Пле(мя)нница

Глава 21

27 августа, четверг

Егор

— Проконтролируй, чтобы поставку не просрочили, — напоминаю Ване, поднимаясь с места. Беру со стола телефон, где открыта переписка с Алиной. Что-то мне сегодня определенно не нравится настроение племянницы. — До завтра, — говорю другу перед тем, как выйти из кабинета.

— Может, в клуб завтра сходим?

— Не хочу.

— Слушай, у тебя появился кто-то? — спрашивает Бероев. — Ты в последнее время постоянно где-то пропадаешь.

— Появился, — говорю абсолютно спокойно. Пора что-то делать с тем, что происходит между мной и Алиной. Отношения, которые начинались как натуральное сумасшествие, уже переросли в гораздо большее. Хотя сумасшествие осталось до сих пор, но самое главное, что теперь хочется, чтобы это сумасшествие продолжалось бесконечно. Я не хочу, чтобы Алина исчезала из моей жизни.

Напрягает лишь одно — прятки с окружающими. Хочу открыто проявлять чувства к человеку, который бесконечно дорог мне. Я уже предвижу с каким страхом Алина отнесется к тому, что пора рассекретиться. Не спорю, будет трудно, возможно, даже больно порой, но мы должны пройти это испытание.

Всю дорогу, не переставая, думаю о племяннице. Что-то зудит внутри, вызывает беспокойство, поэтому не терпится уже доехать, чтобы понять, что случилось.

Как и договаривались, поднимаюсь в квартиру. Алина, открывшая дверь, бледная, осунувшаяся, по красным глазам вижу, что плакала. Пытаюсь держать себя в руках, но против воли рвутся вопросы.

— Почему не позвонила сразу? — упрекаю я, разуваясь. Жду, что Алина подойдет ко мне, чтобы обнять, поцеловать, но она, будто статуя, замерла на расстоянии пары метров. Может, её соседка ещё не ушла, поэтому племянница добросовестно играет свою роль? Спрашиваю об этом.

— Лиза ушла уже, — Алина идет на кухню. Я иду следом за ней, ни хрена не понимая.

Когда девушка останавливается возле плиты, чтобы зажечь огонь и поставить чайник, беру её за руку, разворачиваю к себе.

— Я не буду чай-кофе. Выключай вежливую хозяюшку. Долго отмалчиваться будешь?

Там, где мои пальцы прикасаются к её коже, разливается тепло. Хочется схватить эту дикарку и сжать в своих объятиях так сильно, чтобы ожила, чтобы вновь выпустила на волю чувства. Зачем снова нацепила на себя неприступную маску, спряталась внутри себя?

— Елена Федоровна видела вчера, как мы целовались.

Неожиданный поворот!

— Вот, значит, зачем она звонила мне, — злюсь на себя. Федоровна звонила мне после обеда. Обещал перезвонить ей, а по итогу в суматохе дел забыл. Дыхание перекрывает. Я тут же понимаю, что к чему. Мне абсолютно начхать, как и прежде, что и кто видел, но вот то, что эта женщина, наверняка, наговорила Алине всякой ереси, бесит не на шутку. А ещё бесит то, что Алина сразу же включила заднюю передачу. Почему сразу не позвонила мне? Наверное, уже и решение приняла за нас двоих. Думает, что нам будет лучше расстаться? Это мы ещё посмотрим.

— Она звонила тебе?

— Да. Но я был занят, не мог разговаривать. Моя ошибка, конечно, что забыл позже перезвонить. И что? Она прежде не видела, как люди целуются?

— Егор… — Алина вырывает свою руку и увеличивает расстояние между нами. Естественно. Мы вдвоем понимаем, что мысли, рассуждения — это хорошо, но всегда, когда мы оказываемся рядом, всё это не работает. Нас тянет другу к другу с непостижимой уму силой. — Не нужно делать вид, что всё нормально.

— Не говори мне о нормальности, — понимаю, что и сам начинаю терять контроль над собой. — Что значит нормально или ненормально? Кто определяет степень нормальности? Почему ты позволяешь посторонним людям управлять своей жизнью? — меня всегда бесила подобная ограниченность во взглядах. Не приемлю рамок, кроме тех, которые устанавливаю для себя сам.

Вижу, как краснеет Алина. Наверняка, не согласна со мной. Ругаться будем? Ладно. Секс после ссоры будет горячим.

— Говори, лопнешь сейчас, — специально злю Алину ещё сильнее.

— Как ты сможешь потом смотреть в глаза всем, если о наших отношениях станет известно? Я даже представить боюсь, — прикладывает ладони к горящим щекам.

— Я тебе уже говорил: совершенно не стесняюсь того, что чувствую по отношению к тебе, — хочется сократить расстояние между нами, но стою на месте. Алина сама должна сделать это. Она должна побороть свой страх. Дальше будет сложнее. Неужели она на этом этапе уже готова сдаться? Нужно, чтобы она поняла, что это не просто игра, это — наша жизнь!

Алина держится из последних сил. Конечно, для неё это тяжелое испытание. Не уверен, как стойко я сам бы перенес нечто-то подобное в столь юном возрасте. В те далекие годы я ведь тоже был более зависим от общественного мнения, чем сейчас. Это с годами я научился не беспокоиться из-за чужих косых взглядов и перешептываний за спиной.

— Ты слышишь меня? Я готов противостоять целому миру. Но есть одно существенное «но»… Ты должна быть рядом. Иначе теряется весь смысл этого противостояния.

Она упрямо молчит, кусает губы. Её взгляд мечется из стороны в сторону.

— Я боюсь. Я не смогу, — признавая свою слабость перед обстоятельствами, она вдруг бросается в мои объятия.

Крепко прижимаю Алину к себе, чувствуя, что её трясет. Как вселить в неё свою уверенность, свою смелость? Я не хочу верить в то, что Алина отвернется от меня, побоявшись осуждения со стороны.

— Я буду рядом. Я сам всё сделаю. Твоя задача — довериться мне и поверить в нас.

— Как ты себе всё это представляешь? — её ладошки пробираются под мой джемпер. Чувствую, какие они холодные. — Ладно с чужими… Плевать на них, ты прав. Но мама, моя сестра, Катя. Я больше всего из-за них переживаю.

— Смирятся. Пройдет немного времени, и они успокоятся.

— Ты, наверное, забыл, какая у меня мама, — бубнит она мне в грудь. Тепло её дыхания разливается по моей коже.

Тут крыть нечем. Мама у Алины, конечно, правильная до скрежета зубов.

— Я сам поговорю с ней. Когда ты планируешь ехать домой? Я с тобой поеду.

— Нет, — тут же пугается она. — Не надо так сразу. Я постараюсь как-то подготовить маму. Хотя даже не представляю, как это сделать.

— И сколько ты будешь всех готовить? Алин, я не хочу ждать.

— Егор, если тебя что-то не устраивает… — неожиданно взбрыкивает она, показывая свой нрав и пытаясь снова дистанцироваться.

— Не продолжай, — предупреждаю я, — иначе рискуешь получить сейчас по своей аппетитной заднице.

Алина затихает. Жмется ко мне, словно маленький звереныш.

— Я, кстати, безработная, — вспоминает вдруг она. — Так что домой могу хоть завтра ехать.

— Безработная? — если честно, особо не удивлен. Елена Федоровна всегда любила погорячиться при форс-мажорных обстоятельствах. Возможно, через день-два она одумается, поймет, что влезла туда, куда совать свой нос не стоило, но будет поздно. Алину я к ней больше не подпущу. Не прощу тех слов, которыми, уверен, она сегодня обидела девушку до глубины души.

— Да, безработная. После лекции на тему моего падения Елена Федоровна сказала, что не хочет меня больше видеть.

— Ей же хуже, — улыбаюсь, стараясь подбодрить обиженного ребенка. Думаю о том, что завтра нужно обязательно заехать к Федоровне. Простить подобный финт с её стороны я не могу. Заодно заберу документы Алины, чтобы она больше не возвращалась туда, где пережила не самые лучшие моменты своей жизни.

— Скорее, мне.

— Не согласен. Это она потеряла хорошего сотрудника. А тебе мы найдем другую работу. Или вообще пойдешь учиться.

Алина тут же поднимает голову, смотрит на меня возмущенно.

— Егор, в этом плане ничего не изменится. Как и прежде, я не собираюсь жить за твой счет.

— Кто у тебя спрашивать будет? — резко поднимаю её на руки и иду в комнату, которую она занимает.

— Я на полном серьезе.

— Я тоже, — опускаю её на диван и с недоумением смотрю вокруг. — Вот скажи, куда в этих условиях деваться мне?

Алина наконец искренне улыбается. Она легко спрыгивает с дивана, и мы вместе раскладываем скрипучий раритет.

— Останешься у меня сегодня? — интересуется она, сверкая глазами.

— Попытаюсь, — скептически разглядываю ложе. Не уверен, что оно переживет сегодняшнюю ночь. Ведь Алину я собираюсь любить долго. Очень долго… Нежно. Очень нежно… Пусть племянница даже не думает, что уйти от меня будет проще, чем противостоять всему миру.

Алина

28 августа, пятница

Утром Егор отвозит меня на вокзал. Не таясь, долго целует на прощание, шепчет на ухо всякие нежности. Широко улыбаюсь, не в силах сдержать в себе ощущение невероятного счастья. После сегодняшней ночи и того, что происходит сейчас, я готова к борьбе за наше совместное счастье. Я снова верю в то, что всё каким-то чудесным образом наладится, и мы с Егором урвем у судьбы свой кусочек рая.

— Позвони, когда будешь дома, — просит Егор перед тем, как я сажусь в маршрутку.

— Хорошо, — чмокаю его на прощание, занимаю свободное место в салоне буса. Смотрю в окно на шагающего к стоянке Субботина, едва ли веря в то, что этот мужчина мой. Пусть он не говорит мне слов любви, но то, как он относится ко мне, как заботится, как оберегает, всё это явно говорит о том, что его чувства не просто страсть, это нечто гораздо большее.

Ночью спала плохо, поэтому всю дорогу в родной город преодолеваю в полудреме. На вокзале меня встречает Настя. Она рассказывает свежие местные новости, выспрашивает, как дела у меня, мечтает, что однажды, когда закончит школу, переедет ко мне. На душе легко и светло от её веселой болтовни.

Мама приходит с работы, как обычно, после шести вечера. К её приходу я успеваю приготовить вкусный ужин и накрыть на стол.

— Привет, моя хорошая, — мама, едва переступив порог, принимается обнимать меня. — Совсем похудела. Голодаешь там что ли? — смотрит с неодобрением.

Мамочка, знала бы ты, от чего я похудела… Краска приливает к щекам от воспоминаний о Субботине, поэтому стараюсь увести разговор подальше от себя.

После ужина Настя уходит на улицу к друзьям, мы с мамой сидим на кухне, пьем чай. Не могу перестать думать о том, как лучше подготовить маму к новости, что я встречаюсь с Егором. Понимаю, что для начала нужно узнать хотя бы её примерное мнение по идентичному вопросу. Придумываю какую-то дикую историю о том, что, якобы, у меня на работе есть девушка, которая вышла замуж за своего дальнего родственника.

По мере того, как глаза мамы округляются всё больше и больше, чувствую, что моё хорошее настроение быстро улетучивается.

— Ужас какой, — выдает наконец она, с трудом переваривая мои слова. — Разве законом это не запрещено?

— Мам, они не настолько близкие родственники. Законом подобные союзы не запрещаются.

— Всё равно, — продолжает возмущаться она. — А как же моральные нормы? Кто их брак одобрил? Неужели родители девушки согласились на подобное? Ужас… Ужас… — качает она головой неодобрительно.

— Они искренне полюбили друг друга, — делаю ещё одну попытку обелить подобные отношения.

— Какая любовь? О чем ты? Распущенность это всё! К тому же я читала, что кровосмешение приводит в дальнейшем к тому, что у таких пар рождаются дети с отклонениями.

Внутри всё обрывается от категоричности маминых рассуждений. Даже не стоит продолжать этот разговор. Всё предельно ясно. Мама никогда не благословит подобный союз.

Перспективы, открывающиеся передо мной, настолько мрачные, что от безнадежности хочется взвыть. Мне придется вычеркнуть из жизни либо маму, либо Егора.

Ухожу в комнату, которую делю с сестрой, и, пока Насти нет, звоню Субботину. Он сразу же по моему голосу понимает, что хороших вестей не услышит.

— Даже не стоит пытаться, — уныло подтверждаю я его догадки.

— Что она сказала?

— Что подобные отношения не любовь, а распущенность. Видел бы ты её лицо. Ей даже говорить об этом было противно. Егор, она никогда не согласится с тем, чтобы мы были вместе.

— Значит, нам лучше расстаться? — голос Субботина становится чужим. В нем уже не слышится тех ласковых ноток, к которым я так привыкла за последнее время.

— Я не знаю, — обреченно шепчу я. — Не знаю, что делать!

— Возможно, ничего?.. — добивает он.

Зачем он так говорит? Знает ведь, что люблю его. Я призналась ему в своих чувствах сегодня ночью. Не могла больше таить в себе это.

— Не говори так…

— А как говорить, Алин? Ты же ведь прекрасно понимала с самого начала, что твоя мама не обрадуется, когда узнает, что мы встречаемся с тобой. Почему же ведешь себя теперь так, словно для тебя стала сюрпризом её реакция на эту историю?

Молчу. Мне нечего сказать. Я совершенно не знаю, что делать, что говорить. Конечно, я понимала… Но столкнуться с этим лоб в лоб оказалось труднее, чем я себе представляла.

— Скажи мне только одно, — просит Субботин. — Ты ещё настроена рассказать матери о нас или уже передумала?

— Не знаю, — признаюсь честно.

— Не знаешь… — усмехается Егор. — А я вот точно знаю, чего хочу. И качаться на качелях, имею сейчас в виду то, что ты предлагаешь мне, в список моих желаний точно не входит.

Высказавшись, он замолкает. Наверное, ждет, что скажу что-то я, приму какое-то решение. Но… я тоже молчу.

— Хороших выходных, — бросает Субботин безразлично, и в трубке слышатся короткие гудки.