Бульварный журнал «Уорлд вью» не пожалел для фотографии Брайаны всей первой полосы. Благодаря крупному плану и зачесанным назад волосам было отчетливо заметно, что девочка пользовалась слуховым аппаратом. Рядом редактор поместил снимок Джейка, сделанный во время церемонии награждения музыкальной премией. С помощью фотомонтажа лицо одной из окружавших Джейка женщин заменили фотографией Николь, что было еще отвратительнее.
Похолодевшими руками Николь ухватила журнал с полки. В этот момент ей показалось, будто она стоит посреди улюлюкающей толпы совершенно обнаженная. Но, осторожно оглядевшись вокруг, Николь с облегчением обнаружила в ближайшей части зала всего нескольких покупателей, деловито суетившихся у стеллажей с продуктами.
Вернувшись глазами к журналу, она стала рассматривать фотографию. Внимательно приглядевшись, Николь отметила некоторые предметы, на фоне которых была сфотографирована Брайана, и ее словно током ударило: конечно, это был магазин игрушек. Как она сразу не догадалась! В памяти всплыло неприятное, как ей теперь показалось, лицо молодого человека, подходившего тогда к Брайане.
Неудивительно, что она так встревожилась при его появлении. А как он посмотрел на нее, узнав, что Брайана глухонемая!.. Именно эта информация и была ему нужна, чтобы написать подлую ложь, сделав Брайану объектом сенсации.
Николь понимала, что вскоре все станет известно и остальным газетам, однако еще не осознавала, чем это грозит им с Джейком.
Беспардонный заголовок продолжал гипнотизировать ее, но Николь чувствовала уже не гнев, а страх. До тех пор, пока она будет с Джейком, они трое не перестанут являться общественным посмешищем, и не важно, выйдет она за него замуж или нет. И все же она не позволит, чтобы кто-то ради собственной выгоды превратил ее дочь в предмет шантажа или сделал объектом чьих-то сплетен.
А ведь Джейк предупреждал ее об этом сразу, как только в первый раз увидел Брайану. Тогда Николь не придала его словам значения. Теперь мрачное предположение стало реальностью, и это пугало ее.
Едва сдержавшись, чтобы не выбежать тотчас же из магазина, Николь принялась успокаивать себя. Если она внезапно бросит тележку с продуктами, то непременно привлечет к себе внимание, а ей сейчас прежде всего хотелось остаться незамеченной. Она быстро расплатилась за купленные продукты, в душе благодарная уже тому, что служащий магазина явно томился от скуки и поэтому даже не повернул голову в ее сторону.
Подъехав к воротам Джейка, Николь быстро осмотрелась по сторонам, боясь, что молодой человек из магазина игрушек мог быть уже здесь. Но вокруг все дышало спокойствием и тишиной, как в первый день, когда они с Брайаной приехали сюда. Войдя в дом, Николь тут же поспешила собрать свои вещи.
Она не могла оставаться в этом доме. Нужно было уехать до приезда Джейка и репортеров. Как только они узнают ее имя, то сразу же появятся в студии и вообще вторгнутся в ее жизнь, отравляя все бесстыдной ложью.
Брайану начнут выслеживать и беспокоить лишь потому, что ее отец является известной личностью. Какой-нибудь идиот напишет душещипательную историю о судьбе мужчины, чья жизнь неразрывно связана с музыкой, но у которого родилась глухонемая дочь. Думая обо всем этом, Николь испытывала невыносимую душевную боль.
Она стала доставать рождественские подарки Брайаны, спрятанные в глубине шкафа за костюмами Джейка, и так неудачно задела пыльную белую коробку для обуви, что та, покачнувшись, стала сползать на пол. Николь не удалось схватить коробку на лету, и из-под открывшейся крышки веером разлетелись прямоугольники фотоснимков.
Чертыхаясь, Николь в спешке принялась ногой сгребать их в кучу, но неожиданно остановилась. На оторванной части фотографии была изображена она сама. Николь помнила этот снимок. Он был сделан во время ее первого выступления с Эдамом. Трясущимися руками она подняла его с пола.
Снимок вначале был безжалостно разорван прямо посередине ее лица, но после аккуратно склеен. Николь внимательно осмотрела остальные фотографии. Некоторые из них были целыми, другие порваны. Расстроенная, она опустилась на колени и принялась рассматривать снимки. Глаза заблестели от навернувшихся слез, когда в руки ей попалась фотография, где они с Джейком, переодетые в Ромео и Джульетту, участвуют в бале-маскараде, устроенном по случаю Нового года.
Свой наряд — точную копию одежды эпохи Возрождения — Николь взяла напрокат у подруги, кстати посоветовавшей вместо обычных духов воспользоваться ванилью, как это" делалось в прежние времена. В тот момент когда их снимали, Джейк, шепча ей на ухо, предлагал уйти с вечеринки, чтобы заняться любовью. Момент был выбран так удачно, что по фотографии нетрудно было угадать смысл его слов и ее ответ. Спустя несколько минут они удалились.
Когда они вернулись домой, Джейк не спеша раздел сгорающую от страсти подругу, и они предались любви, включив видеомагнитофон и даже не заметив, когда закончилась пленка.
Скатившаяся слезинка упала на край фотографии, но Николь не вытерла ее. Она раздумывала над тем, что даже в ярости Джейк не смог уничтожить свидетельство их некогда самого счастливого времени. Он разорвал именно те снимки, на которых были запечатлены они вдвоем или она одна, но на фотографиях, сделанных самим Джейком.
Николь с трепетом всматривалась в доказательство его ненависти и любви. Джейк ненавидел ее за то, что она ушла, и в то же время не переставал любить, он не в силах был выбросить прошлое, навечно сохранившееся на этих снимках, и даже оставил себе клочки фотографий, которые сам же прежде порвал. В доме не ощущалось присутствия другой женщины. Конечно, Николь не копалась в его выдвижных ящиках, но и не сомневалась, что в этом не было необходимости. Ему нужна была лишь она одна.
Николь тут же забыла о панике, охватившей ее после того, как она случайно наткнулась на заголовок в бульварном журнале. Только сейчас она по-настоящему поняла, какую боль причинила Джейку своим бегством пять лет назад. Однако, даже уйдя от него, она всегда была в курсе всех его дел. Она следила за ростом его популярности и радовалась каждому его успеху. Источником ее информации было все то же человеческое любопытство, которого она старалась избежать сейчас.
Приняв окончательное решение, Николь поднялась на ноги и снова сложила все порванные фотографии в обувную коробку; все, кроме одной — той самой, где они были с Джейком на маскараде. Потом убрала коробку обратно в шкаф.
Джейк открыл дверь своего номера в нью-йоркском отеле и впустил Пита. Войдя, тот сразу передал ему сложенный пополам журнал.
— Я нашел это в вестибюле. Ты должен узнать все прежде, чем будешь давать свое телевизионное интервью.
Джейк пробежал глазами заголовки и принялся читать отмеченную Питом статью на первой странице. Было заметно, как глаза у него наливаются кровью с каждой новой прочитанной строчкой.
— Позвони Дону.
— Успокойся, Джейк. Ты же отлично знаешь, что возбуждение дела против этих ребят ни к чему хорошему не приведет.
— Еще раз прошу, позвони Дону. — Джейк подошел к столу и с отвращением швырнул на него журнал; потом вновь обратился к Питу: — Скажи, чтобы он съездил ко мне домой и удостоверился, что у Николь все в порядке.
Пит облегченно вздохнул:
— Это другое дело. Я мигом исполню все, о чем ты просишь.
Джейк начал метаться по комнате, словно зверь, загнанный в клетку. Проклятие! Им с Николь только этого сейчас и не хватало. Он вспомнил, как она ухмылялась, когда прежде он говорил ей обо всех этих журналистах. Если честно, тогда он и сам относился к своему предупреждению скорее как к тактическому ходу, а не реальной угрозе.
У Джейка всегда были хорошие отношения с прессой. Он не любил рекламы вокруг своего имени, но оставался доброжелательным к фотографам и репортерам, и те платили ему той же монетой. Джейк вел не слишком шумный образ жизни и поэтому не представлял особого интереса как объект всеобщего любопытства. Он любил давать интервью, отличавшиеся большой откровенностью, что вызывало особое удовлетворение пишущей братии. После каждого такого интервью его на какое-то время оставляли в покое. Так кому же сейчас понадобилось выслеживать его, Николь и Брайану?
Джейк снова взял журнал, чтобы выяснить имя автора. Разумеется, тот, кто писал статью, предпочитал не называть себя.
— Не знаю, почему я не ожидал этого, — промолвил Джейк. — Мне не следовало просить ее приезжать в мой дом. Тот, кто сделал эти снимки, конечно, видел их там.
Он подошел к окну и взглянул на небоскребы Нью-Йорка. Их очертания были расплывчаты из-за медленно падавшего снега, покрывавшего грязь зимних улиц.
Посмотрев на часы, Джейк спросил:
— Николь знает, что сегодня я выступаю по телевидению?
— Да, — ответил Пит, вставая с кушетки, и в этот момент на его хмуром лице появилась улыбка.
— Тогда идем скорее в студию. Я расскажу всю правду и покончу с этими сплетнями раз и навсегда.
Николь поставила чашку с кофе на край стола и включила телевизор. Передача уже началась, и она нетерпеливо слушала сообщения о важных государственных и международных проблемах, желая только одного — чтобы они поскорее закончились. Интервью с Джейком, вероятнее всего, поместили в самый конец получасовой программы, но Николь боялась ошибиться во времени и поэтому заранее настроила нужный канал.
Неожиданно раздался звонок, и не успел адвокат Джейка сообщить, что приехал, как ему тут же пришлось отбивать атаку журналистов, начавших осаждать дом спустя час после возвращения туда Николь. Наобщавшись с прессой и вернувшись внутрь, Дон уселся пить кофе, приходя в себя и попутно докладывая о том, что репортеры согласились не донимать Николь своими вопросами и будут ждать у ворот приезда самого Джейка.
Наконец ведущая передачи добралась до интервью с Джейком, и он, собственной персоной, появился перед камерой со своей всегдашней неотразимой улыбкой на лице. Николь тут же принялась пристально вглядываться в него и сразу заметила еще не зарубцевавшийся шрам на лбу, который не мог скрыть даже толстый слой грима. Скорее бы он оказался дома, чтобы она могла сама осмотреть его раны; слава Богу, она знает, что и в каких случаях нужно делать.
Хотя Джейк, сидя в кресле, сохранял непринужденную позу, Николь, глядя на экран, чувствовала его напряжение. От нее также не ускользнул злой огонек, светившийся в его глазах.
Было совершенно очевидно, что он уже знал о статье в последнем выпуске «Уорлд вью».
Отвечая на вопрос о пожаре, случившемся в лондонском отеле, Джейк не стал особо распространяться о своих действиях, сразу переключившись на инцидент как таковой и на то, какие он имел последствия для пострадавших. Джейк не забыл поблагодарить полицейских и пожарных за высокую организованность и эффективность во время тушения пожара, а также выразил особую признательность медицинскому персоналу.
Как только прозвучал вопрос по поводу «новой» внешности Джейка, он, потерев рукой свежевыбритый подбородок, как-то зловеще улыбнулся:
— Вы верно заметили, перемена довольно разительная. Я сбрил бороду для того, чтобы моей дочери было легче читать по губам.
Николь чуть не раздавила чашку с кофе, которую держала в руках. Началось.
— Вы говорите о маленькой девочке, чья фотография помещена на обложке «Уорлд вью»? — Телеведущая взяла в руки последний номер злополучного журнала.
— Да, но не о том, что там написано. — Джейк наклонился вперед, заглядывая прямо в камеру. — Я никогда не скрывал, что имею ребенка, и тем более не стыдился своей дочери. Она — лучшее, что есть в моей жизни, и, разумеется, ее мать тоже.
При этих словах Николь поперхнулась, но даже не стала вытирать пролившийся кофе со своего спортивного свитера. В один миг для нее исчезло все, кроме Джейка и чувства глубокой признательности ему.
— И я не хочу, чтобы Брайана была объектом всеобщего внимания, — фраза прозвучала так, что ведущая слегка вздрогнула, — не потому, что она ничего не слышит, а потому, что ей лишь четыре года.
— Вы не собираетесь жениться на ее матери? — прозвучал новый вопрос, и Николь затаила дыхание.
— Напротив, собираюсь, — расплылся в улыбке Джейк, и по его преобразившемуся лицу Николь поняла, что сейчас все слова были направлены непосредственно ей. — Я надеюсь уговорить Николь выйти за меня замуж.
Ее все больше начинало охватывать чувство счастья, и она неожиданно поймала себя на том, что глупо улыбалась, уставившись на экран телевизора.
Джейк снова повернулся к ведущей и, мило улыбнувшись ей, добавил:
— Если несколько дней нас с Николь никто не будет тревожить, то я, вероятно, смогу переубедить ее.
Интервью закончилось, бодро замелькали, сменяя друг друга, коммерческие рекламы, но Николь так и продолжала сидеть неподвижно.
Проехав через ворота, Джейк свернул на подъездную аллею и выключил мотор. Воздух был свеж и по-зимнему прохладен, светящиеся окна пропускали приглушенный свет из дома, в котором, как он надеялся, ждала его Николь. Дон еще в аэропорту доложил, что с ней все в порядке, но это было несколько часов назад.
Джейк вспомнил, что во время пожара, прежде чем потерять сознание, он думал лишь о том, что никогда уже не увидит Ники и Брайану, и от этой мысли ему было куда больнее, чем от удара свалившейся сверху балки. Теперь, после шумихи, раздутой вокруг них прессой, он чувствовал себя не совсем уверенно. Может быть, Николь страшит повторение скандала? И какова будет ее реакция, когда он объявит ей об их предстоящей свадьбе… если он вообще решится на это? До его отъезда в Англию Николь была категорически против, потому что сомневалась в его чувствах. Неужели она считала, что он разделяет ее и Брайану в своем сознании? Да он не мог представить свою жизнь без них обеих. И он не допустит, чтобы они опять покинули его, как когда-то.
Джейк даже вспотел от волнения. Если она опять станет упрямиться, он сделает все возможное, лишь бы заставить ее согласиться. Джейк улыбнулся, вспомнив их последнюю ночь, проведенную вместе. Пожалуй, мысль об обольщении вовсе не дурна…
Легкий ветерок кружил в воздухе опавшие листья и разносил приятный запах дыма, напоминавший о домашнем уюте.
Прежде чем войти в дом, Джейку необходимо было все еще раз как следует продумать. Если он просто объявит о своих намерениях, то, несомненно, встретит с ее стороны сопротивление. Николь не любила, чтобы ей указывали, что нужно делать. Попытка соблазнить на самом деле тоже не очень надежна — один раз она уже закончилась плачевно. К тому же его чрезмерная настойчивость может привести к вторичному бегству Николь.
Может быть, нужно… нужно что? Набраться терпения? Дать понять Николь, что от нее самой зависит их будущее?
Джейк разочарованно вздохнул. Все его ухищрения хоть что-то придумать приводили в тупик. Николь просто должна сказать, что ей нужно, вот и все. И если их желания расходятся, тогда… Он стиснул зубы. Тогда, черт возьми, придется уговорить ее изменить свое решение.
Джейк вышел из машины.
Николь открыла дверь прежде, чем он успел воспользоваться своим ключом. В темно-зеленом платье, с распущенными волосами, она казалась русалкой из волшебной сказки. Замерев на месте и глядя на нее как зачарованный, Джейк даже не сразу сообразил, что он теперь должен сделать. Ах да, кажется, поздороваться…
Длинные, роскошные локоны Николь излучали тепло, и, вдыхая знакомый запах корицы, Джейк снова почувствовал горячее желание. Ему хотелось заключить ее в объятия и убедиться, что она не была иллюзией, но настороженный, осторожно-вопросительный взгляд Николь удержал его. Кажется, она готова была убежать в дом от любого его неожиданного движения. Джейк мысленно обругал неразборчивого в средствах репортера, которому он был обязан снова выросшей, как ему теперь казалось, стеной недоверия между ним и Николь.
Едва Джейк перешагнул порог, как запах корицы тут же перемещался с другими запахами — гвоздики, мускатного ореха и хвои. Раздававшееся из гостиной потрескивание поленьев в камине служило подтверждением того, что приятный запах дыма, окутавший его на улице, распространяется из этого дома.
— Я не был уверен, что ты дождешься меня здесь. — Это было первое, что с трудом выдавил из себя Джейк… и тут же раскашлялся только для того, чтобы скрыть, как он боялся снова потерять ее.
Николь быстро закрыла дверь и, обняв его одной рукой за плечи, сказала:
— Пойдем в дом, там тепло.
Идя рядом с Николь в комнаты, Джейк чувствовал, как в нем и вправду что-то начинает оттаивать. Она беспокоится по поводу его здоровья… Джейк ощутил себя обманщиком — на самом деле он вот уже несколько дней совсем не кашлял. И все же главное было не в этом — переменилось выражение глаз Николь. В них не было даже намека на подозрительность. По крайней мере она явно не осуждала Джейка за то, что по его вине сделалась мишенью для журналистской лжи. Когда он наконец сел возле камина, Николь устроилась поблизости.
— Я ведь обещала, что буду ждать тебя здесь.
— Да, до этой идиотской статьи… — Джейк нежно провел пальцами вдоль ее шелковых локонов, волнами рассыпавшихся по плечам. — Тебя, наверное, замучили приставания журналистов?
— Нет, С ними разговаривал Дон. Я только выносила им кофе… — Николь усмехнулась. — Пускай, моя доброжелательность по отношению к ним нисколько не помешает, Они вели себя очень прилично.
— А как Брайана? Ей никто не досаждал?
— По-моему, она даже ни о чем не догадалась. Самым большим потрясением для нее было узнать, что ты уже будешь дома, когда она утром проснется.
— А тебя что больше всего волновало?
После вчерашнего ночного звонка Джейк снова и снова рисовал в своем воображении их предстоящую встречу. И каждый раз ему казалось, что это будет что-то необыкновенное. Даже появление статьи в журнале не сможет ничего испортить.
Николь уже не казалась такой сдержанной, как в тот момент, как открыла ему дверь, и Джейк хотел, чтобы они стали ближе друг другу как можно скорее… но его беспокоил ее вопросительный взгляд. Похоже, Николь догадывалась о его сомнениях, но хотела, чтобы он сам первый заговорил о них.
Пока все эти воспоминания и предположения чередой возникали в сознании Джейка, Николь наконец собралась с духом и ответила просто:
— Меня волновало то же, что и Брайану.
После такого признания Джейк уже не мог выдерживать выбранный заранее полуофициальный-полушутливый тон.
— О Господи! — Он подхватил Николь, посадил себе на колени и страстно поцеловал, не встретив с ее стороны ни малейшего сопротивления. — Честное слово, я собирался вести себя очень культурно, — задыхаясь, прошептал он, на миг оторвавшись от ее губ, — но я так скучал без тебя.
Он опять начал жадно целовать ее, словно затворник, изголодавшийся по ласкам, и Николь отвечала с той же страстью. Согретая теплом его сильных рук, она уже больше ничего не боялась.
— Я тоже скучала по тебе, Джейк. Без тебя мне было так страшно.
— И мне, — признался он. — Вот вернусь — а тебя здесь нет…
Прислонив голову к его груди, она слышала частые удары его сердца и вдруг поняла — ее сердце бьется точно так же.
— Теперь я знаю, что тебе пришлось пережить, и никогда не повторю своей ошибки. — Николь прижалась к нему, крепче обхватив обеими руками. — Для меня так невыносимо было время, проведенное вдали от тебя.
Она осторожно коснулась шрама на его лбу. Рана уже почти зажила, и все-таки Николь вздрогнула при мысли, что могла потерять Джейка навсегда.
— Единственное, о чем я думал тогда, — так это о том, что мы никогда больше не увидимся. — Джейк глубоко вздохнул. — Я люблю тебя, Ники, и всегда любил. Но прежде я был слишком честолюбив, чтобы понять это. Только после твоего ухода я понял, чего лишился. Но я продолжал любить тебя.
Николь прикрыла его рот рукой:
— Знаю. Я случайно нашла коробку с фотографиями.
Джейк задержал на ней пристальный взгляд, а затем подвинулся ближе к камину. Николь знала, что он догадался, о каких фотографиях шла речь.
— Я прятала в том шкафу рождественский подарок для Брайаны, — попыталась оправдаться она, — и случайно задела обувную коробку. Она упала на пол, раскрылась…
Джейк отвернулся и, не зная, как скрыть смущение, уставился на огонь в камине. В наступившем молчании было слышно лишь потрескивание дров.
— Эдам так и не сказал, куда ты ушла, и я немного обезумел.
Николь почувствовала, с каким отвращением он произнес последнюю фразу. Да, он ненавидел себя за то, что потерял тогда самообладание.
— Но ничего страшного ведь не произошло. Ты разорвал лишь те снимки, которые ничего не значили.
— Они все были важны для меня.
— Значит, ты сохранил все?
Он встретился с ней взглядом.
— Я просто понял, что ничего не изменится, если я уничтожу их. Ты все равно не вернулась бы, а моя вина в том, что ты ушла, не уменьшилась.
— Джейк, ты никогда не мог ничего уничтожить. Поэтому ты сочиняешь такую красивую музыку.
— А тебе известно, что все песни из первых трех альбомов о тебе? — Он провел рукой по ее волосам. — В них говорится о предательстве и крушении надежд, о разочаровании и боли. Но прислушайся к каждому слову, Ники, и ты не найдешь ни одной строки, где говорилось бы об утрате друга. Я никогда прежде не думал о тебе как о друге. Ты была для меня просто любовницей, и этого было вполне достаточно. — Джейк прижался щекой к ее волосам. — Но я больше не стану сочинять грустные песни. Жизнь слишком коротка, чтобы проводить ее в одних страданиях.
Николь коснулась его руки.
— Это не значит, что твои песни не были красивыми. Благодаря им люди чувствуют себя не такими одинокими и начинают понимать, что жизнь продолжается, несмотря ни на что. Помнишь, ты рассказывал о мальчике, который слушал твои пески, находясь в больнице? Ему они были нужны…
— Возможно, ты и права. Но дело в том, что после твоего ухода мне ужасно не хватало не только любовницы, но и друга. — Джейк поднес ее руку к своим губам и поцеловал. — Ты догадывалась о моих чувствах? О том, что для меня ты единственная женщина на свете?
Николь улыбнулась:
— А кого ты предпочитаешь видеть во мне в первую очередь — друга или женщину?
— Я хочу, чтобы ты была и тем и другим. Ну как мне заставить тебя поверить в это? — Джейк поцеловал ее в лоб. — Я очень люблю тебя, любил и буду всегда любить.
— Я верю тебе, Джейк. Я поверила в это, как только обнаружила те фотографии. Если бы ты не любил меня, то выбросил бы их не раздумывая.
Джейк снова поцеловал Николь, и на этот раз позволил себе подольше насладиться ее сочными губами.
— Я никогда не переставал мечтать о тебе, Ники.
— Тогда пойдем со мной, — Николь встала и, взяв его за руку, повела в спальню, — мне нужно кое-что показать тебе.
Улыбаясь, Джейк послушно последовал за ней.
— А может, я тоже кое-что покажу тебе после? — спросил он.
Николь рассмеялась:
— Все зависит от того, что именно ты собираешься мне показать.
Она подвела его к краю кровати и, когда он сел, протянула старую фотографию. Взглянув, он сразу вспомнил тот костюмированный вечер.
— Да, я никогда не забуду наш бал. Кто бы мог подумать, что в наряде Джульетты ты будешь такой сексуальной? — Джейк снова посадил Николь к себе на колени. — Такой же сексуальной, как сама Джульетта… Кстати, можно как-нибудь снова взять его на прокат? Мы смогли бы устроить вечеринку для двоих.
— Наверное. — Николь отобрала у него фотографию и положила на столик. — Интересно, а понравится ли тебе еще кое-что?
— Ты о чем?
Джейк заметил озорной блеск в ее глазах, когда она встала и легким движением руки расстегнула «молнию» на платье. Он был прав, она была чертовски сексуальна.
— Видишь ли, вчера ночью меня очень удивило твое точное описание моей новой рубашки. К чему бы это?
С этими словами Николь сбросила платье на пол, оставшись в одном нижнем белье. У Джейка от волнения даже рот пересох, и он машинально сглотнул слюну.
— Черное… атласное… обтягивающее. Ты только не упомянул о кружеве. Но и это уже неплохо.
Николь наклонилась, чтобы поднять платье с пола, и благодаря большому декольте новой рубашки он увидел ее обнажившиеся груди.
— Так значит, на тебе была надета эта рубашка, когда я позвонил?
— Да.
— Но ты сказала, что на тебе простая ночная рубашка из фланели.
— Я соврала.
— Теперь вижу.
Николь приблизилась к нему, и он коснулся руками мягкой материи.
— Наверное, ты догадалась купить сегодня утром свечи?
Николь показала на оловянный подсвечник, стоявший на столе рядом с лампой:
— Разве я могла не купить их после того, что ты описывал мне по телефону?
Возле подсвечника лежали две маленькие коробочки, в одной из которых находились спички.
Чуть дрожащими руками Джейк зажег свечу, и от тающего воска в воздухе сразу запахло ванилью. Этот запах напомнил ему тот миг, когда он раздевал Николь, расшнуровывая наряд Джульетты, сшитый из тяжелого бархата.
Джейк погасил лампу и, прежде чем уложить Николь на кровать, схватил со столика вторую коробочку.