Отражение звезды

5

Объявилась Наталья. Не столько сама она, как всего лишь весть о ней, но и это тоже было не плохо.

Леночка позвонила ей на работу. Страшная мысль о том, что ее тоже уже нет в живых, настолько выбила Леночку из колеи, что она долго не могла правильно набрать нужный номер телефона. То попадала не на ту кнопку, то дважды нажимала на одну и ту же, то и вовсе стала набирать не тот номер. Наконец после третьей или четвертой попытки удалось это сделать.

— Ее нету.

— И не было? — пролепетала Леночка упавшим голосом. На сей раз она разговаривала с мужчиной. «Слесарь какой-нибудь», — подумала Леночка. Да знает ли вообще Натащу Дудко?

— Как не знать, знаю… — Он замолчал и через какое-то мгновение многозначительно хмыкнул. — И не было. Как уехала, так с тех пор на работе не было. Вчера, правда, мать звонила, сказала, что Наташечка болеет и на работу до понедельника вряд ли выйдет.

— Она что, в Днепропетровске? — Леночка перевела дыхание. — Интересно, это мать звонила?

— Да мать, мать, — заверил мужчина. — Я ее мать знаю, видел пару раз. Я ведь у Натальи мастер, и пока она была несовершеннолетней, хаживал к ней на дом, проверял, как она. Она же не жила в общежитии, снимала комнатку у старушки. Вот я и проверял, как там. На мне же ответственность была. А вы кто ей? — вдруг подозрительно спросил он, понизив голос. — Что вас так интересует?

— Я? — Леночка растерялась. — Я работаю в журнале, и Наталья принесла к нам в редакцию стихи. Вот звоню, чтобы обсудить кое-что…

— Стихи? Надо же! Я об этом и не слыхивал. Чтобы Наталья и стихи… — Он снова хмыкнул. — Нет, не в Днепропетровске она. Дома. Ведь я же, что ни говори, мастер. Все должен знать, — важно закончил он. И боясь, что мастер сейчас повесит трубку, Леночка торопливо спросила, есть ли у Натальи домашний телефон.

— Не могу дать. Не имею права. А что же она вам сама его не дала? Не хотела, значит?

— Ну что ж, не можете, так не можете… Я бы сказала, что это глупо, если бы имела дело не с таким важным лицом, как вы, а так… Ладно, придется не печатать. Если сейчас с ней не переговорить, то до конца квартала уже места в журнале не будет. А там праздники, потом Новый год… Ладно, — Леночка наигранно вздохнула: — Наверное, для нее неважно, как скоро ее стихи увидят свет.

— Хорошие хоть стихи-то? — Ага, зацепила! Леночка внутренне возликовала. Кому же не приятно показать раскрытый журнал, рассказывая, вот, мол, эту поэтессу я сам своими руками в люди вывел.

— Прекрасные! Самородок просто! Ну ладно, простите, у меня мало времени, позвоню как-нибудь на недельке.

— Алло, девушка, то бишь как вас…

— Елена Сергеевна, — важно произнесла Леночка, стараясь все же сохранять в голосе как можно больше почтительной любезности.

— Запишите, Елена Сергеевна, только там хозяйка глухая. Если она трубку поднимет, с ней говорить бесполезно.

— Не страшно, я это учту, — Леночка торопливо нащупала под разложенными на столе бумагами карандаш, — записываю.

Звонок к Наталье домой оказался менее удачным, но мама, хоть и была чем-то ужасно расстроена, все же подтвердила: Наталья действительно дома, действительно болеет и подойти к телефону не может.

— Хорошо, я не буду настаивать, хотя мне очень бы хотелось поговорить с ней. Вы ей, пожалуйста, передайте, что ее разыскивала Елена. Если она не вспомнит меня, скажите, что мы с ней встречались у «Макдональдса». Будьте любезны. Я позвоню завтра. Около десяти утра, не рано?

— Не рано, — подтвердила мама. Конечно же, это была мама. У кого еще мог бы быть такой приятный, такой милосердный и такой озабоченный голос.

Ну вот, в конце концов все становится на свои места. Леночка задумчиво смотрела на поверхность стола. У нее уже есть несколько выходов на Фиму, она знает телефон Натальи, Соловьев обещал позвонить по своим каналам и узнать адрес владельца джипа. Если не считать того, что Андрей за все это время так и не дал о себе знать, хотя Леночка, навестив Евгению Алексеевну, услышала от дежурной медсестры, что сюда-то он звонит чуть не по три раза в день, то все действительно становится на свои места…

— Тебе корзина цветов! Па-па-пам-пам-пара, — пропела Инесса из молодежной редакции и широко распахнула дверь. Следом за Инессой, расплывшейся в широчайшей, даже гораздо более широкой, чем это могло бы позволить ее узенькое личико, улыбке, вошел ее хмурый и вечно озабоченный жених Виктор с весьма своеобразной фамилией Добрый. Он и вправду, кряхтя и фыркая, как рассерженный уличный кот, тащил тяжеленную корзину цветов.

— Извини, ее на входе немножко растребушили, — пробубнил он и водрузил корзину прямо на стол. — Бомбу искали, что ли…

— Да ну вас, — Леночка отмахнулась, как будто перед нею положили нечто неприличное. — Что это с вами? Странный розыгрыш. Не свойственный, надо заметить, нашему… Постойте-постойте… — Леночка призадумалась. Не день рождения ли у нее сегодня? Да нет. Может, какой-нибудь юбилей? Например в честь двухлетия окончания школы. Смешно! Она недоуменно подняла глаза на Инессу. — Ну, раскалывайся, что за шутки? До первого апреля вроде бы далеко.

— Это ты раскалывайся! — потребовала Инесса и пошла в наступление. — Мы как раз мимо проходили. А там мужик с охраной ругается, требует, чтобы пропустили. Куда ему — не знает. Знает только фамилию и имя. Как ты думаешь, в нашем здании может быть еще одна Григорьева Лена?

— Вполне, — пробормотала Леночка. — Ты сама сосчитай, сколько здесь этажей. Сколько кабинетов на каждом этаже, сколько в каждом кабинете человек… Почему бы и нет?

Инесса едва сдерживала слезы умиления — того и гляди, ее смоет слезами. Даже Добрый, по кличке Злюк, улыбался, одними губами правда, но несомненно — улыбался.

— Ребята, вы, кажется, что-то напутали… Если не дурачите меня. — Она все еще не могла прийти в себя. Следом за ними, словно праздничная процессия, с шумом и смехом в кабинет стали собираться и остальные сотрудники. Они разглядывали переливающиеся, словно покрытые лаком, тугие и сочные бутоны роз, пересчитывали их в корзине, сбивались со счету и снова принимались пересчитывать.

— Да вы что, спятили все?! — Леночка вскочила, встряхнула головой и, схватив корзину, потащила ее к выходу. — И правда, там хорошо проверили, бомб нет? Что-то она неподъемная.

— Никто не спятил! — возразила Инесса и победно оглядела окружающих. — Может быть, где-нибудь и сидит еще одна Григорьева, не такая уж и редкая фамилия, надо признать. Но Григорьева, которая живет вот по этому адресу, а выглядит вот так… — Инесса поднесла к ее лицу конверт с прозрачным целлофановым окошечком в правом верхнем углу. На целлофане, непонятно каким способом, был отпечатан ее домашний адрес, а под адресом отчетливо — ни за что ни с кем спутаешь — Леночкино раскрасневшееся улыбающееся лицо.

— Гонец с цветами сообщил охране внизу, что тебя нет дома, но он точно знает — ты работаешь здесь, и у него важное поручение…

Где-то внутри Леночки зародилась догадка. Никто, кроме Марка, не мог устроить весь этот спектакль. Она схватила конверт, посмотрела на фото, где ее руку целует Валерий. Тот самый Валерий, чье лицо изъелозило все программы телевидения. Следующее фото запечатлело Леночку в объятиях модного модельера Ивашкина. Еще одно фото, где Штурм пожимает ей в приветствии руку, а Марк… О Боже, почему она тогда не заметила этого пристального взгляда.

— Ну что? Продолжим препирательства или честно выложим товарищам все как есть?

Злюк взял одну из фотографий.

— Ребята! Да вы только взгляните, в каком обществе вращается наша скромница! А! Видите, там на заднем плане нефтяной магнат! Это же он по всей Москве открыл новые бензоколонки «Оле Лукойе»! Нет, ну… У меня все слова повышибало из головы. Я уже почти год ищу с ним встречи, чтобы взять интервью…

— Да что там магнат! Анжелику узнаешь? Узнаешь? У нее же лицо перекошено от зависти, а смотрит она, между прочим, в сторону Григорьевой…

— Да ладно тебе…

— Ты сюда посмотри…

— А это кто?

И все же, несмотря на все огорчения, досады и обиды, несмотря на то, что иногда ей не хотелось жить — хоть головой об стену, и иногда ей казалось, что на целом свете она одна-одинешенька и не с кем даже парой слов перекинуться, — все же ей нравилось быть среди этих людей, в этих стенах.

Леночка посмотрела поверх голов и увидела прислонившегося к дверному косяку Каратаева. Он был спокоен и казался немного усталым, взгляд его был устремлен на цветы, и он улыбался. Леночке мучительно захотелось подойти к нему, она уже сделала шаг навстречу, но он кивнул ей и вышел.

— Григорьева, кто из них твой суженый?

— Ря-аженый мой, су-уженый, голос твой простуженный, — пропела Инесса, наклонилась к полу и подняла блестящую картонку с золотым вензелем по периметру.

— Вау! Он ждет тебя в девятнадцать ноль-ноль!

Леночка выхватила из рук Инессы картонку, разорвала ее на мелкие кусочки и с удовлетворением опустила клочки в пластиковое ведро для бумажных отходов.

— Концерт окончен, господа! — провозгласила Леночка и недвусмысленным жестом указала на дверь.

Это был прокол. Леночка смотрела в алое полыхание цветов и думала, что, кроме нее, фотографии мог увидеть и Фима. Он узнает ее, Леночка перевела взгляд на фотографии. Нигде, ни на одном снимке, рядом с ней не было Соловьева. Оно и понятно, Володя держался чуть позади и не попадал в объектив. Фотограф выбирал такой ракурс, чтобы заснять знаменитостей, а то, что рядом с ними в те минуты оказалась Леночка, — это чистая случайность.

Ну, узнает, и что? Должна ли она прятаться от него, или, может быть, ему нежелательно пересекаться с ней? Может ли случиться так, что Фима захочет убрать ее? Как чудовищны ее мысли, как глупы и наивны! Ну зачем ему пасти Леночку? Чем она может навредить ему, как может подмочить репутацию, если у него в руках все козыри против Леночки, и однажды он блестяще использовал их в своей гнусной игре. «Эх, — Леночка посмотрелась в круглое зеркальце пудреницы, — сколько ниточка ни вейся, все одно — конец будет».

Вечером позвонил Севка.

— Привет! — услышала она его радостный голос. — Докладывай, чем занималась все это время?

— Да ничем особенным, — Леночка сидела на кровати, скрестив под собой ноги. На электронном табло было без пяти семь пополудни. Наверняка Марк уже на месте встречи. Наверняка озирается по сторонам, ищет ее. Но ведь она даже не старалась пустить в ход свои чары, чтобы привлечь к себе ею внимание. Она никогда и предположить бы не смогла, что Марк предпочтет ее всем остальным длинноногим красоткам на вечеринке. Или, может быть, она показалась ему слишком легкой добычей? Леночка усмехнулась. С экрана телевизора вдруг полились громкие звуки попсовой песни. «Попсик-пупсик» — вспомнила она. «Как жаль, что не могу больше уделить вам внимание»! Карикатура, а не человек. Розовый след помады на руке. И вот он — олицетворение жизненного успеха.

— Ты чего там? У меня куча свободного времени, давай встретимся.

— Давай, — согласилась Леночка, вспомнив нагловато-насмешливый взгляд Выголева. Что же это он не дает ей покоя ни днем ни ночью? Кто дал ему право завладеть всеми ее мыслями и возникать перед глазами? Леночка провела рукой по глазам, словно желая отогнать внезапное воспоминание об их таком странном и таком идиотском свидании. Севка свой, Севка понятный и привычный. С ним можно болтать о всякой чепухе и перестать изводить себя дурными воспоминаниями и тяжелыми мыслями о Фиме. Где-то — она не помнит, где, — Леночка слышала, что нет на земле ни одной человеческой страсти, которая была бы так бесплодна и низменна, чем страсть мщения. От себя она может добавить, что никогда не встречала страсть, которая бы так мучительно изводила. Может быть, ее постоянные терзания и страхи вырабатывают в организме гормон старения? Леночка смотрела на себя в зеркало и воочию убедилась, что лоб ее испещрен мелкими морщинками. Стареть еще, однако, рановато.

— Давай в кафе на Таганке? — после некоторого раздумья предложил Севка.

— Давай, — Леночка улыбнулась. — Когда?

— Да хоть сейчас! — Севка был рад видеть ее в любое время, и это не могло не нравиться.

— Выхожу.

Ради Севки долго крутиться перед зеркалом не нужно. Для него она непонятно почему хороша в любом виде. Джинсы — неизменные голубые «резинки» в облипку, пуловер голубой шерсти, кроссовки — вот и весь ее неприхотливый и очень удобный наряд.

Последние приготовления перед выходом из квартиры были прерваны неожиданно громким звонком в дверь. Леночка на секунду замерла, провела еще раз щеткой по волосам, посмотрела в сторону «глазка», будто кто-то мог с той стороны заглянуть в квартиру, и осторожно пошла к двери.

— Кто там? — спросила она и тут же пожалела, что спросила, — голос обычно пьяненькой тети Клавы из квартиры напротив жалобно простонал:

— Ах, Ленусик, хорошо, что ты дома, открой, пожалуйста…

Ну, все, сейчас начнется долгий надрывный монолог о муже-изверге и сыне-пьянице, а Леночка будет стоять, кивать, соглашаться, давать советы обратиться в милицию или еще куда-нибудь. Но Клава не станет слушать ее, а по пятому кругу начнет свои жалобы и сетования на жизнь. Все это приведет к тому, что она попросит немножко денежек. Если бы она сразу начинала с этого — так ведь нет! Однажды Леночка попробовала без вступительной речи дать ей денег взаймы, так та начала причитать в голос, словно ей всадили нож в грудь. Обид было — вагон и маленькая тележка.

— Иду, — со вздохом сказала Леночка, нащупав предварительно в кармане мятую пятерку.

— Займи, Лен, денег… — Тетя Клава была трезва, и Леночка уже за одно это благодарила Бога, но денег у нее, кроме мятой пятерки, не было никаких. Деньги — дело наживное, сегодня нет, завтра будут. Сегодня есть, а завтра — шаром покати. Вот совсем недавно она собиралась в ресторане поужинать, так ведь вместо этого пришлось покормить в «Макдональдсе» Наташу, съездить в больницу к Евгении Алексеевне — с пустыми руками ведь не пойдешь; Злюк до аванса занял — немного взял, но лишних денег у Леночки никогда не водилось. Пришлось достать из кармана заветную бумажку, хорошо хоть есть проездной единый, на все вилы транспорта, а там перезаймет у Севки. У Севки можно.

— Возьми, — Леночка протянула пятерку.

— Ты извини меня, — тетя Клава была чем-то озабочена, она стояла, потупив глаза и растирая носком домашней тапки какую-то соринку на кафельном полу лестничной клетки. — Мне бы стольник…

— Но у меня нет… сейчас… Случилось что?

— Случилось? Да, случилось! — Тетя Клава вошла в квартиру и без спросу прошлепала в комнату, села на диван и принялась потирать грудь точно ее одолевал страшный кашель. Она потирала грудь, морщилась, хлопала ресницами и в конце концов все-таки завела долгий и полный эмоций монолог о сыне-пьянице, на которого пожаловалась какая-то соплячка! Так она и сказала, гневно подняв на Леночку глаза: «Соплячка! Пятнадцать всего! А туда же — изнасиловал, говорит! Ну какую же порядочную девушку можно… Если сама не захочет, а?» А стольник ей нужен — менту дать, чтоб дело прикрыл, чтоб, значит, сын-пьяница — какой ни на есть, а все же кровь от крови, плоть от плоти, — не в тюрьме сидел, а дома, при маменьке был…

Леночка почувствовала, как где-то внутри ее, глубоко-глубоко, на самом донышке, стал зарождаться гнев. Да как она может говорить таким тоном, как она может смотреть на нее и просить денег, когда каждое ее слово, как огненная игла, впивается в сердце Леночки!

— Так, быстро отсюда! — вдруг тихо произнесла Леночка В тихих словах ее было столько предгрозовой угрозы, что тетя Клава поднялась и медленно, бочком, попятилась к выходу. Она прижимала пятерку к груди и пятилась, пятилась, пятилась. Наконец она выскочила за дверь, и уже оттуда, чувствуя себя в некоторой безопасности, заверещала противным свинячьим голосом:

— Да знаю я тебя! Знаю-знаю! Сама вокруг себя толпы мужиков держишь! А чем держишь? Известное дело — чем! То в окна лазят, то в двери прут, то веники носят! Кому, скажи, веники носят? Известное дело — кому!

В другой раз Леночка бы плюнула на противный визг тети Клавы, может быть, даже и посмеялась бы над ним, но не сейчас. Сейчас настроение у нее упало, как стрелка барометра, ей стало до того неприятно, что идти на свидание с Севкой сразу же расхотелось.

Было бы чем укорять, думала она. Один Севка ходит, и то ее в это время зачастую дома не бывает. А про веники, так наверняка она сегодня посланца с цветами встретила…

Леночка набрала номер Севкиного телефона, чтобы отменить встречу, но дома его уже не было. Придется идти. Леночка ополоснула лицо холодной водой из-под крана, выпила таблеточку аспирина, предчувствуя надвигающуюся головную боль, и снова подошла к зеркалу.

Очередной звонок заставил ее вздрогнуть. «Не подойду к двери, — решила Леночка. — Пусть хоть вышибет ее с петель, пусть хоть сожжет квартиру, не подойду».

Звонок назойливо заливался трелью неизвестной птицы. Леночка сидела на галошнице и держала в руках злополучную щетку для волос. Как только она брала щетку в руки, так кто-то звонил в дверь. Она с удивлением посмотрела на этот предмет, как будто открыла в нем новые возможности. Предмет оказался обычным, ничем не отличающийся от других, предназначенных для расчесывания волос и массажа кожи головы, — продолговатая фигурная ручка, гвоздики в резиновой подушечке, дырочка посередине. Нажимаешь на нее — получается смешной шипящий звук. Леночка нажала на резиновую подушечку, провела ладонью по гвоздикам, повертела ручкой, лишь бы занять себя и не слышать этот противный теленькающий звук. Ну когда же она прекратит это безобразие?!

Леночка не вынесла пытки, вскочила, отшвырнула от себя расческу, подошла решительным шагом к двери и, не спрашивая, распахнула ее настежь.

— Черт бы вас побрал! — воскликнула, но растерялась, увидев перед собой Марка. — Что вы тут делаете?

Краем глаза Леночка увидела, что на площадке — между ее и нижним этажом — стоит тетя Клава. Вид у нее был победный, как будто ей удалось уличить Леночку в чем-то скверном и грязном.

Леночка вспыхнула. Да плевать ей на соседку! С какой это стати она контролирует поведение Леночки, пусть лучше сыном своим занимается!

— Я… ждал… подумал, что вы не…

— Проходите, — Леночка пропустила Марка в квартиру только потому, что ни в коем случае не хотела доставлять удовольствие этой любопытной тетере, готовой из-за своего сына сожрать с потрохами не только ту малолетнюю потерпевшую, но и всех, кто имеет неосторожность выразить сомнение по поводу невиновности ее сына.

— Уже без десяти восемь, — Марк улыбнулся. Нельзя сказать, что его улыбка была наглой и самодовольной, но что-то в ней не понравилось Леночке. Ей показалось, что он ведет себя слишком свободно и беззастенчиво. Марк поцеловал Леночку в щеку. — Я очень ждал. А потом понял: вы не получили моих цветов.

— Получила. И что теперь из этого следует? Я должна была поставить вас немедленно в известность, что теперь я вся целиком принадлежу вам?

— Ну что вы… — Повисло молчание. Леночка смотрела на дверь, но не приглашала Марка в комнату. Марк смотрел на нее. — Вы так хорошо выглядите. Так… по-домашнему…

Леночка хмыкнула: где уж там «хорошо», вот он — действительно хорошо. Мягкие складочки брюк из плотной неизвестной ей ткани. Рубашка теплого тона, твидовый кардиган. Так просто и так эффектно. Будь у нее деньги, может быть, этой эффектной простоты было бы несложно достичь. Ах, Боже мой, о чем она думает?.. Их взгляды пересеклись, и Леночка поняла: Марк прочел ее мысли. Она вспыхнула.

— Вы зачем пришли? Или у вас принято ходить в гости без приглашения? А может быть, я вам чем-нибудь обязана?

— Нет, не обязаны, — Марк пожал плечами. — Пойдем погуляем? Сегодня прекрасный вечер, — начал он.

— У меня встреча, — сказала Леночка, и они снова замолчали. За дверью послышался шорох, как будто там кто-то стоял, прислонившись к дерматиновой обивке, и вслушивался в беседу. — Соседка, — Леночка кивнула в сторону двери и уныло посмотрела на Марка. — Деньги пришла одалживать. Я ей не дала, она обиделась. Но у меня и нету… — Сказав это, Леночка почувствовала, как защемило у нее в груди. — Ладно, все! Разговор окончен! Вы уезжаете, а я пойду на встречу!

Часы показывали восемь, на встречу она уже опоздала, — вряд ли Севка станет долго дожидаться ее. Несколько раз Леночка обещала прийти и не приходила — дела задерживали или планы менялись. Севка ждал часами, но вскоре сообразил: если ее нет вовремя, то больше десяти минут ждать нет смысла. От Таганки по кольцу до ее метро не более четверти часа, потом пересадочка на автобус и три остановки — вон она, остановочка, из окна видна. Севка скоро будет здесь. Если такси не возьмет.

— До свидания, до свидания, Марк, — как можно любезнее произнесла Леночка и подошла к выходу.

Марк не обиделся, он вышел из квартиры, чуть не столкнувшись с тетей Клавой, и, стоя уже за порогом, пообещал:

— Я позвоню, и мы найдем удобное время. Вы любите театр?

— Люблю, — Леночка злобно взглянула на соседку и тут же захлопнула дверь.

— До свиданьица, — услышала она слащавый голос на лестничной клетке и представила себе отекшее от вечных пьянок и слез лицо тети Клавы, ее руки, не привыкшие к физическому труду, вязаный свитер с чужого плеча. Несчастный, опустившийся человек, вся в долгах, как в шелках… Так почему же и ей, абсолютно чужому человеку, который связан с Леночкой только долговыми обязательствами, так неймется? Какое удовольствие она в данный момент находит под ее дверью?

Неужели доказав себе, что Леночка безнравственная девица легкого поведения, тетя Клава найдет в этом некое успокоение? А это ее саркастическое «до свиданьица», в которое она вложила понятный любому смысл! Леночку огорчило не то, что она вынуждена слушать всю эту гадость и злиться на себя, на тетю Клаву, на ее сына, на весь белый свет, а то, что она сама дала повод так обращаться с собой. Она, всю жизнь привыкшая отгораживаться от людей, скрывающая свою боль и обиду на них, выбирающая друзей с особой скрупулезностью и тщательностью, вдруг раскрывалась, как неопытный боксер на ринге, и получала очередной удар под дых. «Ничего, жизнь научит», — говаривал порой папа Саша, но ее жизнь так ничему и не научила. Леночка твердо решила сегодня никому дверь не открывать, а чтобы ей не досаждали трелью звонка, она пододвинула табуретку, встала на нее и осторожно отвернула крышку электроприборчика, из которого доносились переливы. Отсоединив один из проводков, она снова привернула крышку на место. Теперь до нее никто не дозвонится.

По телевизору шел какой-то фильм. Она никак не могла сосредоточиться, пыталась вникнуть в смысл диалога, звучащего с экрана. Наконец, она выключила телевизор, поставила на конфорку чайник, — раз уж идти все равно некуда, будет пить кофе и ждать Севкиного звонка. Возможно, он приедет, и они засидятся за полночь. От крепкого — большая с верхом ложка — кофе будет стучать в висках, немного подташнивать, но с остальным миром у Леночки, оказывается, нет ничего общего.

— Григорьева, — Леночка услышала голос Соловьева на автоответчике. — Приветик! Наслышан, наслышан о твоих успехах! Почему ты оставила розы в конторе, они же завянут! Ну да ладно, записывай адрес Никитина Ефима. Хотя, если честно, он для тебя — не лучшая партия. Советую тебе по возможности избегать общения с ним. Ладно, не телефонный разговор…

Леночка уже стояла перед аппаратом и, нажав на кнопку, выключила автоответчик. Наверное, Соловьев даже не понял, что это Леночка оборвала связь. Ей захотелось крикнуть: «Да плевать я хотела на Никитина!» — но она устало опустилась в кресло, закрыла глаза и вдруг почувствовала, что действительно ей плевать на Ефима. Ушли страсти по прошлому, нужно жить будущим.

Когда раздался очередной телефонный звонок, Леночка сама подняла трубку.

— Плевать мне на Фиму, — произнесла она, так и не открыв глаза. — Все это в прошлом, а я не хочу теребить раны.

— А кто такой Фима?

Что за привычка — сначала говорить и делать, а потом уже думать! Леночка моментально очнулась. Милый, родной, долгожданный голос! С каждым днем этот низковатый тембр — такой же нереальный, как голос космического пришельца, все больше и больше въедался ей в душу, сводил с ума. Этот голос, от которого все тело Леночки покрылось мелкими мурашками озноба!

— Андрей… — прошептала Леночка.

Он помолчал. Леночке показалось, что связь оборвалась, что в трубке повисла долгая невыносимая пустота, иначе бы так не трещало в трубке.

— Андрей! — закричала Леночка, но тут же услышала его спокойный, чуть насмешливый тон:

— Наверное, я помешал? Вы ждали другого звонка? Фима — в прошлом, тот, чьего звонка вы ждали с таким нетерпением, ибо моментально схватили трубку, — в настоящем. А я… я просто поблагодарить, что не забываете Евгению Алексеевну…

Леночка слушала затаив дыхание — уже одно то, что она слышит его голос, доставляло ей несказанное удовольствие, поэтому она молчала, кивала головой в такт словам и улыбалась наиглупейшим образом. Ей неважно было, что он говорит. Пусть бы говорил и говорил бесконечно, она готова впитывать каждое его слово, каждый его вздох, каждую секунду молчания, лишь бы снова не возникла стена неизвестности: где он, что с ним, увидит ли она его когда-нибудь рядом с собой? У нее не хватит сил, чтобы самостоятельно пробить эту стену. Он ей нужен.

— Иными словами, Леночка, я очень рад, что не обидел вас настолько, чтобы вы…

О чем он говорит? Она вдруг услышала и поняла, о чем он говорит. Неужели он не придет? Неужели не назначит свидание? Неужели повесит трубку после того, как произнесет последнее слово? Внутри у Леночки все оборвалось.

— Позвоню как-нибудь. Пока!

— Андрей… — голос ее сорвался, во рту пересохло, мысли спутались. Как назло, она не могла придумать ни одного необходимого в данный момент слова, только его имя крутилось на языке. — Андрей… Андрей… — повторяла Леночка, глядя на свои коротко остриженные ногти и немного подрагивающие от волнения длинные пальцы.

Ее отчаяние, кажется, передалось Андрею. Он не повесил трубку, и снова Леночка услышала треск пустоты. Ей показалось, что пустота горит: так трещат ветки в камине, так трещит пламя свечи, такие же звуки издает мангал.

— Андрей… — Леночка вся пылала от волнения.

— Я видел ваше счастливое лицо на фото в газете. — Он кашлянул, и снова в тоне его Леночка услышала насмешку. — Мне приято быть знакомым с девушкой, которая вращается в таком обществе. — «В таком» было произнесено так, что Леночке вдруг показалось, что она вот-вот нахлебается воды и пойдет ко дну — даже легкие сжались от нехватки воздуха.

— Это неправда… — она осеклась, потерла виски.

— Что неправда? Я видел не ваше фото?

— Мое, — согласилась Леночка. Действительно: а что «неправда»? Она знала, что имела в виду, когда говорила «неправда», но не знала, как объяснить это Андрею. Трясина противоречий все больше и больше затягивала ее. Леночка поняла, что если он не даст ей возможности собраться с мыслями, то вскоре она вообще не сможет произнести ни слова. Она хочет видеть его, осязать, чувствовать его запах, его тепло!

— Я поставил вас в затруднительное положение? Вы так долго молчите…

— Приезжайте ко мне, — вдруг выпалила Леночка на одном дыхании, — сейчас приезжайте. У вас есть время?

— Как всегда, до половины шестого.

То, что происходило с Леночкой в последующий час, не поддается ни описанию, ни определению. Она не могла унять дрожь во всем теле, она не могла сладить с сердцебиением, она выгребала и снова беспорядочно засовывала вещи в гардероб и обратно. Она прикладывала к себе подряд все платья, брюки, юбки, жилетки, блузки, и каждый раз, прикидывая новую часть туалета, понимала, что еще немного, и она спятит от ненависти к себе.

В полном бессилии Леночка грохнулась в кресло. Все, ей пришел конец, она не в состоянии поднять руки, не в состоянии открыть глаза. Но стоило ей заметить тонкую дымку пыли на тумбочке под телевизором, как у нее словно открывалось второе дыхание.

Как же могла она до сих пор жить в таком беспорядке и хаосе? Неужто она не женщина? Неужто не в состоянии поддерживать в доме идеальную чистоту? Тем более что нарушать ее, кроме нее, некому. До сих пор она избегала всего, что вынуждало бы ее лишний раз дергаться по поводу домашних дел. Раз в неделю — генеральная уборка с мытьем полов и стиркой белья… А! Белье! Замоченное еще три дня назад! Леночка дотерла пыль, поставила на телевизор свой талисманчик — маленького плюшевого тигренка, который смотрел на хозяйку с большим недоумением и некоторой жалостью. На сей раз Леночка никак не отреагировала на его взгляд. «Стой себе», — бросила она на ходу этой рыжей мордочке и, откинув со лба челку, кинулась в ванную.

Так… Перестирать ей все это сейчас явно не под силу. Она быстренько вывалила белье в кастрюлю, которая предназначалась для кипячения, накрыла кастрюлю крышкой и засунула ее под умывальник. «Умывальников начальник и мочалок командир», — пробубнила она, услышала ответное бульканье где-то внутри водоснабдительной системы, сняла с полочки освежитель воздуха и пару раз пшикнула, подняв ароматную струю к потолку. Затихло лимоном.

Она уже доводила лоск на кухне до совершенства, как снова раздался телефонный звонок.

— Слушаю вас. — Леночка сорвала трубку, голос ее звенел от напряжения. Еще столько предстояло сделать, но оставить звонок на попечение автоответчика она не решилась: вдруг это снова Андрей.

— Привет, еще раз…

— Марк! — Леночка отчаянно всплеснула рукой. — Ах, Марк! Скажите мне, все итальянцы так же навязчивы?

— Позволю себе не обидеться. И дело не в том, что я готов сносить ваши оскорбления бесконечно, а дело в том, что я отдаю себе отчет: вам нужно свыкнуться с мыслью, что ваше счастье само плывет вам в руки. Вы столько пережи…

— Марк, я не знаю, что вы себе вообразили! — вскипела Леночка. — Мое счастье, возможно, и плывет ко мне в руки, но я твердо знаю, что с вами оно никак не связано, Марк!

— Я так и знал, что ни на какую встречу вы не идете…

— Я не пошла на нее в том числе и благодаря вам. Но, поверьте, нисколечко об этом не сожалею. — Леночка бросила трубку, подняла руки ладонями вверх и, увидев на них остатки мыльной пены, внезапно вспомнила, чем только что занималась.

Трубку она решила больше не поднимать, автоответчик отключила, и сразу же после того, как домыла кухонную плиту, погасила свет и зажгла бра над диваном. С улицы света не видно, Андрей знает, что она дома, а больше никто ей не нужен. Решительно никто, даже Севка. «Извини, дружочек», — Леночка улыбнулась при воспоминании о Севке. Однако ее кольнула мысль: почему до сих пор он никак не дал о себе знать. Неужели обиделся за то, что она не пришла?

Леночка взяла книжку и открыла первую страницу какого-то детективного романа.

Ливень колошматил хлесткими потоками по стеклу лоджии. Было сумрачно и удивительно тихо. Кроме дождя, Леночка не могла различить ни единого звука. Голова была тяжелой — она часто ощущала такую тяжесть в голове при ненастной погоде.

Сколько же времени? Леночка посмотрела на часы — смотреть с дивана было неудобно, приходилось выворачивать голову и задирать подбородок.

Леночка долго смотрела на часы, соображая: что произошло? Почему ей так беспокойно? Взгляд у нее стал напряженным, она даже почувствовала, как на лбу собрались мелкие складочки. В ушах стоял грохот ливня. На кровати, рядом со скомканным пледом, лежал детектив, который она вчера вечером начала читать, но, осилив всего две страницы, вдруг провалилась в сон.

Вот оно что! Она уснула с книгой в руках, ожидая прихода Андрея. Она уснула и не слышала, когда он пришел! Или не приходил?

Леночка села, свесила ноги на пол, нащупала тапочки и замерла. Плечи ее горестно опустились, она чуть не разревелась. Приходил или нет? Разве это теперь имеет значение? Все равно ей сейчас не узнать, ведь вчера вечером она сама изолировала себя от внешнего мира. Сама отключила сначала автоответчик, а потом и телефон, сама вывернула провод электронного звонка. Закрыла окна, задернула шторы, погасила свет во всей квартире, оставив лишь тусклую лампочку бра над диваном. От тусклого света и долгого дня глаза ее быстро устали, ресницы закрылись, налившись свинцовой тяжестью. Даже кофе, выпитый накануне, не помог.

Со стоном Леночка снова повалилась в постель. А какой щемяще нежный сон снился ей, как близко были его глаза — серые с влажной поволокой, похожие на утреннее небо, готовое вот-вот взорваться всеми цветами радуги от первого прикосновения солнечного луча!

Он что-то шептал ей — может быть, это звуки дождя создавали иллюзию шепота, сердечко ее дрожало, готовое провалиться в пятки, губы тянулись к поцелую, тело ждало ласк. Она спала! Это всего лишь был сон…

Леночка поднялась и прошлепала в кухню. Открыла холодильник — есть не хотелось, но и спать она больше не смогла бы. Почему она не пьет водку? Сейчас бы опрокинула стаканчик и забылась, а так — ходи, думай, переживай. Она достала из холодильника пакет апельсинового сока, налила в высокий бокал ледяной оранжевой жидкости и пошла в ванную.

Одежда неприятно облепила тело. Резиновые джинсы мешали мышцам расправиться и не давали коже свободно дышать — захотелось стянуть их с себя, сбросить, избавиться от этой тяжелой, надоевшей оболочки, снять с себя топ, кофточку, скинуть нательное белье… Леночка сняла трусики, расстегнула крючок лифчика — белье упало на коврик под ногами, и Леночка осталась стоять перед большим наддверным зеркалом голышом. Прохладный воздух холодил тело. Леночка тряхнула головой — волосы рассыпались по ее плечам, одним коротким движением она перекинула их на лицо и, ничего не видя перед собой, прислонилась к змеевику батареи. Он был чуть теплый и всегда остывал за ночь, потому что летом в котельной не очень-то старались прогревать воду. И только при первых заморозках в кран подавали по-настоящему горячую, как кипяток, воду.

Ну что ж, может, и к лучшему, что она никого не впустила вчера к себе в дом! Неизвестно еще, чем бы закончилось гостевание Андрея. Но куда делся Севка? Потом! Потом она будет об этом думать! А сейчас она врубит на полную мощность магнитофон и станет танцевать! «Как бы не так! Я пою и танцую! Сердце мое, бьется му-у-зыке в такт…»

Голос Булановой врывался в сумерки осеннего утра. Леночка, голая, неистово танцевала — отражения ее мелькали в зеркалах, в лакированных поверхностях мебели, в мутном от дождя стекле.

— Ка-ак бы-ы не та-ак! Как бы не так! — кричала Леночка в унисон с Булановой, ощущая, что в данный момент ее связывает с певицей даже нечто большее, чем родственные чувства.

Ощущение тяжести прошло — казалось, оно вышло из Леночки вместе с потом. Сердце и вправду ухало музыке в такт.

Она подошла к зеркалу, мелкие бисеринки покрыли все ее разгоряченное и пышущее жаром тело. Леночка тяжело дышала и смеялась каким-то неестественным истеричным смехом. «Милая, тебе надо лечиться!» — подумала Леночка, но тут же вставила новую кассету. Одна певица сменяла другую, группа диско — группу техно, современные ритмы — ритмы классических мелодий. Леночка сходила с ума, как сходят с ума шаманы, доводя себя до исступления и полного изнеможения. Увидел бы ее папа Саша — в гробу бы перевернулся. Это было что-то невообразимое, что-то отчаянно безумное, что-то невероятно бессмысленное! Но есть на земле вещи, которым трудно дать объяснение.

Леночка разогнала тучи — тучи в душе и тучи на небе. Она кричала: «Эй вы, слышите, уходите прочь! Уходите, уплывайте, улетайте. Я все могу! Мне двадцать лет! И кто попробует оспорить мое всемогущество».

В разомкнутых седых клочках облаков проглянуло яркое синее, как лепестки васильков, и бездонное небо. Тучи поползли в разные стороны, они не решились оспаривать Леночкино всемогущество и предпочли подчиниться. Леночка рассмеялась и показала им кукиш. Что, съели?!

Дождь прекратился, в комнате стало светло и ярко. Наведенная вчера вечером чистота слепила глаза.

Руки есть, ноги целы, голова на месте и все остальное тоже. Просто прелесть, идеал, совершенство! Чего ей унывать, по какому поводу? Что она не встретилась с Андреем?

«Три раза наплевать!» — Леночка пристально посмотрела на свое отражение в зеркале гардероба и тоже показала ему кукиш — не себе, ему — зеркалу, видимо, представив себе, что это Андрей.

Душ моментально освежил ее, остепенил, привел в чувство. Но оптимистический настрой не покинул Леночку даже после того, как она открыла дверь квартиры, чтобы спуститься к почтовому ящику, и наткнулась у порога на корзину цветов. Снова цветы! Она несколько ошарашенно вглядывалась в пространство между перилами, ожидая, видимо, обнаружить там, внизу, Марка. В подъезде стояла полная тишина, даже кошка не промелькнула в просвете, даже муха не пролетела.

Леночка подняла корзину и внесла ее в прихожую Немного подумала, посмотрела на розы с некоторым сожалением и снова вынесла их в подъезд. Пусть стоят на подоконнике, украшают жизнь соседей. Ей они ни к чему.

Вынув из ящика вчерашние газеты, Леночка обнаружила там записку, нацарапанную простым карандашом: «Привет. Пока». Ни подписи, ни слова больше, ни значка какого-нибудь, дополнившего бы информацию, — вернее, отсутствие информации. «Привет. Пока».

Открылась дверь тети Клавы.

— Это к тебе ночью кто приходил, в дверь стучал? — спросила она, сверкнув глазами. — И не спится же им, и другим не дают.

— А вы бы не торчали у «глазка», а спать ложились, — Леночка решительно прошла к себе мимо слегка ошарашенной женщины.

— И цветы в половине четвертого под дверь поставили. Шо ж ты их на подоконник водрузила? Кому за тобой убирать охота? Прислугу нашла, или как?

Леночка громыхнула дверью, еще раз перечитала записку. Значит, он все-таки был. Хорошо хоть до того, как Марк корзину притащил. Чего он добивается? Действительно, не лучше бы их внести в дом? Цветы же тут ни при чем. Леночка вышла на площадку и безнадежным взглядом уставилась на пустой подоконник. В квартире тети Клавы послышалось подозрительное копошение. Леночка все поняла — утащила соседушка цветочки. Ну и пусть!

Телефон тихонечко звенькнул. Леночка вошла в комнату с чашечкой кофе.

— Слушаю, — произнесла она, отхлебнув глоточек.

— Лен, извини, я вчера не пришел… Ты потому не поднимала трубку? Я звонил тебе весь вечер, хотел потом подъехать, но было поздно…

— Ты… не пришел… почему? — Вот это новость! Не она перед Севкой оправдывается — он перед ней. — И почему тогда не предупредил, что не сможешь прийти?

— Ты долго ждала?

— Ты не ответил на мой вопрос, — уклончиво сказала Леночка и снова сделала маленький глоточек кофе.

Севка стал сбивчиво рассказывать, что у них заболел клоун, что его попросили подменить его. Был период, когда Севка, не имея еще своего номера, работал в паре с приятелем детства. Они ставили простенькие репризы со свистульками и слезами из маленьких баллончиков за ушами. И время от времени, не часто, правда, Севка, если была необходимость, повторял свой клоунский опыт. Вот и вчера — вышел он из подъезда, а там Сашка Шелковников: выручай, говорит. Опаздывали к первому акту, потому и не смог позвонить до начала. Думал попозже сообщить — в перерыве, полагая, что Леночка, не дождавшись его, к тому времени вернется домой.

— Звонил, звонил… Не обижайся.

— Не обижаюсь, — милостиво простила Леночка. — Ничего, не последний день живем, свидимся.

Она допила кофе одновременно с окончанием разговора. Бутерброд с сыром остался нетронутым. Леночка вспомнила, что собиралась позвонить Наталье. В десять? Еще рановато, есть время сбегать в магазин за молоком и хлебом.

Леночка неслась по лестнице через ступеньку и только у входа в «Диету» вспомнила, что денег-то у нее нет. И хлеба нет — последний кусочек остался, и молока нет. А пятерку вчера соседка унесла. Она усмехнулась и, резко повернувшись, пошла обратно. Похоже, денек сегодня будет на славу, осень еще не вступила в свои права и есть надежда несколько деньков полюбоваться опадающим золотом, прежде чем над городом зависнут обложные дожди.

Прямо ей навстречу по мокрому от утреннего дождя тротуару шла тетя Клава. Она несла в пластмассовом ведре целую охапку прелестных букетов из роз, лицо ее выражало полное благодушие, глаза искрились счастьем и довольством. Тетя Клава переживала предвкушение хорошей прибыли от затеянного мероприятия.

Мгновенная растерянность от встречи с Леночкой тут же сменилась широкой улыбкой. Куда девалась вчерашняя агрессия. «Эх, лицемерка! — подумала Леночка, но тоже улыбнулась. — И я лицемерка. — Она вздохнула. — И ничего тут не попишешь».

При полном безветрии небо было невероятно голубым. Листья, сбитые тяжелыми каплями дождя, прилипли к земле, а те, которые тихо падали с веток, долго и грациозно кружились в танце.

Леночка свернула направо и пошла вниз, не обходя детский сад, как обычно, а прямиком через его двор. Так она сокращала путь почти вдвое. Особо торопиться было некуда, но Леночка решила позвонить Наталье и договориться с ней о встрече. Но прежде чем она встретится с Натальей, если все будет так, как она задумала, Леночка собиралась перехватить деньжат у Каратаева. Неудобно, правда, еще ни разу Леночка не занимала у него денег, но сейчас у нее не было выхода — сидеть дома совершенно не хотелось, а гулять без денег — все равно, что есть мороженое через стекло.

И вдруг Леночка застыла у калитки детского сада. Обернувшись, она увидела, что прямо к ее подъезду подкатил джип. Тот самый джип, адрес владельца которого ей накануне сообщил Соловьев. Сердце у Леночки упало, и внутри ее внезапно образовалась леденящая пустота. Кто бы вырвал из нее те страшные воспоминания? Кто бы заживил до сих пор саднящие раны?

Что ему надо? Леночка прислонилась к бетонной опоре, стараясь унять дрожь в коленках. Она стояла и смотрела на выходящего из машины Фиму, а мысли путались и не давали ей возможности овладеть собой. Сердце захолодилось и ныло в груди. Множество неразрешимых вопросов терзали Леночку, в душе закипала ярость. Почему она должна бояться его? Это он должен ее бояться! Он — преступник, бандит, убийца, он заслуживает наказания, а не она.

Леночка, пылая справедливым гневом, побежала к своему подъезду. Да она готова бороться до последней капельки крови, до последнего мгновения, до тех пор, пока слышит, видит, чувствует. Пока способна помнить Раечку, маму, папу Сашу, их свели в гроб такие же бандиты, как Фима.

Леночка затряслась от ярости, изо всех сил пнула бампер блестящего автомобиля. Автомобиль, точно испуганный зверь, взвыл и замигал четырьмя глазками габаритных огней. Она схватила огромный камень и со всего размаху грохнула им о лобовое стекло.

Камень отскочил от стекла, как гимнаст от батута, и отлетел в сторону. Леночка снова наклонилась и подняла его, снова швырнула в стекло. Что же это за чертовщина?! Стекло не только не разбилось — на нем не образовалось ни одной трещинки. Камень снова и снова отскакивал от стекла и отлетал в сторону.

Леночка лихорадочно забегала по двору глазами, надеясь найти какой-нибудь металлический прут. Она будет колотить это ревущее чудовище, поглотившее не одну девичью честь, а может быть, и жизнь.

Фима выскочил из подъезда, побежал к Леночке, схватил ее за руку.

— Ты что, спятила? Прекрати! Он стоит сорок тысяч долларов! Ты же ни за что не рассчитаешься, дура!

— Я спятила? Я? Сволочь! Ты приехал, чтобы убить меня? Убирайся вон! Я хочу, чтобы ты знал, я не по зубам тебе!

— Успокойся! — Фима схватил Леночку за плечи, встряхнул ее с такой силой, что Леночке показалось, будто голова ее вот-вот сорвется и отлетит в сторону. Леночка вырвалась из его рук, отбежала и, остановившись в нескольких шагах от Фимы, злобно прошипела:

— Зачем ты пришел? Что тебе от меня нужно? — нервы ее были натянуты, как тетива лука, готовая выпустить в Фиму рой ядовитых стрел. — Убирайся вон!

— Я уеду, положи камень. — Он увидел, как Леночка наклонилась и подняла с земли обломок кирпича. — Я только хотел узнать, зачем ты меня разыскиваешь? Зачем ты вьешь вокруг меня интриги? Я все знаю. Учти…

Леночка смотрела на него ненавидящим взглядом и пыталась понять: что побудило Фиму приехать к ней? Что? Уж не страх ли? Уж не сжимается ли вокруг него кольцо возмездия?

— Я не боюсь тебя, — Леночка переложила обломок кирпича из руки в руку и усмехнулась. — А вот ты… Ты боишься! — Она сделала шаг в его сторону, и он нехотя отступил. — У меня есть друзья, у тебя их нет! У тебя есть подельники, которые только и ждут момента, чтобы перегрызть тебе глотку.

Она выбросила камень — он уже был не нужен. Фима усмехнулся.

— Дура! Я хотел предложить тебе откупные… за ту… за тот… ущерб…

Леночка с презрением посмотрела на него и рассмеялась.

— Откупные? — При одной мысли, что ее хотели купить с потрохами, хотели заставить забыть Раечку, забыть истязания, боль, страх, — при одной только этой мысли у Лены перехватило дыхание и сумасшедше забилось сердце. — Я ненавижу тебя так… так… что готова прожечь твое поганое нутро каленым железом. Но… нет, я даже уже не способна ненавидеть тебя. Иди отсюда! — Она плюнула ему под ноги. Она умела плеваться — недаром ведь провела детство в подвале. Плевок получился смачным и выражал крайнюю степень презрения.

— Хорошо, — Фима проглотил обиду. Или сделал вид, что проглотил. Леночка не сомневалась, что этот плевок он не скоро забудет. — Я уйду. Но, учти, если ты хоть слово вякнешь Штурму…

— Кому?.. — протянула Леночка. Она все поняла! Фиму интересует только богатый дядюшка невесты. Видимо, дядюшка имел на нее не малое влияние, раз Фиму так беспокоила собственная репутация в глазах Николая.

— Сама знаешь кому. — Он стоял уже у открытой дверцы автомобиля. — Если ты хоть слово ему скажешь…

За Леночкой грохнула дверь подъезда, она прислонилась к ней спиной и секунду помедлила, прежде чем подняться к себе, вслушиваясь в шум мотора.

— Здравствуйте, я звонила вчера. Мне нужна Наташа.

— Привет. — Голос девушки был усталым и немного удивленным. — Лена? Ты узнала мой телефон… Как?

— Проще китайской редьки, — рассмеялась Леночка и удивилась тому, что, оказывается, она рада слышать Наташин голос. — Я позвонила тебе на работу на следующий же день после нашей встречи. Нет… — Она вспомнила, что на следующий день была занята разными рабочими и общественными поручениями. — Я позвонила тебе в пятницу. Мне сказали, что ты ушла. Потом звонила еще раза два и сильно беспокоилась…

— Ты… беспокоилась? Почему?

— Не знаю. Это трудно объяснить, но, наверное, можно. Было какое-то дурное предчувствие. Почему-то казалось, что у тебя что-то стряслось. Слава Богу, все в порядке.

— В порядке, — удрученно подтвердила Наталья.

— Ты болела? Извини, я не могла раньше найти тебя, все как-то не получалось…

— Послушай. — Голос Наташи стал глуше и отдаленней, Леночка напрягла слух и почувствовала, как напряглась спина, плечи, руки, даже ягодицы сделались тверже. Она повернулась к окну и, посмотрев вдаль, попыталась расслабиться. — Послушай, что тебе от меня надо?

Вопрос прозвучал как удар хлыста.

— Ничего, — пробормотала Леночка.

— Ничего? Тогда почему ты ищешь меня?

— Не знаю. Вернее — нет, знаю. Только это не телефонный разговор. — Леночка отвернулась от окна и уперлась взглядом в портрет папы Саши. На секунду она ощутила прилив сил и такое облегчение, что готова была рассмеяться. Это же просто: взять и сразу же поговорить начистоту. Ей больше нечего скрывать, раз уж сам Фима откопал ее адрес. — Давай встретимся?

Они бродили по мокрому асфальту парка Горького. Озерца луж отражали вновь набежавшие тучи и падающие с деревьев листья. То и дело набегал пугливый ветерок и прятался в кронах уже наполовину оголившихся деревьев. Прошло всего лишь четверть часа с той минуты, как испуганные глаза Наташи встретились с изумленными Леночкиными, они вдруг прониклись взаимной симпатией, и даже самый придирчивый наблюдатель не ошибся бы, если бы подумал, что они давние и закадычные подружки.

— А здорово ты ошиблась, а? Так обознаться — обхохочешься! И что, правда, я на твою приятельницу похожа? И имя у нее Наташа, ну надо же! — Наталья похлопывала себя по бедрам, заливаясь веселым смехом. — А фамилия? Вообще-то бывает… Я сама как-то на море отдыхала, когда еще маленькой была. Нашей семье выдали три бесплатные путевки в пионерлагерь как многодетной и малоимущей. Была такая традиции когда-то. Надо признаться, неплохая! — Глаза ее искрились смехом, голос был звонким, и она все время жестикулировала. — Я с сестренкой и брат. А там в столовой, смотрю, парень из соседнего класса. Правда, я как только к нему подошла, сразу поняла, что обозналась. А ты вот…

Леночка слушала и улыбалась. Она молчала, как в прошлый раз молчала Наталья. Но тогда Наталья были пришиблена ее напором, а сейчас, словно отыгрываясь, обрушила на Леночку нескончаемый поток слов, взглядов и жестов.

Вдруг ход ее мыслей переменился, и она внезапно остановилась, взяв Леночку за руку.

— Ты, кажется, хотела о чем-то поговорить?

— Хотела, — Леночка кивнула. А что, если несмотря на все, Наташа, как и Рая, не захочет ничего менять в своей жизни? Тогда Леночке придется потерпеть очередной крах. Крах в войне с тенями, с призраками, с темными и могущественными силами, которыми управляет этот наглый и омерзительный тип Фима, покупающий, меняющий и продающий невинные девичьи души. Души, лишенные будущего.

Леночка посмотрела Наталье прямо в глаза, но та отвела свой взгляд. Леночка понимала, что ей предстоит одно из тяжелейших испытаний. Она вдруг взяла Наташу за руку, точно рассматривая линии на ее ладони, подняла ее руку, подержала на весу, разглаживая бледновато-розовую и чуть влажную кожу и неожиданно резким движением задрала рукав. Девушка отшатнулась, ее зрачки испуганно расширились, но она быстро овладела собой.

— Ты что? — Наталья вырвала руку. — Ты кто? Что тебе надо?! — с отчаянием в голосе вскрикнула она, готовая сорваться с места и побежать.

— Я все про тебя знаю, — спокойно и очень мягко сказала Леночка. — Не нужно бояться меня.

— Что ты знаешь? — В голосе Натальи послышались нотки презрения, боли и беспомощности одновременно. Она все еще готова была как дикая лань метнуться куда-то в сторону, но Леночка ничем не угрожала ей. Более того, она отвернулась и медленно пошла в сторону пруда. Наталья помедлила и пошла следом.

Они сели на скамейку и стали наблюдать за снующими по пруду лодками и катамаранами. Люди отдыхали, люди длили лето. Не желая прощаться с ним, они ловили последние предзимние лучи ласкового солнышка и наслаждались его нечаянной и такой неожиданной, вопреки всем прогнозам погоды, милостью.

— Послушай… — Леночка прищурила глаза, пропуская сквозь ресницы радугу света, сжала кулаки до боли — так сильно, что ее короткие ногти впились в кожу, — и стала рассказывать. Все, начиная с того дня, как тетя Нана привела ее к дверям детского дома, по нынешний день. Рассказывала она неторопливо — раздумчиво и тихо, — так, что Наталье приходилось вслушиваться в каждое слово, в каждый звук. Когда Леночка дошла до рассказа о Рае, Наталья была уже на пределе. Она украдкой смахивала слезы дрожащими пальцами и уже не искала слов оправдания, которые так нужны были ей несколько минут назад. Леночка проникновенно посмотрела на нее, задрала рукав своего свитера, и под шелковистой кожей Наталья увидела тонкие ниточки вен, перетянутые белыми пупырышками шрамов от игл шприца.

Потом Леночка встала перед Натальей, подняла свитер, выдергивая из джинсов вправленную туда рубашку, и продемонстрировала шрам от потушенной о живот сигареты, похожий на противооспенную прививку. Она взяла Натальину руку и провела ею по затылочной части головы — там, где был сросшийся шов, оставленный разбитым в подъезде стеклом…

— Откуда мне знать, что ты не врешь?

— Это твое дело, — еле слышно произнесла Леночка. — Ты можешь не верить. Я могу просто встать и уйти… — Она уже заправляла рубашку в штаны. — Я знаю, я не могу не знать, что и ты можешь оказаться там. — Она ткнула пальцем в землю, глаза ее жестко поблескивали, на щеках горел яростный румянец, а голос был твердым и решительным.

— Но как? — Наталья растерянно посмотрела по сторонам. — Он платит мне… я должна содержать маму, семью, понимаешь?

— Не лги! Хотя бы себе не лги. Он платит тебе, и ты содержишь семью, но это сейчас! Что будет дальше? Ведь ты и сама чувствуешь, что денег в твоем кармане все меньше и меньше, не так ли? Не он ли тебе продает ту самую дрянь?.. А впрочем, как хочешь… — Леночка со скрытой горечью и жалостью смотрела на Наталью. — Как хочешь… — повторила она и медленно пошла к выходу.