Отзвуки сердца

Глава 14

Риск

Была пятница, два дня до того, как мы покинем Саутволд и отправимся в Лондон.

Интересно, всего несколько дней назад я боялся возвращения домой в Саутволд из-за Фрэнки, а теперь боялся уезжать от неё. Ей понадобилось всего несколько дней, чтобы запутать меня миллионом разных способов. Она сказала, что мы друзья, но когда поцеловал её, ответила таким яростным поцелуем. Стоило прижать её тело к своему, как становилось больно. Когда она смотрела на меня, по глазам было видно, насколько сильны её чувства. Или, по крайней мере, я так думал. Так хочется, что бы они были не просто плодом моего воображения. Может я просто выдаю желаемое за действительное.

Это было бы хреново, но так уж сложились обстоятельства.

— Мы уедем в воскресенье, — сказал Мэй, прервав мои мысли. — Собираешься вернуться?

— После концертов?

— Нет, — отреагировал мой друг. — Ты когда-нибудь вернёшься?

Я бросил взгляд на дорогу, на Мэя и снова на дорогу.

— Конечно. Я больше не оставлю Фрэнки.

Это решение было принято, как только увидел Вишенку в спортзале школы им. сэра Джона Лемана. Я никак не мог продолжать жить без неё теперь, когда она вернулась в мою жизнь. Не мог этого сделать и не хотел.

— А здесь я запутался. — Вздохнул Мэй. — Ты не живёшь в Англии. Даже в своем доме в Лондоне проводишь от силы шесть недель в год. В Саутволде вообще не живёшь… А Фрэнки — да.

Мои руки крепко сжали руль.

— Я полностью осознаю всё это, Мэй.

— Правда? — Надавил он. — Не думаю, шеф. Ты хочешь проводить с ней каждую минуту дня, после того, как она простила тебя за поведение в закусочной. Пох*й, что ты говоришь. Вы точно не просто друзья и никогда не были, даже когда просто дружили. Вы всегда являли собой… что-то большее.

Он был прав. Фрэнки и я — мы нечто большее, чем «просто друзья». И мы оба это понимали.

— Не знаю, что тебе сказать, приятель. — Вздохнул я. — Воображал, что если увижу её снова — все будет по-другому. Думал, может когда увижу и ничего не почувствую, то смогу полностью отпустить её, но, чёрт возьми, Мэй. Она — всё, о чём я могу думать, хочу её так сильно, что не мыслю здраво.

— Хочешь её как? Для секса? Как свою девушку? Для чего?

— Всё вышеперечисленное. — Пробурчал я. — Хочу её, но не могу, блядь, получить. В нашей жизни ничего не изменилось. Она не могла справиться с мыслью о расстоянии до того, как мы расстались. Теперь, когда я стал знаменитым и у меня нет личной жизни, думаю, любой шанс, что она захочет иметь со мной отношения, вылетает в окно.

— Так какого чёрта вы оба делаете? — Потребовал ответа Мэй. — Я наблюдал за вами. Чувствую, что вы оба попадёте в неприятности, мужик.

— Просто оставь это, — бросил я. — Пожалуйста, Мэй. Мы договорились проводить время вместе и наслаждаться общением друг другом до нашего отъезда в воскресенье. Не могу продолжать думать об этом, ждать неприятностей, просто хочу остаться с ней в настоящем. Мне очень нужен этот маленький кусочек времени с ней. Вот и всё.

Мой друг тяжело вздохнул.

— Будет плохо, ты же знаешь… верно?

— Возможно, — сглотнул я. — Справлюсь со всем, что предстоит, если только смогу провести с ней эти несколько дней.

— Но как быть, когда всё вернётся на круги своя? Вы будете поддерживать связь? Как насчёт того времени, когда у неё появится мужчина?

Инстинктивно мои руки сжались вокруг руля.

— Шеф, ты не можешь справиться даже с мыслью о том, что она с кем-то другим… Что будешь делать, когда это действительно произойдёт?

Я не знал что ему ответить. Наверное, умру.

— Она всё еще моя, — сказал я. — Я целовал её той ночью на пирсе и она отвечала. Она изголодалась по мне, чувак. Знаю, Фрэнки хочет меня так же сильно, как и я её.

— Это здорово, — сухо произнёс Мэй. — Но, бл*дь, ничего не изменилось. Она всё ещё в Саутволде, а ты — нет.

Я промолчал.

— Допустим, вы оба понимаете, что подходите друг другу и готовы жить на расстоянии, пока у Фрэнки не изменится ситуация с мамой. Не хочу лишний раз говорить это, но все же: ее мама умирает. Допустим, вы снова будете вместе… Ты действительно думаешь, что Фрэнки справится с нашим образом жизни? Папарацци, фанаты, раскалённый свет прожекторов… После прошлой ночи и её реакции, не знаю, достижимо ли это, чувак.

Мэй говорил правду и тяжесть его слов крушила всё внутри меня.

— Знаю, она не предназначена для такой жизни, — шипел я. — Фрэнки — девочка из маленького городка. Она не может ездить в туры, жить в Америке и терпеть камеры перед лицом каждый раз, как выходит из дома. Глупо даже думать, что сможет. Знаю, Мэй. Знаю. Просто… я просто не могу держаться от неё подальше.

— Ты отказался от одной зависимости ради другой.

— Не проси меня бросить её, — Я взглянул на него. — Не смогу.

— Не прошу, чувак, просто не хочу увидеть тебя снова в той яме, в которой ты был. Ты разбил мне сердце, когда оказался там. Я не позволю тебе сделать это снова с собой. Просто не позволю.

Остановившись на красный свет, я посмотрел на лучшего друга.

— Никогда не хотел причинить боль тебе или кому-либо другому тем дерьмом, которое сделал. Я нашёл причину начать жизнь заново и эта причина — не Фрэнки, а я сам. Я стал трезвым ради себя. Если мне снова будет больно из-за неё — справлюсь, но не вернусь на дно. Обещаю, Мэй.

Мы стукнулись кулаками и, в тот момент, когда кивнул, я понял, что он поверил мне. Мы ехали в «Мэри Уэллс», были голодны, хотели позавтракать, и, конечно, я хотел увидеть Фрэнки. Знал, что она работает в утреннюю смену. Когда подъехали, мои глаза расширились. У входа в закусочную стояла полицейская машина. Джо, владелец закусочной, и Анна, официантка, которую Мэй трахнул, разговаривали с офицером. Мы вышли из машины.

Анна заметила меня и оглянулась через плечо.

— Анна, с тобой всё в порядке?

Она развернулась и кивнула.

— Небольшой инцидент, но всё в порядке.

— А где Фрэнки?

Анна ткнула большим пальцем через плечо.

— Внутри.

— Иди, — сказал мне Мэй. — Я останусь пока здесь.

Внимание Анны переключилось на Мэя, и так же, как в прошлый раз, обо мне забыли. Я молча вошёл в закусочную. Фрэнки прислонилась к прилавку рядом с кассой и что-то рассматривала. Она повернулась, когда над дверью звякнул колокольчик. Моя улыбка померкла, когда увидел её взгляд. Фрэнки повернулась ко мне спиной и начала вытирать прилавок. Её нельзя назвать грубой, поэтому должна была быть причина такой холодности.

— Хэй, Фрэнк.

Она пробормотала что-то невнятное в ответ.

— Ты в порядке? — Спросил я. — Джо снаружи разговаривает с…

— Сказала же — занята, не могу поболтать. Ты глухой?

Я даже не успел спросить что случилось. Фрэнки развернулась и прямиком направилась на кухню. Её холодность застала меня врасплох. Я смотрел, как она уходит, а потом сорвался с места и последовал за ней. Вишенка была на кухне одна, и, судя по тому, что увидел, когда вошёл в закусочную, клиентов тоже не было. Мы были вдвоём.

— Что происходит?

— Только для персонала! — Фрэнки подпрыгнула от неожиданности, повернулась ко мне лицом и быстро убрала руку за спину. — Тебя здесь не должно быть.

— Что случилось? — Нахмурился я.

— Ничего, — пробурчала Фрэнки. — Ничего не случилось, так что ты, — она посмотрела на меня, — можешь уходить.

Меня взбесил её тон.

— Я никуда не пойду, пока ты не скажешь, что, бл*дь, происходит.

— Не смей так со мной разговаривать, Риск Келлер, — огрызнулась она. — Убирайся.

Джо и Анна вошли в кухню как раз в тот момент, когда Фрэнки кричала на меня.

— Фрэнки, — Сказал я решительно. — Что, бл*дь, я сделал?

— Прекрати ругаться!

Иисусе.

— Скажи, что я сделал, чтобы так разозлить тебя, тогда прекращу. А пока ты это делаешь, скажи, почему здесь полиция.

Джо и Анна посмотрели друг на друга, а затем, не сказав ни слова, вышли из кухни, снова оставив нас наедине. С каждой секундой происходящее злило все больше и больше, поэтому я пересёк пространство между нами.

— Что. Случилось?

— Ничего. — Она сдвинулась с места. — Я справилась с этим.

— Справилась с этим? — Повторил её реплеку. — Что, б*ть, значит «с этим»?

— Хватит. Материться.

Чувствуя, как сводит мышцы челюсти, я уставился на Фрэнки.

— Помоги мне перестать и объясни в чем дело…

— Что ты сделаешь? — Перебила она. — Напишешь обо мне ужасную песню? Слишком поздно, ты уже сделал это, чёрт возьми.

Показалось, меня ударили кулаком в живот, потому что сразу понял, о какой песне она говорит.

— Даже не отрицай этого, — продолжала она. — Знаю, что в ней речь идёт обо мне.

— Ты говоришь о «Вишневой бомбе»?

— Да. — ухмыльнулась Фрэнки. — Очень стильно, Риск.

Я провёл рукой по волосам.

— Почему ты заговорила об этом сейчас, а не в тот вечер, когда я зашёл извиниться? До этого всё было хорошо.

— Потому что до сегодняшнего дня не слушала её. По радио крутили.

Это страшно удивило меня.

— Она была на нашем последнем альбоме, он вышел два года назад.

— Ох. — Фрэнки подняла руки в знак поражения. — И? Я не должна злиться, потому что только услышала её?

— Нет. — Держал её взгляд. — Прости.

— Чушь, и ты это знаешь, — сорвался я. — Она была написана, чтобы вызвать ненависть и жестокость!

Она расстроилась, кричала на меня и выглядела злее укушенной пчелой собаки, но я видел обиду в её зелёных глазах. Фрэнки было грустно… моя песня заставила её грустить. Если я и жалею о том, что написал, записал и выпустил в альбом, то только о «Вишневой бомбе». Иисусе, каждый раз, когда думал об этом, во рту оставался горький привкус.

— Я писал её не из ненависти и жестокости, — сказал я, стараясь сохранять спокойствие и собранность в голосе. — Это не так, Фрэнки.

— Чушь, — практически прорычала она. — Я слушала каждое слово, ты, злобный ублюдок. Пошёл ты! Мы больше не друзья. Убирайся из моей жизни и держись от меня подальше, мудак!

За все годы, что провёл, вспоминая Фрэнки, я забыл, как она может разозлиться и начать действовать.

— Фрэнки, послушай…

— Нет! — Крикнула она. — Нет, Риск. Ты знаешь, каково это, когда о тебе пишут такую песню? Песня, которую слушают миллионы?

И ведь была права, трек слушали миллионы людей, я просто не понимал, почему она сама не слышала его прежде. Фрэнки же была первым Грешником. В своё время она была в студии на каждой записи, которую мы делали на нашем EP, и на большинстве записей нашего первого альбома. Она слушала нашу музыку снова и снова, и всегда с улыбкой на своём прекрасном лице. С одной стороны, был рад, что Вишенка не слышала «Вишнёвую бомбу» до сих пор, но с другой — у меня защемило в сердце от мысли, что есть песня, которую девушка не слышала.

Я говорил с ней через эти тексты; если она не будет их слушать… как сможет услышать меня?

— Почему ты не слушала её до сегодняшнего дня?

В зелёных глазах вспыхнули эмоции, которые не смог расшифровать.

— Потому что знала, что это про меня. — Внезапно произнесла она. — «Вишнёвая бомба». Даже такая глупая девчонка из маленького городка, как я, могла это понять. Мы расстались; мне было страшно слышать, какие мысли ты обо мне выскажешь.

Услышав это, груз, осевший у меня на груди, мгновенно уменьшился. Она слушала мои песни, мои слова… просто не могла слушать «Вишнёвую бомбу» до сих пор, и я не могу её винить.

— Мне это казалось правильным. Не так ли, рок-звезда?

— Да, — ответил я. — Так и было, но если позволишь объяснить…

— Нет. Убирайся.

— Слушай. Меня. — Повысил голос. — Я написал это, когда чувствовал себя злым, расстроенным и чертовски скучал по тебе!

— Скучал по мне? — Повторила она с резким смехом. — Интересно, по какой части меня ты скучал? О, кажется, знаю. Как там в тексте? «Бедра моей вишнёвой бомбы не дают мне спать по ночам, у неё задница, которая заставит плакать святого. Достаточно большая, чтобы я мог откусить кусочек», и это самые приятные слова в этой грёбаной песне! Ты и дальше стал описывать меня не иначе как тело, которое тебе хотелось трахать.

— Фрэнки…

— Не хочу ничего слышать, придурок! — Прорычала она. — Всё это время я желала тебе только лучшего, а ты выставлял свои воспоминания обо мне на всеобщее обозрение. Не могу поверить, что ты так поступил со мной, Риск. Просто не могу!

Казалось, что комната смыкается вокруг меня.

— Это единственная запись, где я когда — либо говорил о тебе в таком ключе, и это было только потому, что мне было больно. Бл*дь, Фрэнк, я написал это дерьмо, когда был не в себе. Я нюхал кокс и пил водку в тот вечер. Я даже не могу вспомнить, как написал эту х*йню.

Она отшатнулась, как только эти слова покинули мой рот.

— Глупый идиот, — прошипела она. — Ты убивал себя, глотая весь этот яд. Ты этого хочешь? Умереть? Чёртов торчок. Думаешь, что крутой, потому что знаменит? Ты всё ещё глупый мальчишка, которого я всегда знала, но он хотя бы не принимал наркотики!

Я уставился на неё и изо рта вырвался смешок, который удивил нас обоих.

— Это не смешно, придурок! — Она протянула руку и толкнула меня. — Это твоя жизнь, ты не можешь так рисковать ею. Понимаешь?

— Да, Фрэнки, я тебя слышу.

— Ты не выглядишь так, как будто слышишь. Что смешного?

— Ты. — Покачал головой. — Все твои сто пятьдесят сантиметров готовы надрать мне задницу, потому что сказал, что принимал наркотики.

С моей стороны было глупо радоваться тому, что она всё ещё заботится обо мне настолько, чтобы злиться из-за употребления наркотиков и алкоголя. Могла бы отмахнуться от этих фактов или полностью проигнорировать их, но в своей истинной манере Фрэнки Фултон обвинила меня в плохом поступке.

— Только глупые люди принимают это дерьмо. Не думала, что ты глупый. Или, по крайней мере, не настолько глупый.

— Фрэнк, почему ты только сейчас набросилась на меня из-за того, что я употреблял наркотики?

— Потому что я злюсь на тебя и сейчас могу выложить всё, что меня в тебе бесит!

— Хорошо, — потёр рот рукой. — Я понял. Буду молчать, пока ты будешь на меня наезжать.

Её глаза сузились до щёлочек.

— Не могу думать ни о чём другом.

Когда я засмеялся, маленькая злючка снова толкнула меня, но на этот раз не со злостью.

— Мне жаль, — повторил я и поднял руку к своему ожерелью. — Клянусь. Эта запись… мы больше не играем эту дерьмовую песню на сцене, и я содрогаюсь, когда слышу её по радио. Просто делаю вид, что её не существует.

— Правда?

— Правда. — Кивнул я. — Хотел бы никогда не писать и не петь её… И больше никогда не буду. Обещаю.

Фрэнки выдохнула.

— А проблемы с выпивкой и наркотиками? Раньше не упоминала об этом, потому что не хотела тебя расстраивать, но сейчас так зла, что мне все равно. Я больше не захочу быть в твоей жизни, если ты снова примешь этот яд. Клянусь, Риск.

— Я был трезв в течение шести месяцев, помнишь? У меня есть монета, чтобы доказать это.

Фрэнки уставилась на мою монету, затем перевела взгляд на меня.

— Оставайся трезвым и чистым и я буду в восторге.

— Я каждый день работаю над этим, Фрэнк.

Она кивнула, довольная ответом.

— Ты ведь не имела в виду то, что сказала?

— Что я сказала?

— О моём уходе из твоей жизни.

Она вздохнула, глубоко и протяжно.

— Нет, не имела, я просто была очень зла на тебя.

— Тогда возьми свои слова обратно, — попросил я. — Скажи, что хочешь, чтобы я присутствовал в твоей жизни.

Мне нужно было услышать это, что бы просто нормально дышать

— Беру свои слова обратно, — нахмурилась она. — Не это имела в виду. Конечно, я хочу, чтобы ты был в моей жизни, большой дурак.

Напряжение покинуло моё тело. Фрэнки протянула правую руку, чтобы опереться о столешницу, но тут же с шипением поднесла руку к лицу и тщательно осмотрела ладонь. Окровавленную ладонь.

— Что, чёрт возьми, произошло?

— Порезалась.

Произнесла она это так же непринуждённо, как пожелала бы «доброго утра».

Фрэнки повернулась, прошла в другой конец кухни и взяла аптечку из висящего на стене шкафчика. Ей явно было трудно расстегнуть молнию одной рукой. Я молча подошёл и отобрал сумку с медикаментами. С ворчанием она повернулась ко мне лицом и вздохнула. Зная, что ей не выиграть эту битву со мной, даже не стала спорить.

Пока доставал необходимые предметы и раскладывал их на прилавке, уголком глаза заметил, что она прижала повреждённую руку к груди. Молча, протянул руку и когда она не дала мне свою, закатил глаза. Повернул голову к ней стал ждать. Медленно Фрэнки поднесла свою дрожащую, израненную руку к моей. Когда мои пальцы коснулись тыльной стороны её ладони, она вздрогнула. Я взял её за запястье и перевернул, чтобы видеть ладонь.

— Просто приложи марлю и забинтуй. Это всего лишь небольшой порез, кровь скоро перестанет идти.

Не глядя на неё, сказал:

— В нём грязь.

Порез был не глубокий, но широкий и чуть больше дюйма в длину. Я знал, что ей больно, хотелось быстро забинтовать руку, но сначала необходимо было её очистить.

— Я могу просто промыть руку под краном, — поспешно предложила она. — Это очистит всю грязь.

Она была напугана, что меня не удивило; у неё никогда не было высокого болевого порога.

— Или ты можешь быть большой девочкой и позволить мне очистить рану. Чтобы не пришлось потом ампутировать руку из-за инфекции, потому что ты была слишком труслива, чтобы позволить мне сделать обработать рану, как надо.

Она пискнула.

— Ты маленький идиот, надеюсь, ты знаешь это.

Я постарался не улыбнуться.

— Можно, пожалуйста, промыть вам рану?

— О, продолжай! И побыстрее!

Я взял маленькую бутылочку с антисептиком, открутил крышку и нанёс ей на руку. Фрэнки не проронила ни звука. Антисептик смыл часть поверхностной грязи. Я знал, что её беспокоят спиртовые салфетки. Меня это тоже беспокоило; ведь я был трезв и не обращался с алкоголем после пребывания в реабилитационном центре. Беспокоился, что сильный запах от салфетки может вызвать ненужные желания, но подумав, решил, проверить себя, потому что не возможно всю жизнь прятаться от алкоголя. Фрэнки, как ястреб, наблюдала за тем, как я разрывал одну из упаковок и извлекал крошечную белую спиртовую салфетку. Запах был сильным, но я с облегчением обнаружил, что он не вызвал у меня желания найти ближайшую бутылку и выпить её. Я сфокусировался на Фрэнки. Не дал ей ни секунды, чтобы подготовиться к боли, а просто встряхнул ткань, прижал её к порезу и стёр видимую засохшую грязь.

Всё тело Фрэнки дёрнулось, пришлось крепко прижать её к себе, чтобы не вырвалась.

— Ублюдок! — Кричала она. — Сын чёртовой шлюхи!

— Моя мать, вероятно, и была шлюхой, — размышлял я. — Так что ты не далека от истины.

Уклонился в сторону, поскольку не хотел, чтобы Фрэнки ударила меня по яйцам. Но она не двигалась. Девушка оставалась неподвижной, как статуя, и благодаря её покорности поспешил закончить очищать остатки грязи в порезе. Через пару минут все было сделано. Поднеся маленькую ручку Фрэнки к лицу, нежно подул на порез, отчего она издала звук, очень похожий на вздох. Не глядя на неё, открыл упаковку марлевых салфеток, прижал одну из них к ране на ладони и закрепил бинтом, обернув вокруг руки, после чего взял булавку из аптечки и закрепил повязку.

— Спасибо.

Искренность в тоне сказала мне, что за последние несколько минут её гнев значительно остыл. Кивнув, собрал пустые пластиковые упаковки, которые использовал, и положил их в корзину рядом с собой. Фрэнки думала, что я уйду после этого. Да ни за что на свете. В «Мэри Уэллс» что-то было не так. Джо разговаривал с полицией, Анна тоже, в заведении не было клиентов, а Фрэнки каким-то образом порезала руку. Она сказала, что «справилась с этим», и мне захотелось узнать, что, бл*дь, значило с «этим».

— Тебе нужно уйти. — Она смотрела куда угодно, только не на меня. — Здесь может находится только обслуживающий персонал.

— Как ты повредила руку?

— Ради Бога. — Она надулась. — Ты настойчивый мелкий засранец.

— Ты уже дважды назвала меня мелким.

— Это задевает твои мальчишеские чувства?

Фрэнки Фултон пыталась быть грубой и вовлечь меня в спор, дабы отвлечь от того, что я хотел узнать, и это не помогало.

— «Мелкая» — это твоё прозвище, Пиппин (прим. пер.: пиппин — хоббит из трилогии «Властелин кольца»). Не моё.

— Сегодня не цепляйся к моему росту, Грут (прим. пер.: Грут — персонаж из к/ф «Стражи галактики»), — предупредила она. — Я не в настроении.

Я подошёл к ней вплотную, наслаждаясь тем, как расширились её глаза и соблазнительным маленьким «о», произнесённым розовыми губками.

— Тогда расскажи мне, что случилось с твоей рукой, — надавил я. — Ты сказала, что «справилась с этим». Что это было. Это как-то связано с тем, что здесь находится полиция?

Чуть слышный вздох Фрэнки сказал мне, что она собирается ответить. Я всегда улавливал подобные маленькие подсказки в общении с ней, ещё до того, как она действительно что-то делала или говорила. Фрэнки для меня, как открытая книга. Всегда была такой.

— Джо хочет, чтобы ты и остальные участники группы могли зайти и насладиться едой без фанатов, просящих фотографии, автографы или что-то в этом роде. Он разместил на сайте «Мэри Уэллс» объявление о том, что пока вы, ребята, находитесь в его закусочной, к вам не будут приставать. На входной двери тоже есть табличка.

Должно быть, я пропустил это.

— Правда? — Наклонив голову, невольно улыбнулся. — Это очень мило с его стороны. Я ценю это и знаю, что ребята тоже.

— Да, но не все склонны слушать Джо, — недовольно буркнула она. — Какой-то человек вошёл через чёрный вход около сорока минут назад. Предложил сто фунтов, чтобы я позволила ему подойти достаточно близко и сделать несколько фотографий вашей еды без чьего-либо ведома. Я отказалась и сказала ему убираться. Он попытался предложить мне больше денег, тогда я схватила швабру и предупредила, чтобы уходил. Он разозлился, схватил швабру и потянул за неё. Я потеряла равновесие и упала, ударилась коленом и порезала руку.

Я не был темпераментным человеком, хотя многие думали иначе, не был тем, кто быстро поддавался гневу. Однако то, что Фрэнки рассказала, заставило усомниться в собственных реакциях. Ярость быстро потекла по венам при мысли, что кто-то может причинить вред моей девочке. Голос в голове напомнил, что она не «моя девочка», захотелось его заткнуть, но вместо этого сосредоточился на Фрэнки.

Должно быть, она увидела гнев в моих глазах, потому что положила руки на мои предплечья.

— Всё в порядке. Я в порядке, — заверила меня она. — Джо вошёл и выгнал мужчину за шиворот, а Анна вызвала полицию. Сомневаюсь, что он попытается сделать что-то подобное снова.

То, насколько наивной она была, раздражало.

— Ты сейчас серьёзно? — Потребовал я. — Сомневаешься, что он попытается сделать что-то подобное снова…? Ты не знаешь этого человека и не знаешь, что он будет делать, а чего нет, Фрэнки.

Она нахмурилась.

— Мы вызвали полицию.

— Это ни хрена не значит для папарацци, — заявил я. — Знаешь, сколько предупреждений они получают от знаменитостей за подобные вещи. Некоторых из них даже арестовывают, но им всё равно, только бы получить хорошую фотографию или кадры.

Ноль реакций.

— Послушай меня. — Мой голос был твёрдым. — Никогда больше не вставай на пути этих людей. Поняла? Это стервятники. Им достаточно одной хорошей фотографии, где я или ребята делают что-то, что они считают неправильным, чтобы в их домах пару месяцев горел свет. Люди готовы на всё ради денег, а я и ребята приносим им эти деньги.

Фрэнки с горечью усмехнулась.

— Значит, я должна позволить незнакомцам, которые хотят заработать на тебе денег, просто вальсировать здесь, как будто это место принадлежит им?

— Просто закрывай на них глаза, как это делают все остальные.

— Я не все остальные, Риск! Я не позволю кому-то сделать это дерьмо с тобой, если смогу — не позволю.

Её слова шокировали нас обоих, судя по широко раскрытым глазам на красивом лице. Поспешно повернувшись ко мне спиной, она направилась прямо к задней двери кухни, но едва успела сделать два шага, как мои руки коснулись её плеч и развернули обратно. У меня сжалось нутро, когда слезинка скатилась по щеке Фрэнки.

— Почему ты плачешь?

Она подняла руку и тут же смахнула одинокую слезу.

— Не плачу.

Я просто молча на неё уставился.

— Прекрасно. Плачу, — Фрэнк посмотрела вниз на свои ноги. — Меня просто бесит, что ты не можешь даже поесть спокойно, чтобы тебя никто не беспокоил. Все эти незнакомцы хотят чего-то, но ты даёшь им песни, этого должно быть достаточно. Мне это не нравится. Если смогу остановить одного из них от эксплуатации тебя — сделаю это. Больше ни слова!

Она попыталась пройти мимо меня, но я преградил путь.

— Что? Если собираешься кричать на меня, просто начинай уже. Не собираюсь менять своё мнение, и ты ничего не мож…

Мне надоела, эта болтовня без умолку и я заткнул её поцелуем.

Поцелуй, который для любого другого человека выглядел бы целомудренным и невинным, заставил моё тело ослабеть, а голову закружиться. Сердце готово было разорваться в груди, когда Фрэнки раздвинула мягкие губы и её тёплый, влажный язык коснулся моего. Раньше никогда не думал, что вкус кого-то может быть таким знакомым, однако Фрэнки это удалось. Она потянулась вверх, обвила руками шею и притянула моё тело вровень со своим. Как и тогда, когда мы целовались на пирсе, рот Фрэнки поглощал мой в горячем неистовстве. Хотелось целовать её всю, прикасаться, раздеть, почувствовать жар тугой киски, обхватившей мой член. Одного её вкуса было недостаточно. Слишком долго жаждал насладиться самим её присутствием, вкусом и прикосновениями.

Я шёл по очень тонкой грани, хотел эту девушку больше, чем следующий вздох, хотя наша ситуация никак не изменилась.

— Чёрт, простите!

Фрэнки отпрыгнула от меня, словно от огня.

Мы оба посмотрели в сторону хлопающей двери на кухню. Голос принадлежал Мэю, поэтому я не волновался, но Фрэнки раскраснелась от того, что её застали целующейся со мной. Повернувшись к ней, поднёс руки к щёчкам и провёл кончиками пальцев по горячей, раскрасневшейся коже. Заметил, что синяк вокруг глаза начал менять цвет. Становился жёлто-зелёного цвета. Это было исцеление.

— Ты такая красивая. — Улыбнулся я. — Люблю, когда ты смущаешься: лицо светится, как нос Рудольфа. Ты действительно моя маленькая вишенка.

Фрэнки издала сдавленный вздох, подалась вперёд и спрятала лицо у меня на груди, заставив меня рассмеяться.

— Только ты можешь за несколько минут перейти от бешенства к смущению. Боже, как же я по тебе скучал.

Ее руки крепко обвились вокруг моей талии.

— Ты ведь зашёл позавтракать, верно?

— Да. — Сказал я в ответ. — И тебя увидеть.

Фрэнки отступила назад, щеки всё ещё пылали, и сказала:

— Давай, пойдем, разместим вас и я приму заказ.

— Мэй будет счастлив. — Усмехнулся я задорно. — Он умирает от голода.

Вышел вслед за ней из кухни. Джо, Анна и Мэй прислонились к стойке обслуживания и когда, увидели нас, расслабились.

— Слава Богу, — сказал Джо, положив руку на грудь. — Я думал, ты его убьёшь.

— Я тоже, — Анна закивала головой. — Никогда не слышала, чтобы ты так ругалась или кричала. Ты очень страшная, когда выходишь из себя.

— Как я и говорил, прелесть, — сказал Мэй Анне. — Именно в маленьких собачках всегда есть самая большая сила.

Фрэнки закатила глаза, а я захихикал.

— Давайте просто оставим то, что произошло, в прошлом, — сказала она. — Что сказала полиция?

— Они взяли наши показания после того, как ты дала свои. Я подал заявление и предоставил доступ к нашим камерам видеонаблюдения, чтобы они получили запись того, как мужчина напал на тебя.

— Он не нападал на меня, — подчеркнула Фрэнки, взглянув на меня. — Он просто… потянул за швабру и я упала.

— Этот ублюдок пытался запугать тебя, — заявил Джо. — Он нарушил границы частной собственности и, если его поймают, я выдвину обвинение.

Я был полностью согласен с Джо, но по опыту знал, что фотографам может сойти с рук гораздо худшее, чем незаконное проникновение и запугивание. Но не стал говорить об этом Фрэнки, она хотела забыть об этом.

— Давайте просто продолжим наш день. Смотрите, — она указала на дверь, — к нам идут клиенты.

Оказалось, что посетителями была группа подростков — Грешников, которые носили атрибутику нашей группы. Джо сразу сказал им не беспокоить нас и они послушались. Поскольку группа была небольшая, всего пять человек, мы с Мэем решили быстро сфотографироваться с ними и подписать их футболки.

— Можешь сфотографировать нас? — Спросил ребёнок у Фрэнки. — Пожалуйста.

— Конечно. — Улыбаясь, она взяла телефон, отступила назад и сказала: — Скажите «сыр».

— Сыыыыр.

Повторили все и улыбнулись.

Моя улыбка была самой большой, потому что, когда Фрэнки делала снимок, я осознал, что она тоже широко улыбается, как будто это она была на снимке, а не делала его. Это было чертовски мило.

— Риск. — Она бросила на меня пристальный взгляд. — Смотри в камеру.

— Прости. — Усмехнулся я от души. — Смотрю-смотрю.

После этого мы с Мэем сели в первую кабинку и Фрэнки приняла наш заказ, пока Анна была занята детьми. Они глазели на нас, но парочка взглядов в нашу сторону не доставая телефонов, была приятным изменением в обычном ритуале. Фрэнки записала наши заказы, каждый хотел полный английский завтрак, и вернулась минут через десять с большими тарелками еды. Мэй положил телефон и нахмурился, когда Фрэнк поставила перед нами еду.

— Что там?

— Твиттер.

Ой-ой.

— Какой-то х*есос сказал, что наша музыка простая. Фактически он сказал, что играть наши песни легко. — Хрюкнул Мэй. — Чёртов клоун.

— Их легко играть. — Фыркнула Фрэнки.

Я чуть не сломал шею, когда дёрнул головой, чтобы посмотреть на Фрэнки, которая покраснела под нашим с Мэем пристальным взглядом.

— Ты можешь играть наши песни на гитаре? — Спросил я, чувствуя, как покалывают яйца. — Очень хорошо подумай, прежде чем ответить, потому что у меня будет стояк на публике, если ты скажешь «да».

Глаза Фрэнки метнулись вниз, но стол загородил ей вид на мой пах, поэтому перевела взгляд обратно на меня и пожала плечами.

— Я могу сыграть их на гитаре… как Бог.

Мы с Мэем переглянулись и тут же разразились смехом. Губы Фрэнки подёргивались, когда она сложила руки на груди.

— О. Так вы двое думаете, что не могу, да?

— Фрэнки, девочка моя — Мэй гоготнул и покачал головой. — «Гитарный Бог» — это высший пилотаж.

— Спорим, я смогу превзойти тебя в мастерстве исполнения любой песни «Blood Oath» в стиле «Бога Гитары», — бросила она вызов. — Я могу играть вокруг тебя, даже с травмированной рукой, Март.

— О, приятель, — подзадоривал я Мэя. — Знаю, ты не позволишь Сэмуайзу Гэмджи (прим. пер.: один из хоббитов трилогии «Властелин кольца») так тебя обозвать.

Ссылка на хоббита не смутила Фрэнки. Сколько себя помню, называл её Бильбо, Фродо, Сэмуайзом, Весельчаком и Пиппином. Уверен, что в какой-то момент жизни я окрестил её именами всего населения Шира.

— Ты в деле, гном. — Мэй сузил глаза, скрытые капюшоном. — Ты пожалеешь, что бросаешь мне вызов, Фултон. Это как грёбаный «Донки Конг»! (прим. ред.: «Donkey Kong» — компьютерная аркадная игра)