Пле(мя)нница

Глава 24

11 сентября, пятница

Егор

— Его-о-ор… — спросонья протяжно шепчет Алина. Сонно улыбается, придвигается еще ближе, обнимает ещё сильнее. — Ты дома… — приоткрывает глаза, тянется чуть вверх, чмокает меня в щеку, водит носом по отросшей за пару дней щетине. — Еще рано, чтобы ехать в офис?

Нет, совсем не рано. На часах уже почти десять. Не сплю уже давно, больше часа. И так же давно уже должен быть на работе. Но не смог уйти. После обеда Алина едет домой, поэтому, зная о вынужденной разлуке, хочу побыть с ней как можно дольше.

— Позже поеду, — мягко целую её в лоб, закрытые глаза. Совершенно четко понимаю, что никогда прежде, ни к кому прежде не испытывал того, что ощущаю сейчас по отношению к племяннице. Огромное море любви и нежности колышется в груди. Руки сами собой, словно обручи, обхватывают девушку крепче.

— Вчера приехал раньше, сегодня поедешь позже. Я тебя не узнаю, — со смешком говорит она.

Вижу, как Алина сейчас счастлива. Конечно. Она не глупая, понимает, что я всей душой стремлюсь быть с ней. Именно поэтому так и веду себя. Кто-то сказал бы, что нельзя так демонстрировать свои чувства. Возможно, даже я сам мог бы такое заявить ещё пару месяцев назад. Но не сейчас. Сейчас мне совершенно не хочется скрывать своих истинных чувств. Я не хочу рисоваться, строить из себя брутала, плевавшего на всех с высокой колокольни. Может, рядом с кем-то иным я бы себя именно так и вел. Но только не с Алиной. Перед этой девочкой я слаб. И я не стесняюсь этой слабости. Иногда в умении признать свою слабость и кроется истинная сила и мужество.

— Хочешь я отвезу тебя домой? — вожу ладонями по спрятанному под одеялом соблазнительному телу. Мне даже не надо видеть его, чтобы ясно представить, где находится на нем каждая из многочисленных родинок, где спрятался шрам, оставшийся после неудачного падения Алины с велосипеда, когда ей было восемь лет, где залег шрам чуть побольше, тот, который тоже стал результатом неудачного падения, на этот раз, правда, с дерева.

— Зачем тебе мотаться туда-сюда? — пальцы её левой руки скользят по моим волосам. Не помню, чтобы ещё кто-то так гладил меня по голове. Ну, кроме мамы, конечно.

— А зачем тебе задавать столько вопросов? — сжимаю её сильнее.

Алина начинает вырываться, визжать. Как же она мне нравится такой: живой, открытой, энергичной, когда не прячется в свою раковину, не боится быть смешной. В начале нашего знакомства я бы посмел предположить, что она физически не может быть такой. Ошибался. Но насколько же приятно сейчас признавать эту ошибку.

— Лучше поезжай на работу. Успокой Ваню, — вспоминает Алина. — Надеюсь, он за ночь не сошел с ума.

— Если только от понимания того, что ты никогда не станешь его.

Вспоминаю события вчерашнего вечера. Бероев, конечно, офигел, когда понял, что происходит. Он пялился на нас с Алиной так долго, что мне даже захотелось подойти, ткнуть в него пальцем, дабы убедиться, что он не превратился в изваяние.

— Я серьезно, — перестает дурачиться Алина. — Он был в шоке.

— Нам какая разница, где и в чем он был? — смеюсь и успокаивающими движениями вожу ладонями по спине девушки. Хотя не уверен, что движения совсем уж успокаивающие. Лично я начинаю возбуждаться от этого. Опускаю ладони ниже, начинаю мять сочные ягодицы. — Ему придется принять это. И зная Ваню уже много лет, поверь, он быстро сможет перешагнуть через это. Он, как и я, не склонен жертвовать собственным счастьем в угоду обществу. Он поймет нас.

— Надеюсь. Хотя, судя по тому, как быстро он ретировался, мне кажется, что он прямиком отправился в клинику психологической помощи.

— Не преувеличивай. Просто он понял, что не знает, как себя вести теперь. Нужно дать ему чуть времени для того, чтобы он свыкнулся с тем, что мы с тобой пара.

— Неразлучная пара? — на полном серьезе спрашивает Алина. Смотрит с каким-то неожиданным отчаянием, словно от того, что я сейчас скажу, действительно будет зависеть наша дальнейшая судьба.

— Неразлучная, — так же серьезно отвечаю я. — Правда, не считая некоторых выходных, когда ты будешь уезжать домой, — пытаюсь улыбаться, хотя на душе вдруг тоже становится тревожно. — Ну, и на время работы нам всё-таки тоже придется расставаться, — продолжаю разглагольствовать шутливо.

— Это я как-нибудь переживу, — она утыкается носом мне в ухо. Слышу её шумное дыхание.

— Алин, ты боишься? — угадываю её настроение. — Ты не уверена в том, что хочешь рассказать матери?

— Нет, — спешит она убедить меня в обратном. — Я точно сегодня же расскажу ей всё. Но ты прав в том, что я боюсь.

— Когда будешь рассказывать, просто представляй, что я рядом и обнимаю тебя точно так же, как сейчас.

— Я всегда представляю, что ты рядом, — признается она. — Когда мне хорошо. И когда плохо.

— Так и есть. Так и будет. И когда хорошо. И когда плохо. Я буду рядом.

Алина

Как только я оказываюсь дома, у меня сразу же возникает неуловимое ощущение того, что что-то не так. Не знаю, что служит тому причиной. То, как смотрит на меня мама, или как непривычно она молчалива, или то, что, как только я начинаю раздеваться, сестра, наоборот, быстро начинает собираться куда-то, украдкой при этом поглядывая на хмурую родительницу.

— Насть, ты куда? — меня искренне удивляет то, что она уходит. Обычно сестра не отходит от меня ни на шаг после моего возвращения, всегда ждет подарочков, рассказов о том, посещала ли я какие-нибудь интересные места, познакомилась ли с кем-то.

— У меня тренировка по футболу, — говорит она, подхватывая сумку с одеждой.

— Разве она не в пять?

— Сегодня нужно прийти раньше, — бросает Настя напоследок и скрывается из виду. Громко хлопает входная дверь.

Поворачиваюсь к маме, но за спиной пусто — она уже ушла. Даже не обняла? Сердце сжимается от нехороших предчувствий. Раздеваюсь, мою руки, иду на кухню, где мама что-то готовит. Вижу, как методично она размешивает что-то в большой кастрюле, на меня не обращает внимания.

— Мам, — зову, застыв на пороге. Всё так странно… Никогда прежде я не сталкивалась с чем-то подобным. Маму будто подменили.

— М-м, — отзывается она, так и не взглянув в ответ.

— Всё нормально? — задаю банальный вопрос. Но даже предположить не могу, что такого могло приключиться, чтобы она так изменила своё отношение ко мне. Если только… Дыхание перекрывает. Она ведь не могла догадаться или узнать о Егоре? Нет, конечно. Откуда???

— У нас — да. А у тебя?

— И у меня — да, — едва дыша, отвечаю я.

— Да ты что? — она с грохотом опускает ложку на столешницу. — Может, тогда подробнее расскажешь, когда это встречаться с собственным дядей стало нормой?

Ноги подкашиваются. Прижимаюсь боком к стене. Знает… Она знает…

— Как ты узнала? — чувствую, как кровь отхлынула от лица. Наверное, впервые в жизни я не краснею, а белею от сильных эмоций.

— Дядя твой ненаглядный вчера ко мне в гости приезжал. Просил, правда, не говорить тебе об этом, но я не собираюсь тебе врать. Не врала прежде никогда, не буду и сейчас. В отличие от некоторых, — делает упор на последнее слово, наверняка, имея в виду Субботина.

Мысли в голове мечутся. Зачем Егор сюда поехал? Почему не рассказал? Чего он хотел этим добиться? Думал, что я так и не решусь рассказать маме?

— Что он тебе сказал? — не своим голосом спрашиваю я. Поступок Егора путает все мои планы. Я ведь сначала хотела рассказать маме, как сильно полюбила одного человека, какой он замечательный, необыкновенный, как он заботится обо мне. И только потом собиралась назвать имя этого человека. А мама, оказывается, имя уже знает. Разве станет она сейчас слушать мою историю о великой силе любви, разрушающей все преграды?

— Правду сказал. Ужасную правду, от которой волосы на голове до сих пор дыбом встают, — мама отходит от плиты и достает с полки успокоительные капли. Замечаю, как дрожат её руки.

Понимание того, как я разочаровала маму, причиняет сильнейшую боль. Мама… Единственная. Самая лучшая. Человек, который всегда меня поддерживал, защищал, оберегал. В конце концов мама подарила мне жизнь. Разве имела я право подвергнуть её такому испытанию?

— И я ведь до этой минуты не верила до конца в то, что сказал Егор. Убеждала себя, что ты не могла бы так сделать, что я тебя не так воспитывала, что ты у меня умница.

На глаза набегают слезы. Елена Федоровна, когда отчитывала меня, даже матерные слова использовала, но, признаюсь, было не так больно, как сейчас.

— Прости, — прижимаю пальцы к переносице, пытаясь удержать слезы.

— Простить? — мама выпивает капли. — Прощу, если ты сейчас же пообещаешь мне, что больше не будешь с ним… общаться.

Ну, вот… То, чего я боялась больше всего, случилось. Мама поставила меня перед выбором.

— Мам, я люблю Егора, — пытаюсь достучаться до неё.

— Господи, — всплескивает она руками, — избавь меня от этого, не могу это слышать.

Замолкаю. Вижу, как убивают маму мои признания в запретной любви. Но совсем закрыть эту тему, конечно, не могу. Буду бороться до конца.

— А если я не могу оставить Егора? — это чистая правда. Как я не представляю своей жизни без мамы, так не представляю и без Субботина.

Мама снова взывает к Господу, умоляя образумить меня. В её глазах стоят слезы. Я не могу сдержать собственных слез. Они тихо катятся по щекам.

— Не можешь? Здесь неуместно это слово. Ты должна! И ещё я хочу, чтобы ты вернулась жить домой. Хватит с нас большого города.

Качаю отрицательно головой. Нет. Я не смогу уже здесь. Этот маленький городок задушит меня.

— Я не вернусь.

— И не оставишь его? — мама прижимает руку к сердцу. На её лице ужас.

— Не оставлю, — выдавливаю из себя, ощущая, как всё тело начинает вибрировать от напряжения.

— Значит, он для тебя важнее, чем я, чем Настя?

— Я вас всех люблю.

— Я вижу, — мама выключает огонь на плите и идет в свою комнату. Я пытаюсь последовать за ней, но она останавливает меня взмахом руки. — Оставь меня, — опустошенно произносит, скрываясь в спальне.

Через какое-то время возвращается сестра. Я сижу в нашей комнате, чернее ночи. Держу в руках телефон, никак не могу собраться с силами и позвонить Егору. Знаю, как он сейчас переживает за меня, за нас. к.ни.го.ед.нет

— Что происходит? — Настя опускается рядом со мной.

Я не могу ей рассказать. Наверное, она ещё маленькая для того, чтобы слышать подобные истории. Хотя… Ей всё равно придется узнать об этом рано или поздно.

Неожиданно раздается звонок в дверь. Мы с сестрой переглядываемся. У меня почему-то возникает мысль, что приехал Субботин. Спрыгиваю с кровати и несусь открывать. Сестра не отстает. Не глядя в глазок, распахиваю дверь. И без того колотящееся сердце обрывается. На меня обеспокоенно смотрит тетя Люба, наш участковый врач.

— Где мама?

— У себя, — дрожащим голосом выдавливаю из себя. Маме плохо? Почему она не позвала меня?

Тетя Люба, не разуваясь идет к маме. Была у нас не раз, потому дорогу знает.

— Ну, рассказывай, Тимофеевна, — говорит доктор, присаживаясь рядом с мамой на диван. — Насколько высокое, — кивает на тонометр.

— Сделай укол, — еле шепчет мама. Она белая, как полотно.

Жмемся с сестрой у входа. Насколько я знаю, у мамы уже давно не было подобных приступов. Последний раз такое случилось, когда умер мой папа.

Тетя Люба измеряет маме давление, вздыхает и начинает доставать из чемоданчика всё необходимое для укола.

— Девчонки, кто маму довел до такого состояния? — не оборачиваясь к нам, громко спрашивает тетя Люба.

Мы молчим. Настя очень напугана. Я же готова провалиться сквозь землю от осознания собственной вины.

— Будьте рядом с ней, — советует на прощание тетя Люба.

Настя идет провожать доктора, я же подхожу к маме. Нежно целую её в лоб, глажу холодные ладони, сложенные на груди.

— Мамочка, не пугай нас так. Мы тебя очень любим.

— Ты должна расстаться с ним, — шепчет мама. — Слышишь, Алина? Или это однажды убьет меня.

Я не успеваю ответить. Возвращается Настя. Дежурим возле мамы до самого вечера. В свою комнату я захожу, когда часы показывают уже восемь. На телефоне два пропущенных от Егора. Откладывать звонок нельзя. Сердце разрывается на куски. Егор ведь тоже там страдает от неизвестности.

Субботин отвечает практически сразу.

— Привет. Ты хочешь свести меня с ума? Алин…

— Привет. Извини, — сжимаюсь в уголке возле стены, натягивая на себя плед. Как же хочется сейчас оказаться в его объятиях. Ну, почему всё так сложно? Почему мы с ним родственники? Может, нам действительно самой судьбой не предначертано быть вместе?

— Рассказывай, — просит он.

— Всё ужасно. У мамы случился приступ. Приезжал доктор.

— Как она?

— Уже всё нормально. Но… Егор… — хочется заплакать сильно-сильно, навзрыд. — Мама сказала, что никогда не примет того, что мы с тобой вместе. Она требует, чтобы мы расстались.

— Это было ожидаемо, — с горечью произносит он.

— Почему ты, кстати, не сказал, что приезжал сюда вчера?

— Я должен был принять первый удар на себя.

— Спасибо тебе! — стираю слезы, стараясь сделать так, чтобы Егор не услышал, что я плачу.

— Тебе не за что благодарить меня. Что теперь, Алин?

Я долго молчу, собираясь с духом. Выбор, который сейчас стоит передо мной, это совсем не выбор. Что бы я ни выбрала сейчас — это будет моя маленькая смерть.

— Давай пока возьмем паузу, — прошу я жалобно. — Я очень боюсь за маму, за её здоровье.

— Я понимаю твой страх, — искренне говорит он. — Но что значит на паузу? Сколько будет длиться эта пауза? До каких пор? Знаешь, Алин, какие ассоциации сейчас у меня возникли?..

— Расскажи…

— Что бы ты выбрала? Быструю смерть или медленную, мучительную?

— Ясно… — мой голос прерывается. Наши мысли о смерти сошлись.

— Алин… — я слышу, что ему тоже очень тяжело говорить. — Паузы не будет. Либо мы вместе, начиная с «сейчас», либо никогда. У тебя есть выходные, чтобы принять окончательное решение. Потом ты вернешься, и мы поговорим.