целый месяц болезни и обездвиженности, мускулы и сухожилия по-прежнему были крепкими.

— Если ты думаешь, что сумеешь заставить меня сделать то, что тебе хочется…

— Никогда, — выдохнула она, покусывая его губы и без слов умоляя проявить активность. Дэр не спешил, и Шарлотта пробормотала: — Я не заставляю. Вот соблазнить — это другое дело…

Дэр по-прежнему не целовал ее так, как ей хотелось, и она решила взять дело в свои руки. Потребовала, чтобы он впустил ее в теплую притягательность рта, и когда губы приоткрылись, Шарлотта ворвалась туда безжалостно — пробуя его на вкус, дразня, раздувая угли страсти, пылавшей когда-то между ними.

Застонав, он подчинился этому огню, ответил на поцелуй, начал проделывать языком все те восхитительные вещи, про которые Шарлотта раньше думала, что они ей неинтересны (и, к счастью, ошибалась). Его тело вжималось в ее, двигаясь с соблазнительной неторопливостью, и Шарлотте казалось, что в ее голове не осталось ни единой мысли. Его рука была везде, пальцы то запрокидывали назад ее голову, то дергали шнуровку на платье и проникали внутрь, к обнаженной коже. В затуманенном страстью сознании возникла сцена из прошлого. Шарлотта немного отодвинулась, толкнула Дэра назад, в кресло, обитое темно-красной тканью, и упала на него сверху, задрав платье так, чтобы сесть на мужа верхом.

— Шарли, я не могу…

— Разве ты не помнишь? — заворковала она, лихорадочно сдергивая с него рубашку. — Ты обещал мне показать, как можно овладеть друг другом в кресле. Мне до сих пор интересно, как это должно происходить, — если, конечно, предположить, что твое мужское орудие сумеет действовать вверх ногами; разумеется, у меня нет опыта с перевернутым орудием, ты сам понимаешь, но раз уж оно так натянуло твои бриджи, что сейчас все пуговицы оторвутся, я думаю, тебе нравится моя идея. И надеюсь, ты толком объяснишь мне, куда нужно деть ноги.

Дэр поцеловал ее так, что остатки мозгов из головы улетучились, оторвался от сладкого рта и начал целовать шею.

— Я не могу этого сделать, дорогая. Не могу… я не понимаю… ты не можешь хотеть…

— Еще как хочу, — возразила Шарлотта, покусывая его губы и развязывая тесемки на бриджах. — Ты даже представить себе не можешь, как я тебя хочу, Дэр.

— Ты заслуживаешь большего, чем калеку с изуродованным лицом и безжизненной рукой, — простонал он в ее голое плечо. Шарлотта расстегнула последнюю пуговицу на его бриджах.

— Я заслуживаю тебя. — Она улыбнулась и осторожно сняла с него глазную повязку. Дэр дернулся, пытаясь ее остановить, лицо его исказилось, здоровая рука схватила Шарлотту за запястье. — Мужчины! Мне вас не понять — столько шума из-за нескольких шрамов!

Он напрягся, когда она начала целовать изуродованную половину лица, подбираясь к пустой глазнице.

— Нет!

Одно-единственное слово, сказанное с рыданием и такой болью, что глаза Шарлотты наполнились слезами. Она нежно поцеловала закрытое веко. Ну как он может думать, что ерунда вроде потери глаза может повлиять на ее любовь к нему?

— Да. До тех пор, пока ты не поймешь, что твои раны ничего для меня не значат, — да!

Она снова поцеловала его пустую глазницу, и снова, и снова, и наконец Дэр повернул голову и посмотрел на нее. В его глазу ярко пылало желание, любовь и страсть, смешанные с настороженностью, словно он готовился к удару. Шарлотта улыбнулась и поцеловала второй, здоровый глаз.

— «Взглянут — и сладко-истомная страсть из-под век их прелестных льется на всех», — процитировала она.

Дэр изумленно открыл глаз. Шарлотта улыбнулась:

— Это из этих древних греков, с которыми вечно носился папа. Не помню, из которого… кажется, его звали Илиад… папа читал нам его вслух. В мистере Илиаде не было ничего особенно интересного до тех пор, пока он не начинал говорить о сладкой росе, льющейся на языки.

Губы Дэра слегка изогнулись.

— Думаю, этого джентльмена звали Гесиод, а не Гомер.

Шарлотта прижалась к нему и взяла его лицо в свои ладони.

— Неужели так важно, кто именно это сказал? — спрашивала она между короткими поцелуями, которыми покрывала его щеки. — Неужели что-то еще имеет значение, кроме того, что ты мой муж и я люблю тебя, и хочу, чтобы ты мне показал, как занимаются любовью в кресле — ведь ты так соблазнительно дразнил меня этим несколько месяцев назад?

Дэр еще некоторое время боролся с собой. Здравомыслящая его часть, понимавшая, что он недостоин Шарлотты, та, что советовала выбрать трусливый выход из положения как единственный способ освободить Шарлотту, убеждала его столкнуть жену с колен и уйти. Спрятаться в спальне, в темноте, скрывающей шрамы, в том числе и те, что ныли в душе. Но тепло жены, ее мягкое, прижимающееся к нему тело, любовь, светившаяся в ясных синих глазах, заполняли его таким сильным чувством, что отчаяние разлетелось в клочья. Дэр знал, что должен оттолкнуть ее, но был слишком слаб, чтобы отказаться от предложенного ею убежища.

Она пробормотала его имя, пока он стягивал с нее платье и обнажал груди — ее восхитительные груди. Они так красиво смотрелись, обрамленные зелено-кремовым платьем и кружевами сорочки! Дэр взял одну грудь в руку и нежно потер большим пальцем сосок. Шарлотта застонала и выгнула спину. Он беззвучно выругался, сцепил зубы, попытался заставить правую руку пошевелиться и вздрогнул. Шарлотта сама взяла искалеченную руку и прижала ее к своей груди.

— Как дорогой шелк, — шептал Дэр, лаская ее груди. Поразительное тепло словно втекало в кончики пальцев и растекалось по всему телу. Его рука выскользнула из-под ее, но он изо всех сил напряг мышцы и сумел удержать ее на округлости бедра Шарлотты, теплом даже сквозь платье.

— Знаешь, я как раз собиралась сказать то же самое про тебя, — отозвалась Шарлотта, гладя его обеими руками. — Твое мужское орудие так затвердело, но в то же время кожа такая мягкая. Это и вправду поразительное орудие, да? Я имею ввиду — когда оно обмякшее, там и смотреть-то особо не на что. Я бы даже сказала — оно такое комичное, когда вяло болтается во все стороны. Но когда ты делаешь его таким, оно просто вызывает благоговение. А как ты это делаешь, Дэр? Тебе потребовалось много времени, чтобы научиться? Наверное, пришлось брать уроки? Я, конечно, видела животных, но мужчины — это же не животные, поэтому я все время удивляюсь, как у вас это получается.

Дэр терпел ее прикосновения (продолжая говорить, Шарлотта одновременно ласкала его) столько, сколько мог. Он стискивал зубы. Он сжимал челюсти. Он впивался пальцами в ее платье. Он пытался думать о чем угодно, лишь бы отвлечься от огня, полыхавшего при каждом движении ее пальцев, но понимал, что долго не выдержит.

— Шарлотта, — произнес он так решительно, как это вообще возможно для мужчины, находящегося на грани экстаза. — Если ты не против, давай отложим лекцию о мужской физиологии на другой раз.

Она подалась вперед, прижавшись к нему мягкими грудями.

— Обещаешь? — Шарлотта легко целовала его, и Дэр не выдержал — запустил руку в ее волосы и впился в ее губы. Это было необыкновенно хорошо, и только тогда, когда она заерзала у него на коленях, он оторвался от ее восхитительного рта.

— Я всегда выполняю свои обещания, — пробормотал Дэр в ее грудь и сомкнул губы на манящем твердом бугорке. Он дразнил и покусывал сосок, наслаждаясь ее стонами удовольствия и тем, как ее пальцы впивались ему в бедра, потом переключился на второй, лизал и посасывал его до тех пор, пока Шарлотта не задышала так же тяжело и прерывисто, как и он сам. Дэр выпутался из ее волос и погладил по спине. Она задрожала от удовольствия. Дэр скользнул рукой по ее бедру, стремясь туда, где она нетерпеливо ждала его.

Огонь желания смешался с любовью, вожделение Дэра было тесно связано с радостью — Шарлотта принадлежит ему, сейчас, сегодня ночью, всегда.

Дэр подвинулся вперед, приподнял Шарлотту. Она скользнула рукой между их телами и медленно стала садиться на него. Волна удовольствия захлестнула Дэра. Он показал жене, как нужно двигаться на нем, и в груди вспыхнуло чувство собственности. Это его жена, его Шарлотта, его ошеломительная, страстная богиня, чья любовь исцеляет, несмотря на желание умереть.

Он думал, что она воплощение дьявола? Дэр перестал целовать ее нежную шею и посмотрел на жену. Она выгнула спину и широко распахнула глаза от восторга приближающегося экстаза. Ее исступленный восторг заполнил Дэра, привязал его к ней, и он уже не мог понять, где заканчивается она и начинается он сам. Ее любовь омывала его жаркой волной такой силы, что захватывало дух, его имя сорвалось с ее губ, и он сдался, изливаясь в нее своим семенем. Шарлотта сладко дышала на него, нежно целовала, говорила какие-то милые, бессмысленные слова…

Она не дьявол, она ангел.

И он никогда ее не отпустит.