По праву крови

14. Реверс. Анна

Напряжение и усталость последних дней взяли своё, когда я больше не в силах была бодрствовать. Что удивительно: инквизиторы дали мне выспаться и даже принесли плотный завтрак. Офицер Моррет, рыжеволосая женщина на пару лет старше меня, поставила поднос с миской каши, хлебом с маслом и кружкой чая. Она не обмолвилась и словом, но мне привиделась крупица сочувствия, мелькнувшая в её взгляде.

Я умылась в закутке с туалетом и крошечной раковиной и закинула в себя кашу, запив её приторным чаем. Голод поутих, но всё ещё оставался, напоминая о вчерашнем использовании ритуалов крови. Чтобы отвлечься, я попыталась привести себя в порядок, попутно собираясь с мыслями. Возможности нормально помыть голову здесь не было, пришлось завязать волосы в пучок. Я обтёрлась грубой тряпицей, смоченной мыльной водой, и снова облачилась в тюремную форму.

Нужно узнать, что у них есть на меня, какие факты я могла бы опровергнуть, а с чем придется смириться. За решеткой на окне стремительно неслись серые тучи, судя по положению солнца, мелькавшего в просветах, ветер дул с севера, значит, он нёс с собой холода и, возможно, скорый снег. В блёклом свете ярко сияли запирающие сигилы на моих запястьях. Я достала из-под подушки браслет и ради интереса попробовала зачерпнуть силу через камень, на что тот ответил недовольными искрами, встретив сопротивление сигилов.

— Ну, конечно…

Скромный стук оповестил меня о прибытии офицера Чана.

— Доброе утро, мисс Демаре, — старательно избегая моего взгляда, поприветствовал он.

— В этих стенах подобное приветствие неуместно.

Его скорбный вид стал немного бодрее.

— Капитан Кирон просил Вас проследовать в допросную комнату.

— Прямо-таки просил? Небось, ещё и вежливо сказал «пожалуйста»?

Смысла показывать характер в данный момент не было никакого, так что я поправила неудобные казенные тапки и двинулась к двери.

— Послушайте, — робко начал Чан, пропуская меня в дверь. — Мы лишь стремимся сохранить порядок в это неспокойное время. Не все инквизиторы… — он умолк, не закончив предложение.

— Ну да, ну да, — я лишь горько усмехнулась. — Не все.

Серые коридоры встретили меня запахом плесени и чего-то жжёного. Допросные комнаты находились этажом ниже, каменные ступеньки узкой крутой лестницы норовили сбросить любого невнимательного узника вниз. Кирон уже ждал внутри: благоухающий, в свежей накрахмаленной форме, с волосами уложенными так, чтобы выглядело небрежно, но было очевидно: небрежность эта — продукт тщательной подготовки. Он сидел за столом, прямой, как банковский клерк под надзором начальника, и просматривал бумаги в папке перед ним.

— Для кого представление? — спросила я, попытавшись добавить такую же небрежность в голос. — Готова поспорить, ты там уже каждое слово выучил наизусть.

— Доброе утро, Анна, — ответил он и сдержанно улыбнулся.

— Определённо стоит пересмотреть регламент приветствия для инквизиторов.

Чан помог мне устроиться на стуле напротив Кирона и надел на запястья оковы с цепью закрепленной на полу, её длинны хватало, чтобы сидеть с опущенными на колени руками.

— Ты что же боишься меня?

— Протокол, — пожав плечами, ответил Кирон.

— Можешь перестать притворяться, — предложила я, когда Чан покинул камеру.

Кирон продолжил играть в профессионализм.

— Анна Демаре, Вам зачитали обвинения?

— Можете повторить?

— Использование запрещённой магии крови, нападение на офицеров Инквизиции при исполнении, сотрудничество с незаконными террористическими группировками, сокрытие подлежащих конфискации документов, — наспех перечислил он.

— Впечатляющий список, — подтвердила я и откинулась на жёсткую спинку стула. — Ты за ночь не придумал новых проступков?

Во его взгляде читалось удовольствие.

— Тебя мама не любила или папа обижал? — фыркнув, бросила я.

Мимолетное движение мышц вокруг глаз подтвердило, что это камень попал в цель. Он медленно закрыл папку, его пальцы с намеренной тщательностью выровняли уголки бумаг. Когда он поднял взгляд на меня, в глазах было любопытство исследователя, наблюдающего за попавшей в паутину мухой.

— Мама? Папа? — легкий наклон головы, искусственно-задумчивый жест. — Ах да, ты, видимо, из тех, кто верит, что все злодеи — просто несчастные дети.

— А ты злодей?

Он тоже откинулся на спинку стула, но демонстративно расслабляясь, чтобы показать, что у меня не было такой свободы движений.

— Но раз уж мы заговорили о родителях, — опять пауза, пальцем провёл по краю стола. — Твой отец, например, оставил тебе такое интересное наследство. И теперь ты здесь. Это совпадение или закономерность?

— Это случайное стечение обстоятельств.

— Случайное, — вторил он. — Пусть будет так.

Внезапно его голос стал жестким, как удар кнута:

— Не переноси свои детские травмы на меня, Демаре. Я — не ты. Хотя какие у тебя травмы, любимая дочурка дружелюбных учителей?

Он встал, начал медленно обходить стол, продолжая говорить с преувеличенной учтивостью:

— Но вернемся к твоим обвинениям. Видишь ли, мне не нужно придумывать что-то новое, — он остановился за моей спиной, голос стал тише. — Ты уже дала мне всё необходимое. Вчерашнее выступление было весьма показательным. Ты сама подтвердила каждое обвинение. Своими действиями. Своей кровью.

— Будем точны: твоей кровью. Как нос?

Он отвернулся к окну, подчеркивая, что я не представляла угрозы, через пару мгновений неспешно вернулся к столу и официальному тону:

— Может, перейдём к тому, где спрятаны документы? Или тебе нужно ещё время поразмыслить? — последнее слово звучало как явная угроза.

— Зачем они вам? Там просто куча тарабарщины.

— О, Анна, если бы это была просто тарабарщина… Но мы оба знаем, что твой отец не тратил бы годы на простую чепухи, — Кирон прищурился и продолжил. — Или ты считаешь его глупцом?

— В любом случае, я не намерена сотрудничать с теми, кто занимается самоуправством, — я пожала плечами и выпрямилась, натягивая цепь.

Он медленно снял перчатку, изучая свои пальцы.

— Самоуправство? Весьма дерзкое слово из уст той, кто вчера пыталась выжечь мне глаза кровью, — поднял взгляд. — Но раз уж ты заговорила о правилах, давай обсудим, что бывает с теми, кто нарушает их.

— Уже вся дрожу, — с насмешкой ответила я. — К слову, на твои глаза я не покушалась, только на мозги.

— Прости мою невнимательность. Ты хотела сжечь именно то, что делает меня таким обаятельным? Но, дорогая, если бы у тебя действительно получилось, ты бы сейчас не сидела здесь.

— Ладно-ладно, не набивай себе цену, капитан. Ты не первый и не главный тут, — я решила зайти со стороны его амбиций.

Теперь его голос стал слащаво-приторным:

— Как остроумно. Но знаешь, что отличает меня от других здесь? — его пальцы неспешно пробежали по металлу наручников. — Я единственный, кто ещё пытается дать тебе шанс.

— Давай так, — я сдвинула руки в сторону. — Ты отвечаешь на один мой вопрос, я отвечаю на один твой.

Он обдумывал моё предложение лишь мгновение, а затем разразился неестественно громким смехом.

— Восхитительная наивность! Ты действительно думаешь, что мы играем на равных условиях? Я задаю вопросы. Ты отвечаешь. Всё остальное — это привилегия, которую нужно заслужить.

— Почему Оливия? — я всё равно задала вопрос.

Я снова нащупала брешь в его панцире: Кирон отпрянул, поправил манжеты.

— Оливия? Прелестная девочка с прекрасными связями. Разве нужны другие причины?

— Надеюсь, ты хорошо с ней обращаешься, — я не отводила взгляд.

— Не переживай, у твоей подружки полно защитников. В отличие от тебя. Но мы отвлеклись. Где документы, Анна? — его голос вернулся к механическому формализму.

— В волшебной стране.

Он медленно поднялся.

— Волшебная страна…

Стянул перчатку.

— Мило. Значит, сегодня мы будем учить тебя разнице между сказками и реальностью.

Перчатка упала на стол.

— Начнём с магии боли. Она, знаешь ли, очень даже реальна. Один сигил, и тебе обеспечены самые яркие впечатления.

— А ты уполномочен использовать подобные методы?

Я храбрилась, но всё же опасливо вжалась в спинку стула. Он постучал по эполетам.

— Что думаешь? Уполномочен? Эти милые сигилы на твоих запястьях — не просто украшения. Они как раз дают мне все нужные разрешения.

— Ты только болтаешь. Ты вообще много болтаешь. Похоже, звуки собственного голоса приводят тебя в восторг.

— Болтаю?

Кирон снова одёрнул манжет, голос стих почти до шёпота:

— Хорошо. Давай перейдём к языку, который ты точно поймёшь.

В руке блеснуло лезвие стилета.

— Он куда красноречивее моих слов.

— Ты не посмеешь.

В ответ он провёл лезвием по моей щеке, не оставляя пореза, только холодный след.

— Ошибаешься, — в его глазах вспыхнул жестокий восторг. — Я не просто посмею. Я заставлю тебя просить об этом, — отвёл стилет к моему запястью. — Начнём с малого — где волшебная страна, Анна?

Я не сводила глаз с лезвия, грудь тяжело вздымалась. Проверяя границы, он нажал остриём достаточно сильно, чтобы выступила капля крови.

— Видишь? Уже не сказка.

Поднёс окровавленный стилет к губам.

— Придется проявить больше изобретательности, капитан. Какие там полномочия у инквизиторов в отношении гражданских лиц? Или я уже не отношусь к ним? — я цеплялась за любые лазейки в бюрократии.

— Гражданская? — Кирон даже искренне рассмеялся в ответ. — Милая, с момента первого ритуала крови ты перешла в категорию особых подопечных.

Стилет с внезапным свистом вонзился в дерево стола в паре сантиметров от моих пальцев.

— А теперь — последний шанс. Где документы?

— В моей карманной реальности. Тронешь меня и можешь забыть про них, — хоть голос мой и был ровным, сердце зачастило.

Кирон вытянул стилет из столешницы и поднёс его к моему глазу.

— Значит, будем вытряхивать твои карманы, покуда не выпадет вся правда, — ласково прошептал он, кончик лезвия щекотал мои ресницы. — Начнём с век. Они так трогательно дрожат…

Я задержала дыхание.

— Вы хотите переносить силу напрямую, да? Зачем?

Лезвие замерло в миллиметре от глазного яблока.

— Наконец-то интересный вопрос.

Наклонился ближе. Мой голос теперь дрогнул:

— Вам мало камней?

— Камни? Ты даже не представляешь, насколько мы переросли эти игрушки.

Неожиданная хватка на моих волосах заставила меня вздрогнуть, возглас недоумения вырвался из груди.

— Где документы?

Я зашипела от внезапного резкого рывка.

— Вы не сможете извлечь документы, без моего согласия, так что советую быть нежнее.

Он отступил, снял вторую перчатку и снова ласково проворковал:

— Нежнее? Ты права. Я и правда был слишком груб.

Он аккуратно прижал обнажённую ладонь к моему виску.

— Давай попробуем по-другому. Я просто возьму то, что нужно, прямо из твоей упрямой головки.

Сознание Кирона лавиной обрушилось на моё. Я знала, что он ищет воспоминания, и не противилась, показывая, как прятала документы в клочке параллельной реальности. Вот только открыть его не так просто: нужно добровольное начертание сигила-ключа — отличный трюк, которые когда-то показала мне мама.

— Успешно?

Его рука отскочила, как ошпаренная, а лицо исказила смесью восторга и ярости.

— Чертова добровольность! — удар кулака пришёлся на уже пострадавшую ранее столешницу. — Ты специально это сделала, да?

— А ты как думаешь?

В голове осталась зудящая затуманенность. Кирон потирал ладонь, самообладание вернулось к нему, как по щелчку.

— Ну что ж… Значит, будем убеждать тебя захотеть помочь. Ты умнее, чем я думал. Но это лишь продлит игру. И поверь, в конце ты всё равно начертишь этот сигил. Добровольно.

— Думаешь?

— Знаю.

Следующие дни я будто плыла в тумане, через смрадные болота. Сценарий повторялся с незначительными изменениями, тем не менее, в наших беседах Кирон не решался пойти дальше пустых угроз или несерьезной демонстрации силы. Влезал мне в голову, искал, за какие струны можно дёрнуть, но пока не находил нужной тональности. К третьему допросу у меня сложилось впечатление, что либо по указке свыше, либо по своим собственным соображениям он намерен был сохранить мою физическую целостность. После пятого — наступило затишье, а вместе с ним и первые серьезные попытки надавить на меня по-настоящему. Утром не было уже привычной каши, её не было ни в обед, ни вечером на ужин, впрочем, сам ужин был — стакан воды. Злость на несправедливость поначалу давала мне запал держать оборону. В режиме экономии сил я лежала на койке и пыталась отвлечься мыслями о том, как можно было бы унизить Кирона, будь у меня возможность. Второй день без еды я практически весь проспала. На третий день они добавили лишение сна: в камере постоянно стоял шум исходящий от хитрых маленьких подленьких кругов по углам. Одни из них шептались и хихикали без перерыва, другие — издавали низкий гул, третьи — свист. Никакой тишины. А ночью к тому же камера была ярко освещена мощными кругами света.

Голод, жажда и усталость шаг за шагом толкали меня к слому. Я ждала Кирона со дня на день с его едкой ухмылочкой и новыми не особо изобретательными подходами к беседе.

Звук открывающейся двери прорезал гул, уже ставший привычным фоном, я даже не была уверена, где именно он стоял: снаружи или в моей голове. Долгие тягучие секунды осознания, прежде чем я вскочила на ослабшие ноги, мгновение темноты перед взором от такого манёвра, и я почти упала в руки… Кайдена.

— Как?

Он молчал, крепко сжимая меня в объятиях.

— Кайден, как ты…? — голос посыпался ломкими сухими осколками, когда мои руки скользнули по рукавам его куртки.

Не по привычной потёртой коже, вышарканной в местах сгибов, но по аккуратному переплетению тёмно-синих нитей кителя. Непонимание сменилось неверием, неверие уступило место негодованию.

— Нет… нет, нет, нет.

— Анна, — его голос, не в пример моему, звучал ровно, лишь с крохотной ноткой беспокойства. За меня ли?

— Как это возможно⁈ Я знала, что ты не просто так вернулся, — мысли роились в больной голове, и язык озвучивал их быстрее, чем заторможенное сознание успевало проконтролировать его. — Ты же был с ополчением! Или нет? Когда? Зачем? Хотя, понятно зачем…

Я пятилась от него, пока не свалилась на койку, больно воткнувшуюся мне под колени.

— Не спеши с выводами.

Кайден не приближался, стоял, как истукан, мрачно глядя на меня, и его вид в инквизиторской форме заставлял мой пустой желудок сжаться. В груди дрожал раскалённый булыжник, за глазами пульсировала распирающая боль, пока мысли… мысли бились в стенки сознания, как рой разъярённых пчёл. Я закрыла лицо руками, будто это могло стереть отвратительную реальность вокруг, будто я могла проснуться от кошмара. И вот в один миг, холодная ясность ледяным озером разливается затапливает мой разум.

— Конечно же! Потрясающая игра!

Вместо слёз из меня вырвался сумасшедший истерический смех, а Кайден оставался на месте, выжидал.

— С самого начала? — наконец спросила я, когда смех отпустил.

— Да.

— Ты просто играл?

— Не совсем.

— Что было настоящим?

— Всё, но…

— А, вот они «но»! — я отчего-то хихикнула.

— Анна, сейчас не время разбираться в наших отношениях.

— Самое время, дорогой. Возможно, «потом» у нас уже не будет.

Он устало опустился на стул, пятернёй зачесал волосы назад и сцепил пальцу рук на коленях.

— Работа с отцом?

— Чтобы подобраться к его исследованиям.

— Он доверял тебе.

— Доверял. Наверное, не стоило.

— Возвращение?

— За документами, не более.

— Мог просто попросить.

— А ты бы согласилась?

— Теперь мы этого не узнаем. Про хранилище и тайник был в курсе?

Он кивнул.

— Но ты — носитель…

На мгновение лицо Кайдена будто пошло рябью. Кажется, мой разум начал оставлять меня.

— Было бы наивно полагать, что носители не сотрудничают с Инквизицией для собственной выгоды, — горько усмехнулся Кайден.

— Значит, я — наивная дура! — снова больной смех.

— Похоже на то.

— На тебе нет инквизиторских знаков.

— Свели перед миссией.

— Не знала, что так можно.

— Ты многого не знаешь. Анна, мы можем поговорить обо всём позже, сейчас мне нужно, чтобы ты вернула документы.

— Нет!

Кайден смотрел на меня с незнакомым мне выражением не то холодной расчетливостью, не то презрением.

— Не усугубляй своё положение.

— Да мне плевать уже!

— В тебе говорят усталость и обида. Верни документы и сможешь нормально отдохнуть, поесть.

— Спасибо за заботу, конечно, но ответ всё ещё — НЕТ!

— Анна! — я впервые увидела, как выходит из себя: кулак сжался до побелевших костяшек, в голосе взрывной хрип.

— Должно быть, тяжело пришлось — терпеть меня всё это время, — хохотнула я, чтобы перебить подступающие слёзы.

Он лишь отвёл взгляд. А я в ответ улеглась на койку и отвернулась к стене.

— Анна.

Он звал, я игнорировала его попытки продолжить разговор, пока он не сдался и не ушёл, хлопнув дверью. В эту ночь я столько рыдала, что никакой шум или свет не помешали мне забыться черным сном на пару часов.

Дальше встречи с Кайденом превратились из неудобных бесед в молчаливое противостояние, пока у него не кончилось терпение. Я не знаю, почему его руководство решило назначить его в дознаватели, ведь мы были близки, пусть это было неискренне с его стороны, но он мог быть предвзят в определённой степени. Хотя, если подумать, он был самым подходящим кандидатом, для разрушения моей веры в людей.

Чтобы не заморить меня насмерть, лекари Инквизиции периодически восстанавливали баланс веществ в моем теле, но это не унимало болезненного чувства голода, уже ставшего моим верным спутником. Реальность стала какой-то блёклой, пока в ней не расцвела боль.

В допросную меня привели утром. Я отчего-то ожидала увидеть Кирона и эта мысль даже забавляла меня в некоем извращенном смысле, но пришёл Кайден, холодный, как ледник в горах, и такой же неприступный.

— Документы, — без приветствия начал он.

— Нет.

Медленно втянул воздух, пригласил охранников. Меня сопроводили в другую камеру, она была маленькой, с высоким потолком, напоминала колодец. В центре пугающей грудой темнело прикованное к полу металлическое кресло с ремнями. Я пыталась подавить панику. Что толку?

Кайден вошёл последним. Его форма, тёмно-синяя, почти чёрная, без опознавательных знаков, сливалась с тенями. Он не смотрел на меня.

— Пристегнуть.

Ремни затянули на запястьях, лодыжках, груди. Кожа под ними тут же вспотела. Серебристые проводящие нити червями проползли поверх пут.

— Ты всё ещё можешь сказать «да».

— Нет.

Он вздохнул и достал из кармана кристалл, тот был мутный, с трещинами, будто кто-то пытался его раздавить.

— Знаешь, что это?

— Очередная игрушка Инквизиции.

— Именно. Она вытягивает силу.

— Кайден, ты не сделаешь этого, — я всё ещё надеялась воззвать к его чувствам.

Только их там, кажется, не было. Он поднёс кристалл к моей груди.

— Последний шанс.

Я сжала губы. Кайден прижал кристалл к коже.

Боль.

Не огненная, не режущая, а холодная. Будто выдёргивают жилы через крошечную дырочку в груди. Я закричала, но звук застрял в горле, потому что кристалл поглощал и его.

— Где документы? — его голос был спокоен.

Я захлёбывалась, пытаясь выдохнуть:

— Н-нет…

Кристалл вспыхнул синим. Теперь боль пронзила кости, будто их начали дробить изнутри. Я выгнулась в ремнях, мои ногти впились в подлокотники.

— Они не стоят этого, — Кайден наклонился, его губы почти коснулись моего уха. — Просто верни их.

Я закусила губу до крови, чтобы не застонать. Если Инквизиция может сделать такое, имея только камни, на что они будут способны с прямым источником силы?

Кайден повернул кристалл.

Мир взорвался. Боль расползлась по нервам, как яд. Меня рвало на куски. Глаза заволокло пеленой, но я видела мою силу в кристалле. Не глазами, а чем-то внутри меня, будто цепь тянулась из моей груди к этому проклятому кристаллу.

— Хватит⁈ — он отодрал кристалл.

Я обмякла, задыхаясь.

— Нет.

Кайден замолчал. Потом достал нож.

— Тогда попробуем иначе.

Лезвие чиркнуло по моей ладони. Тёплая кровь закапала на пол.

— Кровь — проводник. Ты знаешь это лучше меня.

Он опустил кристалл в мою кровь. Всё внутри меня вскрикнуло, когда воспоминания будто пропустили через мясорубку вперемешку с его мыслями о том, как ненавистна я была.

— Верни документы?

Я зарыдала.

— Я… ненавижу… тебя…

— Вот это новость. Верни документы.

Он снова прижал кристалл. На этот раз я не сдержала вопль.

Сеанс закончился безрезультатно, но только потому, что я провалилась в пустоту и очнулась уже в своей камере.

Мой мир распадался на части всё сильнее с каждым следующим днём непрекращающихся пыток. Почему я всё ещё держалась за эту идею сохранения документов? Ведь никого не осталось, за кого мне стоило бороться. Может, сдаться?

И вот мы снова в пыточной. Мои волосы слиплись от пота, губы потрескались. Кайден стоял передо мной в безупречной форме Инквизиции, холодный свет сигила на потолке подчёркивал ожесточившиеся черты его лица.

Я с дрожью в голосе спросила:

— Ну что, любовь моя, сегодня доведем до конца?

— Не называй меня так, — ответил он ровным голосом. — Это не личное.

— Не личное? Не личное сейчас или никогда не было личным? — дрожь в моём голосе усилилась, его немногословность и безразличие били сильнее любых ударов.

— Ты сама позволила себя обмануть. Такая умная, а поверила в сказку о любви.

Я обмякла в оковах.

— Я верила в тебя…

Он подошёл ближе и расстегнул ремень на моей левой руке, чтобы поправить — застежка выскользнула, когда Чан спешил сбежать из камеры, не перепроверив.

— Вот и первая ошибка. Ты видела во мне то, чего не было. Мечтала о рыцаре, а получила палача. — Кайден наклонился ближе и с ядом в голосе прошептал: — Скажи спасибо, что хотя бы хорошо тебя трахал.

Я будто пощечину получила, даже не нашлась что ответить и лишь через пару секунд процедила:

— Надеюсь, тебе хотя бы нравилось.

— Так себе, — брезгливо скривился он. — Бывало и лучше.

Ещё не закованной рукой я вцепилась в его ладонь и до крови вонзила в неё ногти, отросшие за время пребывания в заключении. Животная ярость заволокла мой воспаленный разум, остатки воли во мне рванулись к этой ярости, сила карабкалась из небытия на зов крови Кайдена. Я схватилась за неё, нить связи мгновенно протянулась между нами и коконом обвилась вокруг него. Вся моя боль вливалась в него, душила и рвала. Кайден рухнул на пол, пока я терзала его силой крови, не осознавая до конца, что творила.

Помутнение отступило так же одномоментно, как настигло меня. Я глядела широко распахнутыми глазами на Кайдена свернувшегося на полу, как сгоревший лист бумаги. Дрожащими пальцами я кое-как расстегнула ремни и вывалилась из кресла.

— О, нет! Кайден! Я не хотела… не хотела…

Я обрушилась на пол рядом и спешно начертила на его груди исцеляющий круг, потянулась к силе, но сигилы блокировали её. Даже кровь почти не отзывалась. Тонкие порезы неохотно затягивались, но тут же снова открывались. А что было внутри — я даже боялась представить.

— Прости. Прости. Прости…

Я пыталась. Не получалось. Я звала на помощь. Пока охранники снимали запирающие сигилы и возились с замком, я понимала, что смысла торопиться уже не было.

Ни в чём больше не было смысла.