Глава 24

Джеймс закружил ее в вихре вальса.

— Ублюдок! — выдохнула она.

Его брови взлетели вверх. Он склонился к ее уху:

— Сучка!

— Дикарь… — продолжила она, но умолкла на полуслове. Джеймс, великолепный танцор, привлек к себе общее внимание. Сопротивлявшаяся Тила наконец подчинилась ему, хотя старалась держать дистанцию и смотрела на него с настороженным раздражением. Все в ней дышало возмущением.

— Черт побери, отпусти меня, Маккензи, не то я устрою сцену!

— Угрожаешь?

— Ах, сэр, для дикаря вы слишком понятливы!

— Ах, леди, я отплачу вам той же монетой. С чего бы начать? Как приятно снова видеть вас, мисс Уоррен!

— Лгун!

— Но я не лгу. Совсем не лгу.

— Тогда ты лицемер и осел…

— Осторожно, любовь моя…

— Грубый, неотесанный дикарь.

— Ты недвусмысленно высказала свое мнение, хотя оно и грешит лицемерием. Ты слишком легко вернулась к цивилизации и снова стала прекрасной дамой в кружевах и атласе. И вероятно, забыла…

— Ничего не забыла! Особенно того, кто скорее задушит меня, чем соизволит взглянуть… Притом ты возмутительно ведешь себя…

— Тебе не пришлось смотреть на меня и думать, в какие игры я играю с другими…

— Мне незачем думать об этом! Твоя репутация хорошо известна, Маккензи.

— Как и ваша, мисс Уоррен. О простите за неучтивость: я не успел сказать, что вы неотразимы в зеленом платье!

— Почему ты говоришь так, словно этот цвет свидетельствует о моей испорченности?

— Об этом свидетельствует ваше платье.

— Прошу прощения?

— Декольте чуть ли не до пупка!

— Если ты намерен весь вечер оскорблять меня…

— Я пришел сюда с единственной целью — поговорить с тобой.

— Мне что, растаять от благодарности? Это поразительно, ведь раньше ты и видеть меня не хотел.

— О, я мечтал увидеть тебя, но наедине! — Джеймс, кружа ее в танце, решительно направлялся к заднему крыльцу. Там он остановился, опустив руки на плечи Типы. Глаза его горели голубым огнем.

— Чей это ребенок?

— Что?!

— Ты отлично поняла меня. Повторяю: чей это ребенок?..

— Ах ты, ублюдок! — Она задыхалась от гнева.

— Я спрашиваю…

Размахнувшись, Тила наградила его пощечиной, повернулась, высоко вскинула голову, но пошла не в дом, а на лужайку.

— Тила…

— Убирайся! Возвращайся в тюрьму! Да, ты дикарь, как сам и утверждал, а потому уйди из моей жизни! — Она сжала кулаки.

Джеймс бросился за ней.

— Погоди, черт возьми!

— Оставь меня! — громко воскликнула Тила, Джеймс вдруг ощутил, что в доме поднялась суета.

— Он убегает! Индеец убегает!

Джеймс подумал было, что говорят о Диком Коте. Неужели он решил бежать именно сейчас?

Но тут же понял, что эти слова относятся к нему самому.

Солдаты уже следовали за ним.

Между тем Тила удалялась. Джеймс не мог позволить ей уйти! Он должен столько сказать ей!

— Черт побери, Тила, вернись! — Еще минута, и он настигнет ее! Джеймс бросился за Тилой и вздрогнул, когда кто-то схватил его. Он не знал этого человека, никогда не видел его раньше. — Солдат, отпусти меня!

— Я поймал его, поймал! — закричал тот. Джеймс вырвался и ударил его в челюсть, но тут еще два солдата подскочили к нему. За ними следовали четверо товарищей.

Прозвучали выстрелы. Джеймс и солдаты замерли. Капитан Моррисон подошел к ним, качая головой:

— Джеймс Маккензи, что за дьявол вселился в тебя? Я думал, у нас будут неприятности с Диким Котом. Но этот индеец флиртует с дамами, а ты тут устроил потасовку!

— Я не собирался драться, капитан, но солдат преградил мне путь.

— Господин Маккензи! Вам не дозволено покидать эту территорию. Вы — военнопленный. Сожалею, сэр, но мне придется доставить вас в крепость.

Не пролив крови ни в чем неповинных солдат, он ничего не мог изменить. К тому же пристрелили бы и его самого. Джеймс кивнул:

— Капитан, я в вашем распоряжении. Как прикажете.

Внутри у него все кипело, гнев душил Джеймса. Она ударила его, отверзлась и убежала, а его окружили, как пленнике!

Ничего, он еще доберется до нее. Джеймс решил поговорить с ней только в том случае, если никто не помешает им. Тогда он задаст вопросы и получит ответы на них.

Когда в крепость вернулся Дикий Кот, Джеймс сказал;

— Когда надумаешь бежать, дай мне знать.

— Ты пойдешь со мной?

«Я должен ее увидеть, должен!» Но сейчас нельзя покидать Оцеолу и других. Джеймс прекрасно понимал, что лишь он способен объяснить то, что происходит в стенах тюрьмы.

— Когда решишь бежать, дай мне знать, — повторил он. Этот момент наступил, и случилось так, что у Джеймса не осталось выбора — только побег.


— Самый настоящий спектакль! — Тара вошла в комнату Типы, стягивая перчатки. — Джаррету не удалось и словом перекинуться с Джеймсом. Все о чем-то перешептывались, когда мы приехали. Сплетники утверждают, будто между тобой и Джеймсом произошла ужасная ссора. Он пытался напасть на тебя, но ты убежала. Джеймс погнался за тобой, но тебе удалось ускользнуть. Говорят, понадобилось восемь солдат, чтобы удержать его. Значит, все прошло не слишком удачно?

— Он мерзавец, — бросила Тила. — Надеюсь, никто не пострадал?

— Ну, кое-кому из солдат досталось. У Джеймса крепкие кулаки.

Тила задумалась. Ей казалось, что она права. Но сейчас девушка встревожилась, не вызвал ли ее уход еще большие неприятности. Она слышала крики, но так и не обернулась.

— Он… он спросил меня, кто отец ребенка! — с возмущением сообщила Тила.

— Ну, тогда ты правильно поступила. — Улыбнувшись, Тара направилась к двери.

— Тара?

— Да?

— Что случилось с Джеймсом после того, как я убежала?

— Его отвели в крепость. Нельзя же позволить неуправляемому дикарю наслаждаться обществом белых людей.

— Да, он был вне себя.

— Пусть немного позлится. Может, это заставит его вспомнить о хороших манерах.

— Надеюсь…

Тила вдруг испугалась. Ее охватила дрожь. Она, конечно, права, но Джеймс заперт в крепости. Да, он заслуживает наказания, ибо вел себя хуже, чем дикарь. Пусть сгниет в тюрьме, лишь бы никогда не видеть его!

— Пусть отправляется со своими хорошими манерами прямо в ад!

Тара вышла, но, закрыв дверь, прислонилась к ней спиной. Джеймс и Тила слишком упрямы и горды. Необходимо что-то придумать. Им, вероятно, нужно время. Она надеялась, что его хватит.

Волнуясь о Джеймсе, она с облегчением думала о том, что он в относительной безопасности, хотя и за решеткой. В тюрьме ему не грозит смерть.

— Ты хорошо изучил расположение форта? — взволнованным шепотом спросил Дикий Кот, хотя ни один из охранников не знал языка мускоги.

Джеймс кивнул. Он расхаживал по двору, устремив взор на юго-запад. Тот угол крепости был отлично укреплен. Считая, что совершить оттуда побег невозможно, там не выставили охрану. Однако в темную ночь не так уж трудно бесшумно добраться до парапета и спуститься по стене.

Им удастся бежать. Проем в шестифутовой стене находился в пятнадцати футах над землей и составлял пять футов в высоту и всего восемь дюймов в ширину. Его закрывали два железных прута, но Джеймс, Дикий Кот и Коуэта решили раскрошить ракушечник с одной стороны и убрать один прут, а другой использовать как опору. Потом они спрыгнут в канаву за стеной и исчезнут — либо в океане, либо в лесу.

— Ночами нам придется по очереди отбивать ракушечник, — сказал Джеймс.

— Проем находится очень высоко, — возразил Дикий Кот. — Нам не добраться туда.

Коуэта, сильный индеец негритянского происхождения, вступил в разговор:

— Нас много. Мы все сделаем.

Через четыре дня они могли уже вынуть прут, но решили воздержаться, чтобы не привлекать внимания.

Воины выстроились пирамидой, и Джеймс, стоявший наверху, отбивал последние куски. Он вздрогнул, услышав хриплый шепот Дикого Кота:

— Бегущий Медведь!

— Что?

— Нужно поговорить. Скорее! Джеймс надавил на прут. Он подался. Дело сделано! В тишине он спустился по лестнице из человеческих тел. Один за другим воины спрыгнули на землю. Джеймс посмотрел на Дикого Кота.

— Все готово.

— И очень вовремя.

— Что случилось?

— Пойдем со мной.

Джеймс последовал за Диким Котом через арку в камеру, где находился Оцеола с семьей. Вождь знаком велел Утренней Росе оставить их одних. Джеймс сел перед Оцеолой. Дикий Кот стоял рядом.

— Ты знаешь, что старый Рили перемещается здесь довольно свободно?

Джеймс кивнул:

— Да, а что?

— Он может передавать наши просьбы белым солдатам, задавать им вопросы от нашего имени. И они тоже используют его. Рили для них скорее слуга, чем пленник.

— Тебе известно, что они стремятся вернуть негров их злобным хозяевам?

Оцеола взмахнул рукой.

— Рили с нами. Дело в том, что он часто слышит разговоры солдат. Один из них беседовал с другим.

— И?

— Этот солдат когда-то служил у Майкла Уоррена.

— Ну?

Оцеола пожал плечами так, словно все уже объяснил.

— Бумаги… письма. Этот человек направил послание майору Уоррену, сообщив, что ты здесь, в плену. Солдат точно не знает, где Уоррен и сколько времени понадобится, чтобы письмо нашло его. Но на хорошей лошади за день можно покрыть миль пятьдесят, так?

Джеймс задумчиво кивнул:

— Ты прав.

— Поэтому, хотя ты, тревожась за меня и за других, позволил взять себя в плен вместе с нами, сейчас тебе нужно бежать. Твое сердце уже много дней рвется за пределы этих стен. Твоя душа уже далеко, и только рассудок заставляет тебя оставаться здесь ради нас. Пусть же борьба в твоей душе закончится. Я ничего не боюсь и со всем смирился. Что будет, то будет. Беги!

— Оцеола, Уоррен не может войти сюда и застрелить меня…

— Друг мой, мы оба знаем, что это ему не понадобится.

Охранники придут ночью или отравят еду. Всякое случается. В твоей камере нет веревки, но тебя могут найти в петле. Трагическое самоубийство! Полукровка, не выдержавший войны двух миров. Возникнет много подозрений. Но никто ничего не докажет. Джеймс, ты должен бежать.

Джеймс склонил голову:

— Как скажешь, великий вождь.

Оцеола улыбнулся, плотнее закутываясь в одеяло:

— Воин. Я был великим воином, правда?

— Ты и есть великий воин.

Оцеола кивнул, не желая оспаривать это утверждение.


Ночью Джеймс вместе с Диким Котом осмотрел проем в стене форта.

— Пролезем ли мы через такое узкое отверстие? Вот в чем вопрос, — сказал Джеймс.

— Мне это не составит труда в отличие от тебя. Но тобою движет решимость. Намажем тела жиром и постараемся проскочить. Мы часто голодали, потому что нам нечего было есть, а сейчас мы голодали, чтобы похудеть. Ты не передумал? Ведь стоит тебе позвать твоего белого брата, и тебя освободят.

— Я просил брата не вмешиваться, чтобы не подвергать Джаррета и его семью опасности. Поэтому пойду с тобой. — Джеймс опустился на корточки перед Оцеолой, сидевшим у стены и готовым к прощанию. — Может, на свободе я буду полезнее.

О побеге Оцеолы речь не заходила, хотя кое-кто из воинов пытался склонить его к этому. Он не показывал белым, как плохо иногда себя чувствует, но бежать не мог, даже считая это справедливым, поскольку те предали его. Оцеола принял решение и, как сказал Джеймсу, смирился.

Сейчас он вложил свою руку в руку Джеймса:

— Я горжусь тем, что ты будешь продолжать борьбу. Я скажу тюремщикам, что мог бы уйти с тобой, но предпочел не делать этого. — Оцеола понизил голос:

— Ты, Джеймс, знаешь, что я не в силах бежать. Я задержу вас, навлеку на всех беду. Мне остается лишь молиться, чтобы Великий Отец поддержал нас всех.

Джеймс сжал его руку:

— Я всегда буду неподалеку и постараюсь помочь вам, когда докажу, что не виновен в расправе, учиненной Выдрой. И…

— И когда ты погасишь огонь в сердце, да, мой добрый Друг?

— Да, великий вождь. Когда я погашу пламя, пожирающее мою душу.

Джеймс поднялся. Он очень устал, но был рад, что здоров. Вокруг многие болели. Ючи Билли, умершего четыре дня назад, похоронили в присутствии врача и священника. Другие тоже погибли. Джеймс был готов уйти отсюда. Сам. Без посторонней помощи.

В этот поздний час небо совсем потемнело, когда облако закрыло луну. Пора уходить!

Восемнадцать человек решились на побег: шестнадцать мужчин и две женщины. Они работали сообща и молча. Подпиленный прут вытащили, перекинули веревку.

Самым трудным было протиснуться через узкое отверстие.

Женщинам, невысоким и стройным, это удалось легко. Джеймсу с его широкими гимнами придется труднее всех. Он с самого начала понимал это.

Джеймс заставил себя думать о Типе, вспоминать ее лицо, фигуру и то, как она ушла от него, оставив в руках солдат. Обильно намазавшись жиром, он крутился и извивался, потом напряг все силы, сделал резкое движение и ободрал кожу, но не издал ни звука.

Наконец он присоединился к товарищам.

Они стояли в темноте. На свободе. Двигаясь бесшумно, все — один за другим — соскользнули по веревке в канаву.

Там Джеймс попрощался с Диким Котом и остальными индейцами:

— Я должен идти своим путем.

— Путем белых.

Джеймс покачал головой, хотя прекрасно знал, что не станет сражаться против белых, какие бы обвинения ни выдвигал Уоррен. Он никогда не воевал по своей воле, а боролся только за выживание близких ему людей.

— Я всегда старался жить в мире с окружением моего отца и с народом моей матери. Я снова хочу обрести мир.

— Едва ли это удастся, когда вокруг идет война, — возразил Дикий Кот.

— Мир в сердце каждого из нас. Но клянусь тебе, я никогда не предам моих братьев-семинолов.

Дикий Кот улыбнулся:

— Не предашь ни один из твоих народов, так? Великий Дух да будет с тобой. Когда устанешь от бледнолицых, найди меня. Я снова буду воевать — насмерть.

Они быстро обнялись.

Дикий Кот поднял руку, приказав своим спутникам следовать за ним. Проводив глазами бесшумно скользящие тени, Джеймс добрался в кромешной тьме до берега и нырнул. Благодаря интересу доктора Уидона к нему и ко всему связанному с ним Джеймс знал, где живет семья брата, хотя и не видел Джаррета.

Только за полночь он нашел дом брата. Ему повезло — стоя мокрый на деревянном тротуаре, Джеймс увидел Тилу в окне второго этажа. Она сидела перед трюмо. Свет свечи падал на девушку, и ее силуэт был отчетливо различим сквозь тонкие белые занавески.

Она задула свечу. Джеймс улыбнулся. Он был в набедренной повязке. Кожаная лента стягивала волосы на затылке. Соленая вода уже смыла с него жир. Сейчас Джеймс двигался так же легко, как зверь в лесу.

Он вскарабкался по лиане, вьющейся по стене, спрыгнул на балкон и пробрался в комнату. Подойдя к постели, Джеймс опустился на нее, рукой закрыл Тиле рот и прижал губы к ее уху:

— Итак, любовь моя, чей же это ребенок? К его неописуемому удивлению, большая темная тень зашевелилась рядом с женщиной.

— Мой!

Загрузка...