Отель «Затерянный рай»

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Касс помчалась той же дорогой к «Затерянному раю». Влетев в свой коттедж, она схватила сумку, достала ключи от машины и бросилась во двор. Пока она заводила машину, появился запыхавшийся Гиффорд.

— Поехали, — скомандовал он, усевшись в «ослика».

— Пристегни ремень, — сказала она, и машина с визгом рванулась с места.

— Я предупреждал тебя о том, чтобы ты не оставляла Джека одного с Вероникой!

— Я не оставляла его с ней! Она просто пришла в ресторан. В это время зазвонил телефон. Когда я сняла трубку, она попрощалась и ушла. Джек был в коляске. Наверное, она, направляясь к выходу, проходила мимо... — Касс проглотила подступивший к горлу комок. — Она, должно быть, забрала его. Это произошло в считанные секунды.

— Как давно приходила эта... дама? — спросил Гиффорд.

— Минут пятнадцать назад. Она хотела поговорить с Джулиусом... — И пока они мчались через Гранд-Ансэ, Касс повторила ему все, что ей рассказал накануне бармен.

— Мы найдем Джека, — обнадежил ее Гиффорд. — Ты не знаешь, во сколько вылетает самолет с Праслена?

— Нет. Может быть, он уже улетел... — Касс всхлипнула.

Он сжал ее колено своими сильными теплыми пальцами.

— Будь молодцом!

— Я буду, — ответила она. Она не потеряет самообладания. Она не может себе этого позволить.

— Если самолет уже улетел, мы попросим здешнюю полицию связаться с полицией Маэ, — сказал он. — Регистрация на лондонский рейс производится... кажется... за два часа до вылета?

— По-моему, да.

— Значит, они смогут задержать эту глупую проклятую воровку в зале ожидания.

— А вдруг она проскользнула на какой-то более ранний рейс, на самолет, вылетающий куда-нибудь еще? Вероника может улететь куда угодно, на другой континент. Просто пропасть. Или не поехать в аэропорт, а исчезнуть где-то на Маэ. С Джеком! — выкрикнула Касс. И все внутри нее оборвалось.

— Маэ — довольно маленький остров, и полиция быстро нападет на след одинокой женщины с ребенком, для которого у нее нет ни еды, ни одежды. Особенно на след такой болтливой женщины, как она!..

— Ты думаешь?

— Похоже, что решение взять Джека пришло к ней внезапно, и у нее не было времени все хорошо продумать, — продолжал он. — У нее нет документов на ребенка. А ей придется предъявлять их при паспортном контроле на Маэ, где ее и остановят. У нее нет никаких шансов на...

Гиффорд замолчал. Они уже подъехали к огороженному летному полю. В центре зеленого поля пролегала взлетная полоса, а наискосок от них, у небольшого здания аэровокзала, стоял самолет компании «Де Хэвиллэнд Туин Оттер». Люк самолета был задраен — он был почти готов к взлету.

— Этот самолет? — спросил Гиффорд.

— Думаю, да, но нам лучше выяснить.

Касс направила «ослика» вдоль ограды, свернула на короткую дорожку и остановилась возле аэровокзала. Еще не успев выбраться из машины, они услышали шум включенного авиационного двигателя.

— О, нет! — прошептала Касс.

— У нас еще есть время, — заявил Гиффорд. Сжав рукой трость и увлекая Касс за собой, он, прихрамывая, заторопился к зданию. Они попали прямо в зал ожидания, одновременно служивший залом прилета и отлета. У открытого выхода на летное поле стояла молодая женщина в форме служащей авиакомпании и смотрела на взлетную полосу.

— Это рейс на Маэ? — быстро спросил Гиффорд.

— Да, сэр. Регулярный рейс.

— Попросите, пожалуйста, диспетчера или кого-то из вашего начальства дать указание пилоту заглушить двигатель и задержать вылет.

— Заглушить двигатель? — спросила она и посмотрела на него как на сумасшедшего.

— Немедленно! — выкрикнул он. — Это необходимо.

— Вы надеялись успеть на этот рейс? — Она ласково улыбнулась ему. — Сожалею, сэр, но все места заняты. Даже если бы это было не так, я не могла бы попросить...

— Уже поздно. Он улетает! — закричала Касс, в смятении наблюдая за тем, как маленький самолет медленно покатился по серой бетонированной ленте. Ее грудь словно сдавило тисками. — Там, в самолете, Джек! — Ее голос дрогнул. — И я, может быть, никогда его больше не увижу...

— Я остановлю его. Я его верну! — поклялся Гиффорд. Он метнулся мимо женщины и выскочил в открытую дверь на бетонированную площадку.

Энергично помогая себе тростью, он, прихрамывая, быстро пошел к взлетной полосе. Он кричал и махал руками вслед самолету.

Пока онемевшая от изумления служащая аэровокзала приходила в себя, за ним выскочила Касс.

— Это бесполезно! — крикнула она. — Тебя никто не видит и не слышит...

Ее слова замерли. Гиффорд отбросил трость и побежал. Самолетик продолжал медленно катиться вперед, а Гиффорд неуклюже бежал вдоль дорожки. Он кричал, чтобы самолет остановили, и, как сумасшедший, размахивал руками. Поддавшись порыву, он побежал, но держался явно на одной силе воли. Нагрузка на его искалеченную ногу была огромной. Что он делает? Он снова повредит ногу, и уже непоправимо!

— Кто этот парень? — раздался голос подошедшего полицейского. Сдвинув назад фуражку, он почесал свою седеющую голову. Следовало бы пуститься в погоню, но полицейский был слишком грузным и не хотел заработать сердечный приступ. — Только лунатик может бегать в такую жару!

— У нас похитили сына, и он пытается остановить самолет, — бросилась к полицейскому Касс. — Вы не видели, была ли среди пассажиров рыжая женщина в коричневом костюме с ребенком на руках?

Полицейский кивнул:

— Беби все старался схватить ее серьги, а ей это не нравилось.

— Хоть бы он оторвал ей уши! Этот беби — мой сын Джек. Она увезла его и...

— Вашему парню повезло, — перебил ее полицейский, глядя вдаль.

Повернувшись, Касс увидела, что самолет начал замедлять ход.

Подобрав по пути отброшенную трость, она, задыхаясь, побежала туда, где стоял Гиффорд. Он ждал, пока самолет остановится.

— Как ты? Нормально?

— Кажется...

— Я не очень верила, что ты сможешь остановить самолет, но...

— Я тоже. Осторожно! — воскликнул он, когда самолет остановился, и человек в комбинезоне начал послушно разворачивать его.

— Вот это был забег! — сказал полицейский, подошедший вслед за ней. — Ваша жена должна быть счастлива, что рядом с ней такой спортсмен.

— Что? — Она ждала, что Гиффорд поправит полицейского, но тяжело дышавшему Гиффорду было не до того. — Вы правы, — сказала она, посчитав, что сейчас не время пускаться в объяснения по поводу их отношений.

Гиффорд показал на самолет. Трап занял свое место, открылась дверь. Увидев Веронику, стоящую с ребенком на руках, Касс сразу обмякла. Страшная слабость накатила на нее. Малыш, который дергал за одну из сережек Вероники, выглядел бодрым и веселым.

Гиффорд обнял Касс за плечи.

— Он в безопасности.

— Все благодаря тебе, — прошептала она, сдерживая слезы, и побежала вверх по ступенькам за сыном.

— Скажите прямо, — сказал Гиффорд, нахмурясь, — вы взяли Джека потому, что он улыбнулся вам?

Вероника кивнула.

— Он проснулся, улыбнулся мне и поднял ручки... как будто хотел ко мне на руки. Сейчас я понимаю, что ребенок просто потягивался... Но он показался мне единственным существом, которому я не была безразлична...

— Поэтому вы решили похитить его?

— Это не было сознательное решение. Я просто унесла его. Я очень сожалею... — Она глотала слезы. — В машине он вел себя прекрасно, смеялся каждый раз, как попадались ухабы. Но когда мы приехали в аэропорт...

— Джек заплакал? — резко спросила Касс, когда Вероника замолчала.

Ее нервы все еще были напряжены, а сердце никак не могло успокоиться, но ребенок был в полном порядке. Она с тревогой взглянула на него. Он спокойно сидел у нее на коленях и с наслаждением сосал пальчик. Если он и плакал, от слез не осталось и следа.

— Наоборот, он расшалился, — сообщила пожилая француженка, которая сидела в самолете рядом с Вероникой. — Настоящий озорник. Так, кажется, это называется по-английски?

Они сидели в здании аэровокзала. Полицейский, к которому теперь присоединился еще один, помоложе, переговорил с пилотом. Выяснилось, что самолет был остановлен не усилиями Гиффорда, которого пилот даже не видел, а благодаря француженке. Это она по беспокойству Вероники поняла, что ребенок увезен насильно, и сообщила обо всем в кабину пилотов. Когда полицейские объявили недоумевающим пассажирам, что уводят рыжеволосую даму для того, чтобы задать ей ряд вопросов, француженка вызвалась дать важные для дела свидетельские показания. Так что и ей пришлось остаться на острове. Самолет улетел без двух своих пассажирок.

— Мы стояли в очереди на регистрацию, и малыш беспрерывно ерзал, изгибался и все хватал ручками, — объяснила француженка.

— Он обслюнявил мой костюм, — возмутилась Вероника.

Гиффорд поднял бровь.

— Вам это не понравилось?

— Как вам сказать... нет... Это костюм из эксклюзивной коллекции одного итальянского дизайнера. Он стоит уйму денег, целое состояние!

— А вы не знали, что дети доставляют некоторые хлопоты? — вмешалась Касс.

Вероника покачала головой.

— Нет! Джек всегда так хорошо себя вел. Такой очаровательный малыш! Но сегодня он был совсем другим...

— Вероятно, ему не понравилось, что его похитили, вот он и решил устроить вам веселую жизнь, — ехидно заметил Гиффорд.

Вероника смутилась.

— Может быть...

— А вам, может быть, надо было бы задуматься над тем, через что, по вашей милости, пришлось пройти Касс! — продолжал он.

— Надо было... и, как я уже сказала, я очень сожалею...

— Сожалеете?.. — Гиффорд горько рассмеялся. — Вы можете себе представить, что должна чувствовать мать похищенного ребенка? Вы хоть представляли себе, какое горе причинили? Какой ужас она испытала?

— Представляю. И чистосердечно раскаиваюсь...

— Вам уже случалось раньше похищать детей? В вашей стране? — строго спросил полицейский, тот, что помоложе. Он с нетерпением ждал момента, чтобы приступить к процедуре собственного расследования. На острове неделями не случалось ничего значительного, о чем можно было бы рапортовать начальству. Сегодняшнее происшествие было захватывающим исключением.

Вероника в ужасе отпрянула.

— Боже упаси, нет!

— Это правда? Мы можем проверить, не заведено ли на вас уголовное дело, — предупредил он ее.

— Это правда, клянусь! — вскричала она. — У меня никогда в жизни не было неприятностей такого рода!

— До сегодняшнего дня, — уточнил тот полицейский, что был постарше.

— Я взяла Джека, повинуясь порыву, но скоро поняла свою ошибку. Пожалуйста, простите меня! — По щекам немолодой женщины побежали потоки слез, смывая косметику.

— Когда я посочувствовала мадам по поводу того, что малыш очень непоседливый, она сказала мне, что это не ее ребенок, — сообщила француженка, обращаясь к Касс и Гиффорду. — Она созналась, что похитила его, но поклялась, что в ту же минуту, как мы приземлимся на Маэ, позвонит вам и скажет, где он находится, и договорится о том, как его возвратить.

Вероника энергично закивала:

— Я собиралась следующим же рейсом вернуться обратно.

— Вы заставили его родителей пережить страшное потрясение, мадам, — сурово сказал молодой полицейский.

Она удивилась:

— Родителей?

— Мистера и миссис... — обратился к Гиффорду полицейский.

— Тэйт, — ответил тот.

— Хотя мистер и миссис Тэйт воссоединились со своим сыном, я должен арестовать вас и...

— А...арестовать меня? — вздрогнула Вероника.

— Это действительно необходимо? — сочувственно спросила Касс.

— Ей грозит арест, — ответил полицейский. — Но все зависит от того, хотите ли вы возбудить уголовное дело.

Касс наклонилась к Гиффорду:

— Если Веронику арестуют, ее могут посадить в тюрьму. Я бы не хотела этого. Она же не вынашивала хладнокровный план похищения Джека. Она собиралась вернуть его. И...

— Ты слишком мягкосердечна. Я лично хотел бы, чтобы эту женщину заперли, а ключ забросили так далеко, чтобы его никогда не удалось найти, — прошептал он ей на ухо. — Но дело может растянуться на месяцы, поэтому... — Он выпрямился. — Мы не хотим давать ход этому делу, — сказал он офицерам полиции. Полицейские обменялись разочарованными взглядами. Оба надеялись, что состоится суд и что отчет об их участии в поимке похитительницы детей появится потом в местных газетах.

— Тогда с этим покончено, — пожав плечами, неодобрительно сказал пожилой полицейский.

— Спасибо, большое спасибо! — Вероника вновь залилась слезами. — Вы все такие добрые и понимающие. Я глубоко раскаиваюсь в своем грехе и навеки останусь вашей должницей.

Услышав такое драматическое заявление, француженка подняла брови. Она взглянула на взлетную полосу, на которую садился еще один самолет.

— Если мы вылетим на этом самолете, то, возможно, успеем попасть на Маэ к нашим рейсам, — с надеждой сказала она.

Один из полицейских кивнул.

— Я позвоню в аэропорт, мадам, и попрошу, чтобы вам помогли улететь в первую очередь.

Когда подавленная Вероника ушла с француженкой к самолету, Касс взяла Джека на руки, и они с Гиффордом вернулись к «ослику».

— Как твоя нога? — спросила Касс, с тревогой наблюдая за тем, как он, опираясь на трость, прихрамывает рядом с ней.

— Болит и ослабла, будто после марафона.

— Так это и был почти марафон. Может быть, заедем в больницу, когда будем возвращаться через Гранд-Ансэ? — предложила она.

— В этом нет необходимости.

— Но тебя бы осмотрел врач!..

Гиффорд помотал головой.

— Обойдусь пока, — твердо сказал он.

— Я была потрясена, когда ты бросил трость и помчался галопом, — сказала Касс. Она пристегнула Джека к его сиденью и села в машину.

— Я и сам был потрясен не меньше, — сухо заметил Гиффорд и устроился рядом с ней. — Самолет все еще медленно выруливал, и я подумал, что если мне удастся выбежать и встать перед ним...

— Перед ним? — повторила Касс. — А если бы пилот тебя не заметил?.. Я смертельно испугалась, — всхлипнула она. — Испугалась за тебя, и за Джека, и за себя.

Слезы, которые она так долго сдерживала, теперь градом катились по ее щекам. Гиффорд прижал ее к себе. Он гладил ее спину, целовал волосы и успокаивал. Джек собрался тоже зареветь, но Гиффорд успокоил и его ласковыми словами.

Весь путь до дома Касс молча благодарила Всевышнего за то, что малыш докучал Веронике, за то, что Вероника осознала свою ошибку, а самое главное — за то, что Гиффорд пришел на помощь. Утверждение Вероники о том, что она собиралась вернуть Джека, казалось искренним. Но если бы ребенок был послушным...

Свернув на дорогу, ведущую к «Затерянному раю», они увидели Эдит. В синем платье с белой отделкой, в белой соломенной шляпе на блестящих черных волосах, она возвращалась от своей сестры.

Касс посигналила.

— Где вы были? — с любопытством спросила Эдит, когда они вышли из «ослика».

Касс склонилась над Джеком, отстегивая его.

— Возвращали Джека.

— Его похитила Вероника, — объяснил Гиффорд.

Глаза Эдит стали круглыми и огромными, как блюдца.

— Похитила?!

— Но Гиффорд помчался как ветер, и самолет остановился...

— Благодаря француженке, — вставил он.

— И мы забрали Джека.

— Какой самолет? Какая француженка? — посыпались недоуменные вопросы.

— Давайте лучше пойдем в дом и расскажем вам всю историю, — предложил Гиффорд.

Эдит кивнула. Потом бросила на него взгляд:

— Вы бежали как ветер, потому что... вы — папа Джека?

— Да, — ответил он.

Касс зевнула. После такого тяжелого дня она чувствовала себя измученной. Выйдя из ванной комнаты, она вытерлась и надела огромную белую хлопчатобумажную футболку, которая служила ей ночной рубашкой. Хотя не было еще и десяти, Касс собралась лечь спать.

Осторожно открыв дверь в детскую, она заглянула туда. Джек был в оживленном настроении весь день. Его невозможно было успокоить до середины вечера. Но сейчас он крепко спал в своей кроватке, лежа на спине и раскинув ручки над головой.

Она смотрела на маленькое, мирно спящее существо, и тепло разливалось у нее по сердцу. Ее сын был в безопасности.

Касс направилась к себе в комнату, когда услышала тихий стук в парадную дверь. Она вздохнула. Должно быть, это Эдит.

На пороге стоял Гиффорд.

— Что случилось? Нога разболелась? Хочешь, чтобы я отвезла тебя в больницу? — встревожилась Касс.

— Нет, спасибо. Нога продолжает болеть, но и только. Посмотри! — Он поднял обе руки. — Никакой трости! Я решил, что, пока пользуюсь ею, буду в ней нуждаться. Поэтому решил обходиться без нее.

— Сейчас? Спустя всего несколько часов после твоего марафона? И ты шел сюда в темноте. Ты, наверное, падал, — укоризненно сказала Касс.

— Нет. Я светил фонариком и шел осторожно. Хотя если я и упаду, то смогу снова встать. Я пришел сюда, потому что хочу тебе кое-что сказать. — Его взгляд упал на ее громадную футболку. — Но если ты собираешься спать...

— Нет еще, — сказала Касс. Она так благодарна ему за то, что он вернул ребенка! — Проходи.

— Спасибо. — Гиффорд прошел через крошечную прихожую в гостиную.

Комната с побеленными стенами была освещена рассеянным золотым светом настольной лампы. Деревянный пол устлан выцветшими хлопчатобумажными ковриками. Немногочисленная мебель состояла из обтянутого коричневым батиком плетеного дивана, двух кресел и низкого стеклянного кофейного столика. Прозрачные белые кисейные занавески закрывали окно, выходящее на маленький вымощенный дворик. Было заметно, что и мебель, и коврики, и занавески видали лучшие времена.

Касс жестом пригласила его сесть на диван, а сама расположилась в кресле.

— Что ты хотел сказать? — спросила она.

— Я должен объяснить, почему на твой вопрос о том, хочу ли, чтобы Джек рос на моих глазах, я ответил, что это не самая лучшая идея.

Касс скрипнула зубами.

— Извини, но я не... — начала она.

— Это все потому, что я... — Казалось, слова застревали у него в горле. Наконец он с видимым трудом выговорил: — Инвалид.

— Для Джека это не имеет значения, — нетерпеливо произнесла она.

— Может быть, для Джека — нет, а для меня имеет. Я подумал о том, как ему горько будет сознавать, что его отец хромой. Что ему недоступен обычный бейсбол. Что он не может приобщить его к разным видам спорта, как все другие отцы, и... это смутило меня. — Гиффорд усмехнулся. Он был отвратителен самому себе. — Я решил, что будет лучше, если я буду держаться на расстоянии и избавлю его от позора.

Она покачала головой.

— Гиф, он...

— Выслушай меня! Я подумал, что, раз не могу быть настоящим отцом для Джека — идеальным отцом! — лучше не буду отцом совсем. Хотя идеальных отцов не существует. Мой, безусловно, таковым не является, — мрачно сказал он. — Но потом произошли две вещи. На прошлой неделе ты сказала о том, что мне пора кончать с жалостью к самому себе и...

— Я не говорила этого!

— Смысл был такой. Это заставило меня задуматься. И я согласился с твоим мнением.

Она кивнула:

— С правильным мнением!

— Я понял, что это был заинтересованный, разумный взгляд на меня и на то, как я относился или не относился к своей инвалидности. Это первое.

— А второе? Что было вторым? — напомнила она, когда Гиффорд остановился.

— Сегодня я побежал! Впервые со времени катастрофы я забыл о своей ноге. Я забыл о несправедливости, по причине которой стал инвалидом, — и побежал!

— От отчаяния и благодаря силе воли, — сказала Касс.

— Да, но я смог! И смогу еще многое. Я могу стоять на своих собственных ногах, хотя они иногда и дрожат, — признался он. — Сегодня вечером я выздоровел и обдумал все заново. Я смирился с тем, что никогда не смогу быть таким проворным, как раньше. Понял, что, как ты сказала, я всегда буду инвалидом — до какой-то степени. Но это не мешает мне быть отцом для Джека, и я хочу быть ему отцом. Я хочу, чтобы он рос на моих глазах. Ты не против?

Касс вскочила с кресла и села рядом с ним на диван.

— Да, Гиф, да!

— Спасибо, — сказал он. — Раньше меня мучили мысли о том, что я многого не могу делать, но теперь... — Он взял ее руку, поднес к губам и поцеловал нежную кожу на запястье, где бился пульс. — Теперь я знаю, что нет ничего невозможного.

— И жизнь снова кажется тебе прекрасной?

Гиффорд улыбнулся и тепло посмотрел на нее.

— Жизнь кажется мне необыкновенно прекрасной, — тихо сказал он и наклонился вперед.

Эти слова смутно напомнили ей те, что были сказаны полтора года назад, когда они впервые занимались любовью. Касс насторожилась. Он собирался поцеловать ее, но его поцелуи всегда были очень опасными. От них она теряла голову. Но как сейчас она хотела этого! После всех несчастий и тревог она жаждала близости и успокоения, но...

— Ты мне небезразлична, — сказал Гиффорд, словно почувствовав ее сомнения и необходимость рассеять их.

— И ты мне, — сказала она.

Он улыбнулся и прижался губами к ее губам. Касс отбросила все сомнения. Обняв его за шею, она прижалась к нему. Их губы раскрылись, языки соприкоснулись, поцелуй стал глубоким. И лишь где-то далеко-далеко внутренний голос робко предупреждал, что наступит день, и придет раскаяние... Но Касс не стала прислушиваться к нему, она верила сейчас своим чувствам и своему телу. А они говорили о том, что ей нужен Гиффорд.

Всю усталость как рукой сняло. Касс беспокойно задвигалась. Легкая ткань футболки стала давить ей на грудь. Внутри начала пульсировать боль.

— Шелк, — сказал Гиффорд, проведя ладонью по гладкой коже ее бедер. — Ты сделана из шелка.

Он потянул край ее футболки вверх, на талию, к груди, и стянул через голову. Отбросив футболку в сторону, он пристально посмотрел на Касс своими серыми затуманенными глазами. Потом поднял руки и взял ее груди в ладони.

— Прекрасная, — прошептал он и бережно опустил ее на подушки. Прильнув к впадинке на шее, поцеловал нежную кожу. — Ммм, ты пахнешь так же прекрасно, как выглядишь.

Касс улыбнулась:

— Это детский гель для купанья.

— Плюс твой собственный аромат...

Он начал ласкать ее груди, медленно поглаживая большими пальцами соски. Она выгнула спину, закусила губу и застонала. Его руки двинулись вниз. Словно вспоминая притягательность ее тела, его пальцы скользнули по ее животу, бедрам, к треугольнику светлых волос.

Касс снова застонала.

— Я должен быть осторожным? — спросил он.

Она возразила:

— Я принимаю таблетки.

— Тогда я готов...

Но Касс подняла руки и оттолкнула его от себя.

— Ты был готов, когда пришел сюда? Ты был уверен в том, что я... не устою?

Гиффорд усмехнулся.

— Скажем так: я знал, что если не устою я, то не устоишь и ты. А шансы на то, что я не смогу устоять, были очень высоки. И я не хотел, чтобы мы во второй раз допустили ошибку.

— Ты такой... такой наглый! — заявила она.

— Это не наглость. Это реализм. И ты и я всегда нуждались друг в друге. Это неотвратимо. Это судьба. — Он снова опустил ее на подушки и поцеловал. — Да? — спросил он через мгновенье, когда они остановились, чтобы перевести дух.

— Да, — покорно согласилась Касс.

Гиффорд пытался сдержать себя, чтобы не накинуться на Касс слишком быстро, слишком жадно. Он уже испортил их отношения в прошлом и совсем не собирался ломать их сейчас. Он хотел, чтобы все продолжалось как можно дольше. Он хотел довести Касс до исступления. Хотел, чтобы она испытала глубочайшее удовлетворение.

Касс осмелела. Ее прикосновения стали дерзкими.

— Дорогая, — шептал он, отдаваясь ее ласке. И в какой-то момент она почувствовала, что он начинает терять контроль над собой.

Его руки стали более настойчивыми. Она выгнулась навстречу ему, напряглась, задрожала, и ее страсть прорвалась наружу.

— Прости, что не дождалась тебя, — сказала она.

— Не в последний раз...

Гиффорд улыбнулся и овладел ею. Может быть, оттого, что она так долго спала одна, их близость показалась Касс вдвойне прекрасной. Такого единения ей не доводилось испытывать никогда. Может быть, это и есть любовь?

— Давай, — сказал он хриплым голосом. — Ради Бога, Касс, сейчас!

Он сделал еще одно усилие, их тела сплелись, и она сдалась окончательно.

— Ты мне была так нужна! — сказал Гиффорд, когда они тихо лежали в сладкой истоме. Его губы скривились в усмешке. — Однажды я чуть не накинулся на тебя прямо в ресторане...

— Там слишком много народу, — напомнила Касс.

— Куда делся твой авантюризм? — спросил он, и его улыбка погасла. — С момента нашей новой встречи я только и мечтал заняться с тобой любовью. Но боялся, что вспомню о своей ноге и все испорчу. Не хотел думать о ней, черт побери! — хрипло произнес он, злясь на себя. — Я боялся, что... окажусь несостоятельным.

— Ты? Несостоятельным? Никогда! Ты вспомнил сейчас о своей ноге?

— Ни разу.

— И я тоже. — Она посмотрела на него. — Я думала о... других твоих частях. Тех частях, которые находятся в прекрасном рабочем состоянии.

Взяв ее руку, он провел ею вниз по своему телу.

— В потрясающем рабочем состоянии, — сказал он.

Касс усмехнулась:

— А ты ненасытный!

— Я не занимался любовью целую вечность, — заявил Гиффорд.

— Ни разу с момента несчастного случая?

— Ни разу с тех пор, когда мы были с тобой под душем...

Она изумленно посмотрела на него.

— Это было полтора года назад, — напомнила она.

— Так не вяжется с моей репутацией богатого повесы, правда?

— Совершенно!

— Но я ни разу не встретил девушку, которая была бы настолько же привлекательна для меня, как ты. Даже отдаленно — ничего подобного!

Касс улыбнулась.

— И ты не обращался в службу телефонных знакомств и не давал рекламных объявлений в газету? — спросила она. Ее глаза сияли.

— Холостяк, тридцати с лишним лет, некурящий, с собственной квартирой и собственными зубами, хочет встретить изящную блондинку с целью поразвлечься? Нет. — Он привлек ее к себе. — Тем не менее я не хочу снова давать обет безбрачия.

— А я и не намерена разрешать тебе давать обет безбрачия, — сказала она неожиданно серьезно, почувствовав вновь вспыхнувшее желание.

— Я не могу долго ждать на этот раз, — предупредил он ее.

— А я и не хочу, чтобы ты ждал...

— Тебя не беспокоит, что наш сын — дитя любви? — спросил он, когда они снова тихо лежали, отдыхая, в постели. — Ты не возражаешь против того, что он незаконнорожденный? Может быть, в наше время это и не клеймо позора, но...

— Возражаю, — перебила Касс. — Еще как возражаю!

— И я возражаю. Тогда почему бы нам не подумать об общем будущем?

Она настороженно посмотрела на него:

— Что ты имеешь в виду?

— Женитьбу.

От удивления Касс села.

— Ты предлагаешь нам стать супругами? — спросила она.

Гиффорд кивнул.

— Полицейский уже принял нас за супругов. Есть проблемы? — спросил он, когда она хмуро взглянула на него.

— Есть одна, — ответила она и натянула простыню на грудь, заметив его жадный взгляд. — По твоим собственным словам, ты «боишься быть связанным» и «не создан для семейной жизни».

Его глаза потемнели.

— У тебя хорошая память.

— Это был незабываемый момент, — парировала она.

Он сел и сунул себе под спину подушку.

— А что, если я скажу, что изменил свое мнение, и семейная жизнь показалась мне вдруг необыкновенно привлекательной?

— Я бы отнеслась к этому скептически. Слово «вдруг» настораживает, и я бы советовала тебе подумать еще раз.

— В этом нет необходимости. — Он был спокоен и серьезен. — Пожалуйста, Касс. Ты выйдешь за меня?

Ей показалось, что сердце остановилось и снова заработало. Было время, когда за то, чтобы услышать эти слова, она продала бы душу. Но сейчас...

Гиффорд хотел дать Джеку свою фамилию, объявить себя отцом ребенка и сделать Джека законнорожденным. Это была благородная цель. Но Гиффорд так ни разу и не произнес слова «любовь». Касс закусила губу. Любовь — это глубокое и сильное чувство.

Если они поженятся, им будет хорошо вместе. И сексуальная жизнь обещает быть прекрасной. К тому же Джек рос бы в полноценной семье. Она хотела этого. Но...

— Нет, — твердо ответила Касс.

Он откинул волосы со лба.

— Ты предпочитаешь одиночество?

— Да. Но я хотела бы, чтобы мы остались друзьями. Хорошо?

Он кивнул:

— Хорошо.

— А еще я хочу, чтобы ты приходил к Джеку в любое время.

— Спасибо. — Откинув простыню, Гиффорд потянулся за своими вещами. Он быстро оделся. — Спокойной ночи.

Касс через силу улыбнулась. Она только что отказалась выйти замуж за человека, который был добрым, заботливым, честным, — человека, которого она любила.

— Спокойной ночи, — ответила она.