На следующее утро, в предрассветный час, Теа, лежа неподвижно, мерно и глубоко дышала в ритме спокойного сна.
Видения, как сцены давно минувших времен, начали возникать, разворачиваясь в ее подсознании.
На утренней заре озеро было тихим и зловеще прекрасным. Она стояла на мостках и наблюдала, как из-за высоких темных деревьев появляются золотые лучи солнца, как озеро, отражая зарево небес, меняет цвет с черного на темно-розовое.
Она любила озеро во всех его настроениях и в любое время, но больше всего – на утренней заре. Ее ожидание было вознаграждено криком гагар, приветствующих пробуждение озера и рождение дня. Ребенок пошевелился внутри нее и мягко толкнулся, расправляя крошечные конечности. Она улыбнулась, ее рука скользнула вниз и легла на место нежного касания. Она наслаждалась, чувствуя в себе эту драгоценную жизнь. Ее ребенок. И его. Уже пять месяцев она носила его в себе, радуясь каждому новому дню, все более меняющему ее тело. Выпуклость живота, прежде совсем небольшая, теперь была довольно заметна. Здесь, на озере, она находилась в уединении, но скоро ее состояние будет невозможно скрыть. Когда понадобится, она будет решать эту проблему, бороться с гневом своего отца, но не позволит причинить вред своему ребенку.
Она все еще испытывала боль и проливала слезы от того, что любимого не было рядом, от того, что рядом с ним могла быть какая-то другая, от того, что, может быть, сама она была для него какой-то другой. Чертовы мужчины, и чертовы их войны. Она бы выбрала его, если бы он дал ей шанс, но он его не дал. Вместо этого он просто благополучно исчез из ее жизни, не в силах до конца поверить в ее любовь к нему. Он не знал о новой жизни, которую он зародил в ней
Мостки за ней внезапно затряслись, когда по доскам глухо затопали обутые ноги. Она испуганно обернулась, и, пораженная, замерла, не ведая, то ли спит, то ли ее страстное желание каким-то образом соткало его из лучей восходящего солнца. Он приближался к ней, широко шагая, и зыбкие клочья тумана вились вокруг него. Ее сердце мучительно сжалось. Даже если он и не был настоящим, она благодарила Господа за возможность снова увидеть его так ясно. Увидеть его густые темные волосы, его яркие глаза цвета моря, увидеть безупречность его мускулистого тела.
В пяти шагах от нее он остановился так внезапно, будто врезался в стену. Его недоверчивый взгляд окинул ее тело, озаренное сзади солнечным светом, и так четко обрисованное тонкой ночной рубашкой, бывшей ее единственным одеянием. Он увидел, как ее рука защитно легла на холмик живота в инстинктивном жесте беременной женщины.
Он был настоящим. Боже милостивый, он был настоящим. Она увидела в его глазах потрясение от того, что он столкнулся с реальностью предстоявшего отцовства. Он долго, молча и пристально смотрел на ее живот, прежде чем взглянуть ей в глаза.
- Почему ты мне сказала, - хрипло спросил он.
- Я не знала, - ответила она, - Пока ты не уехал.
Осторожно, будто к дикому животному, он приблизился, медленно протянул руку и положил ей на живот. Она задрожала от тепла и жизненной силы, которые несло его прикосновение, и едва не застонала вслух, когда муки одиночества, тоска всех месяцев без него начали покидать ее тело. Знал ли он, какую боль причинил ей? Понимал ли, что его исчезновение почти убило ее, что только мысль о том, что она носит его дитя, заставляла ее жить.
А потом она почувствовала, как мелкая дрожь пробежала по его телу и по рукам, касающимся ее. Воздух между ними, казалось, раскалился. Желание ворвалось глубоким судорожным вздохом, ее тело обмякло и согрелось, бессознательно увлажняясь для него.
- Позволь мне увидеть тебя, - застонал он, уже задирая ее длинную ночную рубашку.
Каким-то образом она оказалась лежащей на мостках, ее голое тело купалось в жемчужном утреннем свете. Ночная рубашка защищала ее нежную кожу от неструганых досок под нею. Под ней и вокруг нее, плескалась вода. Ей казалось, будто она плывет, удерживаемая только якорем его сильных рук. Она закрыла глаза, чтобы не мешать ему знакомиться с изменениями, которые претерпело ее тело. Изменениями, которые она так полно ощущала. Его шершавые руки скользили по ней как легчайший шелк, касаясь ее потемневших, набухших сосков, ладонями создавая полушария из ее тяжелых грудей. Потом руки опустились вниз, на ее живот, охватив маленький тугой холмик, где рос его ребенок.
Она не открыла глаза даже тогда, когда он раздвинул ее ноги, поднял колени и широко развел их, чтобы и там посмотреть на нее. Холодный воздух, который давал отдышаться, коснулся и самого интимного ее места, еще более усилив желание. Знает ли он, как она в нем нуждается, чувствует ли он, как поет ее тело под его руками? Конечно, знает и чувствует. Она никогда не могла утаить от него свою страсть, даже тогда, когда старалась из всех сил. Она услышала, что его дыхание стало прерывистым, и ощутимая сила его желания заставила ее пылать.
- Ты настолько прекрасна, что больно на тебя смотреть, - шептал он.
Она почувствовала, как длинный мозолистый палец исследует чувствительное местечко между ее ног, поглаживая и потирая его, прежде чем нежно скользнуть внутрь.
От потрясения, вызванного этим неглубоким вторжением, у нее закружилась голова, спина дугой выгнулась над мостками, и он низким шепотом стал успокаивать ее. А затем она почувствовала, как он придвинулся ближе, улегся между ее ног, и стал возиться со своей одеждой. Она лежала, мучаясь от нетерпения, в ожидании момента, когда они будут вместе, снова вместе, снова будут одним целым. Снова он заполнит ее настолько, что станет частью ее, и они задохнутся от совершенства происходящего. А потом стало не до размышлений, они могли только двигаться вместе, вцепившись друг в друга. Его сила дополняла ее хрупкость. Мужчина и женщина, соединенные в вечности.
Теа застонала во сне, когда любовник довел ее до кульминации, а потом затихла, когда сон, изменившись, продолжился.
Вода сомкнулась у нее над головой, белая пена на поверхности отмечала место, где она гибла. Потрясение от того, что это случилось сразу же после экстаза, который она только что познала с ним, парализовало ее на долгие драгоценные мгновения. Потом она подумала о ребенке, которого носила, и безмолвно завопила в бешенстве от того, что подвергает его опасности. Она стала дико бороться с неумолимой силой, которая захватила ее и тянула вглубь, лишая воздуха, лишая жизни. Она не могла допустить, чтобы с ее ребенком что-то случилось, невзирая на то, что делал его отец. Не смотря ни на что, она любила его, любила его ребенка.
Но она не могла освободиться от пут, тянущих ее вниз. Ночная рубашка вместо того, чтобы всплыть на поверхность, опутала ей ноги. Ее легкие мучительно горели, грудь вздымалась, пытаясь втянуть воздух. Она боролась с этим желанием, зная, что вдохнет только смерть. Бороться. Она должна бороться за своего ребенка.
Сильные руки на ее плечах все глубже погружали ее в воду. В отчаянии, гаснущим зрением она глядела через зеленеющую воду в его холодные, отстраненные глаза, глаза человека, которого любила так сильно, что готова была последовать за ним куда угодно. Он толкал ее все глубже и глубже, отдаляя от живительного воздуха.
«Почему?» беззвучно простонала она. Смертоносная вода заполнила ее рот, ее ноздри, хлынула в горло. Она не могла больше держаться. Только ребенок давал ей силы, чтобы сражаться, бороться с этими могучими руками, пытаться вырваться из них. Ее ребенок… Она должна спасти своего ребенка. Но темнота наступала, затуманивая глаза, и она поняла, что проиграла. Ее последней мыслью в этой жизни был слабый беззвучный крик отчаяния: «Почему?»
Когда Теа проснулась, ее тело сотрясали беспомощные рыдания. Скорчившись, она лежала на боку, переполненная скорбью. Скорбью о своем нерожденном ребенке, скорбью по мужчине, которого любила так сильно, что даже гибель от его рук не смогла убить ее чувства к нему. Все это не имело смысла. Он занимался с ней любовью, а потом утопил. Как мог человек, почувствовав, как толкается его ребенок в чреве своей матери, следом же преднамеренно погасить эту беспомощную жизнь? Независимо от того, что он чувствовал по отношению к ней, как он мог убить собственного ребенка?
Боль была страшной. Свернувшись в калачик, она, как со стороны, слышала тихие, подвывающие звуки своих рыданий, не способная двигаться, не способная думать.
И тут она услышала джип, который, взметнув гравий, резко затормозил на подъездной дороге. Она похолодела, ужас, как ледяная вода, потек по ее венам. Он здесь. Она вспомнила, что он видел те же сны, что и она. Он знал, что она знала о тех ужасных мгновениях под водой. Она боялась даже думать о том, чего он пытался достичь, снова и снова через века убивая ее, но уже не сомневалась, что если останется в доме, то вскоре ее постигнет та же судьба. После этого последнего сна он уже не сможет льстивыми речами отвлечь ее от страхов, как это удавалось ему прежде.
Теа спрыгнула с кровати. Не успев схватить одежду, она босиком вылетела из спальни и бесшумно пронеслась через гостиную в кухню. Она добралась до задней двери как раз тогда, когда его большой кулак бухнул в переднюю.
- Теа, - позвал он своим низким голосом, яростно, но сдержанно, словно пытаясь убедить, что ей ничего не угрожает.
Густые тени раннего рассвета все еще окутывали комнаты, сереющий за окнами свет был еще слишком слаб, чтобы проникнуть в дом. Как маленькое животное, старающееся не привлечь внимание хищника, Теа неподвижно замерла, вскинув голову и прислушиваясь к малейшему звуку его шагов.
Можно ли бесшумно выскочить через заднюю дверь? А вдруг он сейчас тихо огибает дом, чтобы попытаться открыть эту дверь? Мысль, что она отворит дверь и лицом к лицу столкнется с ним, совсем заледенила ее кровь.
- Теа, послушай меня.
Он все еще был у главного входа. Теа возилась с цепочкой, молясь, чтобы дрожащие руки не предали ее. Она нащупала паз и мучительно медленно откинула цепочку, придерживая ее, чтобы та не брякнула. Потом она добралась до замка.
- Это не то, о чем ты подумала, дорогая. Пожалуйста, не бойся меня. Верь мне.
Верить ему! Она едва не захохотала, несмотря на все попытки сдержаться, ее разбирал истерический смех. В конце концов, ей удалось его подавить. Он повторял эти два слова так часто, что они уже звучали как заклинание. Снова и снова она верила ему, доверяла свое сердце, свое тело, жизнь своего ребенка, а он снова и снова ее опутывал ее своими чарами.
Она нашла запор и бесшумно его открыла.
- Теа, я знаю, что ты не спишь. Я знаю, что ты меня слышишь.
Она приоткрывала дверь едва не по миллиметру, задержав дыхание, чтобы не пискнуть и не привлечь его внимание. В образовавшуюся щель проник серый свет. С каждой секундой приближался рассвет, а с ним и яркий свет, который не даст ей скрыться от него. Вдруг до нее дошло, что у нее нет ключей от машины. Осознав это, она едва не приросла к месту, но возвращаться за ними не посмела. Ей придется спасаться на своих двоих.
Возможно это и к лучшему. Если бы она была на машине, он с легкостью последовал бы за ней. Пешая, она чувствовала себя намного уязвимее, но зато так гораздо легче скрыться.
Наконец дверь открылась настолько, что она смогла протиснуться. Покинув сомнительную безопасность дома, она едва дышала. Ей хотелось укрыться за его стенами, но она знала, что Ричард выставит окно и заберется внутрь, или выломает дверь. Он был воином, он был убийцей. Так или иначе, а в дом он попадет. Там она в опасности.
Заднее крыльцо не было крытым, пара ступеней просто прикрывалась сверху тентом от дождя. Но здесь тоже была сетчатая дверь. Она осторожно подняла защелку и вновь приступила к мучительному процессу открывания двери. Нервы натягивались все туже и туже. Она из всех сил сосредоточилась, уставившись на спираль пружины и внушая той, чтобы была потише. Последовал легкий скрип, слышимый, разве что, на несколько футов. Но от этого скрипа она покрылась холодным потом. Дюйм, два дюйма, шесть. Щель становилась все шире. Восемь дюймов. Девять. Она принялась протискиваться….
Из-за угла дома появился Ричард. Он увидел ее и прыгнул вперед, как зверь на добычу.
Теа закричала и отскочила назад, захлопнув кухонную дверь и возясь с замком. Слишком поздно! Он войдет в эту дверь, закрыта она или нет. Она почувствовала его решимость и бросила замок незапертым, выгадав вместо этого несколько секунд, позволивших добежать до передней двери.
Когда хлопнула задняя дверь, она уже была у передней. Та была заперта. Ее грудь вздымалась в панике, дыхание было поверхностным. Дрожащие, дергающиеся пальцы пытались справиться с цепочкой и замком.
- Теа! – его голос, полный ярости, быстро приближался. Рыдая, она резко распахнула дверь и выскочила на веранду, пихнула незапертую сетчатую дверь и пролетела через нее, потом споткнулась и упала на колени в высокую влажную траву.
Он уже вырвался из дома через переднюю дверь. Она вскочила, задрала ночнушку выше колен и побежала к дороге.
- Черт побери, да послушай же меня!
Он несся за ней, пытаясь перехватить. Она метнулась в сторону, когда он выскочил перед ней, но ему еще раз удалось отрезать ее от дороги.
От отчаяния у нее потемнело в глазах. Ее душили рыдания. Она была загнана в угол. Он собирался убить ее, а она снова беспомощна и снова не может себя защитить.
Глядя на него заплаканными глазами, она безвольно выпустила из рук ночную рубашку и подол закрыл ее ноги. Утренний сумрак рассеивался, и она могла видеть его яростные глаза, контур его подбородка, глянец пота на его коже. На нем не было ни рубашки, ни ботинок, только джинсы. Его сильная грудь вздымалась и опадала в такт дыханию, но он даже не запыхался, тогда как она совершенно обессилела. У нее не было никаких шансов против него.
Она начала медленно пятиться назад. Боль внутри нее нарастала до тех пор, пока единственным, что она могла делать - это только дышать, а ее сердце только биться.
- Как ты мог? – рыдала она, давясь словами, - Наш ребенок… Как ты мог?
- Теа, послушай меня, - он протягивал к ней руки, мягко и плавно, желая утихомирить, Но теперь она знала о нем слишком много, чтобы попасться на эту удочку. Ему не нужно оружие, он может убить голыми руками.
- Успокойся, любимая. Я знаю, что ты расстроена, но давай зайдем внутрь и поговорим.
Она гневно смахнула слезы со щек.
- Поговорим! Что хорошего ты можешь мне сказать! - вопила она, - Будешь говорить, что ничего этого не было? Ты убил не только меня, ты убил и нашего ребенка!
Она все еще пятилась назад, боль была настолько сильна, что ей не хотелось, чтобы он это понимал. Ей казалось, что она разваливается на куски, горе было столь всеобъемлюще и столь бесконтрольно, что теперь она была готова приветствовать смерть, только бы избавиться от этой ужасной боли.
Он посмотрел на то, что было позади нее, и переменился в лице. Его глаза стали странно пустыми. Все его тело напряглось, казалось, он собрался, как пружина.
- Ты подходишь слишком близко к воде, - сказал он невыразительным, бесстрастным голосом. - Отойди от мостков.
Теа рискнула кинуть быстрый взгляд через плечо, и обнаружила, что стоит перед мостками, а холодное, смертельное озеро плещется совсем рядом у ее босых ног. Слезы туманили взор, но оно было тут, тихо ожидая, чтобы предъявить на нее свои права.
Ее снедал безрассудный страх перед озером, но это было ничто по сравнению с неослабевающей скорбью по ребенку. Она изменила направление своего отступления и стала двигаться к мосткам. Ричард шел в ногу с ней, не приближаясь, но и не открывая пути для бегства. Мысли о неминуемости всего происходящего завладели ею. Она считала, что сможет обмануть судьбу, но все ее усилия были тщетны с самого начала.
Ее босые ноги коснулись досок и она ступила на настил. Ричард остановился. Его аквамариновый взгляд впился в нее.
- Не заходи далеко, - жестко сказал он - Мостки опасны. Некоторые доски подгнили и плохо прикреплены. Сойди с мостков, детка. Иди ко мне. Клянусь, я не причиню тебе боли.
Ребенок. Осколки боли вонзились в ее внутренности, и она громко застонала. Ее рука легла на живот, словно ребенок все еще был в ней. Качая головой, она бездумно отступала от него.
Он остановился на мостках в футе от нее.
- Я не могу вернуть тебе этого ребенка, - хрипло сказал он, - Но могу дать другого. У нас будет столько детей, сколько ты захочешь. Не покидай меня в этот раз, Теа. Бога ради, сойди с мостков.
- Зачем? – слезы из бездонного колодца горя все еще туманили ее глаза, скатываясь по щекам.- Зачем откладывать? Почему не покончить со всем этим прямо сейчас?
Она еще дальше попятилась назад, чувствуя как скрипят и проседают под ней доски. У конца мостков было очень глубоко. Это прекрасно подходило для трех буйных детей, которые могли нырять и резвиться в воде, не опасаясь, что стукнутся головой о дно. Если ей предназначено умереть здесь, пусть так и будет. Вода. Всегда была вода. Она всегда ее любила, и, в конце концов, вода предъявила на нее свои права.
Ричард медленно продвигался вперед, не отрывая от нее взгляда и протянув ей руку.
- Ну, пожалуйста. Давай, возьми мою руку, дорогая. Больше не отступай назад. Это опасно.
- Не подходи ко мне, - завизжала она.
- Я не могу, - его губы едва шевелились.- Я никогда не мог, - Он сделал другой шаг, - Теа…
Она поспешно отступила. Доски просели под ней, а затем начали трещать. Она почувствовала, как одна сторона настила проваливается под ней, сбрасывая ее в воду. Последним, что она увидела, смутно и расплывчато, прежде чем вода сомкнулась над ее головой, был Ричард, прыгающий вперед. И его лицо, охваченное бессильным гневом.
Было холодно и темно. Она опускалась, будто ее тянула вниз какая-то невидимая рука. Опускалась все глубже и глубже, наталкиваясь на чернеющие сваи мостков. После всего страха и боли было почти облегчением осознавать, что все заканчивается, и в течение долгих мгновений она просто признавала неизбежность происходящего.
А затем сработал инстинкт, столь же непреодолимый, сколь и бесполезный, и она начала бороться, пытаясь вытолкнуть себя на поверхность. Но ночная рубашка обвилась вокруг ног, и опутывала их тем плотнее, чем сильнее она боролась. Тут она поняла, что зацепилась за сломанные доски. Обломки тянули ее вниз, и, с опутанными ногами, у нее не хватало сил сопротивляться их неодолимому хвату.
Она бы расхохоталась, если бы могла. На этот раз Ричарду не пришлось ничего делать. Она ухитрилась сделать все сама. Однако, она пыталась выплыть и не прекращала бороться со вцепившимися досками.
Он прыгнул в воду, погрузившись слева от нее и взбаламутив водную гладь. Видно было плохо, но, тем не менее, она различала мерцание его кожи, темноту его волос. Он сразу же нашел ее – по белой ночнушке – развернулся и поплыл к ней.
Злость пронзила ее как удар ножа. Он должен был довести это дело до конца и не мог позволить озеру одному сделать его работу. Вероятно, он хотел убедиться, что она не борется за свою жизнь.
Она руками оттолкнула его и удвоила усилия, из последних сил пытаясь выбраться на поверхность. Сражаясь за жизнь, она израсходовала весь кислород и теперь ее легкие горели от потребности вдохнуть. Ричард схватил ее руки и стал толкать ее вниз, вниз, дальше от света, дальше от жизни.
Теа видела его глаза, спокойные и отстраненные, полностью сосредоточенные на том, что он делал. У нее оставалось так мало времени, так мало. Боль водоворотом кружилась в ней. Боль и злость на судьбу, настигшую ее несмотря на все усилия. Она еще раз отчаянно дернулась, пытаясь вырваться и истратив на это усилие остатки сил…
Несмотря ни на что, она всегда так сильно любила его, любила без всяких причин, любила даже в смерти.
Но еще больнее было осознавать, что она оставляет его навсегда. Их пристальные взгляды встретились сквозь завесу темной воды. Его лицо было так близко, что она могла бы его поцеловать. Через подступающий мрак она видела свою муку, отражающуюся в его глазах. Доверяй мне, неоднократно говорил он. Доверяй мне … даже если все свидетельствует об обратном. Доверяй мне.
Доверяй ему.
Осознание озарило Теа как солнечные лучи. Доверие.
Она никогда не доверяла ему полностью, не верила в его любовь к ней. Она были похожи на двух осторожных животных, которые стремятся быть вместе, но не смеют показать друг другу свою уязвимость. Они не доверяли друг другу. И поплатились за это.
Верь ему.
Она прекратила борьбу, обмякла и позволила ему сделать то, что он хотел. Тем более, что у нее все равно уже не было сил. Они все еще пристально смотрели друг на друга, и она своим взглядом отдавала ему себя, ее глаза светились любовью. Даже если было слишком поздно, она хотела, чтобы он знал, что и перед лицом смерти, несмотря ни на что, она любила его.
Она увидела блеск в его глазах, почувствовала, как он с новыми силами тянет ее в глубину, ко дну. Теперь, без хватки досок, за которые она зацепилась, он смог ослабить натяжение ткани и высвободить ночную рубашку из ловушки топляка. И, когда последний пузырек воздуха выскользнул из ее губ, он обхватил рукой ее талию и заработал сильными ногами, чтобы вытолкнуть их на поверхность, к живительному кислороду, к жизни.
— Господи, пожалуйста, ПОЖАЛУЙСТА, о, Господи, пожалуйста…
Она слышала как он, вытаскивая ее из воды, бормочет эту отчаянную молитву, но не могла ответить, не могла двигаться и, как тряпичная кукла, повисла у него на руках. Ее легкие отказывали, и она не могла резко и глубоко вздохнуть, хотя это было так необходимо.
Ричард опустил ее на траву и начал колотить по спине. Ее легкие дрогнули, потом расширились, она закашлялась и изо рта полилась озерная вода. Он продолжал лупить ее по спине так, что казалось, что он переломает ей все ребра.
— Я … в … порядке, — смогла выдохнуть она, пытаясь уклониться от беспощадного кулака. И продолжала кашлять, подавляя рвотные позывы.
Он свалился рядом с ней, заходясь в приступе кашля, его мускулистая грудь вздымалась, когда он хватал ртом воздух.
Теа с усилием повернулась на бок, и потянулась к нему, испытывая непреодолимую потребность в прикосновении. Они лежали на траве, дрожа и кашляя, когда первые теплые солнечные лучи проплыли над озером и коснулись их. Он судорожно притянул ее к себе, по его щекам бежали слезы. Что-то бессвязно бормоча, он осыпал поцелуями ее лицо, ее шею. Его крупное тело окаменело, содрогаясь от напряжения. Он перекатил ее под себя и задрал до талии подол мокрой ночной рубашки. Теа, чувствуя его яростную, неистовую потребность, лежала неподвижно, пока он сражался с мокрыми, неподатливыми джинсами. Наконец он расстегнул их и стащил вниз. Он раздвинул ей ноги и вонзился в нее, большой, горячий и настолько твердый, что она вскрикнула, стиснув его так сильно, как только могла.
Он вонзался в нее быстро и яростно, желая доказать, что они живы, желая доказать, что она – его. Теа отвечала так же безудержно и почти сразу же достигла кульминации. Обхватив его руками и ногами, она закричала от восторга, от того, что он был с нею и в ней. Судорожно задрожав, он дернулся, и она почувствовала в себе теплую струю, завершившую его оргазм. Он рухнул на траву рядом с ней.
Ричард долго лежал, обнимая ее. Ее голова покоилась в колыбели его плеча, и ни один из них не мог перестать касаться другого. Он приглаживал ее буйные спутанные локоны, она гладила его руки, его грудь. Он поцеловал ее в висок, она ткнулась носом в его подбородок. Он сжал и погладил ее груди, ее руки блуждали по его обнаженной пояснице. Она подумала, что они представляют собой картину полнейшей невоздержанности, лежа здесь, на траве, она - с ночнушкой, задранной до талии, и он – с джинсами, спущенными до колен. Но солнце было таким теплым, она была такой сонной, а тело было настолько переполнено удовлетворением, что ей было все равно.
В конце концов, он отодвинулся и ногами стащил с себя мокрые джинсы. Она улыбнулась, когда он, голый и счастливый, вытянулся во весь рост. Он никогда не отличался избытком скромности. Но, с другой стороны, скрывать такое тело было бы преступлением. Она блаженно вздохнула, размышляя о разных неприличных вещах, которые намеревалась проделать с ним позже, когда они раскинутся на той большой кровати. Кое-какие штучки требовали матраца, а не травы. Хотя те шкуры были замечательны….
— Все те времена, — шептала она, целуя его плечо, — Ты пытался меня спасти.
Он, придвинув ее поближе, приоткрыл щелочки ярких глаз.
— Конечно, — сказал он просто, — Я не мог жить без тебя.
— Но ты жил.
Замечание, не родившись, умерло у нее на губах, когда она взглянула на него и осознала, о чем говорит его лицо. В его глазах она прочла спокойный ответ. Эмоции настолько переполнили ее, что не давали дышать, в глазах заблестели слезы.
— Черт тебя подери! – потрясенно сказала она. Он не жил. Каждый раз, когда он не мог ее спасти, он оставался там, с нею, предпочитая скорее разделить с ней смерть, чем жить без нее. Этот раз был его последним шансом. Также как ее, так же как их, — Черт тебя подери! Зачем ты это делал! Почему ты не жил?
Медленная улыбка коснулась его губ, он играл с одной из ее кудряшек.
— А ты бы жила? – спросил он, и его улыбка стала шире, когда она хмуро посмотрела на него. Нет, она бы не смогла оставить его в воде и продолжать жить. Она осталась бы с ним.
— Ты маленькая ведьмочка, — довольно сказал он, прижимая ее к груди, — Ты вовлекла меня в настоящую погоню, но теперь я тебя поймал. Наконец-то, мы сделали все правильно.