Озарение

Глава 16

"Президент Соединенных Штатов Америки был бы рад присутствовать на церемонии по поводу завершения реконструкции города Абернети, штат Кентукки. Он просил меня уведомить о его особом интересе к фрескам на мотивы Тысячи и одной ночи «, которые находятся в публичной библиотеке, так как это его любимые сказки».

Джейсон перечитал письмо, готовый кричать от радости и торжества, пока не посмотрел на второй абзац, в котором секретарь президента просил подтвердить дату церемонии.

— Но это же… — Джейсон в ужасе взглянул на часы, чтобы посмотреть, какое сегодня число, а потом на календарь, стоявший на письменном столе, и убедился в правильности своих подозрений.

— Дори-и-н!!! — проревел он во всю мощь своих легких, и примерно минуты через три в кабинет вошла его блуждавшая где-то секретарша.

— Да? — проговорила она, глядя на него большими скучающими глазами.

Джейсон давно уяснил себе, что решительно ничто на свете, никакая угроза или опасность, не может нарушить спокойствия Дорин. «Спокойствие»! — приказал он себе, но потом еще раз взглянул на президентскую печать в конце письма и проклял это спокойствие.

— Хорошенькое дельце, не так ли? Я говорил вам, что буду принимать его здесь. Мы все согласовали, я и Черри. — Джейсон обхватил голову руками и попытался сосчитать до десяти. Удалось только до восьми, но и это было его новым рекордом. — Дорин, — заговорил он с преувеличенным спокойствием. — Проверьте эти даты. Сколько осталось до приезда президента?

— Вам нужен новый календарь? — озадаченно спросила Дорин. — Если да, то я могу принести вам его из магазина.

Поскольку Дорин расходовала шесть тысяч долларов в месяц на канцелярские принадлежности, Джейсону пришлось закрыть счета, которыми она распоряжалась, и он не хотел открывать их снова.

— Нет, я могу воспользоваться одним из десятка календарей, что лежат на моем письменном столе. Дорин, почему президент намерен приехать через шесть недель, тогда как до церемонии еще целых шесть месяцев, считая с сегодняшнего дня? И почему он думает, что стены будут расписаны на мотивы из «Тысячи и одной ночи», когда художнику поручили изобразить там сюжеты детских стишков?

— Детских стишков? — заморгала Дорин. Джейсон глубоко вздохнул, чтобы успокоиться, но вместо этого подумал о том, как он убьет своего брата. Дэвид в очередной раз обманом вовлек своего «более мудрого» старшего брата в нечто такое, что доводило Джейсона до умопомрачения. Дорин была сестрой Черри Паркер, и Дэвид упрашивал, даже умолял Джейсона взять ее на работу, чтобы помочь ему осуществлять надзор за реконструкцией Абернети. Тогда Джейсон с легкостью согласился, потому что уволил Паркер и не мог найти хотя бы наполовину такого же квалифицированного и знающего свое дело секретаря, каким была она.

Но Дорин совершенно не разбиралась в делах, в которых была так сведуща ее сестра. Дорин была настолько же неповоротлива, дезорганизованна и легкомысленна, настолько та была безукоризненна. Уже через три часа после того, как он ее нанял, Джейсону захотелось ее уволить, но Черри Паркер была беременна и принялась рыдать, что полностью вывело Джейсона из равновесия, поскольку тот понятия не имел о том, что она способна плакать.

— Не мог бы ты подержать ее всего несколько дней? — упрашивал его Дэвид. — Беременность у Черри тяжелая, а Дорин ее единственная родная сестра, и это значило бы для нас обоих очень много. В конце концов ты же так добр, что мог бы, раз она такая бестолковая, обойтись без секретаря, не увольняя ее при этом.

Джейсон был польщен и в конце концов дал себя убедить.

Это случилось восемь месяцев назад. Паркер все еще была беременна, все еще плакала по каждому пустяку, а Джейсон все еще пытался сработаться с Дорин как с секретаршей. Еще более усложняло дело то, что она имела личное поручение Джейсона помочь ему в розыске Эйми.

— Картинки к детским стишкам, — устало проговорил Джейсон. — ну эти… «Шалтай-Болтай», «Маленькая мисс Маффит»… Мы наняли человека написать их, и он начинает работу в понедельник. У него уйдет три месяца на то, чтобы расписать библиотеку, а президент приедет через шесть недель. Не говоря уже о том, что президент приедет смотреть «Тысячу и одну ночь», а вовсе не иллюстрации к детским стишкам.

Дорин безучастно смотрела на Джейсона. Может быть, нужно снова позвонить Дэвиду и узнать, не родила ли уже его жена, потому что с той же секунды, как это случится, ноги Дорин здесь больше не будет.

— Так что же насчет ночей? — спросила она наконец.

— Каких ночей? Из «Тысячи и одной ночи»? Или вы спрашиваете, не будет ли художник работать по ночам? — С Дорин никогда не знаешь наверняка, о чем идет речь.

Джейсону захотелось взвыть.

— О! — заморгала Дорин.

Сказать по правде, она была красива: громадные глаза, оттененные черным костюмом, казались еще больше, а на голове у нее было фунтов пятьдесят вьющихся светлых волос. Мужчины Абернети при виде ее чуть ли не в обморок падали.

— Дорин, — заговорил Джейсон, на этот раз более миролюбиво, — откуда президенту Соединенных Штатов пришла в голову мысль о том, что мы намеревались заказать фреску на мотивы «Тысячи и одной ночи»?

Выяснилось, что во всем была виновата неуправляемая фантазия Дорин, в чьей голове смешались сведения о рыцарях Робина Гуда (а слово «рыцарь» по-английски звучит как «найт»), название спонсорской фирмы — «Авантюристы Колумба» (тоже «найт»), участвовавшей в реконструкции библиотеки в Абернети, и «Тысяча и одна ночь» («ночь» по-английски тоже «найт»). Джейсона весьма заинтриговал вопрос о том, как Дорин от «авантюристов Колумба» пришла к «Тысяче и одной ночи», но так или иначе с ее легкой руки во все документы пошло именно это название, не имевшее никакого отношения к заказанной росписи.

— Так откуда же вы взяли, что настенные росписи будут посвящены «Тысяче и одной ночи»? — мягко спросил он.

Дорин вздохнула.

— Мистеру Габлзу очень нравится принцесса Кэролайн, и когда она приедет сюда, то будет этому очень рада.

Джейсону понадобилось несколько секунд, чтобы уловить ход ее рассуждений, если это можно было назвать рассуждениями.

Мистер Габлз был хозяином местного магазина комнатных животных, который находился рядом с домом, где работала фирма «Авантюристы Колумба»; а принцесса Кэролайн жила в Монако, что звучит похоже на Марокко, а Марокко — это часть арабского мира, а по-английски сказки Шехерезады называются «Арабские ночи».

— Понятно, — протянул Джейсон. — Так, значит, интерес мистера Габлза к этой принцессе привел вас к мысли о том, что стены библиотеки будут расписаны не на сюжеты детских сказок, а сценами из «Тысячи и одной ночи».

— Они будут выглядеть лучше, чем Шалтай-Болтай, к тому же президент приедет не для того, чтобы любоваться детскими картинками.

Взглянув еще раз на письмо, Джейсон был вынужден признать, что в этом она была права.

— Видите ли, Дорин, — терпеливо сказал он, — проблема в том, что художник уже летит из Сиэтла, чтобы расписывать стены, и он будет здесь завтра. Он потратил целый год на подготовку эскизов для росписи, и…

— О, так, значит, вас именно это беспокоит? Я могу поправить дело, — сказала она и вышла из комнаты.

— Вот, — заявила Дорин, вернувшись через секунду. — Это пришло две недели назад.

Поначалу Джейсону хотелось наорать на нее за то, что она не показывала ему письмо целых две недели, но он решил поберечь силы и прочитать его. Оказывается, художник сломал себе правую руку и, по меньшей мере, четыре месяца не сможет работать.

— Надеюсь, вы не приметесь снова кричать? — спросила Дорин. — Всего лишь сломанная рука. Он поправится.

— Дорин, — поднимаясь из кресла, заговорил Джейсон, радуясь, что между ними был письменный стол, иначе он мог ее задушить. — Через шесть недель сюда приезжает президент Соединенных Штатов, чтобы осмотреть город, а до завершения работ по его реконструкции еще несколько месяцев, и при этом он хочет посмотреть настенные росписи в библиотеке, к работе над которыми еще не приступали, потому что у меня нет художника. — Голос его становился все громче, и теперь он уже почти кричал.

— Не кричите на меня, — спокойно сказал она. — Нанимать художников не мое дело. — С этими словами она повернулась и вышла из кабинета.

Джейсон так тяжело опустился в кресло, что оно едва не сломалось. «Зачем я только бросил бизнес»? — пробормотал он и снова, оглядываясь на свою прошлую жизнь, вспомнил, насколько она была эффективна и организованна. Перевозя все в Абернети, Джейсон пытался сохранить при себе свой персонал, но большинство из его служащих лишь посмеялись над ним. Дворецкий смеялся, что называется, от души. «Оставить Нью-Йорк ради Кентукки? — посмеявшись, спросил он. — Нет, благодарю покорно».

Таково было мнение всех, кто с ним работал. Таким образом, Джейсон вернулся в родной город практически один. По крайней мере тогда он чувствовал себя совершенно одиноким.

Джейсон посмотрел на фотографии Макса, лежавшие справа на письменном столе. «Два года, — подумал он, — как я не слышал о них ничего. Словно земля разверзлась и поглотила их». Все, что у него было, это полученные от Милдред, свекрови Эйми, вот эти фотографии, вставленные в сделанные по его заказу великолепные серебряные рамки. Самое большое, что он мог сделать для своего Макса.

По крайней мере, он все еще думал о Максе как о своем сыне. Но и это не избавляло Джейсона от чувства одиночества, потому что никто не проявил никакой симпатии к нему, истомившемуся по Эйми и ребенку, которых он знал всего несколько дней.

— Кончай с этим! — сказал ему отец. — Моя жена умерла, но это был не ее выбор. Эта же женщина захотела бросить тебя и с тех пор не дала о себе знать. Тебе следовало бы уяснить этот намек и понять своей тупой башкой, что ей не нужен ни ты, ни твои деньги, поэтому она со всех ног умчалась отсюда.

— Мои деньги не имеют к этому никакого отношения, — спокойно ответил Джейсон.

— Да? Тогда почему же ты растратил целое состояние, оплачивая свору ищеек в попытках ее разыскать? Разве она, по-твоему, не была выставлена на продажу, когда жила здесь, что и заставило тебя подумать, что ты можешь купить ее, но не тут-то было?

Джейсон ничего не ответил на эти слова, потому что отец был единственным человеком на свете, который мог говорить с ним как с непослушным девятилетним мальчишкой.

Дэвид сочувствовал ему еще меньше, чем отец, и считал, что единственным лекарством для его старшего брата было бы знакомство с другими женщинами. Дэвид называл это «кентуккийским ухаживанием», и Джейсон понятия не имел о том, что имеет в виду его брат, пока не начали появляться кандидатки. Одинокие женщины, разведенные женщины, женщины в преддверии развода появлялись на пороге квартиры Джейсона с банками и мисками с едой мурлыча: «Я просто подумала, что вам, может быть, понравятся мои бутерброды и соленья» или «В прошлом году я выиграла голубую ленту на ярмарке штата».

Спустя три недели после его приезда сюда кухня Джейсона оказалась заваленной всякого рода солениями, джемами и индийскими приправами, известными всему человечеству. Его холодильник был всегда полон кексов и салатов.

— Кем они меня считают — человеком или боровом, откармливаемым для заклания? — как-то вечером, сидя в баре, спросил Джейсон, глядя на брата через стакан с пивом.

— Понемногу и тем, и другим. Это, видишь ли, Кентукки. Послушай, братец, ты должен повести куда-нибудь одну из них — в ресторан, в театр. Ты должен вернуться к жизни и перестать мечтать о невозможном.

— Да, пожалуй, ты прав, но… А ты не думаешь, что они попытаются замариновать меня и потащить на ярмарку, а?

— Не исключено, — рассмеялся Дэвид. — В таком случае тебе следует начать с До-рис Миллет. Ее коронный напиток — тутовый джин. Джейсон слабо улыбнулся.

— О'кей. Я попытаюсь, но…

— Понимаю, — тихо согласился Дэвид. — Тебе не хватает Эйми и Макса. Но ты должен найти ту, с кем будешь жить. Здесь много женщин. Посмотри на меня. Я сходил с ума по Эйми, но потом встретил Черри и… — Он запнулся, потому что потеря такой великолепной секретарши была больным местом для брата, а с Дорин тот все еще не сработался.

Итак, Джейсон встречался с женщинами, приглашая одну за другой, и все они без исключения влюблялись в него с его деньгами.

— А чего вы ждете? — вспылила его свояченица. — Вы богаты, красивы, гетеросексуальны и вполне подходящи в качестве мужа. Естественно, всем им хочется выйти за вас замуж.

Джейсону Черри гораздо больше нравилась как секретарша, нежели как беременная родственница. Он не нуждался в том, чтобы ему напоминали, что главным его активом является банковский счет.

— Вы прямо-таки приобщили ее к лику святых, — говорила Черри ставшим теперь обычным для нее раздраженным тоном. Она плохо переносила беременность, тело ее настолько раздалось, что даже нос стал жирным. И врач назначил ей постельный режим. — Эйми Томпкинс очень приятная особа, но в ней нет ничего необыкновенного. Здесь полно таких Эйми — вам остается лишь выбрать.

— Но именно она не захотела выйти за меня замуж, — со вздохом сказал Джейсон. Черри раздраженно всплеснула руками.

— А вы что, интересуетесь только теми женщинами, которые не хотят выходить за вас замуж? Из этого логично следует, что вы должны были сходить с ума от любви ко мне.

— О, — улыбнулся Джейсон, — гарантирую вам, что это не тот случай.

Черри запустила в него подушкой.

— Дайте мне чего-нибудь выпить. И принесите льда. Много льда. О Господи, родится ли когда-нибудь наконец этот ребенок?

Джейсон почти вылетел из комнаты, повинуясь ее просьбе.

Итак, теперь уже почти год, как он в Абернети, и Джейсону казалось, что он отобедал со всеми женщинами из штата Кентукки, с несколькими из Теннесси и с парочкой из Миссисипи. Но ни одна из них не вызвала у него интереса. Он по-прежнему думал об Эйми, по-прежнему думал о Максе, по меньшей мере, два раза в час. Где они? Как теперь выглядит Макс?

— За Эйми, вероятно, соперничают между собой шестеро мужчин, — сказала в прошлом месяце Милдред Томпкинс. — Она наделена тем свойством внушать любовь к себе, которое заставляет мужчин делать для нее все. Взгляните, например, на себя. Вы отказались от всего, чтобы помочь ей.

— Я ни от чего не отказался, я… — В глазах большинства людей усилия Джейсона по спасению родного города были великим и благородным делом, но для своих родственников и почти родственников в Абернети он был просто «страдальцем из-за женщины».

Как бы то ни было, но картина вырисовывалась не очень привлекательной, и много раз Джейсон протягивал руку, чтобы убрать фотографии Макса со своего стола, и изо всех сил старался серьезно отнестись к какой-нибудь из многочисленных женщин, с которыми встречался. Ведь, как подчеркивал брат, он не становился моложе и если хотел иметь семью, то ему следовал заняться этим по-настоящему.

Но сейчас у Джейсона были другие проблемы. Очень скоро в Абернети прибывает президент Соединенных Штатов, чтобы посмотреть росписи на тему «Тысячи и одной ночи», а у Джейсона еще не было даже художника. Вопреки своему обыкновению, он взялся за телефон и принялся разъяснять Дорин, что ему необходимо соединиться с Милдред, хотя знал, к чему это могло привести. Дорин могла бы пожелать узнать, с какой именно Милдред он хочет говорить, словно он не звонил бабушке Макса по три раза в неделю.

Джейсон набрал номер, который знал наизусть, а когда Милдред ответила, даже не назвался.

— Вы знаете какого-нибудь местного художника, который мог бы расписать стены библиотеки на тему «Тысячи и одной ночи», и притом очень быстро?

— О? И вы спрашиваете меня? Вы хотите найти его в маленьком старом Абернети? А что случилось с вашим сверхталантливым столичным художником?

Джейсон вздохнул. Весь мир считал его всесильным, но люди его родного города думали, что он занимается тем же, что делал в давнем прошлом, и что будет делать то же в будущем.

— Вы же знаете, что это лучший в стране художник, одна из мировых знаменитостей. Я хочу всего самого лучшего для нашего города, и… — Джейсон замолчал, чтобы успокоиться. — Послушайте, сегодня мне не до споров.

— А что делала все это время Дорин?

— Приглашала президента приехать на полгода раньше и меняла детскую тематику росписи на «Тысячу и одну ночь».

Милдред присвистнула.

— Это верх ее достижений?

— Нет. Она вполне способна доставить продукты для обеда после того, как три сотни гостей усядутся за стол. Или заслать новую мебель в Южную Америку. Или…

— Черри еще не родила?

— Нет, — стиснув зубы, ответил Джейсон. — Ребенок опаздывает уже на одиннадцать дней, но Дэвид говорит, что даты, возможно, не точные, и…

— Ну так как же с фресками? — оборвав Джейсона, спросила Милдред.

Он быстро обрисовал ей проблему. В прошлом году в Абернети Милдред оказалась для него неоценимой. Она знала буквально всех и все. Никто в этом городе не мог и глазом моргнуть без того, чтобы это не стало известно Милдред. И вот сейчас, когда у него возникла проблема, Джейсон знал, что должен позвонить Милдред.

— Так знаете ли вы какого-нибудь художника или нет?

— Возможно, — сказала наконец Милдред. — Может быть, знаю, но не знаю вот, будет ли эта личность… доступна.

— Плачу двойной гонорар, — поспешил объяснить Джейсон.

— Джейсон, дорогой, когда вы возьмете в толк, что деньги могут решать не все проблемы?

— Так что же тогда ему нужно? Престиж? Но его работу увидит сам президент. А учитывая то, как часто реконструировался Абернети, через две сотни лет его росписи по-прежнему будут здесь. Одним словом, чего бы он ни хотел, я заплачу.

— Я попытаюсь, — тихо проговорила Милдред. — Приложу к этому все усилия и сообщу вам, как только буду знать ответ.

Повесив трубку, она еще несколько минут простояла, размышляя. Несмотря на свою неприязнь к деньгам, сердцем она чуяла, что Джейсон, переехавший год назад в Абернети, сегодня стал совсем другим человеком. Тогда он возвратился в свой родной город с мыслью о том, что сыграет роль Санта-Клауса и что каждый горожанин будет готов пасть перед ним ниц и целовать следы его ног в знак благодарности. Но вместо этого перед ним одна за другой вставали проблемы, и в результате он оказался вовлеченным. Сначала он хотел действовать в одиночку, отдельно от горожан, но это оказалось невозможным, и Милдред считала, что если сказать ему правду, то теперь он не примет ее как-то иначе.

Все еще глядя на телефон, Милдред улыбнулась, вспомнив всех женщин Абернети, которые делали все от них зависящее, чтобы победить в борьбе за право женить его на себе. Или проще, по-старомодному, заполучить его к себе в постель. Но, насколько знала Милдред, Джейсон не тронул ни одной женщины родного городка. О том, что он делал во время частных поездок в Нью-Йорк, она не имела ни малейшего понятия, но по отношению к, женщинам Абернети он остался джентльменом.

К их безграничной ярости, с иронией подумала Милдред. В трех графствах не было ни одного швейного кружка, книжного клуба или церковного собрания, где бы не обсуждали вопрос, каков же будет результат возвращения мистера Джейсона Уилдинга в Абернети, штат Кентукки.

Но, подумала Милдред с улыбкой, которая становилась все шире, на письменном столе Джейсона по-прежнему стояли фотографии Макса, и он все еще говорит об Эйми так, словно виделся с ней на прошлой неделе. Милдред положила руку на телефон. Разве не счастливое совпадение, что в момент, когда Джейсону отчаянно был нужен художник по фрескам, ей довелось узнать о том, кто мог их написать?

— Гм! — Милдред сняла трубку. Это было таким же совпадением, как и то, что она без труда выманила у Дорин адрес художника по фрескам в Сиэтле, потом написала ему записку, что он больше не нужен. А потом послала письмо Джейсону с сообщением о том, что этот художник сломал себе руку. То, что Дорин понадобились две недели, чтобы вручить это письмо Джейсону, лишь способствовало успеху ее великолепно разработанного плана.

Милдред набрала номер телефона, который был буквально выжжен в ее памяти, и в ожидании ответа затаила дыхание, полная сомнений. Что, если именно сейчас этого делать не надо? Что, если она откажется? Что, если она все еще злится на Джейсона и Дэвида и вообще на всех в Абернети за то, какую шутку они с нею сыграли? Что, если у нее есть друг Когда в трубке ответили, Милдред перевела дыхание и потом сказала:

— Эйми?