Под крылом судьбы

Наконец я остановил свой выбор на туфлях от «Гуччи» – черных, из шелковистой мягкой кожи.

Придя домой, я принял душ, облился французским одеколоном, вырядился в обновку, пригладил волосы и посмотрел на себя в зеркало. На меня взирало самодовольное лицо пижона с признаками слабоумия, присущими «новым русским». Сильный удар по моему самолюбию нанесла и Светка. Она не стеснялась в оценках:

– Куда это ты так вырядился, петух?

Когда женщина задает такой вопрос, надо быть начеку. Нет ничего страшнее ревнующей женщины. И пусть вас не вводит в заблуждение их романтическая нежность, переходящая в беззащитность и мечтательность. Твердая уверенность, что эти ласковые губки не способны произнести ничего страшнее слова «противный», может рассеяться, как пыль на ветру. И если вас не прельщает перспектива увидеть перед собой вместо воздушного создания уничтожающий тайфун (не зря же их называют женскими именами), то настоятельно рекомендую проявить присущую нам, мужчинам, мгновенную реакцию и упредить непредсказуемые последствия.

– Не мели чепухи, – произношу это безразличным, но твердым, как скала, голосом. – Меня пригласили старые друзья семьи, пенсионеры.

– В таком случае ты либо дурак, либо извращенец, желающий обольстить пенсионерку.

Взглянув еще раз на свое отражение в зеркале, я понял, что у Светы могли возникнуть определенные основания для такого рода выводов.

Горько вздохнув, я переоделся в свой повседневный костюм и направился в дом дяди Жени. На подарки я не поскупился: великолепный французский коньяк для дяди Жени, огромная коробка швейцарского шоколада для его жены и букет голландских роз.

Та же арка, тот же подъезд со старыми и новыми надписями на стенах пробудили во мне воспоминания о том, как я впервые пришел сюда. Неожиданно промелькнула мысль, что сейчас откроется дверь и передо мной предстанет Рима, в тех же коротких, обтягивающих шортах, с веселыми рыжими волосами. Однако дверь не открывалась, и мне пришлось воспользоваться звонком.

Я ожидал, что дверь откроет молодая девушка, прислуга, – сейчас стало модно заводить горничных. Забавно: десяток лет назад тот же дядя Женя с гневом осуждал эксплуатацию человека человеком, а сегодня это – нормальное явление. Мой приятель, вчерашний преподаватель пединститута, а ныне представитель иностранной компании, принял в услужение целую семью: он нанял знакомого в садовники, его жена стала горничной в их доме, а их дочь нянчит маленького ребенка хозяев.

Но, похоже, семья дяди Жени прислуги не завела – дверь открыла дядина жена. Она не могла скрыть своего восхищения подарками и внимательно осмотрела – не меня, а мою внешность. Меня, как и прежде, она предпочла не замечать, ограничившись сухой фразой:

– Здравствуй, Олег.

А вот дядя Женя тепло улыбнулся (молодец, старик, зубы как на подбор!) и крепко пожал руку (силен!).

– Пока готовится чай, пройдем в кабинет, – предложил он мне.

В кабинете, казалось, все было без изменений, но на столе я увидел книги нового времени: Сорос, Карнеги, Ницше и неизвестный мне Иммануэль Валлерстайн. Заметив мой взгляд, дядя Женя с ноткой самоиронии сказал:

– Вот, Олег, теперь изучаю современную западную философию. Что поделаешь? Если бы мы могли прочесть это в свое время, глядишь, все было бы по-другому. Но и сейчас не все так плохо, что скажешь?

Пусть не покажется вам это пустой стариковской болтовней. В обычном, на первый взгляд, вопросе было многое скрыто. Дядя Женя решил изучить меня, понять, кем я стал, как и о чем думаю. Отвечать на такие вопросы односложно нельзя, но давать развернутый ответ, изображать из себя крутого философа не хотелось.

– По-разному, дядя Женя, – я решил быть осторожным. – Трудные времена, но что поделаешь, выбора нет. Если сильно постараться, то что-то получается.

Он испытующе посмотрел мне в глаза, и, кажется, оценил мою осторожность.

– Я слышал о твоих успехах, Олег, похвально. – И вдруг он неожиданно спросил: – На твоей биографии нет черных пятен, ты чист?

Наверное, в этот момент на моем лбу выступил холодный пот. Не помню, но так всегда пишут в романах, описывая героя в минуты сильнейшего волнения. Перед глазами всплыл образ Шефа и его последние слова.

Но при чем здесь дядя Женя, что мог он знать об этом не самом приятном эпизоде в моей биографии? Я понял, что должен дать честный ответ. Ложь стала бы приговором нашему взаимному уважению и доверию, которыми я так дорожил. Я сделал то, что и должен быть сделать.

– Мой шеф, – здесь я произнес его имя, – отпуская меня, сказал, что сдержал свое слово. Я чист.

Я оставил себе лазейку на тот случай, если бы дядя Женя сделал вид, что не понимает, о чем речь. Тогда бы я тоже притворился, что оговорился, мол, хотел сказать совсем другое. Ну, вы понимаете, мы все себя так ведем, когда попадаем в неловкое положение. Но случилось невообразимое. Дядя Женя молча принял ответ, ничему не удивился и невозмутимо пригласил меня к столу.

За столом мы старательно не упоминали имени Римы. Я, как раскаявшийся преступник, честно признался хозяйке дома, сколько комнат в моей квартире, какого года выпуска машина, где покупаю продукты и приобретаю одежду. Она восхищенно покачивала головой, цокала языком, но вслух произнесла совсем не то, что я надеялся услышать:

– Надо же, и кто бы мог подумать!

Дядя Женя с упреком посмотрел на жену, но ничего не сказал. Вместо этого он опять пригласил меня пройти в кабинет, где, как я догадался, и должен был состояться основной разговор.

Усевшись в кресло, дядя Женя заговорил:

– У Римы, а точнее, у ее мужа, – здесь дядя Женя недовольно поморщился, – возникли серьезные проблемы. Он наделал долгов и попал в неприятную ситуацию.

Мне, бывшему специалисту по вышибанию долгов, не надо было объяснять, что такое «неприятная ситуация». Я мгновенно вспомнил самодовольную морду Сиропа, холодный и жестокий взгляд Шефа. И вдруг меня словно током ударило – Рима в опасности. Старику надо отдать должное, понимая возможные последствия для любимой и единственной дочери, он крепко держал себя в руках.

– Понимаешь, мне, старику, как-то неловко вмешиваться в их отношения, – сказал он напоследок. – Вот я и подумал, может быть, ты сможешь помочь?

Мне, вероятно, следовало расспросить его, о какой сумме идет речь, кто и как «напрягает» Антона, сколько осталось времени для решения вопроса, но, взглянув на дядю Женю, я понял, что он ждет совсем другого. Не раздумывая, я решительно ответил:

– Да.