— О! — воскликнула Эмма из-за спины Джеймса. — Это Луиза!
Джеймс опустил ружье, не в силах поверить своим глазам. Нет, это был не Джеффри Бейн. Отнюдь. Это была корова. Когда Джеймс сделал к ней шаг, она вытянула вперед голову и трогательно промычала.
Эмма, отстранив Джеймса, протянула руку и коснулась бархатного носа животного.
— О, бедная Луиза, — проворковала она. Шагнув вперед, она склонила голову и прижалась щекой колбу коровы. — Ты опять убежала? Представляю, как миссис Мак-Юэн беспокоится. Ты поступила правильно, что пришла ко мне.
А затем, к величайшему изумлению Джеймса, Эмма выпрямилась и потянула корову за поводок, понуждая войти внутрь дома.
— Эмма, — сказал он, хотя за шумом дождя было трудно что-либо расслышать. Тем не менее он попытался. — Эмма, что ты делаешь?
— Ну, — отозвалась Эмма, когда после некоторого сопротивления корова медленно двинулась в дом, стуча по деревянному полу тяжелыми копытами, — не можем же мы оставить ее мокнуть под дождем. Пусть переночует здесь, а утром миссис Мак-Юэн заберет ее.
Джеймс недоверчиво смотрел, как корова проследовала мимо него, покачивая объемистым выменем, свисавшим под черно-белой тушей.
— Эмма, — сказал он, когда длинный хвост стеганул его по ногам, — ты сошла с ума?
Эмма не удостоила его ответом. Не переставая нежно ворковать с коровой, она отодвинула с пути диван и разворошила угли в очаге.
— Эмма! — Джеймс не мог более этого выносить. Он решительно шагнул вперед, намереваясь схватить вдову своего кузена и хорошенько встряхнуть, чтобы в ее голове немного прояснилось. К сожалению, корова преградила ему путь. Эмма, стоявшая по другую сторону животного, изумленно заморгала.
— В чем дело, милорд? — поинтересовалась она невинным тоном.
— Эмма! — Джеймс осторожно положил ружье на стол. Он так разозлился, что не мог поручиться, что не употребит его против нее… или коровы. — Неужели ты не понимаешь, что корове не место в гостиной?
Эмма взяла кочергу и подтолкнула к огню полено.
— Не понимаю, почему? — сказала она, обращаясь к очагу.
— А что, если она… что, если… — Джеймс был просто не в состоянии закончить фразу.
— Если это случится, я приберу за ней, — Эмма закатила глаза. — Право, лорд Денем. У вас со Стюартом гораздо больше общего, чем я полагала. Ему тоже ужасно не нравилось, когда бедная Луиза забредала к нам.
Джеймс, услышав это, полностью изменил свое отношение к их злополучной гостье. В самом деле, не могли же они оставить бедное создание мокнуть снаружи.
— Ну, — нерешительно протянул он, понимая, что столь резкая смена в суждениях может показаться странной, — если только на одну ночь…
И тут Джеймс заметил, что неяркий огонь, разгоравшийся над тлеющими углями, обрисовывает контуры тела Эммы, просвечивающие сквозь тонкое ночное одеяние. Он явственно видел каждый изгиб, каждую впадинку, каждый… словом, все. Даже напрягшиеся от холода соски, натянувшие ткань рубашки.
Разумеется, он понимал, что это не то, на что ему следует смотреть. Как джентльмен и пэр Англии, Джеймс понимал, что обязан отвернуться. В конце концов, это вдова его кузена, женщина, у которой нет никого в целом мире и которую некому защитить.
И все же, как Джеймс ни старался, он не мог отвести от нее взгляда. И только когда Эмма отвернулась, представив его взору очаровательный, но не столь откровенный вид своей спины, он смог перевести дыхание.
Нет, подумал Джеймс, это больше, чем может вынести мужчина. Проснуться среди ночи в твердой уверенности, что на твой дом напали, только для того, чтобы в результате оказаться в одной комнате с коровой.
И, как будто этого недостаточно, увидеть соски хозяйки дома.
Он и представить себе не мог ничего подобного, когда настоял на том, чтобы остаться здесь на ночь.
И потом, нельзя сказать, чтобы он не видел их раньше и куда более явственно, чем сейчас. Год назад Эмма имела обыкновение носить бальные платья с очень низким вырезом, и Джеймс благодаря обзору, который открывался с высоты его роста, нередко имел возможность полюбоваться ее бюстом.
— Вот что, — грубовато сказал он, шагнув вперед, — дай-ка мне эту штуку. — Он выдернул из рук изумленной Эммы кочергу и, стараясь не смотреть на нее — с близкого расстояния ее ночная рубашка казалась еще прозрачнее, — занялся камином. — Возвращайся в постель, пока не простудилась насмерть.
— О! — бодро сказала Эмма. — Не беспокойтесь. Я никогда не болею. Я очень крепкая, правда.
— Эмма! — Он бросил на не» свирепый взгляд. — Делай, что тебе говорят.
Видимо, что-то в его тоне убедило Эмму, что он не шутит.
— Хорошо, милорд, — кротко сказала она и удалилась в спальню.
Оставшись наконец один, Джеймс повернул голову и посмотрел на расположившееся по соседству животное. Он имел смутное представление о повадках жвачных, но предположил, что для коровы Луиза достаточно милая особь. Она все еще мелко дрожала, но, похоже, уже начала согреваться, устремив на него покорный взгляд влажных карих глаз. Ее розовые губы ритмично двигались, пережевывая жвачку.
— Только давай не будем превращать это в привычку, хорошо, Луиза? — задушевно сказал он.
— Прошу прощения? — На пороге спальни появилась Эмма, занятая тем, что просовывала руку в широкий рукав бордового атласного халата, придерживая пальцами кружевной манжет ночной рубашки. — Вы что-то сказали, милорд?
— Нет, — отозвался он, пристально глядя на ее халат. — Послушай, Эмма, разве это не халат Стюарта?
Эмма, завязывавшая на талии пояс с кистями, подняла взгляд.
— Конечно, — отозвалась она.
Джеймс сузил глаза.
— Ты же говорила, что раздала все вещи Стюарта? — На ее гладких, как шелк, щеках расцвел легкий румянец.
— Ну, — сказала она, — не все, конечно.
— Понятно, — процедил Джеймс, более задетый, чем имел на то право. А затем, неожиданно для себя самого, выпалил: — Так не может больше продолжаться, Эмма!
Она удивленно моргнула.
— Что вы имеете в виду?
— Тебя. То, что ты живешь здесь совершенно одна. Что, если бы за дверью оказалась не Луиза? Что, если бы это был Маккрей?
Эмма рассмеялась, правда, не очень убедительно.
— Да он никогда бы…
— Разве? — Джеймс покачал головой. — Я слышал, о чем поговаривают в городе, Эмма. Будто бы он убил свою невесту…
— Но он не убивал, — возразила Эмма, а затем быстро, слишком быстро, на взгляд Джеймса, умолкла.
— Похоже, ты чертовски в этом уверена, — заметил он, с любопытством глядя на нее. — Насколько я слышал, женщина бесследно исчезла. Как же ты можешь утверждать, что Маккрей ничего с ней не сделал?
— О, — сказала Эмма, явно нервничая — Просто… просто я знаю лорда Маккрея. Он никогда бы…
— Никогда что? — осведомился Джеймс. — Не совершил бы насилия по отношению к женщине? Но разве не это он пытался сделать сегодня, когда я застал вас в классной комнате?
— Ах, это, — сказала Эмма. — Он всего лишь хотел отвести меня к судье Риордану. Я бы не назвала это попыткой убийства.
— Тем не менее, — упорствовал Джеймс, — факт остается фактом. Женщина пропала, и если верить слухам, это дело рук Маккрея.
— Честное слово, лорд Денем, — сказала Эмма, — барон не имеет никакого отношения к исчезновению Клары. Она сбежала с другим мужчиной — камердинером лорда Маккрея
— Откуда ты знаешь? — с любопытством спросил Джеймс. — Все остальные считают, что Маккрей ее убил.
— Да, — сказала Эмма, глядя на свои босые ступни. — Тут уж ничего не поделаешь. Могу только сказать, что Клара сбежала, чтобы выйти замуж за человека, которого любила. Видите ли, ее родные ни когда бы этого не одобрили, так что у нее не было выбора.
— Что-то подобное я уже слышал, — сухо заметил Джеймс, прислонив кочергу к стене.
— Да, — сказала Эмма, слегка покраснев. — Но я хотя бы не была обручена с другим, как Клара.
— Да, — задумчиво произнес Джеймс. — Не была. — Затем, словно против воли, добавил: — Знаешь, я думал, так будет лучше для вас обоих. Стюарту не следовало жениться. Он еще ничего не добился на своем поприще. У него не было денег.
Эмма взглянула на него почти с таким же выражением покорности, какое он видел в глазах коровы. Правда, та при этом так очаровательно не пунцовела
— Стюарт считал, что нам не нужны деньги. — Ее голос стал чуточку хриплым от сдерживаемого волнения. — Он говорил, что все, что нам нужно, это любовь.
— Что ж, — сказал Джеймс, — это вполне в его духе. Наверное, все это казалось ужасно романтичным… его первое назначение, ну и все остальное. Что с того, что придется жить на Богом забытых Шетлендах, в условиях, несравнимых с теми, к которым вы привыкли? Главное, вы будете вместе.
Эмма слегка вздернула подбородок, протестуя против его иронического тона.
— Мы приехали сюда, — заявила она, — чтобы помочь тем, кому повезло в жизни меньше, чем нам. Вам этого никогда не понять.
— Возможно, — согласился Джеймс. — Но похоже, один из этих бедолаг оказался не слишком признателен за помощь? Учитывая, как он отблагодарил Стюарта за его доброту…
— О’Мэлли не виноват, — сказала Эмма — Не более, чем лорд Маккрей в том, что Клара…
Она осеклась, словно невидимая рука зажала ей рот, и виновато уставилась на Джеймса. В комнате повисло молчание, нарушаемое только завыванием ветра за окном и шумным дыханием Луизы, неутомимо жевавшей свою жвачку.
— Значит, лорд Маккрей не виноват в том, что Клара… сделала что? — вкрадчиво спросил Джеймс, чувствуя, что Эмма чуть было не сболтнула что-то важное, очень важное, если судить по испуганному выражению ее лица.
— Эмма, — медленно произнес Джеймс, — что все-таки случилось с невестой лорда Маккрея? Ты сказала, будто бы она сбежала с его камердинером. Это вся история? Или произошло что-нибудь еще?
Глядя на ее лицо, внезапно лишившееся всех красок, Джеймс понял, что попал в точку. Это был не просто побег, и Эмма об этом отлично знала. Но явно не желала делиться с ним тем. что было ей известно. По крайней мере в настоящее время. Бледная как смерть, она выставила вперед подбородок и холодно произнесла:
— Я не в настроении обсуждать это сейчас, лорд Денем. Я устала, как, полагаю, и вы. Думаю, нам обоим лучше вернуться в постель.
Брови Джеймса поползли вверх, словно он несказанно удивился ее ответу. Еще бы, граф Денем не привык, чтобы его ставили на место.
Тем не менее он воспринял ее отповедь спокойно.
— Ладно, — сказал он. — Пожалуй, ты права, Эмма. Я давно усвоил, что полночь — не лучшее время для доверительных бесед. И может привести ко всяким, — его взгляд скользнул к вырезу халата Стюарта, слегка разошедшемуся у нее на груди, — осложнениям.
Ахнув, Эмма инстинктивно запахнула халат.
— В моем доме, — резко бросила она, — вам незачем беспокоиться о такого рода осложнениях, лорд Денем. Спокойной ночи.
Развернувшись, она прошествовала в спальню и захлопнула за собой дверь.
— Эмма! — Джеймс в замешательстве смотрел на закрытую дверь. Что он такого сделал? Что он сделал, чтобы она так завелась? Господи, ну и характер! Почти такой же вспыльчивый, как у него. — Эмма!
Ответа не последовало. Эмма, разумеется, слышала его тихий зов, но не сочла нужным откликнуться. «Осложнения! — распаляла она себя, откидывая одеяло и забираясь в холодную постель, даже не потрудившись снять халат Стюарта. — Как же, осложнения!» Если он думает, что она… Неужели он и вправду думает, что она…
Впрочем, Эмма очень сомневалась, что у Джеймса Марбери когда-либо возникали осложнения с женщинами. Да и существует ли женщина, которая была бы достаточно хороша для него? Этот ужасный человек требует совершенства от каждого, кто имеет несчастье попасться ему на глаза.
Эмма могла только надеяться, что, когда наступит завтра, Джеймс Марбери будет далеко от острова. Весь минувший год ее преследовали неудачи. Неужели она не может рассчитывать хотя бы на такую малость?
Невыносимое самодовольство Джеймса было не единственной причиной, заставлявшей Эмму желать его отъезда. Она не могла отделаться от воспоминаний об ощущениях, вызванных близостью его тела, ощущений, от которых она горела как в лихорадке, а дышала так, словно пробежала целую милю. Просто невероятно, что один и тот же человек может так раздражать и быть настолько притягательным!
Джеймс, однако, не собирался покидать остров. Во всяком случае, не раньше, чем он убедится, что вдова его кузена надлежащим образом устроена.
Но черт побери! До чего же трудно заботиться о ком-то, кто упорно настаивает на том, что не нуждается ни в каких заботах.
Вздохнув, Джеймс повернул голову к очагу, чтобы убедиться, что огонь продержится до утра. Не хватает только, чтобы Луиза замерзла и принялась жалобно мычать. Это загулявшее животное уже достаточно тревожило его сон. А ведь у него впереди длинный день.
В конце концов, он все еще должен убить барона.