Плюшевый

Глава#1.

Остров Сааремаа. Эстония.

10 сентября 2005 года.

21:40

Окончив вечернюю смену, я покидаю стены больницы, в которой подрабатываю санитаркой. Сегодня был тяжелый день. Работы много, а платят за нее - мало. Но, для девушки, не имеющей образования и с толстой папкой отвратительной характеристики, возможность работать здесь – неслыханная удача.

Я уже поднялась на второй этаж общежития, когда встретила свою громкую соседку Аннику.

– Асти, ну наконец-то! Я тебя обыскалась!

– Мы же договорились до субботы, – разочарованно вздыхаю я, решив, что она снова попросит вернуть ей долг. Последнее время я едва свожу концы с концами, поэтому мне приходиться занимать деньги у всех, у кого еще осталась вера в мою порядочность.

– Я не об этом, – отмахивается Анника и протягивает мне визитку с логотипом местного виски бара. – Вот. Тебе просили передать.

Нахмурившись, я беру визитку в руки и, прокрутив ее в пальцах, обнаруживаю короткое послание:

«Встретимся на бездельнице? Т.»

Мои легкие наполняются тлеющим пеплом. По позвоночнику пробегает дрожь. Только один человек мог обозвать место, где беспрерывно крутятся ветренные мельницы – бездельницей. И я совсем не готова к встрече с ним.

– Кто дал тебе это? – спрашиваю я, чтобы еще раз убедиться в собственных догадках.

Я заметно нервничаю. Анника видит это.

Она дергает своим мощным плечом.

– Не знаю. Он не представился. Но, – она расплывается в кривой улыбке и демонстрирует железные брекеты, – он был таким милым. Таким обаятельным. Ты должна с ним встретиться, Асти, он чума какой красивый.

Мои самые страшные догадки подтверждаются.

– Чума, – со смешком повторяю я, хотя едва справляюсь со страхом. – Это ты верно заметила.

– Что с тобой? Ты вся побледнела.

– Грипп, – лгу я. – Температура. Кашель. Ничего особенного.

– Фу, ну и гадость, – морщась, отходит она. – Лечись там давай.

Она невероятно заботлива. Только вот от главной моей болезни лекарств не существует. Чума – это вам не шуточки.

– Ты права, – вздыхаю я. – Мне нужен постельный режим.

– Никаких режимов!

Анника игриво хихикает, а потом кладет свои ручищи на мои хрупкие плечи. Я моментально теряю сантиметров пять в росте.

– Давай. Не упусти момент. Ты должна его охмурить. – Она замолкает. Проходится по мне задумчивым взглядом, а потом хватает за ворот и давит своим носом на мой. – А если ты ему не понравишься, можно я заберу его себе?

Ее глаза горят желанием. Она не дышит, в ожидании моего ответа. Боже, что он только делает с ними? Эпидемия какая-то.

– Так, послушай меня, Анни, – я отталкиваю ее и убираю две гири со своих плеч, – ты должна пойти домой и закрыться на все замки, ясно?

Девушка округляет глаза.

– Ты точно гриппом больна?

– Не смей никому открывать сегодня ночью, – продолжаю я, продвигаясь к своей двери. – Что бы тебе там ни говорили – не открывай. Я не шучу. Это очень серьезно.

Анника крутит пальцем у виска и скрывается за дверью, при этом несколько раз обозвав меня чудачкой. Чудачеством она называет благие намеренья, ведь случись с ней непоправимое, мой долг сгорел бы автоматически. Что ж, никакие деньги не стоят человеческой жизни и к счастью, мне удалось это понять.

Трясущимися руками, я пытаюсь нащупать ключ в кармане, чтобы побыстрее оказаться в убежище. Ключи скользят в моих потных пальцах, но я с без труда попадаю в квартиру. Захлопываю дверь. Облокачиваюсь о стену. Смотрю в темноту и пытаюсь отдышаться.

Какого черта он вернулся? Что ему нужно от меня?

Судорожно мну визитку и бросаю ее в чашку с недопитым чаем – он ведь не думал, что я соглашусь встретиться с ним?

Я – та вымирающая девушка, которая видит его насквозь. Которая вовремя раскрыла глаза, одновременно разочаровавшись в любви. Я – та, которой вместе с костями ломали сердце.

Сам дьявол свел нас вместе.

Он лихо пудрит мозги девушкам, гипнотизирует их, завораживает, а они с охоткой падают ему в ноги. И пусть до недавнего времени, я ничем от них не отличалась – такого больше не повторится. Больше нет.

Скидываю кеды. Бросаю на пол сумку. Оставляю рубашку на крючке и прохожу в кухню. Мне нехорошо, поэтому, я падаю на раковину, нащупываю краник и набираю в ладони холодную воду. Пью. Мое жадное глотание эхом раздается по крохотной комнатке. Избавляюсь от душащей сухости во рту и издаю облегчающий стон.

Мне нужно успокоиться. Пока я дома – я в безопасности. Мне не о чем переживать. Кроме того, что он знает мой адрес. Как он вообще нашел меня?

В квартире темно. Так же, как в душе. Мне жутко находится здесь одной, но это куда лучше, чем подвергнуть опасности свою семью. И пусть я всем сердцем ненавижу свою никудышную мать, а ее четверо детей хотят моей смерти – я не желаю им зла. Я давно простила их за изуродованное детство. Давно простила.

За моей спиной раздаются непонятные звуки. Я иду к окну, чтобы закрыть форточку, но свет в квартире неожиданно включается, и моя душа вылетает из тела. В горле застывает крик.

– Так и знал, что не захочешь встретиться и, поэтому, решил подождать тебя здесь. Надеюсь, ты не против?

Мне хватает нескольких секунд, чтобы различить явь от дурного видения. Он действительно был здесь. В моей квартире. На моей кухне. Наверное, он проник через окно.

– Слушай, твоя соседка напомнила мне терминатора, – содрогается он. – В какой-то момент мне даже показалось, что она сожрет меня.

Он стоит в нескольких метрах от меня. Смеется. Его забавит мой страх.

– Что с тобой, Тати? Ты не рада меня видеть?

– Не называй меня так, – рычу я, следя за каждым движением.

Он вальяжно облокачивается локтями о подоконник и изучает мой скромный интерьер.

– Я буду называть тебя так, как сам того пожелаю, – он заканчивает осмотр и вонзается в меня острым взглядом. – Ты поняла меня, Тати?

Нотки иронии в его голосе вызывают во мне тошноту.

– Что тебе нужно, Тед?

На его лице вспыхивает недоумение.

– Я соскучился, – с обидой заявляет он. – Как только у меня появилась возможность, я приехал к тебе.

– Зря ты это сделал.

Тед хмурит брови.

– Ох, милая, не делай драму. Иногда, расставания идут людям на пользу.

– Тебя не было полгода! – взрываюсь я и сразу же жалею о своих эмоциях. Я несколько месяцев стирала его из своей памяти, топила чувства в слезах – все напрасно? Нет. Кроме безразличия, он больше ничего не получит.

– Целых полгода? –наигранно поражается он, а потом лениво морщиться в лице. – Знаю, знаю, мое путешествие затянулось. Я сам этому не рад. Но ведь это не помеха нашим чувствам, так?

Из моего горла вырывается нервный смешок. Я запрокидываю голову к потолку, поджимаю губы и разочарованно качаю головой.

Я не вижу его, но знаю – ему это не нравится.

– А что тебя смешит, Тати? Я думал, что мы с тобой навсегда. Такой ведь был уговор?

Я возвращаюсь к нему, но не нахожу ответа. Просто смотрю.

На нем все также висит черная кожаная куртка, а грудь обтягивает белоснежная майка. Волосы растрепаны. Челка слегка спадает на глаза. Он выглядит уставшим, но не подает виду. Не в его правилах показывать свою слабость.

– Не разыгрывай сцену, Тед, – протягиваю я. – Ты сам понимаешь – между нами все кончено.

– В тебе говорит обида.

– Нет. Я вполне серьезно. Все кончено.

– Что? – сердиться он и отталкивается от окна. – И когда ты это решила? Вчера? За чашкой кофе? Или неделю назад, когда нашла себе нового песика? А? Или может полгода назад, когда лезла ко мне в штаны и молила остаться? Тогда все закончилось, Аста?

Я чувствую отвращение каждой клеточкой своего тела.

– Какая же ты мразь, – шиплю я.

– Ну, ну, – он качает указательным пальцем в воздухе, – я ведь предупреждал тебя, что будет, если из твоего симпатичного рта вылетит еще хоть одно скверное слово. Предупреждал?

– Почему ты вообще мне указываешь? Все кончено, Тед!

Он бьет кулаком по столу, отчего подпрыгивает конфетница.

– Да что ты заладила: «Все кончено! Все кончено!». Раздражает. Ты стала слишком предсказуемой и нудной, Тати. И вообще, я жутко голоден, – он подходит ко мне, отталкивает и открывает дверцу холодильника. – Что у тебя есть пожрать?

Его наглость не знает границ.

– Боюсь, для тебя – ничего. Я не храню в морозилке чужие сердца, –устало говорю я и сползаю на пол, а потом понимаю, что невольно сделала ему комплимент.

Тед осушает пакет с молоком, кидает его на стол, вытирает запястьем губы и подбородок, а потом внимательно смотрит на меня.

– Ну хоть чувство юмора у тебя осталось.

Он выдвигает табурет из-под стола, садиться и вытягивает вперед ноги. Так бесцеремонно и нагло, что грязная обувь касается моей штанины.

– Но все-равно ты не моя Тати. Ты – угрюмая Аста, которая щекочет себя надеждами о светлом будущем, мечтает переехать отсюда, надеться вылезти из долговой ямы, но продолжает выносить утки за дряхлыми пенсионерами. Черт, как же это скучно. Когда ты уже вернешься?

Мои зубы скрипят. Челюсть ноет. Я начинаю елозить ногтем по дощатому полу.

– Знаешь, пока ты отсутствовал многое изменилось. Я все переосмыслила. Единственное, что я хочу, так это чтобы ты больше не появлялся в моей жизни, – мне заметно, как трясется его коленка, но все-равно продолжаю: – Поверь, так будет лучше для нас обоих. Тебе это не нужно.

– А почему ты вдруг решаешь за меня? Все эти месяца, я только о тебе и думал. Все представлял, как заберу тебя из этой дыры. Делал все, чтобы устроить нам достойное будущее. А что в итоге? Ты сопли распустила? Передумала? – он едва держал себя в руках. – Ты ведь знала, что так будет. Знала, что у меня проблемы. Я решаю их. Так ради чего, я все это делаю? Ради нас или ради жизни, которая не нужна мне без тебя? Ответь.

Как много слов. Что ж, Тед был мастером своего дела. Каждую свою фразу он сдабривал горстью сахара, только вот я больше не ем сладкого. Я не верю ему. Я знаю, кто такой Теедо Росси на самом деле, а вот он не догадывается о моих познаниях и продолжает менять маски.

– Лойт сказал мне, что все слухи – правда, – шепчу я, чувствую твердеющий ком в горле. – Он сказал, что ты творил ужасные вещи, Тед.

– Лойт сказал?! Этот ублюдок?!

Он резко встает, отчего табурет падает и ударяться о пол. Я вздрагиваю, а Тед опускается на колени рядом со мной. Накрывает своей холодной ладонью мою руку, сжимает ее и заглядывает мне в лицо.

– Ты веришь во все это? – его бледные глаза бегают. Он пытается достучатся до старой Асти. Легкомысленной и по уши влюбленной. – Малыш, все что они говорят – полная чушь. Это лишь догадки. Ничем необоснованные догадки. Я бы никогда не совершил такого зверства, в которых меня обвиняют. Как ты вообще можешь так думать?

– А как мне еще думать?! – боль прошлого выливается наружу. – Ты пропадаешь. За тобой гоняется полиция. Ловит. Предъявляет черт знает что. Ты сбегаешь. Кормишь меня ложью, а потом снова пропадаешь. Я не хочу так жить, Тед! – Плачу. Мне больно. Невыносимо больно.

Тед ненавидит, когда я плачу. Не переносит девчачий плач. Впрочем, мои слезы никогда его не трогали.

– Тише, тише, – он тянется к моему лицу, но я отбиваю его руку. – Тати, я во всем разобрался. С меня сняты все обвинения. Я чист. Перестань думать обо мне плохо. Давай уедим отсюда. Как мы и хотели. Помнишь? У нас будет маленький домик у моря. Просторная веранда. Я устроюсь на работу. Ты пойдешь учиться. Настрогаем детишек.

– Перестань…

– Нет, ты послушай. Все так и будет. Нужно лишь немного подождать, – Тед поднимает меня с пола, ведет в прихожую и ставит перед зеркалом. – Посмотри. Что ты там видишь?

Что я видела там? Ничего особенного. Бледную, как смерть девицу с пустыми глазами. Ее стрижка давно потеряла форму. Каштановые волосы некрасиво завиваются на концах, а редкая челка падает на ресницы. Ее губы сливаются с кожей. Щеки впали. Она слишком уродлива для этого мира. Что не скажешь про парня. Да, он устал, но идеальные черты лица компенсируют эту усталость. На его скулах тонкой полоской простирается румянец – он взбудоражен и зол, но всячески скрывает это. Его волосы цвета карамели местами выгорели – ни один день он провел под палящим солнцем. Он раздражен, но продолжает держать ухмылку. Я смотрю на двух людей, которых исполосовало прошлое. Когда-то они любили друг друга. Один из них точно любил. Но сейчас остался только фарс. Блеф. Игра. Угольные воспоминания. Так что я вижу там в зеркале? Ничего особенного.

– Я так по тебе скучал, – шепчет на ухо Тед и утыкается носом в мое плечо. Делает глубокий вдох и что-то бормочет.

Мой рост снова сокращается на пару сантиметров. Я уворачиваюсь.

– Не надо.

– Я люблю тебя, Тати, – его тон серьезен. – Люблю и никогда не причиню тебе вреда. Я не делал того, в чем меня обвиняют. Ты веришь мне?

Мое горло сводит судорогой. Я смотрю на него через зеркало и больше не вижу того монстра. Моя уверенность сменяется сомнением.

Эпидемия.

– У нас будет дворик с гамаком. Камин. Заведем котенка, – продолжает он, медленно раскачивая нас. Я узнаю эту колыбельную.

Нет, Аста. Не верь ему. Не позволяй ему снова обмануть тебя.

Мой внутренний голос перебивает звук полицейской сирены. За окном проноситься целый картеж патрульных машин. Я нахожу глаза Теда, но он тут же отводит взгляд и тихо выругивается. Я пулей вылетаю из его объятий.

– Только не говори мне, что они тебя ищут!

Тед лениво подтягивается, зевает, засовывает руки в карманы, падает на дверной косяк и пожимает плечами.

– Возможно, – бесстыдно заявляет он. – Вот скажи мне, малыш, я мед или дерьмо? Почему так все и липнут ко мне?

Мое сердце разрывается на две последние возможные части.

– Ты снова солгал мне! – кричу я и хватаюсь за голову. – Ты никогда не изменишься, Росси! Никогда! – я готова убить себя за то, что позволила ему влезть себе голову. – Это конец, слышишь?! Точка! Дерьмо! Ты – стопроцентное дерьмо!

Тед отмахивается, проходит в комнату и в обуви падает на кровать.

– Да не переживай ты так. Прорвемся. И не ори, ты забрызгаешь меня слюнями.

– Пошел вон! – ору я и указываю на дверь.

– Не-а. Ни-ку-да я не пой-ду, – поет он, мотая ногой. – Лучше прыгай ко мне. Займемся делом. Вспомним молодость. Помнишь наши ночи на бездельнице? – он подмигнул.

Этот двадцатилетний ублюдок снова сменил маску. Как же искусно он это делает. Он не мог оставаться здесь, но я была бессильна. Я не могла выпереть его из собственной квартиры, полагаясь на свои возможности. Это было просто невозможно. Тед не из тех, кто прислушивается к просьбам и тем более выполняет приказы. Напротив, он сделает все в точности наоборот.

Однако, у меня был один патрон. Эдакая черная ладья, которая сделает «шах и мат». Одна темная тайна, которая заставит его возненавидеть меня. Впрочем, этого я и хочу. Хочу, чтобы он навсегда исчез из моей жизни и вычеркнул из своей меня. Наша встреча была ошибкой. Еще тогда, пять лет назад, я допустили грубую ошибку, решив, что он – единственный. Он единственный, кого нельзя подпускать к себе. Он тот, с кем не стоит заговаривать на улицах и просить о чем-либо, потому что, однажды, сделав тебе услугу, он попросит взамен твою жизнь. В этом жаден. Алчен.

– Перестань дуться, Тати, иди ко мне, – скулит он.

Я закрываю глаза и делаю глубокий вдох.

– Я должна в кое-чем признаться, Тед, – на выдохе говорю я.

– Я и так знаю, что ты любишь меня. Опустим.

Мои внутренности сводит. Я до боли закусываю губу и хватаюсь рукой о косяк, чтобы не упасть.

– В этом-то и проблема. Мои чувства здесь ни при чем.

Чувства. Чувства. Чувства. Порой мне кажется, что это липкая паутина. Мы пытаемся выбраться из нее, но только больше запутываемся. Казалось бы – всего лишь паутина. Но моя, особенно крепкая, такая прочная, словно леска.

– В чем дело? – спрашивает Тед.

Еще секунда, и я освобожу себя от нелегкого бремени.

– Помнишь, тогда, три года назад, полиция стала подозревать тебя?

Тед перестает трясти ногой. Он замирает.

– И?

– Это Лойт заявил на тебя.

– Что?! – он вскакивает с кровати. – Это животное?!

Он вышагивает по комнате и сжимает кулаки.

– Ах он маленький говнюк! Я убью его! Из-за него это вся канитель началась?! Дерьмо, да он мне все жизнь испоганил! Убью мразь! Клянусь, он уже труп!

– Нет. Нет, – я жестикулирую рукой, одновременно сбавляя его пыл и прибавляю себе воздуха. – Лойт заявил в полицию, потому что его об этом попросили. Он здесь не при чем.

Он останавливается. Его глаза вспыхивают гневом.

– Попросили?! – он подлетает ко мне и хватает мое лицо. – Кто это сделал, Аста?! Кто?! Говори!

Навернувшиеся слезы обжигают глаза. Я сглатываю.

– Я, – признание с трудом дается мне. – Это сделала я.

Тед перестает дышать. Моргает. А потом в неверии качает головой.

– Нет, – смеется он. – Нет. Нет. Не говори так.

По моим щекам катятся слезы и одновременно выходит тяжесть из груди. Эта ноша была слишком тяжелой.

– Я все ему рассказала, Тед, – мой голос превращается в писк. – Это была я. Все случилось по моей наводке.

Улыбка спадает с его лица. Он растерян. Обескуражен.

– Ты? – обводит он губами.

Я нахожу в себе силы, чтобы кивнуть в ответ.

думает. Вспоминает. Анализирует. И в какой-то момент понимает, что я говорю ему правду. Пазл собрался в его голове.

– Не страшно, Тати, – таинственно шепчет он. – Я прощаю тебя.

Я не верю собственным ушам и в то же время, чувствую, как его руки опускаются на мою шею. Его руки горят. От прежнего холода не осталось и следа. Он в ярости.

– Не бойся. Все будет хорошо. Я прощаю тебя.

Тед водит подушечками пальцев по моей шее. Его лицо искривляется в обиде. Нижняя губа отпирается. В какой-то момент, его пальцы сжимаются на моей шее.

– Все. Будет. Хорошо.

Воздух перестает попадать в мои легкие. Я задыхаюсь. Впрочем, я была готова к такому ответу. Я не жалею. Пусть даже перед смертью, но я буду уверена в том, что не ошиблась. Перестану сомневаться и корить себя за прошлый проступок. Я буду знать, что все это время, за игрушечной внешностью скрывалось чудовище и, наконец, обрету спокойствие.