Отныне только легкий флирт

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

На следующий день, стараясь забыть о злосчастном вечере с Ником, Холли с головой ушла в подготовку приютского банкета. Она посетила радиостанцию, редакцию «Кроникл» и даже телевизионную студию. Все средства массовой информации согласились осветить предстоящую агитационную акцию.

В пятницу, выспавшись и более-менее придя в себя, Холли с Питером составили текст совместного выступления на открытии банкета. Затем девушка вместе с Грейс отправилась в загородный клуб – проверить, как идет подготовка к банкету.

Выйдя из клуба, Грейс сказала:

– Клуб требует, чтобы к четвергу мы сообщили точное число гостей. Сначала ты говорила, что их будет больше, чем двести. А между тем их может быть намного меньше.

Холли недовольно поморщилась.

– У нас впереди целая неделя, Грейс! – сказала она.

– Не так уж и много. По словам Трины, на банкет записалось всего лишь сто пять человек.

– Кто знает, что произойдет за неделю, – настаивала Холли.

Субботний день выдался пасмурным, небо сплошь затянули тучи, но Холли, настроившись на лучшее, поехала туда, где должна была проводиться агитационная акция: на учебном поле, принадлежавшем отделению пожарной службы, бойскауты должны были мыть машины, а их матери – продавать выпечку. По дороге, однако, ее насторожило то, что Мейпл-стрит, которая вела к полю с востока, была перегорожена – судя по объявлению, там велись дорожные работы. Мастер объяснил, что они получили указание срочно заделать выбоины на шоссе.

Решительно сжав губы, Холли развернулась и подъехала к полю с другой стороны. Она поздоровалась с каждым участником мероприятия за руку, купила пирожное и, увидев Гордона Инджа, спросила его о ремонте дороги.

– Ах, эти рытвины там с самого начала весны, – ответил тот. – Но к нам легко попасть с другой стороны, хотя кого-то это, конечно, остановит. Однако, пока нет дождя, – Гордон взглянул на небо, – мы живем.

Час спустя, как назло, пошел дождь, сильный, упорный, из тех, что, как зарядят, льют целый день. Дрожа в промокшей насквозь одежде, Холли поблагодарила мойщиков машин и продавщиц домашнего печенья, и все разъехались.

В воскресенье на утренней проповеди многие прихожане интересовались банкетом и обещали приобрести билеты для участия в нем. А вечером позвонила Мари. Холли сообщила матери, что Санни стал любимчиком охранника в собачьем приюте, где он находится, и, по словам ветеринара, что следит за ним, пользуется оттого особым вниманием.

– Замечательно! А как обстоят дела с красавцем Ником? Он оказывает тебе «особое внимание»?

– Он в служебной командировке, мама. – Неужели у матери на уме одна только любовь?!

– Разлука только укрепляет чувство, – засмеялась Мари.

Попрощавшись с матерью, Холли выключила телефон, как делала каждый день после отъезда Ника. Если он позвонит, то у нее нет охоты разговаривать с ним. А если не позвонит, она об этом не узнает.

В понедельник Холли снова нанесла визит Элси Нокс, Алленбургскому Джеку и в редакцию «Кроникл». После испорченной дождем субботней акции было вдвойне важно как можно шире осветить предстоящий банкет в средствах массовой информации.

– Взгляните, какое мы состряпали приложение к сегодняшнему номеру, – сказала редактор «Кроникл».

– Превосходно! – воскликнула Холли, рассматривая рекламное объявление о банкете на целую полосу. – Не знаю, как вас и благодарить!

– Благодарить нас незачем, нам самим эти материалы доставляют удовольствие. Уж не знаю, как в Нью-Йорке проведали о наших делах, но двое жителей этого города прислали нам телеграфные переводы. Миссис Пайффер и мистер Люмадью. Вы таких знаете?

– Да! – У Холли от волнения перехватило горло. Значит, все же у ее мамы не одна только любовь на уме! И Эдди тоже захотел им помочь! Как славно, что между ними царит взаимопонимание.

Приехав в приют, Холли узнала, что ей звонил Ник.

– Жаловался, что никак не застанет тебя дома, – сказала Трина. – Оставил свой номер телефона и просил позвонить. Номер у тебя на столе. Но взгляни-ка, еще сорок человек изъявили желание быть на банкете. – И она протянула Холли пачку чеков.

Позднее в этот же день Флосси поинтересовалась, сколько билетов на банкет продано. Холли сообщила ей последние данные, и Флосси радостно улыбнулась.

– Это все наша работа. Мы решили, что одних реклам и оповещений мало, надо, чтобы каждый вспомнил своих старых знакомых и отправил им персональные приглашения. Испытанный способ личных контактов. – И Флосси заулыбалась еще шире. – Я так была поглощена этой деятельностью, что чуть не позабыла про свой клуб книжных новинок.

Слова «личные контакты» навели Холли на мысль. Ведь все семь членов опекунского совета были приглашены на банкет в качестве гостей, но лишь четверо подтвердили свое согласие прийти. Девушка решила воспользоваться испытанным приемом – она созвонилась с каждым из них, каждого поблагодарила за то, что они одобрили план ее действий, а также за их помощь по сбору средств. Насколько ей было известно, ни один из них пока и пальцем не пошевельнул, но она была уверена, что похвалы и выражение благодарности подстегнут их к действиям.

И в самом деле ее стратегия принесла плоды. Результаты превзошли все ожидания Холли. В среду вечером Трина узнала, что все семь членов опекунского совета намерены присутствовать на банкете и сделать щедрые пожертвования приюту.

– Как тебе это удалось? Расшевелить таких жмотов! Сознавайся, что ты с ними сделала? – широко раскрыв глаза от удивления, спросила Трина.

Холли, рассмеявшись, заглянула через ее плечо в список гостей.

– Считая приютских стариков, почти двести пятьдесят человек. Теперь, когда опекунский совет зашевелился, вечер может пройти весьма успешно и деньги потекут рекой.

– Это было бы прекрасно. Не хотелось бы, однако, разочаровывать тебя, но в нашем распоряжении меньше месяца, – сказала Трина.

– Вот и не говори ничего. Послушай-ка, а зачем ты решила посадить меня вместе с Ником? Да еще и во главе стола!

– А с кем еще я могу его посадить? Разве что с собой! Я обожаю молодых людей, которые умеют носить джинсы так, как он!

– А вдруг он не придет?

– Брось печалиться. Его чек поступил одним из первых. – И тут на Трину снизошло прозрение. – Ах, вот оно что! Вы в ссоре. Вот почему он никак не может застать тебя дома!

– Да, а я не позвонила по оставленному им номеру. И больше не задавай вопросов.

– Он прилетает сегодня?

– Очень поздно ночью, так что я увижу его только завтра, если вообще увижу. Но я же просила: не задавай вопросов.

Разве можно обсуждать тот унизительный вечер!

Воспоминание о нем отзывалось болью в душе. Она решила довериться ему, а он вежливо-холодно поставил ее на место.

Перед уходом домой Холли подошла к мистеру Спорлею.

– До банкета осталось всего лишь два дня, Чарли Спорлей. Два дня, а что потом? – Она опустилась у его кресла на колени, думая сейчас не столько о сборе денег, сколько о Нике. – Пойдет ли Ник со мной на банкет? Вы же знаете Ника, Чарли, правда? Я влюблена в него, но это строго между нами. Вряд ли он обрадуется, если узнает об этом.

Ее рука еще покоилась на его рукаве. И вдруг она почувствовала слабое ответное движение. Но нет, скорее всего, ей это лишь показалось. Холли поднялась на ноги. До чего она дошла – изливает душу перед немощным стариком, пребывающим в тяжелой депрессии. Она покраснела, стыдясь себя самой, своего глупого поступка, поспешно распрощалась и ушла. Как бы она ни переживала, личная жизнь есть личная жизнь, и осложнять жизнь другим своими проблемами она не должна.

Утром – Холли только что встала – раздался звонок в дверь. Ник! – было первой ее мыслью, и все сразу стало валиться у нее из рук. Он приехал! Зачем? Не важно, главное, что он приехал. Звонок прозвенел еще раз. Она наскоро пригладила волосы, ущипнула щеки, чтобы придать им румянец, и, как была в халате и домашних туфлях, бросилась к двери.

– Добрый день. – На пороге стоял Рейнольдс.

Она смотрела на него, лишившись от удивления дара речи.

Он оглядел ее с ног до головы.

– Какое очаровательное дезабилье!

– Брось, Рейнольдс! – Холли сложила руки на груди, закрываясь от его нескромных глаз. – Что тебе нужно?

– Я предпочитаю говорить в комнате.

– Ничего, мы можем постоять и здесь.

– Но я бы предпочел…

– Говорить мы будем здесь!

Рейнольдс резко втянул в себя воздух и нервно огляделся вокруг – удостовериться, не подслушивает ли кто.

– Хорошо, будь по-твоему, но имей в виду: если что – я стану отрицать, что этот разговор вообще имел место.

Холли возмущенно закатила глаза.

– Выкладывай, Рейнольдс, зачем ты явился.

– Я хочу тебя предупредить, что терпение Чемберса лопнуло. Любого другого пса-душителя уже давно прикончили бы, и Чемберс назначает тебе последний срок. Если ты к девяти часам утра в пятницу не откажешься от участия в кампании по сбору денег, минуты жизни одного золотистого ритривера будут сочтены.

– Ты блефуешь, – выдохнула она. А он не может не блефовать, мелькнуло в ее голове. – Слишком много людей обеспокоены судьбой Санни. Если Чемберс осмелится убить его, для него это станет политическим крахом.

Рейнольдс поморщился.

– Колби Чемберс, может, и сам будет потом сожалеть об этом шаге, но сейчас он в таком запале, что не в состоянии рассуждать трезво, а начальник полиции Вандеруэй и чиновник, следящий за содержанием животных, пляшут под его дудку. Что тебе стоит бросить все это и забыть о сборе денег? Свою задачу ты выполнила. Устроила банкет, который станет гвоздем сезона. Даже Колби Чемберс и я сам купили билеты.

– Очень мило, но совсем ни к чему!

– Напротив, мы придем непременно. Депутат Колби желает показать, что не держит на тебя зла, и я тоже.

Холли не верила своим ушам. Он и Чемберс не держат на нее зла? Да быть того не может!

– Постарайся быть реалисткой, – продолжал Рейнольдс вкрадчивым голосом. – Ты сделала все, что могла. Теперь жителям Алленбурга самим решать, стоит поддержать идею пристройки к приюту или нет. Ты уже ничего не в силах изменить, оставаться в центре событий тебя побуждает только гордость. Подумай об этом. У тебя еще есть время до пятницы. На карту поставлена твоя гордость и жизнь Санни.

Как только Рейнольдс ушел, Холли позвонила Колби Чемберсу.

– Срок до девяти утра? Жизнь собаки? – с возмущением переспросил он. Она представила себе, как от негодования раздуваются его щеки. – Представления не имею, о чем вы толкуете, я никого к вам не посылал и не просил оказать на вас давление. Разговоры о собаке – да, идут, и в защиту ее, и против, но, пока чиновник, следящий за содержанием животных, не вернется из отпуска, решить ничего нельзя. – Не в силах удержаться от подленькой усмешки, он добавил: – Тот как раз выходит на работу в пятницу, скорее всего, около девяти утра. У вас есть какие-нибудь предположения о том, кто мог распустить мерзкий слух об этом крайнем сроке?

– Это чистой воды обман, – заверил Холли несколькими часами позднее Питер. – Я звонил начальнику полиции Вандеруэю, ему ничего не известно, когда вернется из отпуска этот чиновник и о том, что уже решено, как поступить с Санни.

– Ничего иного он, ясное дело, сказать не может. Но даже если начальник полиции действительно находится в неведении, Чемберс может действовать на свой страх и риск.

– Если вы сейчас прекратите заниматься кампанией по сбору средств для приютской пристройки, вы сыграете на руку Чемберсу. Без вас сбор денег вряд ли будет идти так же активно, а то и вовсе прекратится. И Чемберс прекрасно это понимает.

– А если я не сделаю так, как он хочет, это может стоить Санни жизни!

Питер неохотно кивнул.

– Колби Чемберс злопамятен, и у него есть связи. Никто не поручится за безопасность Санни. В то же время за последнюю неделю вы получили необычайно сильную поддержку. Даже не представляю себе, что мы будем делать без вас. – Он вздохнул. – Вы сами должны решить, как поступить.

Холли вернулась после разговора с директором в свой кабинет и позвонила в собачий приемник – ветеринару и охраннику. Никто не слышал о возвращении своего начальника из отпуска. Хорошая вроде бы новость, но, как правильно отметил Питер, за безопасность Санни не поручится никто.

У Холли от волнения пропал аппетит, и обедать она не пошла, а решила вместо того просмотреть почту в кабинете Трины. До банкета оставался всего один день, а чеки на билеты продолжали поступать. Спасибо, мама, за помощь, с улыбкой подумала Холли.

Зазвонил телефон.

– Здравствуйте, – сказала Холли. – Алленбургский приют слушает. Чем могу быть вам полезна?

– Тем, что встретишься сегодня со мной в восемь вечера на автомобильной стоянке возле банка. – Это был Ник, говорил он как-то странно. – У меня на разговор одна минута, даже пообедать нет времени, но к восьми я освобожусь. У меня есть новости о коричневом автофургоне.

Ровно в восемь Холли уже была на стоянке. Ее ладони вспотели от волнения. Наряд свой она тщательно продумала – белые джинсы и блузка малинового цвета, в ушах – крупные яркие серьги. По ее замыслу этот костюм должен был придать ей вид девицы, которой море по колено. Ее подбадривало то, что, когда Ник позвонил, его голос звучал несколько взволнованно, но, может, тому причиной был лишь коричневый автофургон, а вовсе не она. Может… Но тут ее размышления были прерваны тем, что из дверей банка вышел Ник.

У Ника было достаточно времени для размышлений. У него настолько вошло в привычку сравнивать себя с братом, что он и не заметил, что и сам кое-что из себя представляет. Возможно, подражая Дэну, он мог бы с ходу завоевывать сердца дам, но зачем ему это? Во всем свете ему нужна только одна-единственная женщина – Холли Веббер. Все, что ему нужно сделать, – это показать себя настоящего, подлинного Ника Донохью, каким он был всю свою жизнь.

Холли обернулась к Нику в тот самый миг, когда он, заметив ее, тут же ускорил шаг и лицо его осветилось улыбкой. Он, кажется, рад меня видеть, подумала девушка и рванулась было ему навстречу, но, опасаясь поступить неправильно, сдержалась.

– Привет! – воскликнул Ник и, заключив Холли в объятия, поцеловал ее. Не встретив никакой реакции, он отступил назад. А чего, собственно, он ожидал? Она дала ему понять, что влюблена в него, а он взял и убежал. Он сам виноват и потому не вправе осуждать ее. Откуда ей знать, что у него серьезные намерения? Но черт возьми, могла же она хоть раз ответить на его телефонные звонки!

Ник прокашлялся.

– Пошли. Поедем в моей машине.

Она не могла смотреть ему в глаза. Он поцеловал ее… Что ей стоило обнять его в ответ? Видит Бог, ей этого хотелось! Почему было не проявить хоть капельку теплоты? Обычной дружеской теплоты…

– Куда… куда мы едем?

– К Улиссу Полку, – сказал Ник, когда они уже выехали на шоссе. – Миссис Тарлтон слышала, что я интересуюсь коричневым фургоном, и попросила своих учеников из пятого класса последить за проезжающими по улицам машинами. Один из мальчиков не только высмотрел эту машину, но и запомнил ее номер. Барт Оутс выяснил, что она принадлежит женщине из соседнего селения. Женщина, правда, заявила, что никогда не слышала об Улиссе Полке.

– Значит, мы зашли в тупик? – Зашли в тупик. Как и наши отношения! Холли казалось, что они с Ником совсем чужие.

– Так мне сказал Барт, но я все же взял у него имя и номер телефона этой женщины. Выяснилось, что она внучка Полка, сейчас носит фамилию мужа. Барту она солгала потому, что боялась, как бы ее дед не влип в неприятности с полицией, а мне все выложила начистоту. Несколько недель назад старая тарахтелка Полка пришла в негодность, и внучка дала ему на время свой фургон.

– Это было тогда, когда Санни сорвался с цепи? – бесстрастно спросила девушка.

– Полагаю, что да. – Равнодушие Холли удивило и огорчило Ника. Он так гордился тем, что смог ей помочь, а она слушает его так, словно ей все равно! Впрочем, она очень привязана к Санни и потому, скорее всего, боится обольщаться надеждами, которые могут не сбыться. – Эта женщина сказала, что в последнее время ее дед был чем-то обеспокоен, и обещала поговорить с ним.

Наконец впереди показалась ферма Улисса Полка. Холли разглядела в сумерках некрашеный бревенчатый дом, какие встречаются в сельской глубинке, и ряд птичников, четко вырисовывающихся на фоне темнеющего неба.

– А что, если он встретит нас с ружьем в руках и откроет стрельбу?

– Все будет в порядке. – Так вот, значит, что ее тревожит! Ник дотронулся до ее колена, желая успокоить. – Эта женщина уверяла меня, что он старик упрямый, но справедливый и, во всяком случае, выслушает нас.

Холли поняла, что происходит: Ник старается сделать вид, что того вечера попросту не было. Ей остается одно – подыгрывать ему. И она заставила себя улыбнуться.

Как только они затормозили у ворот фермы, во дворе зажегся свет. Улисс в нижней рубашке и рабочих штанах стоял на прогнившем крыльце дома в угрожающей позе, широко расставив ноги. На его лице был написан вызов, словно он был готов на что угодно, лишь бы защитить свой дом.

– Добрый вечер, мистер Полк, – сказал Ник. Мы…

– Я знаю, кто вы. – Старый фермер взглянул на них из-под кустистых седых бровей. – Внучка звонила мне и просила вас выслушать, и я выслушаю, но в ответ мне сказать вам нечего. Надо было пристрелить эту мерзкую тварь, убивающую кур, как только я ее увидел.

Холли никогда прежде не говорила с Полком и была готова к тому, чтобы возненавидеть его, но что-то в его воинственной гордости импонировало ей. Даже то, что он так набросился на Санни, ее не задело. Она мягко спросила:

– Вы ведь впервые увидели Санни, когда приехали ко мне и спустили его с цепи?

– Люди опознали ваш фургон, – вмешался Ник. – Лучше всего, если вы расскажете нам всю правду.

Старик упрямо сжал челюсти.

– А по мне, все едино. Все так и есть. Два раза я спускал пса и подкладывал перышки. А иначе как его поймаешь?

– Но ведь Санни ни разу не нападал на ваших птиц! – сказала Холли.

– Я-то знаю, какая беда может быть от такого пса.

– Но хоть одну вашу курочку он убил? – настаивала Холли.

– У меня не убил, а у других убивал. Душил, значит. Я слышал по телевидению, да и Джед Гринхилл сказывал.

– Это не так, – поправил его Ник. – Джед сказал только, что пес любил ходить вокруг курятника у прежних хозяев. Если вы слышали, что он душил цыплят, знайте: это ложь. И впредь он не сможет их душить, потому что будет жить в приюте для престарелых, а там, как известно, кур не держат.

– Зато держат людей. – Старик сплюнул. – Да, будь у них право, меня лишат дома и запрут в каморку не больше птичьей клетки.

– Вы полагаете, что кто-то хочет выселить вас из дома? – удивленно моргнула Холли.

– А как же?! – Глаза старика гневно блеснули. – А иначе зачем вообще эта самая пристройка нужна? Колби Чемберс мне все растолковал. Вам что надо? Собрать деньги, расширить приют и запереть в него всех одиноких стариков, которые не могут богато отделать свой дом. А я, дамочка, доложу я вам, хозяин справный, у меня на ферме порядок.

– Никто не заставит вас, мистер Полк, покинуть ваш дом, – сказала Холли. – Это неправда.

– Неправда, говорите? – Старик был настроен по-прежнему агрессивно. – Воображаете, будто помогаете старым людям, но это не так. Чемберс – вот кто помогает мне отремонтировать мой дом, чтобы я смог в нем остаться.

– А каким образом он помогает вам? – насторожился Ник.

– Он прислал ко мне человека, который предложил мне кредит – специально на ремонт. Парень этот горазд молоть языком, но он из банка, где директором Сет Лонгстрит, а я Сета уважаю. – Улисс взглянул на Холли. – Пусть пристройка и будет построена, я все равно останусь жить в своем доме. Люди увидят, что я управляюсь с хозяйством, дела у меня идут.

– О, мистер Полк! – воскликнула Холли, ни на секунду не усомнившись в том, что «парень, который горазд молоть языком» – не кто иной, как Рейнольдс. – Мы говорим вам чистую правду; чтобы доказать это, достаточно позвонить по телефону в два-три места.

Его внучка оказалась права – Улисс Полк был на редкость упрямый человек, но после телефонных разговоров сначала с Джедом Гринхиллом, а затем с Сетом Лонгстритом он убедился, что его обманули. А убедившись, пришел в ярость.

– Сейчас уже десять часов вечера! – вскричал он и стукнул кулаком по столу. – Однако, будь моя машина на ходу, я бы уж поехал, не откладывая дела в долгий ящик, и набил бы Чемберсу физиономию.

– О том, чтобы набить ему физиономию, лучше забудьте, мистер Полк, – улыбнулся Ник. – Но вы можете поехать вместе с нами и сообщить Чемберсу, что вывели его на чистую воду.

– И поеду, шут меня возьми. – Лицо Полка загорелось решимостью. – И скажу ему, что мне не нравится, когда меня выставляют на всеобщее посмешище и делают из меня дурака. Подождите меня в машине – я мигом, только натяну на себя рубашку и позвоню внучке, чтобы она знала, где я.

У входа в особняк Чемберса Холли, забыв от волнения, что решила держаться с Ником вежливо-отстраненно, тепло улыбнулась ему.

Дверь открыл сам Колби Чемберс, он был в домашней куртке из черного атласа, еле сходившейся на животе. Его глаза остановились на Холли.

– Мисс Веббер! Какими судьбами? Принесли в клювике еще какие-нибудь нелепые обвинения против меня?

– Что вы, мистер Чемберс, я просто решила прокатиться, – улыбнулась Холли.

И тут из-за ее плеча выглянул Улисс Полк.

На секунду лицо Колби Чемберса окаменело от удивления, но затем он взял себя в руки.

– Привет, Улисс! Несколько поздновато для визита, сдается мне.

– Поздно для вас, Колби Чемберс, а не для меня. Поздно кормить меня выдумками о приюте, заставлять рассказывать во всеуслышание, как собака этой дамы задушила моих цыплят, хотя мы оба знаем, что ничего такого не было.

– Ну… ну… – замялся Чемберс и сделал шаг назад.

– И не пытайтесь захлопнуть дверь, – сказал Ник, подавшись вперед.

Чемберс, побагровев, повернулся к Улиссу.

– Вы сами сказали мне, что собака ворвалась в ваш курятник.

– Не заставляйте меня повторять ваши небылицы, Чемберс! С меня хватит. Вы велели мне выпустить собаку и растрезвонить всем и каждому, будто виновата она.

Раздался шум приближающихся автомобилей. Колби Чемберс в ужасе увидел, что во двор въехал сначала фургон местной телекомпании, а за ним следом полицейский пикап и машина газеты «Кроникл».

– Откуда им стало известно, что мы здесь? – поразилась Холли.

– От моей внучки, от кого же еще! – довольно хмыкнул старый фермер. И с торжеством посмотрел на побелевшего от ужаса депутата. – Ты, Чемберс, выставил меня полным идиотом, теперь мой черед.

В последующие двадцать минут события развивались с поразительной быстротой. Полицейские завели Ника, Холли и Улисса внутрь особняка, чтобы допросить их и составить протокол, но из этого ничего не вышло, так как жена Чемберса на шум встала с постели и закатила истерику, вопя, что ее кузен – начальник полиции Вандеруэй – втоптал их семейную честь в грязь. Чемберс, не замолкая, требовал, чтобы пригласили его адвоката. А во дворе полицейские старались оттеснить представителей средств массовой информации от дома и соблюсти порядок среди многочисленной толпы зевак, которые сбежались, узнав из программы новостей, что у дома Чемберса происходит нечто из ряда вон выходящее.

Долгожданный адвокат мистера Чемберса наконец появился, следом за ним приехал врач миссис Чемберс, который заставил ее лечь в постель и принять успокоительные пилюли. Изруганный в пух и прах начальник полиции Вандеруэй твердил всем, что объяснит все на следующий день. Он вывел Холли, Улисса и Ника на улицу, где на них немедленно накинулись журналисты.

Спустя некоторое время Ник прорвался сквозь толпу к Холли.

– Мистер Полк валится с ног от усталости, я отвезу его домой, – проговорил он с такой утомленной улыбкой, словно сам тоже валится с ног. Ну конечно! Холли вспомнила, что он только что возвратился из командировки, а сегодня весь день напряженно работал. Как он только выдержал до сих пор? – Организатору сбора денег на пристройку такую возможность пообщаться с прессой упустить никак нельзя, – сказал Ник. – Поэтому тебе лучше остаться. А я за тобой заеду чуть позже.

– Не беспокойтесь, ее отвезу домой я, – сказала Ди. – До утра мы не успеем подготовить экстренный выпуск, который доставили бы читателям домой, поэтому ограничимся лишь специальным бюллетенем. В истории «Кроникл» это будет впервые. Я ни за что не пропущу такое событие.

– Ник! – Холли протянула ему руку. Он так много для нее сделал! Ей не хотелось, чтобы он уезжал, но она понимала, что это необходимо. – Спасибо, Ник! Я восхищаюсь тобой.

Он прочел на ее лице недосказанное: никто не смог бы сделать ради нее то, что сделал он.

– Для вас, Холли Веббер, я готов на все! – заявил он торжественно.

– Ник, я… – (Как он произнес эти слова! Как сверкали его глаза!)

– Холли? – Перед девушкой возникла Элси Нокс.

– Увидимся завтра! – крикнул на прощание Ник.

Элси схватила Холли за руку.

– Я придумала замечательный ход.

Девушка оглянулась, пытаясь отыскать глазами Ника, но безуспешно.

Элси предлагала немедленно направиться в собачий питомник-тюрьму, чтобы потребовать выдачи Санни, иначе они устроят там скандал. Начальник полиции Вандеруэй, желавший одного – чтобы этот кошмар поскорее кончился, сказал, что он согласен на все, лишь бы люди покинули двор Чемберсов, ибо их немедленно привлекут к уголовной ответственности за нарушение границ частной собственности.

Дежурный собачьего питомника под стрекот и вспышки фото– и кинокамер вывел на волю вилявшего хвостом Санни.

– Санни! – Холли встала на колени, чтобы обнять его, а тот лизнул ее щеку и попытался забросить передние лапы ей на плечи. – Санни, все хорошо. Никто тебя теперь не обидит! Я получила свою собаку! Я получила свою собаку! – Счастливая, она уткнулась лицом в золотистый затылок Санни. Но в голове девушки неотступно билась мысль: собаку ты получила, а как насчет любимого мужчины?

В пятницу днем о встрече с Ником не могло быть и речи – Холли была по горло занята последними приготовлениями к банкету, да и с журналистами предстояла еще одна встреча. Специальный бюллетень «Кроникл» разошелся за четверть часа, сельскую газету также буквально рвали из рук продавцов. Снимок Холли, ласкающей Санни, был передан по местному телевидению. Колби Чемберс через своего адвоката сделал публичное заявление: он отказывается от общественно-политической деятельности и не имеет ничего общего с тем, что говорит или делает Улисс Полк. Жители Алленбурга ухмылялись с понимающим видом, но никто не собирался выдвигать против него обвинения – как-никак свой человек. Все, не сговариваясь, сошлись на том, что если он уходит из политической жизни города, то, значит, справедливость уже восторжествовала.

В интервью, которое Холли давала по второму заходу, она говорила лишь о том, как счастлива снова быть вместе с Санни и какие надежды она возлагает на предстоящий банкет.

– Может ли пристройка к приюту каким-либо образом помешать торговому комплексу? – спросил один из корреспондентов.

– Это чудовищное недоразумение! Между торговым комплексом и приютом не может быть никакого конфликта, – ответила Холли. – Надеюсь, что сейчас люди это осознали.

– Твое следующее интервью появится в журнале «Пипл», – радостно сообщила Трина, улучив момент между телефонными переговорами – звонившие хотели приобрести билеты на банкет, а загородный клуб согласился принимать заявки до самого последнего момента.

Ник был занят настолько, что позвонить Холли сумел лишь вечером. Едва Холли подняла трубку и произнесла слова приветствия, как раздался стук в дверь. Это были Мари и Эдди.

– Поговорим завтра на банкете, – сказал Ник и попрощался.

– Мы не могли не приехать, – сообщила Мари. – На всех газетных снимках ты выглядишь замечательно. – Она долго и взволнованно говорила о Санни, а затем попросила Холли сесть. – Хочу задать тебе, дорогая, серьезный вопрос.

Холли насторожилась. Интересно, о чем она хочет спросить?

– Слушаю тебя, мамочка, – сказала она.

– Мы с Эдди купили билеты на банкет просто для того, чтобы поддержать тебя, но раз уж мы приехали, то, может, ты не будешь возражать, если мы придем?

– Если вы придете на банкет? Почему же я должна возражать?

– Я всегда поддерживала связь с родителями, но, приезжая в город, старалась держаться в стороне от его жизни, – проговорила Мари после некоторых колебаний. – Знаю, мало кто одобряет мое поведение. Потому я старалась как можно меньше показываться людям на глаза – не хотела, чтобы ты краснела за меня.

От слов матери Холли едва не расплакалась.

– О мама! – воскликнула она. – Я никогда не буду тебя стыдиться! – И бросилась в объятия матери.

Как странно, подумала девушка: если бы она вышла замуж за Рейнольдса, то со временем, быть может, стала бы иначе оценивать поведение своей матери, возможно, и впрямь начала бы стыдиться ее. А вот с Ником ничего такого никогда не произойдет. С Ником все так хорошо! Ее захлестнуло чувство нежности к своему удивительно чуткому другу. Что бы ни случилось, она всегда будет испытывать к нему благодарность за то многое, что он для нее сделал.

В субботу вечером загородный клуб преобразился: синие с серебром длинные ленты, воздушные шары, подаренные владельцем городской оранжереи изумительные букеты из голубых, белых и серебристых цветов, расставленные на середине столов, все придавало ему сходство со сказочной страной.

– Так вот чем ты была так занята, – с одобрением проговорил Ник, рассматривая помещение.

– А ты выглядишь сногсшибательно, – сказала в ответ Холли, намеренно часто хлопая ресницами. – Я обожаю мужчин в темно-синих костюмах и галстуках под цвет глаз.

Все опасения девушки отступили отчего-то на задний план. Возможно, причиной тому усталость, а может, что-то еще. Одно она решила окончательно: пускай все идет своим чередом, а там – будь что будет.

– Я пришел пораньше, – улыбнулся Ник, – чтобы помочь, если нужно.

– Спасибо, это так мило с твоей стороны. Можешь повесить рисунок с изображением предполагаемой пристройки?

– С удовольствием.

Ник не производил впечатления человека, напуганного перспективой привязаться к женщине. Осознав это, Холли неожиданно для себя сказала:

– Я знала, что на тебя можно положиться.

– Очень верное наблюдение, – усмехнулся Ник и стал приколачивать рисунок к стене.

Первыми появились приютские старики. Холли подбежала поздороваться с ними.

– Здорово вы отделали этого депутата, девочка, – сказал мистер Леонард, кресло которого катила помощница Холли. – Можете рассчитывать на место в моей организации.

Вскоре пришли Мари с Эдди. Холли тепло поздоровалась с ними и сразу препоручила их заботам Ника – у нее самой еще была масса дел.

И вот наконец банкет начался. Все пошло своим чередом – вступительная речь, тосты. Ник с Холли сидели за главным столом.

– Сиди, ешь и не смотри по сторонам, не то снова сейчас бросишься улаживать что-нибудь, – мягко сказал Ник.

Из разговора с матерью Холли он узнал немало интересного, например то, что Холли упорно не желала распространяться о своих отношениях с Ником, но причиной тому было вовсе не безразличие, а скорее наоборот. Ник наклонился к девушке.

– Я говорил тебе, что ты очень красива?

– Да, но можешь повторить еще раз.

– Ты восхитительна, очаровательна, прекрасна, соблазнительна! Обрати внимание, я придерживаюсь алфавитного порядка, а это должно придать моим словам особый вес.

Он взглянул на Холли так, что она покраснела.

– Ну, это уж слишком!

Он улыбнулся, не в силах оторвать глаз от ее смущенного лица. Она действительно была и восхитительна и соблазнительна в подчеркивающем стройную фигуру темно-вишневом платье. Волосы ее были уложены так, чтобы видны были изумительные серьги – золото с горным хрусталем.

Холли чувствовала, что совершенно сбита с толку. По тому, как Ник смотрел на нее, можно было подумать, будто это их первое свидание.

– Только взгляни, сколько народу! – Холли постаралась сменить тему. – Продано около четырехсот билетов. В Алленбурге вряд ли найдется семья или учреждение, чьих бы представителей здесь не было. Единственные, кого здесь нет, по-моему, это Чемберсы. – Холли взглянула на стол, что стоял напротив, и наморщила носик. – Даже Рейнольдс счел нужным прийти!

– Я заметил. Заметил и то, что газеты ни словом не обмолвились о его причастности к скандалу.

– Я очень хотела сказать ему пару ласковых, но ведь он станет все отрицать, так что смысла никакого, – проговорила Холли. – Надеюсь, он извлек для себя урок из того, что произошло.

– Не думаю, – фыркнул Ник. – Как гласит поговорка, горбатого могила исправит. Они с Чемберсом одного поля ягодки. Никогда не забуду выражение лица Чемберса, когда к нему во двор нагрянули журналисты. Грейс верно сказала – он превратился во всеобщее посмешище.

– Не Грейс, а Флосси. Грейс сказала, что он лжец. А Флосси отделала его словечком покрепче.

– Как я мог забыть? – улыбнулся Ник. – Ешь, сразу после десерта ты и твой начальник произнесете свои речи, а после них к вам потекут денежки. Первый Национальный раскошелился, Барт – он тоже здесь – принес чек от полицейского управления, а миссис Тарлтон провела сбор денег в школе. Все пойдет как по маслу, вот увидишь.

Холли кивнула, однако, как ни замечательно все это было, двести тысяч долларов – сумма огромная, и собрать ее в столь короткий срок чрезвычайно трудно. Слава Богу еще, что опекуны проявили активность.

Холли и Питер решили, что, поскольку события последних дней подробнейшим образом освещались в печати, на радио и телевидении, все присутствующие на банкете и так прекрасно обо всем знали, а потому незачем утомлять их длинным рассказом обо всех обстоятельствах дела, достаточно будет сказать несколько слов. Когда пришел ее черед, Холли взяла микрофон и встала со своего места. И тут раздался гром оваций.

Когда зал немного успокоился, она обратилась к собравшимся со своей краткой речью. Девушка уже собиралась передать микрофон Питеру, но тут поднялся председатель опекунского совета.

– Мисс Веббер проделала огромную работу, – сказал он. – Она всех нас заинтересовала идеей пристройки и вовлекла в кампанию по сбору средств. Сколько требуется собрать, ни для кого из присутствующих секретом не является. Цель этого благотворительного банкета всем известна, поэтому я предлагаю без лишних слов перейти к сбору денег и чеков.

По залу снова прокатилась волна аплодисментов и возгласов одобрения. Холли опустилась на свое место, а Питер обогнул стол и занял председательское место. Холли сжала руку Ника, Питер уже раскрыл было рот, чтобы начать свою речь, но тут поднялся директор Аграрного банка и попросил разрешения воспользоваться микрофоном.

– Интересно, что скажет мой бывший босс, – пробормотал Ник.

– Шшш! – Холли приложила палец к губам.

С микрофоном в руке Сет Лонгстрит обратился к присутствующим:

– До самого последнего времени деловые люди Алленбурга не решались поддержать кампанию по сбору средств для пристройки. Вокруг нее бушевало столько страстей.

– «До самого последнего времени» означает: до вчерашнего вечера, а под «страстями» подразумевается страх перед Колби Чемберсом, – уточнил Ник.

– Шшш! – снова попыталась утихомирить его девушка.

– Довольно долгое время все считали, что пристройка повредит интересам торгового комплекса и наоборот. Сейчас мы убедились, что это не так.

– Потому что Чемберс вышел из комиссии по планированию комплекса и больше не мутит воду, – прошептал Ник.

– Да замолчишь ты, наконец! – шепнула в ответ Холли и тут вдруг услышала, что Сет Лонгстрит говорит о ней и, кажется, зовет ее. Холли изумленно вскинула на него глаза.

– Да-да, мисс Веббер, не соблаговолите ли вы подойти ко мне?

Холли бросила на Ника недоумевающий взгляд, встала и подошла к мистеру Лонгстриту.

Взяв ее руку в свою, директор банка сказал:

– Вы все знаете, что мисс Холли Веббер работает в приюте для престарелых нашего города. Она занимается организацией их досуга. Ее профессия требует немалых знаний и опыта. Но помимо этого необходимо еще кое-что очень важное: добро, исходящее от сердца. Мисс Веббер обладает им в избытке, в чем я имел возможность убедиться, посетив как-то раз субботний обед, устраиваемый для приюта в церкви. Сначала я никак не мог взять в толк, что она делает, но мне объяснили, что она разыскивает утерянную вещицу, которой крайне дорожит один из ее подопечных.

Носовой платок мистера Нортона! – вспыхнула Холли, ведь он говорит об этом.

– И тогда я понял, мисс Веббер, – он улыбнулся ей, – что вы тот человек, которому я при первом удобном случае хотел бы помочь, если только это будет в моих силах. Сегодня я могу сделать то, что давно хотел. – Он вынул из кармана конверт и раскрыл его. – Мой личный вклад и вклад Аграрного банка поступят несколько позднее, а сейчас я хочу, уважаемые сограждане, обратить особое внимание на этот чек. – Он обвел глазами собравшихся. – Пользуясь тем, что Аграрный банк и новый Алленбургский торговый комплекс связаны тесными деловыми отношениями, я посоветовался с его будущими хозяевами. Желая показать, что между комплексом и приютом не существует никакого конфликта, комплекс дарит на строительство пристройки чек в пятьдесят тысяч долларов.

Сидевшие в зале замерли от восхищения. Холли с раскрытым ртом смотрела, как мистер Лонгстрит вкладывает чек в ее руку.

– О Боже! – Она старалась собраться с мыслями и сказать что-нибудь значительное. – Спасибо вам! Спасибо всем! Это замечательно! – Ее слова потонули в оглушительном шуме: люди свистели, топали ногами, бешено аплодировали.

Холли внезапно почувствовала, что кто-то подошел к ней. Она повернулась. Рейнольдс!

Одетый с иголочки молодой банкир поднял обе руки, с важным видом призывая зал к тишине. По рядам пробежал шепот удивления, затем шум стих настолько, что можно было говорить.

Льстиво улыбаясь мистеру Лонгстриту, Рейнольдс взял из его рук микрофон.

– Как служащий Аграрного банка, я не могу умолчать о том, что горжусь тем, что работаю в столь достойном учреждении. Хочу подчеркнуть также, что вы, мистер Лонгстрит, всегда были для меня человеком, к мнению которого стоит прислушаться. Я, как и вы, считаю Холли женщиной незаурядной. Сейчас, перед этой блистательной аудиторией, – он обвел взором весь зал, – я хочу сделать публичное заявление. Я давно восхищаюсь мисс Веббер, вернее, не восхищаюсь, а люблю ее, несмотря на досадную размолвку между нами. И, – он перевел взгляд на Холли, – перед лицом всех собравшихся я признаюсь тебе в любви и прошу стать моей невестой.

Холли, пораженная, не могла вымолвить ни слова, но в голове ее крутилось: ах ты негодяй! Теперь, когда ты понял, что я могу способствовать твоей карьере, я вдруг снова стала хорошей!

Зал сначала ахнул, а затем воцарилось молчание. И тут тишину прорезал скрипучий голос:

– Это не тот мужчина.

– Что? – охнул кто-то из публики.

Холли и все остальные уставились на медленно поднимавшегося со своего инвалидного кресла человека. Это был мистер Спорлей! Холли не верила своим ушам, не верила своим глазам!

А поднявшийся показал пальцем на Ника и снова заговорил:

– Тот мужчина – там. Его зовут Ник. Холли любит его. Она сказала мне это сама.

Мистер Спорлей заговорил! Холли была потрясена и потому не сразу сообразила, что именно сказал он сейчас всем и – главное – Нику. Она повернулась и увидела, что Ник встал.

– Спасибо, мистер Спорлей! – воскликнул он. – Я тоже люблю Холли. Если она и станет чьей-либо невестой, то моей, и только моей.

Сет Лонгстрит, улыбаясь, отошел в сторону, чтобы уступить место рядом с Холли направившемуся в их сторону Нику. Рейнольдс, точно рыба, выброшенная на берег, бессильно хватал ртом воздух.

– Будь так любезен, Рейнольдс, – сказал, приблизившись к нему, Ник, – подними микрофон повыше. Я хочу сказать кое-что, но так, чтобы слышали все присутствующие.

Рейнольдс покорно, точно робот, поднял микрофон так, как велел ему Ник.

Ник взял Холли за руки. Она любит меня! подумал он, в этом нет никаких сомнений, глаза говорят красноречивее всяких слов.

Холли посмотрела на Ника. Он любит меня! – думала девушка, разве можно в этом сомневаться.

– Холли Веббер, – произнес Ник так громко, что его голос достиг самых отдаленных уголков помещения. – Согласна ли ты выйти за меня замуж?

Холли, зачарованная этим чудесным мгновением, растроганная до слез, утратила дар речи.

– Не стойте столбом как простофиля из любимой «мыльной оперы» мисс Крайсак! – завопил мистер Мелоди. – Скажите «да»!

– Да, – сказала Холли, и радость захлестнула ее. – Да, Ник, я выйду за тебя замуж. Да!

Венчание состоялось теплым ясным утром в одну из суббот августа. По случаю праздника в этот день были приостановлены строительные работы в приюте. Большой зал, служивший для разных торжеств, усилиями обитателей приюта превратился во временную часовню. Все места были заняты родными и друзьями жениха и невесты, для кресельников – оборудовано специальное отделение.

На Холли было белоснежное кружевное платье, простое, но удивительно элегантное. На голове венок из белых роз, лицо закрыто фатой. В руках девушка держала Библию в атласном переплете – бабушкину – и букет из роз и орхидей. В туфельке – взятая обязательно в долг монетка.

Мистер Мелоди сидел рядом с миссис Викерс, их лица светились от счастья. Холли с первого взгляда поняла, что они помолвлены, но молчат: сейчас не время говорить об этом, ведь сегодня праздник Холли. Девушка была растрогана до глубины души их чуткостью. Кому же ей бросить свой букет после окончания церемонии: миссис Викерс, Трине или своей матери, которая, казалось, более, чем когда-либо, была счастлива оттого, что рядом с ней находился Эдди? Пусть судьба сама направит ее руку, решила Холли.

Флосси Эллен, неожиданно для всех, села за фортепиано и сыграла популярную пьеску. Затем она сделала многозначительную паузу и снова ударила по клавишам, заиграв так хорошо известный всем свадебный марш.

Ослепительно красивая Холли вышла из-под украшенной цветами арки и по белой ковровой дорожке направилась к Нику. Элегантный костюм сидел на нем изумительно, с лица не сходила гордая улыбка.

Подружкой невесты у Холли была Трина, а шафером Ника был его брат Дэн. Цветы несла маленькая Дэниэл вся в розовых кружевах. В самый ответственный момент девчушка позабыла рассыпать лепестки роз из своей корзины – так увлеклась своим хвостатым соседом, покрытым золотистой шерстью псом.

Скромная церемония заняла не много времени.

– Кто выдает эту женщину замуж? – спросил священник.

– Ее мать и обитатели приюта для престарелых, – ответил мистер Спорлей, выступив вперед.

Были произнесены все подобающие случаю слова. Жених и невеста обменялись кольцами и клятвами.

– Да, – сказал Ник. – Пока смерть не разлучит нас.

– Да, – ответила Холли, сияя глазами.

– Объявляю вас мужем и женой, – сказал священник.

Трина подняла фату с лица Холли, и священник сказал Нику:

– Можете поцеловать жену.

Все вокруг затаили дыхание. Новобрачные поцеловались.

– Гав! – тихо высказался златошерстый свидетель.

Холли и Ник, рассмеявшись, повернулись к гостям. Взявшись за руки, с сияющими лицами, они шагнули навстречу своей судьбе.