К концу третьего дня Шербере стало казаться, что этих желтоглазых людей она знала всегда. К концу пятого, когда Харзас, принеся в жертву еще троих пленников — акраяр не пошли на это жертвоприношение, — объявил о том, что город готов призвать драконов, даже Прэйир перестал хвататься за меч каждый раз, как кто-то из желтоглазых оказывался слишком близко.
Они были чужаками, они были другими и отличными от них... но кто был не чужаком среди восходников, собранных по всем Дальним землям, или среди закатников, пришедших из бескрайних степей, или среди южан, приручавших диких рыболюдей и дававших им человеческие имена?
Они все были друг для друга чужими в этом мире двух лун.
И только враг у них был един.
Накануне дня призыва маги города целую ночь молились Инифри в большом доме без крыши. Шербера слышала их заунывное пение сквозь открытые окна, и оно казалось ей тоскливым и одновременно тревожным, и навевало такие же тоскливые и тревожные мысли, о которых она постаралась поскорее забыть.
Тэррика, господина господ, начали готовить к ритуалу уже с раннего утра. Пришедшие маги помогли ему обрядиться в длинные одежды из кожи ящериц, разрисовали лоб и щеки узорами из переливающихся, как рыбья чешуя, красок, дали в руки посох с оглавием в виде змеи с раздутым капюшоном и разверстой пастью. Шербера улыбнулась про себя, заметив выражение лица своего господина, когда выяснилось, что придется надеть огромный убор из человеческой кожи и костей в виде головы дракона. Но замешательство длилось всего мгновение. Потом Тэррик невозмутимо кивнул и принял убор.
— Я надену на голову череп лошади и буду есть живую рыпь, если это поможет нам обрести союзников-дракономагов, — сказал он Шербере и остальным еще вчера, во время трапезы.
Номариам, вокруг которого клубился видимый даже для немагов зеленоватый дым, Олдин, от которого пахло грозой особенно сильно в эти дни, спокойный и собранный, как шестилапый фатхар перед прыжком, Фир, убийственно-расслабленный Прэйир — все они вот уже пятый день подряд собирались в доме фрейле и обсуждали то, что слышали и видели на улицах. Шербера тоже бывала здесь в эти вечера; сидела на шкуре рядом с очагом, заплетала волосы в косы и слушала, что говорят ее мужчины.
— Нам нужны эти маги. Нам нужна эта сила. — Тэррик словно не выговаривал, а вырубал слова. — Теперь, когда южное войско исчезло, а закатное расколото, нам придется надеяться только на себя. И если для этого мне придется принять чужую магию, я это сделаю.
— Есть еще северяне, — напомнил Номариам.
— Да, и мы должны будем встретиться с ними уже на Берегу, — кивнул ему Тэррик. — Но я думаю о худшем. Сейчас, когда последняя битва близко, мы не можем себе позволить лишней надежды. И лишней гордости.
— Не очень-то я доверяю этим ящерицам, — выразил Прэйир то, что чувствовали они все.
— Как и я, — признался Тэррик. — Как не доверяет нам Харзас, который завтра отдаст в мои руки власть над драконами, которую прежде имел только он. Но этот маг — далеко не глупец. Он понимает, что сейчас мы нужны друг другу, что по отдельности нам в этой войне не победить. Он знает не хуже меня, что мы должны объединиться.
Я разделяю вас, чтобы соединить...
Далекие слова матери мертвых так ясно прозвучали в голове Шерберы, что она испуганно вздрогнула. Дракономаги пойдут с ними, отряд закатников идет с ними, но южан нет, а остальная часть закатного войска, похоже, увлеклась местью и погибла.
Хватит ли им сил, чтобы выстоять против орды зеленокожих, что встретит их на Берегу уже совсем скоро? Не расколется ли на части снова их войско где-нибудь на пути к городам, не разбежится ли в разные стороны, крича от страха при виде врага?
Нет, она не могла позволить себе даже думать о таком.
Но все же думала, ворочаясь ночью и слушая заунывное пение магов и чувствуя в груди тупую тяжесть неизвестности.
...Они вышли на площадь, когда небо озарилось первыми лучами солнца: десять дюжин мужчин и женщин с раскрашенными лицами и в длинных развевающихся по ветру одеждах, готовых петь песню призыва холодному дню. Тэррик и Харзас возглавляли шествие, шагая торжественно, медленно, величественно; за ними семенили маги, окуривающие их, себя и тех, кто шел сзади, пахучим сладким дымом.
Дым был розовым. Поднимаясь над головами, он становился фиолетовым, потом желтел, закручивался в спираль и растворялся в ясном небе без следа.
Процессия тоже начала закручиваться в спираль. Харзас и его люди шли размеренно, старательно делая вид, что не замечают оцепления, в которое взяло площадь восходное войско, расставленное ровным кареем — прямоугольником, каждая из сторон которого была обращена к площади лицом. Афатры блестели темным блеском, отражая восход, взгляды были так же темны и полны решимости. Каросы каросе и славные воины — и их неподвижная, угрюмая и могучая сила, хоть и не была магической, но заставляла с собой считаться.
Шербера стояла в первом ряду рядом с Номариамом, сразу за оцеплением. Ее волосы были заплетены в сотню мелких косичек, глаза — подведены черной краской, под кофзом было надето нарядное платье — все то же, что сделали сегодня женщины-маги города Иссу в честь призыва и женщины восходного и закатного войска — в знак уважения к традициям союзного народа.
— Рожденные пламенем, — запели желтоглазые женщины, когда процессия образовала широкий круг, и их голоса тоже поднимались над головами и растворялись в небе. — Рожденные пламенем, сотканные из света, дети камней и воздуха, пернатые змеи, сильные и великие. Перья и чешуя, огонь и яд, страдания и смерть.
— Песня имен, — проговорил Номариам, и Шербера бросила на него косой взгляд.
Песня призыва.
Песня власти.
Песня истинных имен, назвав которые, можно было обрести власть над существом, что их носило. Вот только имена не просто давали власть, они несли себе силу, и если силы у мага окажется мало, она может его просто убить. Шербера слышала о таком. Маги, сожженные заживо, разорванные на части, затянутые под землю, маги, умирающие в страшных мучениях, исторгая свои внутренности через рот, нос и уши — все они были слишком самонадеянны, когда брались за призыв, и поплатились за это жизнью.
— Крылатые змеи, — пели женщины все громче, и воздух вокруг становился все теплее и тек стремительнее, закручиваясь вихрем, пробирающим насквозь, — огонь и яд, жизнь и смерть. Огненные дети. Неприкосновенные.
Магия окутывала их своим горячим покрывалом все плотнее. Шерберу начала бить дрожь, волосы на ее теле встали дыбом, но не успела она прошептать и слова, как ладонь Номариама обхватила ее ладонь, а его голос, как всегда, спокойный и вселяющий в нее уверенность, назвал ее имя, будто вплетая его в эту песню:
— Шербера, — и почти тут же один из магов дал процессии сигнал остановиться.
Харзас и Тэррик остались стоять в центре образованной вокруг них спирали, лицом друг к другу, величественные даже с разрисованными телами и лицами. Сухой теплый ветер трепал полы их длинных одежд и бросал дым прямо в глаза, но и фрейле, и маг стояли неподвижно и будто даже не дыша.
Женщины пели все громче и настойчивее, почти выкрикивали имена, наполняя ими все нагревающийся воздух.
— Дети пепла и тьмы! Рожденные камнем и огнем!
С новой силой повеяло теплом, но теперь Шербера почувствовала его не кожей, но где-то внутри — пламя костра, очаг, к которому протягиваешь руки, вернувшись с холода, — и это тепло все росло и росло, пока не превратилось в жар, охвативший все ее существо до кончиков пальцев, которые крепко сжимал Номариам. Но, похоже, это тепло чувствовали не все. Воины, стоящие в оцеплении, были спокойны; зеваки, облепившие крыши и окна домов, толкающиеся и пытающиеся заглянуть поверх голов, не выказывали страха, хоть и настороженно молчали, вглядываясь в происходящее.
— Рожденные пламенем! — завывали женщины, подняв раскрасневшиеся лица к небу. — Неприкосновенные!
И вот уже Шербере стало нестерпимо жарко в ее одежде, она чувствовала, как стекает по коже пот, как высыхает во рту слюна, как краснеет и начинает вспучиваться пузырями кожа.
— Крылатые ящеры! — женщины уже не пели, а кричали от боли, корчились, словно сжигаемые изнутри пламенем, выгибались, протягивая к небу руки с чернеющей от жара кожей. — Дети огня! Дети огня! Дети огня!
И с последними словами все вокруг вспыхнуло.
Шербера почувствовала, как и внутри нее полыхнул огонь — искра в костре, раскаленный уголек, расплавленный камень, стекающий с огненной горы вниз. Пламя охватило всех, стоящих в спирали, набросилось на Тэррика и Харзаса, поглотив их, и взметнулось ярким столбом высотой в сотню людей в бездонное голубое небо, чтобы через мгновение разбиться о землю, оставив фрейле и мага стоящими друг напротив друга.
Невредимыми. Неподвижными. Опаленными.
— Дети огня! — закричали в последний раз женщины и упали на колени на каменные плиты, сотрясаясь от кашля и выдыхая темный дым.
А потом они услышали.
Это было похоже на удары афатра об афатр. Размеренный каменный звон, свист воздуха, сила, равной которой восходное войско еще не знало, магия, которую ощутили кожей даже те из них, кто был к ней совершенно глух.
— Драконы! — пронесся по площади восторженный гул желтоглазых людей, и все головы в едином движении задрались к небу. — Драконы Иссу!
А потом они увидели.
Кожистые крылья, рассекающие воздух. Вытянутые морды с гребнями, идущими от носа и между глаз на шею, — словно продолжение длинных гибких оранжево-красных тел. Огромные, как дом, эти существа были порождением пламени, и на глазах Шерберы один из драконов изрыгнул длинную струю огня, словно приветствуя призвавших его магов.
Если бы что-то пошло не так, этот миг мог бы стать для города последним.
Драконов становилось все больше; они кружили над городом, издавая резкий гортанный рык и испуская пламя, пока их не стало двенадцать — ровно столько, сказал Харзас еще два дня назад, пережило вымирание и было готово идти с ними на войну. Самый большой из них пролетел совсем низко, рассекая крыльями воздух и едва не задевая ими крыши домов. Желтоглазые люди снова радостно воздели руки и закричали, и теперь даже восходное войско присоединилось к этому кличу.
Один за другим одиннадцать драконов повторили полет своего предводителя, склонив головы и оглядывая стоящих внизу людей огромными оранжевыми глазами с длинной черной полоской зрачка. Один за другим они проносились над городом и, хлопая огромными крыльями, улетали прочь.
Женщины все еще кашляли и испускали дым, но теперь, когда драконы были призваны, маги-мужчины бросились к ним на помощь, протягивая наполненные водой меха.
Шербера нашла взглядом Тэррика, все так же стоящего рука об руку с Харзасом. Его лицо в черных пятнах могло бы показаться смешным, если бы она сама не видела, как прошло сквозь них — и не сожгло — магическое пламя.
— Неприкосновенные готовы идти с нами, — торжественно объявил Харзас, когда удалось установить хоть какое-то подобие тишины. — Они будут кормиться поблизости и ждать нашего знака, чтобы отправиться в путь. Ты, фрейле, опаленный пламенем, теперь сможешь повести их, как господин, и они будут подчиняться тебе, как господину! И в честь этого великого события сегодня мы хотим...
— Восходное войско высоко ценит твою помощь, маг Харзас! — Тэррик вздернул голову, его голос зазвучал сильно и ясно, пронесся над площадью и коснулся каждого из них, легко перекрывая голос мага. — Ты принял нас здесь, ты дал нам кров и пищу, твои женщины и мужчины были добры к нам. Но мы достаточно отдохнули за эти дни, и настало время двигаться вперед. Пока умирают жители Побережья, наши сердца не могут предаваться веселью. Мы выступаем завтра. Это мое слово как фрейле и как опаленного пламенем.
И Шербера услышала, как откуда-то издали, но слышимо и различимо, донесся до них уже знакомый драконий клич.