Пленительные наслаждения

Глава 12

Проведя все утро в жестких тисках тревоги, Габби вконец извелась. Когда лучше сообщить Питеру? Или Квил пожелает сам объясниться с братом?

К тому же ей не давали покоя мысли о судьбе принца. Она вдруг представила себе, как беспомощного Кази-Рао силой вырывают из рук миссис Мэлбрайт.

Неожиданный приступ беспокойства все-таки привел к положительному результату. Укоренившееся в сознании унижение после вчерашнего конфуза отошло на второй план. Осталось лишь ощущение некоторого неудобства.

Предсказание леди Сильвии относительно массового паломничества оправдалось полностью. В Индийской гостиной собралась толпа, хотя шел только первый час утренних визитов. Всем хотелось посмотреть на «модную леди в неприличном платье» или, если по-другому, на «неприличную леди в модном платье» – как кому больше нравилось,

Софи, герцогиня Гизл, приехала раньше всех. При виде Габби в глазах у нее замелькали озорные искорки.

– Я подумала, если я буду рядом с вами, мы сможем вместе принимать соболезнования. По-моему, нам следует предъявить претензии мадам Карем. Как вы считаете, Габби?

Дамы вокруг отметили, с какой непосредственностью герцогиня обсуждает с мисс Дженингем щекотливый вопрос. Кое-кто, сверившись с собственным мнением, не преминул высказаться.

– У этой модистки специфический вкус, – заявила какая-то тощая особа со злым лицом. – Лично я у нее ничего не шью. – Леди патетически возвела глаза к потолку. – И то, что лиф падает, безусловно, ее ошибка.

– Да вы-то что так беспокоитесь, Амелия? – прокаркала леди Сильвия. – Вам с вашей фигурой это не грозит. Если платье даже и упадет, так не на что будет смотреть! – Леди Сильвия в очередной раз проявила себя выдающимся оппонентом, подтвердив, что способна снять голову с любого, кому достанет храбрости ханжески защищать приличия.

Габби кивала и улыбалась, что-то вежливо бормотала и краснела, как только упоминали о лифах. И всякий раз у нее возникали спазмы в горле, когда открывалась дверь. Но Квил все не появлялся. Он вообще редко покидал свой кабинет до ужина. Может, сегодня он придет к обеду?

– Ну что, девушка, жива? – засмеялась леди Сильвия, когда разошлись последние посетители. – Вы еще легко отделались. Скажите спасибо Софи Фоукс. Я же вам говорила, она молодец!

Дверь снова отворилась. У Габби екнуло сердце. Из-за всех этих трудностей она чувствовала себя как в осажденной крепости, но думала только об одном – как ее ненасытно целовал Квил и как в горле у него застрял стон, когда…

Она вдохнула поглубже – для большей смелости. Но это был не Квил, а Питер. Она с трудом представляла, как она посмотрит ему в глаза. Что он подумает о ней, когда обо всем узнает? Из-за нее он может оказаться в унизительном положении. Он представил ее обществу, своим друзьям как невесту, а она на следующий же день переметнулась к его брату!

Габби испытывала страх. Ей хотелось умереть, но еще больше – оказаться в теплых руках Квила и спокойно подумать, как она могла совершить столь недостойный поступок. Почему она согласилась выйти замуж за брата своего жениха?

Час от часу не легче – сначала ее будоражили воспоминания, а теперь наползала тоска.

Квил вошел в столовую, когда все уже были в сборе. Из чего Габби заключила, что он еще не говорил с Питером. Однако к середине трапезы натянутые отношения между братьями стали настолько очевидны, что она переменила мнение.

За столом зашел разговор о недавнем пожаре на Арджил-стрит, сгоревшей таверне и пострадавшей пивоварне, находившейся по соседству. Подозрения пали на одного рассерженного клиента, который требовал пирог с мясом, но не получил его.

– В этой версии есть ряд спорных моментов, – заметила Габби. – Во-первых, маловероятно, что хозяин таверны стал бы отказывать в пироге, если тот человек махал перед ним факелом. Во-вторых, смущают мотивы. Зачем посетителю было сжигать все постройки? Что уж он вошел в такой раж из-за какого-то пирога? Проще было купить в другом месте. А хозяин мог бы не жадничать!

Квил посмотрел на нее взглядом, более страстным и долгим, нежели предполагало простое согласие с ее логикой. Габби нахмурилась в ответ, предупреждая своего нового жениха, что нужно быть сдержаннее.

Питер живо вступился за владельца таверны:

– Очевидно, это был единственный оставшийся пирог, который он еще раньше пообещал сохранить для Уотча. Или, скорее, для его жены. – Он улыбнулся Габби, после чего добавил нараспев: – Мы не вправе осуждать того, кому предназначался пирог, ибо потребителем оказалась прекрасная дама.

– Из-за прекрасной дамы сгорела Троя, – фыркнул Квил. – Тебя послушать – так целый Лондон потерять не жалко в угоду жене Уотча с ее аппетитом!

– Хозяин таверны, видимо, ставил обещание даме выше меркантильных забот о всяких там ложках и плошках.

Квил ответил брату такой насмешливой улыбкой, что Габби с опаской подумала, как бы дискуссия не переросла в семейную ссору. Но тут очень кстати появился Кодсуолл со следующим блюдом.

После обеда Квил исчез так быстро, что Габби не успела его расспросить. Однако не было еще и пяти, как он заглянул в гостиную и фланирующей – да, именно такой – походкой подошел к Габби выяснить, не угодно ли ей прокатиться в Гайд-парк. Она была готова взреветь белугой и едва не выплеснула на него накопленное за день раздражение. Но вместо этого выдавила из себя «да» и пошла переодеваться.

Квил с любопытством посмотрел ей вслед. Мисс, кажется, чем-то недовольна? Видимо, перепады настроения – ее природное свойство. То, что у привередливых особ именуется «повышенной чувствительностью».

Питер мигом подскочил к нему и потянул его к окну, дабы их не слышала леди Сильвия.

– Ну что, – жадно спросил он, – ты собираешься говорить с Габби?

Квил посмотрел на брата сверху вниз.

– Боже, что ты сделал со своими волосами? Напомадил что ли?

– Я тебя спрашиваю, когда ты поговоришь с Габби? – Питер чуть не топнул ногой. – Ты должен был сделать это за завтраком. Из-за этого я слова не смею сказать весь день. Я уверен, она заметила мое неприличное поведение.

– Я говорил с ней утром, – рассеянно протянул Квил, высматривая что-то за окном и стараясь казаться равнодушным. На самом деле внутри у него все кричало и пело. Габби, прекрасная, ненаглядная Габби, согласилась выйти за него замуж! За него, сморчка убогого. Молчуна, променявшего высшее общество на мир деляг. Но она не подозревала, какую невыгодную сделку заключила. Эти мысли глодали его весь день.

– И что она сказала? – допытывался Питер. Теперь он почти кричал.

– Обещала ответить сегодня, – буркнул Квил с такой небрежностью, будто не маялся полдня, будто самый важный в жизни разговор ничего для него не значил.

– О Боже, все сорвалось! – застонал Питер, теребя пальцами локоны, на укладку которых Ренсибл потратил сорок пять минут. – Она тянет – стало быть, обдумывает, как деликатнее тебе отказать. Я так и знал! Она не примет твое предложение.

– Утром все выглядело вполне… обнадеживающе, – пожал плечами Квил, выкорчевывая из сознания воспоминания о том, как она хрипло стонала на ковре у камина.

– Я уверен, – продолжал Питер, не слушая брата, – это будет облечено в самую мягкую форму. Габби – добрая девушка. Я уже говорил, при определенных обстоятельствах мне была бы даже приятна ее компания. – Он сел, отрешенно глядя перед собой. – Я думаю, мне нужно просто преодолеть себя. Я не смогу жить в Америке. Они… у них там полно дикарей. Я женюсь на этой девушке. Во всяком случае, бесчестия она, кажется, избежала благодаря упавшему лифу леди Софи.

Вдохновленный собственными речами, Питер выкарабкался из уныния. Он снова обратил свой взор на брата.

– Ты не находишь немного странным тот казус, Квил? Платье леди Софи соскочило тотчас после лифа Габби?

По мнению Квила, это было странно, но очевидно. В секретном списке Квила были две любимые женщины, и леди Софи стояла в нем под номером два. Правда, если уж быть точным, следовало еще отметить пунктиром фермершу Энни, его первое увлечение. С ней он перестал быть девственником. Воспоминания о событии пятнадцатилетней давности время от времени бередили ему душу.

Квил оставил вопрос брата без ответа и только пожал плечами.

Питер, привыкший к его молчанию, не придал этому значения.

– Значит, Габби еще не ответила?

Квил снова пожал плечами. Разумеется, Габби дала свое согласие, но тогда он еще не осознал, что его долг – обсудить с ней подробно, что ее ожидает в действительности. Муж, постоянно волочащий увечную ногу и благоухающий как кладовщик. Но самым больным вопросом оставались его мигрени.

– Ну хорошо, подождем, – мрачно произнес Питер, направляясь к двери. – Дай мне знак за ужином. Можешь даже не говорить, просто подмигни. А за меня, как я сказал, не беспокойся – я решил принять свое горькое лекарство. Я женюсь на этой крошке.

Появившийся в дверях Кодсуолл объявил:

– Мисс Дженингем ждет вас, мистер Дьюленд.

Квил покинул гостиную. Габби, плотно укутанная в темно-розовую накидку, в шляпке, под которую были убраны ее роскошные волосы, стоя в дверях, натягивала перчатки. Она бросила на Квила нетерпеливый взгляд. Определенно, у нее было дурное настроение.

Двухколесный экипаж стоял у парадного входа. Квил помог ей подняться и сел сам. Махнул кучеру, отпуская его, взял вожжи.

Габби вспомнила, как они с Фебой сидели в экипаже, когда Квил забрал их из порта. Странно, подумала она, насколько теперешние ощущения отличаются от прежних. Может, потому, что в тот раз она была без ума от Питера? Тогда она не замечала, что мускулистые бедра Квила занимают почти все сиденье, а сейчас… Она прочистила горло.

– Квил, вы сказали Питеру о нашей помолвке?

– Нет. Я решил сначала удостовериться, действительно ли вы хотите выйти за меня замуж.

Как? Разве это не ясно?! Габби растерянно заморгала. Не она ли все утро каталась с ним по ковру как последняя…

– Разве мы не договорились? – спросила она удивленно.

– Я подумал, что разумнее обсудить еще раз, – ответил он, направляя двуколку в Гайд-парк.

Габби задыхалась от бешенства. Он что, считает ее совсем тупой? Будто она не понимает, что это задний ход! Покувыркался на полу и засомневался, не порченый ли товар берет, как выразилась леди Сильвия. Нет, так легко ему это не сойдет!

Обуздав свой гнев, Габби проговорила спокойным тоном:

– И что именно вы хотите обсудить?

– Я должен немного прояснить, какой из меня получится муж.

Вот оно что! Он собирается сказать, что такая девушка заслуживает лучшего мужчины, и таким образом оправдать расторжение помолвки. Ничто не могло вызвать большей ярости, чем этот трусливый прием. Но в конце концов, она же ему не навязывалась. Нет так нет. Она с радостью выйдет замуж за Питера и опять почувствует себя счастливой!

– Проясняйте, – разрешила она.

– Габби, то, на что я трачу целый день, – неподобающее занятие для джентльмена, в частности моя инвестиционная деятельность. Отец готов предать меня анафеме за то, что я вообще чем-то занимаюсь.

«Прекрасно! – возликовала Габби. – Этот довод не пройдет!»

– Мой отец занимался экспортом в Нидерланды и Китай, – процедила она сквозь зубы, – и отдавал этому все свое время. И меня воспитывали в том же духе. Я не считаю, что джентльмен должен праздно слоняться по улицам от завтрака до обеда и от обеда до ужина.

Квил молчал. Он все утро себе внушал, что нужно рассказать ей обо всех своих недугах. В том числе и о мигренях после близости с женщиной – если уж быть абсолютно честным.

– И еще я хочу внести полную ясность в вопрос моего здоровья. – Сейчас он подходил к самому главному, и у нее появлялась реальная причина для расторжения помолвки. – Доктор Транкельштейн опасается, что хромота останется на всю жизнь, во всяком случае, будет возникать при усталости. Я не смогу танцевать. Кроме того, есть другие ограничения…

Когда Габби обратила на него свои прекрасные глаза, он был поражен. В них горел огонь. Был ли это гнев? Несомненно, нет.

– Ваша хромота не останавливает меня, Квил. – Габби не дала ему открыть рот. – И другие телесные последствия того злосчастного случая – тоже.

«На, получи, противный упрямец! – торжествовала она. – Может, теперь ты замолчишь?» Но «противный упрямец» порывался продолжать. Тогда она подумала с некоторой болью:

«Видно, и впрямь передумал».

– Я обязан вас предупредить… – Габби снова прервала его.

– Не нужно, Квил, – сказала она деланно-веселым тоном. – Я прекрасно понимаю, что вы решили меня… отвергнуть, и я предпочитаю это не обсуждать. В конце концов, на меня свалилось поистине ошеломляющее богатство. В данный момент у меня два жениха, и я могу делать выбор. Я буду вполне счастлива выйти замуж за Питера.

Она взмахнула рукой, как бы желая сказать, что разговор окончен, но тут же сцепила пальцы. Во время ее короткой речи лицо Квила потемнело и в глазах появилось что-то такое, что заставило ее немного смягчиться.

– По-вашему, я хочу расторгнуть нашу помолвку? – возмутился Квил. – Вы смеете меня в этом подозревать?

Габби кивнула.

– Я никогда бы этого не сделал!

Как это она так сплоховала? Габби вдруг осознала, что вновь оскорбила английскую добропорядочность. Джентльмен никогда не отвергнет леди – он сделает все, чтобы она сама ушла от него.

– Квил, мы можем говорить друг с другом откровенно как друзья? – Габби положила ладонь ему на руку.

Квил с некоторым недоумением уставился на руку в перчатке. Черт побери! Сейчас опять начнет тарахтеть, что у нее два жениха и ей не важно, за кого выходить замуж. Он решительно не хотел это слушать. У нее один жених – он. И он будет ее мужем! Совесть, истязавшая его весь день, замолчала. Габби принадлежит ему – и точка.

Он хмуро посмотрел на свою невесту и рявкнул:

– Говорите!

Габби в нерешительности кусала губу. Он выглядел таким же разгневанным, как Питер в тот вечер, когда она попыталась поцеловать его на людях. Приверженность английских джентльменов их кодексу правил приличия доходит до абсурда.

– Поскольку мы с вами друзья, вы не должны притворяться. Я все понимаю. Если вы не хотите на мне жениться, не нужно изыскивать способы заставить меня отказаться от помолвки. Это все, о чем я вас прошу.

Габби старалась говорить как можно рассудительнее и не замечала, как ноет ее сердце – она почувствует это позже. Пока нужно было защищать свое достоинство, если уж она оказалась в положении отверженной. К счастью, кроме леди Сильвии, никто не знал об этой помолвке, так как они с Квилом решили пока не оповещать своих утренних посетителей.

Экипаж катил по аллее в северной части парка. Квил, потянув за вожжи, придержал резво бежавших лошадей. Когда они остановились, он молча привязал вожжи к передку коляски.

Лучше бы поехать домой, думала Габби. Под ложечкой появилось тянущее, болезненное ощущение. Продолжать неприятный разговор больше не хотелось, и она выразила вслух свое желание слегка раздраженным тоном.

Квил удовлетворенно взглянул на мирно стоящих жеребцов и повернулся к ней всем своим крупным телом. Их бедра соприкоснулись. Она покраснела, вспомнив, как бесстыдно льнула к нему утром. Стоит ли после этого удивляться, что у него пропала охота на ней жениться?

Не услышав ответа на свою просьбу, Габби повторила:

– Если вы не против, я бы хотела вернуться домой.

Ближе к шести часам число экипажей на аллеях заметно возросло. Почтенная лондонская публика, во всяком случае, та ее часть, которая бравировала своим пренебрежением к холоду, отправлялась в парк себя показать и на других посмотреть. Габби с раскрасневшимися от ядреного зимнего воздуха щеками напоминала восхитительный яблочный пирог.

Ей явно понравилась ее идея расторгнуть их помолвку. Квил это четко понимал, но не собирался отступать. Как бизнесмен он часто сталкивался с неудачами. Они закалили его волю. Сейчас ему ничего не стоило посадить ее одним махом к себе на колени и зацеловать так, чтобы она сама попросила жениться на ней. Но делать это прилюдно – значит, окончательно подорвать ее репутацию. Он этого не хотел. С ласками можно было подождать до вечера.

Не утруждая себя объяснениями, Квил молча развязал вожжи и ловко вывел лошадей на окружную аллею. Габби судорожно сглотнула. В первый миг она подумала, что Квил не стал ее целовать только потому, что был еще слишком сердит. Но по-видимому, причина заключалась в другом. Он твердо помнил цель этой прогулки – он хотел вернуться свободным. Глядя на прядающие конские уши, она пыталась утешить свое несчастное сердце. У нее остается первый жених. Волей провидения она не успела отказать Питеру. Верно говорят: «Пока не распробуешь молоко, не спеши расставаться с деньгами». Теперь, когда ее второй жених «скис», она, по сути, ничего не потеряла. В то же время внутренний голос подсказывал ей, что нелогично и довольно глупо метаться между двумя мужчинами.

В результате она пришла к выводу, что влюблена в Квила и ей безразлично, выйдет она замуж за Питера или нет. Ее мрачное настроение еще более усугубилось, когда она подумала, что Питер, вероятно, испытывает те же чувства, Габби плотно сжала губы, чтобы не разрыдаться. «Ты не заплачешь, – внушала она себе. – Вспомни, еще вчера ты была влюблена в Питера».

Квил искоса взглянул на нее. Она с опаской озиралась по сторонам, его настороженная Габби. Тогда он вспомнил, что Питер рассказывал о Патрике Фоуксе и леди Софи. В период жениховства герцог напрочь забывал о благовоспитанных манерах, и весь город был свидетелем его безумной влюбленности.

Он свернул с аллеи и остановил лошадей.

– Квил, я бы очень хотела вернуться в Дьюленд-Хаус!

У его будущей жены так дрожал голос, что ему не оставалось ничего другого, как ее пожалеть.

Управившись с вожжами, Квил повернулся к ней и стянул перчатки.

Габби бросила взгляд на его руки, потом на лицо.

Квил молча взял ее левую руку и принялся расстегивать маленькие перламутровые пуговки на запястье.

Габби смотрела сверху на его взлохмаченные волосы. Что еще он задумал?

Квил снял с нее перчатку, швырнул ее на пол и взялся за другую. Габби подняла глаза, но, поймав на себе взгляд проезжавшего в экипаже незнакомца, снова уставилась на голову Квила. Он швырнул на пол вторую перчатку. В прикосновении его голых пальцев была волнующая интимность.

По-прежнему не говоря ни слова, он поднес ее руки к своим губам и запечатлел поцелуи на каждой ладони. Затем его губы стелющимся бархатом плавно двинулись к запястью. Она вздрогнула, чувствуя, как ноги внезапно захлестнуло теплом.

Рука Квила легла на ее плечи и скользнула вдоль спины, оставляя за собой дорожку обожженных нервов. Габби слышала, как вздох застрял у него в горле в тот момент, когда его рука остановилась на двух округлостях. Он задержался там на мгновение и затем одним уверенным движением посадил ее к себе на колени.

Когда Квил, дрожа, приблизился к ее рту, она, подчиняясь молчаливой команде, приоткрыла губы. Ее пальцы незаметно вплелись в его волосы и удерживали его голову на случай, если вдруг он попытается оборвать поцелуй. Она и не подозревала, что в этот самый момент целых четыре экипажа остановились около их двуколки и пассажиры с замиранием сердца прикидывают масштабы назревающего скандала.

Квил отодвинулся наконец и хрипло прошептал:

– Вы по-прежнему думаете, что я хочу отказаться от вас, дорогая моя Габби?

Не находя слов, она коснулась его губ – легко, как перышко. Квил не стал продлевать свои муки. Широкой ладонью он рывком придвинул голову Габби к своим губам и так держал, покуда не насытился.

Он отодвинулся от нее, задыхающейся, с бешено бьющимся сердцем, и повторил вопрос:

– Вы все еще думаете, что я от вас отрекусь?

– Нет, – выдохнула она.

– Тогда давайте никогда к этому не возвращаться, – ворчливо приказал он и сорвал с нее шляпку.

Буйные волосы Габби рассыпались вокруг лица. Он подставил руки под этот водопад, наслаждаясь их удивительной тяжестью.

– Вы станете моей женой – не Питера! И не его невестой. Моей!

– Хорошо бы, – прошептала Габби. – Я не хочу замуж да Питера, я хочу за вас, Квил.

Совесть почти умолкла в нем, и он сам воззвал к тому многому, что от нее осталось.

– И даже если я… – начал он.

– И даже если по пути домой вы попадете под колеса экипажа.

– Будем надеяться, этого не произойдет, – заключил диалог Квил.

Его самообладание разбилось вдребезги, как хрупкое стекло, и он собирал его заново из мелких осколков. Сняв Габби с колен, он посадил ее обратно на сиденье. И только на миг задержал пальцы на пленительном изгибе ниже пояса.

Габби подобрала шляпку и трясущимися руками надвинула на растрепавшиеся волосы.

Квил, управляя лошадьми, бросил на нее короткий взгляд

– Кажется, я поставил новое пятно на вашей репутации.

– Я переживу, – отмахнулась Габби с ликованием в сердце. Она влюблена в Квила, а он влюблен в нее. И она выйдет на него замуж. За огромного, красивого, замечательного Квила! – Вы поговорите вечером с Питером?

– Да.

Когда они, объехав Пиккадилли, свернули на Сент-Джеймс-стрит, Габби подобрала с пола свои перчатки.

– Я не думаю, что Питер будет так уж против, – протянула она задумчиво.

Квил отвернулся будто невзначай.

– Возможно, вы правы.