Поцелуйте невесту, милорд!

Пролог

Лондон, май 1832 года

Джеймс запаздывал.

Что было совсем на него не похоже. Граф Денем никогда не опаздывал. Его золотой с изумрудами хронометр, приобретенный в прошлом году в Цюрихе за немыслимую, как подозревала Эмма, сумму, отличался исключительно точным ходом. Граф всегда сверял его с громадными часами на башне Вестминстера, а те, видит Бог, никогда не ошибались.

К тому же после чая граф Денем неизменно заглядывал в библиотеку, чтобы просмотреть почту, которая могла поступить за время его отсутствия.

Так где же его носит?

Если Джеймс задерживается, то только потому, что кто-то нарушил его привычный распорядок. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто именно. Эмма не имела ни малейших сомнений относительно личности этой персоны.

Конечно же, Пенелопа. Вот уж кто способен вешаться графу на шею безо всякого стеснения! Тем более что утром за завтраком она призналась Эмме, что намерена сегодня же приступить к делу.

— Даже если он и не помышляет пока о женитьбе, я быстро внушу ему эту мысль, — заговорщическим тоном сообщила Пенелопа, пока ее родители, приходившиеся Эмме дядей и тетей, поглощали яичницу с ветчиной, морщась от головной боли, вызванной чрезмерным количеством шампанского, выпитого накануне на званом вечере. — Вот увидишь.

Эмма нисколько не сомневалась, что ее кузина способна настроить на брачный лад любого мужчину. В конце концов, если Бог чем и одарил Пенелопу, так это красотой. Не то чтобы Эмма считала себя непривлекательной. Нет, она тоже недурна… в своем роде.

Но Пенелопа была счастливой обладательницей иссиня-черных волос, тяжелыми прядями ниспадавших на спину, и сверкающих темных, как у испанки, очей, тогда как Эмме достались банальные голубые глаза и непослушные белокурые локоны, не желавшие распрямляться и оттого казавшиеся короче, чем были на самом деле. К тому же Пенелопа была на целую голову выше, а ее соблазнительным округлостям могла бы позавидовать любая женщина. Неудивительно, что к Эмме, с ее миниатюрной фигуркой, голубыми глазами и светлыми кудряшками, относились как к ребенку. Она выглядела как кукла, и обращались с ней соответственно.

Но с этим покончено. С сегодняшнего дня. После того как она поговорит с Джеймсом.

Эмма ничуть не винила Пенелопу за ее стремление поймать графа в свои сети. Совсем наоборот. Она отлично понимала свою кузину. Джеймс Марбери, смуглый, баснословно богатый красавец, был одним из самых завидных женихов во всем Лондоне. Только трепет, в который он повергал представительниц высшего света, объяснял то, что ему удавалось так долго избегать брачных уз.

Но теперь, когда Пенелопе втемяшилось в голову, что она хочет стать леди Денем, его вольные денечки сочтены. Ни один мужчина, даже такой закоренелый холостяк, как граф Денем, не способен устоять перед чарами Пенелопы Ван Корт.

Жаль только, что кузина не пустила их в ход раньше. Можно себе представить, как это выглядело со стороны, когда они обе, одна задругой, извинившись, выскользнули из гостиной вдовствующей графини Денем сразу же вслед за графом. Интересно, что подумали Стюарт и леди Денем, его тетка, об их странном поведении? Наверное, сочли его по меньшей мере невежливым. Но Стюарт простит ее, как только узнает о результатах ее затеи, которые — Эмма не сомневалась — будут впечатляющими.

Дверь в библиотеку распахнулась. Эмма вскочила с дивана и разгладила оборки на пышной юбке из блестящего голубого шелка. Странно, но до этой минуты она совсем не волновалась по поводу предстоящего разговора. Ни капельки. Да и о чем тут, собственно, волноваться? Не считая, конечно, того, что, сообщив Джеймсу о своих планах, она действует вопреки желаниям Стюарта.

Но Стюарт, когда дело касается Джеймса, просто не способен оставаться беспристрастным. При всей своей любви к кузену он убежден, что Джеймс — законченный повеса и циник. Конечно, граф, что верно, то верно, склонен сорить деньгами и делать экстравагантные покупки вроде швейцарских карманных часов или породистых скакунов. Но в конце концов, это его деньги. И он имеет право тратить их, как пожелает. К тому же он охотно раскрывает свой кошелек, когда Эмма обращается к нему по поводу благотворительности. О, Джеймс, конечно, ворчит, но не всерьез. Не было случая, чтобы она вышла из кабинета лорда Денема с пустыми руками.

И потом, нельзя отрицать, что Джеймс более чем щедр к своим родственникам. Свою мать он устроил со всеми мыслимыми удобствами в принадлежащем ему особняке в самом фешенебельном районе Лондона. А по отношению к Стюарту, бедному сироте, который приходился ему кузеном, граф проявил поистине редкое великодушие, оплатив обучение в семинарии, как того пожелал сам Стюарт, да и держался с ним скорее как с братом, чем кузеном.

Учитывая такую щедрость, Эмма не могла одобрить намерений Стюарта. Джеймс, не говоря уже о его матери, будет ужасно обижен. А что скажут Пенелопа и ее родители? Эмма стольким обязана своим дяде и тете. Лучше — намного лучше — сделать все, как полагается, в открытую, так чтобы ни у кого не возникло подозрений, будто за их спиной творятся темные делишки.

Стюарт убедится, что она права, когда увидит, с каким воодушевлением его кузен встретил новость, — а в том, что так оно и будет, Эмма не сомневалась. Если представить их планы в правильном свете, Джеймс все поймет, а Стюарт одумается и не наделает глупостей.

Тем не менее, услышав, каким тоном граф разговаривает с кем-то, оставшимся в коридоре за дверью библиотеки, Эмма усомнилась, что выбрала подходящий момент, чтобы обратиться к нему по столь щекотливому делу.

— Все это очень интересно, мисс Ван Корт, — сказал Джеймс, даже не пытаясь скрыть нетерпение, прозвучавшее в его глубоком голосе, — но мне нужно заняться неотложными делами, так что, если вы не возражаете…

— Но, — донесся до Эммы голос ее кузины, Пенелопы, — мне просто необходимо поговорить с вами, милорд. Если позволите, я…

— В другой раз, мисс Ван Корт, — твердо сказал граф и, шагнув в комнату, закрыл за собой дверь с выражением явного облегчения на красивом лице.

Впрочем, облегчение быстро сменилось недоумением, когда он заметил Эмму, застывшую посреди библиотеки со сцепленными в молитвенном жесте руками.

— О, лорд Денем, — произнесла она, внезапно разволновавшись, — прошу прощения. Я хотела перемолвиться с вами парой слов, но теперь вижу, что выбрала не самый удачный момент…

И это еще мягко сказано! Эмма не сомневалась, что бедная Пенелопа, столь бесцеремонно отвергнутая, забилась в ближайшую кладовку, где они часто прятались в детстве и где можно выплакаться от души, не опасаясь, что твое уединение нарушат. А ведь сегодня вечером они приглашены на бал к лорду и леди Читтенхаус! Едва ли Пенелопа придет в себя к тому времени.

Лорд Денем, однако, не выразил неудовольствия от неожиданного появления Эммы в его личном убежище. Слегка пожав широкими плечами, словно отбросив нечто не слишком приятное, он шагнул в комнату и улыбнулся.

— Я всегда рад видеть тебя, Эмма. Чему я обязан этому удовольствию на сей раз? Попечительскому совету по улучшению условий пребывания женщин в Ньюгейте? Или эго снова Лига миссионеров?

— О! — сказала Эмма, когда Джеймс уселся за массивный письменный стол красного дерева и потянулся за пером и бумагой, чтобы черкнуть записку своему секретарю с распоряжением выписать чек. — Вообще-то ни то и ни другое.

Джеймс поднял на нее удивленный взгляд.

— Вот как? Только не говори, что ты вступила в еще одно благотворительное общество. Не позволяй людям злоупотреблять твоей добротой. Поверь, они не успокоятся, пока не заездят окончательно такое мягкосердечное создание, как ты.

— Я хотела видеть вас, милорд, не в связи с благотворительностью, — произнесла Эмма сдавленным голосом и кашлянула, чтобы прочистить горло. Все оказалось не так просто, как ей представлялось. В своих планах она совсем забыла о глазах Джеймса. Светло-карие, они постоянно меняли цвет — от ярко-золотистого до темно-зеленого — в зависимости от освещения. Но каким бы ни был цвет, взгляд оставался пронзительным, а временами, казалось, прожигал насквозь. Внезапно Эмма утратила весь пыл, с которым явилась, и застыла перед массивным столом, безвольно уронив руки.

Джеймс, с любопытством наблюдавший за ней, отложил перо и откинулся в кресле.

— Ну хорошо, Эмма. Выкладывай. Что ты натворила?

— Я? — пискнула Эмма Господи, ну почему она ведет себя, словно провинившийся ребенок? В конце концов, он ей не опекун. Они даже не родственники, пока, во всяком случае. То, что Регина Ван Корт, вырастившая Эмму, и мать Джеймса, вдовствующая графиня Денем, — лучшие подруги, еще не делает их одной семьей. Впрочем, обе дамы не теряли надежды в один прекрасный день породниться, поженив своих отпрысков.

Что ж, этот день не за горами. Правда, к алтарю направится совсем не та пара, которая виделась им в мечтах.

— Ничего, — поспешила объяснить Эмма — Право, ничего. Это касается Стюарта.

— Стюарта? — Джеймс удивленно вскинул темные брови. Он доказал свою привязанность к кузену множеством способов: от платы за образование до щедрых пожертвований на благотворительные причуды самого Стюарта. Однако это не значило, что он всецело одобрял своего юного родственника, во всяком случае, не более чем Стюарт одобрял самого графа. Собственно, все обстояло как раз наоборот. Джеймс не разделял жизненной философии своего кузена, а разглагольствования Стюарта о благе человечества доводили его до белого каления. Помогать бедным, конечно, похвально. Но не лучше ли сделать так, чтобы бедняки могли помочь себе сами?

Стюарт утверждал, что достаточно разъяснить бедным промысел Божий, и они последуют по указанному пути. Джеймс же полагал — и не отказывал себе в удовольствии заявить об этом, — что правила личной гигиены и финансовые вложения в промышленность дадут куда больший эффект, чем все проповеди, вместе взятые. Духовной пищей сыт не будешь.

— Если ты по поводу его дурацкого намерения, — натянуто произнес Джеймс, — стать викарием в та ком диком месте, как Шетландские острова, дозволь заверить тебя, Эмма, что даже самые трогательные твои мольбы не заставят меня изменить свое мнение. Это чистой воды идиотизм. Не для того я оплатил его обучение в Оксфорде, чтобы он читал проповеди кучке темных островитян. Если у него есть хоть крупица здравого смысла, он возьмет приход здесь, в Лондоне, а может, даже в Денемском аббатстве. Ну а если нет, я не могу остановить его. Но в моих силах осложнить его жизнь, отказавшись финансировать эту безумную затею. Посмотрим, понравится ли ему жить на жалованье викария. Уверяю тебя, через месяц он вернется.

Эмма, уязвленная высокомерной отповедью, адресованной ее возлюбленному, проглотила резкие слова, так и просившиеся на язык. Не стоит ссориться с благодетелем будущего мужа, тем более в данных обстоятельствах.

— Вообще-то я хотела поговорить о другом, — вымолвила Эмма. — Дело в том…

Она умолкла, впервые предположив, что Стюарт был прав, когда предостерегал ее от того, чтобы посвящать Джеймса в их планы. Если граф не одобряет саму идею, связанную с Шетландскими островами, то едва ли ему понравится та часть их замысла, о которой она собиралась ему сообщить.

С другой стороны, Джеймс всегда был добр к ней — и не только в детстве, когда в возрасте четырех лет она поселилась у Ван Кортов, оставшись после смерти родителей круглой сиротой. Четырнадцатилетний Джеймс поразил ее тогда своей необыкновенной мудростью и житейским опытом, дружески посоветовав не приставать к пчелам, которых она пыталась вовлечь в свои игры. По сравнению с ним Стюарт, задумчивый и неприступный, хотя и был старше Эммы всего на шесть лет, казался ужасно романтичным.

Нет, Джеймс и потом оставался с ней необычайно любезным. А после ее дебюта в свете, когда она наслаждалась своим первым сезоном, Джеймс был единственным, кто не обращался с ней как с глупышкой, только что выпорхнувшей из классной комнаты, чего не скажешь о членах ее собственной семьи. Если же не хватало партнеров для танцев — что иногда случалось, — Эмма всегда могла рассчитывать, что ее пригласят хотя бы один раз, и не кто-нибудь, а граф Денем.

А когда ее восхищение кузеном Джеймса Стюартом стало слишком велико, чтобы хранить его в тайне, тем более что Стюарт, казалось, едва ли замечал ее существование, Джеймс не стал дразнить ее по этому поводу. Правда, он не выказал особого восторга, когда Эмма открыла ему, что у нее на сердце. Тем не менее он не запретил им видеться. Похоже, его позабавило «преклонение», как он выразился, Эммы перед его кузеном.

Едва ли он догадывается, к чему привела его терпимость.

И все же Эмма надеялась, что он будет доволен. Конечно же, он будет доволен. Стюарт несправедлив к своему кузену. У Джеймса доброе сердце. Просто это не всегда заметно… ну как, например, сейчас в коридоре, когда он отделался от бедной Пенелопы. Но это еще не основание, чтобы обвинять его в бессердечности…

— Мы со Стюартом… — Эмма проглотила ком в горле. Ну вот, почти сказала. Кто бы мог подумать, что гак трудно произнести несколько слов. Странно, она всегда считала, что с Джеймсом легко разговаривать. И вовсе он не людоед, каким его представляет Стюарт. Иначе разве стал бы он, при его-то отношении к церкви, платить за обучение кузена в семинарии? Людоед настоял бы на том, чтобы Стюарт изучал законы. А Джеймс не стал.

Нет, Стюарт не прав. Джеймс лает, но не кусается. И будет рад услышать новость, которую Эмма собирается ему сообщить. Рад, потому что их семьи наконец-то объединятся. Что сделает его мать счастливой. А Джеймс готов на все, абсолютно на все, лишь бы порадовать свою мать.

Кроме женитьбы, разумеется, которая последует не раньше, чем он окончательно созреет для столь ответственного шага. Что, судя по легкомысленному поведению Джеймса, произойдет не скоро — поистине горькая пилюля для почтенных матрон из общества, жаждущих пристроить своих дочерей.

— Что вы со Стюартом? — осведомился Джеймс чуть настороженно, как Эмма не преминула заметить.

— Мы со Стюартом, — выпалила Эмма и быстро продолжила, решившись покончить с неопределенностью раз и навсегда, — собираемся пожениться. О, милорд, вы должны поговорить с ним, потому что он вбил себе в голову, будто вы этого никогда не позволите и нам придется бежать. Я уверяла его, что вы не станете возражать, но вы же знаете, какой он упрямый. Я надеялась… я надеялась, что вы сумеете убедить его. Потому что, видите ли, мне хочется настоящей свадьбы, чтобы на ней присутствовали вы, тетя Регина, ваша мать… ну и другие. Не могли бы вы поговорить со Стюартом, милорд? Я была бы вам чрезвычайно признательна.

Ну вот. Она все сказала. Теперь все будет хорошо. Джеймс обо всем позаботится, как он это делал всегда, причем с редкостным умением и сноровкой. У Эммы никогда не было проблемы, с которой Джеймс Марбери не справился бы в два счета. Не получается школьная задачка? У Джеймса готово решение. Сложности с арендой зала для благотворительного маскарада? Пожалуйста. Джеймс напишет несколько доходчивых слов, способных убедить самого строптивого владельца.

Джеймс всегда поможет. Поворчит немного, не без того, конечно. Но в конечном итоге все благополучно разрешится. Как всегда. Эмма почувствовала себя гораздо лучше.

Пока не взглянула на графа.

— Пожениться? — воскликнул Джеймс тоном, который едва ли можно было назвать сочувственным. — Что за чепуха, Эмма? Пожениться? Ты, наверное, шутишь?

Эмма удивленно моргнула.

— Жаль разочаровывать вас, милорд, — произнесла она с достоинством, — но я никогда не была так серьезна.

— Но… вы слишком молоды для брака, — заявил Джеймс. — Ты еще совсем ребенок!

— Едва ли, милорд. Между прочим, мне уже исполнилось восемнадцать. Если помните, вы были у меня на дне рождения в прошлом месяце.

— Восемнадцать? — Она впервые видела, чтобы Джеймс не находил слов. — Все равно ты слишком молода, чтобы выходить замуж. Твои дядя и тетя в курсе?

Эмма закатила глаза.

— Конечно, нет. Я же вам только что объяснила, что никто не знает. Стюарт хочет сохранить все в тайне. Он хочет, чтобы мы сбежали и чтобы я поехала с ним на Шетл…

Она осеклась на полуслове, потому что Джеймс резко вскочил. Он был настолько выше, что Эмме всегда приходилось задирать голову, чтобы взглянуть ему в лицо, когда он стоял так близко, как сейчас, хотя их и разделял стол. При виде выражения его лица она почувствовала внезапную, но вполне ощутимую тревогу. Определенно Джеймс выглядел опасным. Конечно, ей и раньше приходилось видеть его сердитым. Ему ничего не стоило вспылить, когда дело касалось таких вещей, как плохое обслуживание за столом или дурное обращение с лошадьми, к которым он питал слабость.

Но Эмма никогда не видела у него такого выражения. Оно было…

Убийственным, иначе не назовешь.

— Ты хочешь сказать, — произнес Джеймс нарочито спокойным тоном, несмотря на ходившие на скулах желваки, — что мой кузен рассчитывает на твое согласие отправиться вместе с ним на эти забытые Богом острова?

И тут Эмма поняла, что совершила роковую ошибку, Стюарт был абсолютно прав, когда настаивал на том, что они должны пожениться тайно, если хотят пожениться вообще… при условии, конечно, что поведение Джеймса могло служить образчиком того, как будет встречено сообщение об их союзе.

— Это совсем не так плохо, как кажется на первый взгляд, — поспешно проговорила она. — Я уверена, Стюарт скоро получит собственный приход. А пребывание на островах не продлится долго…

— Я же сказал ему, — закричал Джеймс так громко, что Эмма подпрыгнула на месте, — что ему незачем тратить время на эти проклятые острова. Он может хоть завтра занять место священника в Денемском аббатстве. Если придется, я могу повторить это тысячу раз.

— К-конечно, — пролепетала Эмма, — и он благодарен вам за это. Но видите ли, Стюарт хотел бы отправиться в такое место — и я полностью с ним согласна, — где он мог бы принести больше пользы, где люди действительно нуждаются в духовном наставнике. А в Денемском аббатстве, боюсь…

— И потому он решил уехать за сотню миль от дома, на какой-то дикий остров, затерянный в Северном море? Где он будет получать мизерную зарплату и скорей всего погибнет либо от голода, либо от болезней. И, как будто этого мало, ему вздумалось тащить тебя с собой?

Его ореховые глаза яростно пылали. Эмма отвела взгляд, страшась их янтарного блеска. О Господи, лучше бы она держала язык за зубами. Но теперь слишком поздно.

Страх перед тем, что Джеймс может сделать, придал Эмме смелости. Однажды ей пришлось наблюдать схватку между двумя кузенами — из-за лошади, которую Стюарт, по мнению Джеймса, загнал, — и это было не слишком приятное зрелище. Нужно любой ценой не допустить подобного столкновения.

В состоянии, близком к отчаянию, хотя сама она предпочитала считать это праведным негодованием, Эмма воскликнула:

— Не понимаю, милорд, что вас так возмутило? Мы взрослые люди и способны принимать собственные решения. И если я пришла к вам, то только потому, что рассчитывала встретить понимание и сочувствие. Но теперь с горечью вижу, что переоценила ваши душевные качества…

— Ты многое переоценила, дорогая, — уронил Джеймс со смешком, в котором не было и намека на веселье. — Если ты хоть на минуту думаешь, что я позволю вам осуществить этот безумный план…

Эмма понимала, что лучше держать рот на замке. Но она слишком разозлилась.

— Хотела бы я посмотреть, как вы нас остановите, — заявила она, надменно вскинув голову, отчего ее тугие кудряшки запрыгали. — В отличие от вас, милорд, мы со Стюартом не собираемся равнодушно взирать на страдания ближних. Мы хотим сделать этот мир более счастливым для тех, кому повезло в жизни меньше, чем нам. Там, на островах, мы сможем помочь людям, которые действительно нуждаются…

— Пока я вижу только одного человека, который действительно нуждается, — зловеще изрек Джеймс. — Это мой кузен Стюарт, и нуждается он в хорошей трепке.

Эмма резко втянула в грудь воздух.

— Только посмейте тронуть его хоть пальцем, — предупредила она. — Если вы… если вы сделаете это, я никогда больше не скажу вам ни слова.

— А вот это, Эмма, — уронил граф, — я как-нибудь переживу.

С этими словами он вышел из-за стола, решительно пересек комнату и распахнул дверь.

Только когда он выскочил в коридор, выкрикивая имя кузена, Эмма опомнилась и кинулась следом.

— Нет, милорд! — воскликнула она. — Прошу вас, не надо…

Но было слишком поздно. Раздался грохот, а затем отчаянный вопль леди Денем.

— Силы небесные! — Из ближайшей кладовки вы сунулась Пенелопа с покрасневшими глазами. Удивление мигом осушило ее слезы. — Это был лорд Денем? Что ты ему сказала, Эмма?

— Слишком много, — простонала Эмма и умчалась, дабы предотвратить, пока не поздно, убийство своего жениха.