Аделин услышала, как внизу резко хлопнула наружная дверь, и ее руки застыли над клавиатурой пишущей машинки.
Сейчас в здании никого не должно быть. Ведь уже почти половина одиннадцатого вечера! Тем более что прошедший день был особенным, не похожим на прочие. Все сотрудники должны быть сейчас совсем в другом месте… Она медленно отодвинула стул, неожиданно почувствовав себя страшно уязвимой, беспомощной в ярко освещенной комнате – единственной комнате во всем здании, в которой сейчас горел свет. Любой человек мог в темноте приблизиться к окнам помещения, где сидела Аделин, и сколько угодно смотреть на нее, причем смотреть беспрепятственно, почти в упор, потому что ей отсюда, из освещенного помещения, ничего не было видно.
В сверхсовременном офисе Джерри Луиса нигде нельзя было спрятаться. В нем не было даже шкафов для одежды, а на полупрозрачных окнах не висели ни жалюзи, ни толстые бархатные шторы. Кабинет босса на втором этаже просматривался снаружи как увеличенный экран телевизора.
Так что сама мысль о том, чтобы где-нибудь спрятаться, показалась Аделин просто нелепой. От нервного волнения у нее пересохло в горле. Прокашлявшись, она осторожно приблизилась к двери, которая соединяла офис Джерри с ее приемной. Приоткрыв дверь, она боязливо заглянула в свою темную рабочую комнату и внимательно прислушалась. Но ее слух уловил лишь гулкое биение собственного сердца да жестяное шуршание сухих листьев за окнами.
Сжав в кулачок всю свою волю, набравшись храбрости, она пересекла приемную, тихонечко приоткрыла дверь, через которую можно было выйти в коридор, и едва не вскрикнула: из дальнего конца коридора, чуть пошатываясь, на нее надвигалась темная мужская фигура. Когда фигура приблизилась к Аделин почти вплотную, она спросила дрожащим голосом:
– Чем м-могу помочь? – Помочь? В одиннадцать вечера? Тревожные мысли роились в ее голове, как пчелы в улье. Как проник в здание этот человек? Ведь она заперла входную дверь, когда пришла сюда два часа назад. – Кто вы? – спросила опять Аделин и в страхе прижалась к стене.
– А как вы думаете? – Фигура шлепнула рукой по выключателю, и в коридоре моментально стало светло как днем. Перепуганная Аделин искоса взглянула на нежданного пришельца, и у нее тотчас отлегло от сердца: это был ее босс! – Наверное, решили, что я бандит или маньяк, который вздумал пошарить в столах и сейфах компании «Джерри Луис»? – Он истерически расхохотался и, чтобы не упасть, тяжело оперся рукой о стену.
Аделин, медленно приходя в себя, слабым голосом произнесла:
– Каким ветром вас занесло сюда, Джерри? Разве вы не должны присутствовать… С вами все в порядке?
– Я должен присутствовать… где?
Его смех прекратился так же внезапно, как и начался. Джерри посмотрел на нее в упор, и она увидела, что глаза у него мутные и взгляд не слишком осмысленный. Такой взгляд бывает у человека, находящегося в состоянии тяжелого опьянения…
Вообще-то Джерри Луис не пил. По крайней мере, за те десять месяцев, что Аделин проработала у него секретаршей, сопровождая босса на различные публичные мероприятия, она ни разу не видела, чтобы он держал в руках рюмку или бокал со спиртным.
– Вы не ответили на мой вопрос! – возмущенным тоном сказал Джерри.
– Вопрос? Какой вопрос? – пробормотала Аделин.
– Вы сказали, что сейчас я должен где-то присутствовать. Так где же?
Джерри Луис стоял в двух шагах от нее. Даже в пьяном состоянии (а она не сомневалась, что сегодня ему пришлось принять немалую дозу) он источал какую-то свирепую, неуправляемую мужскую силу, от которой у нее захватывало дух. Мрачные тона его одежды – черные брюки, темно-серый галстук, длинное черное пальто – лишь подчеркивали таившуюся в нем угрюмую и необузданную мужскую мощь. Его черные волосы, всего несколько минут назад общавшиеся с ветром, бесновавшимся за окнами, теперь вызывающе торчали во все стороны.
– Я полагала, вы могли бы… э-э… остаться дома с вашими родственниками и близкими, – ответила на его вопрос Аделин. – Ведь сегодня состоялись похороны вашей жены.
– Мне нужно сесть, – буркнул он и прошел через приемную в свой кабинет.
Его секретарша не знала, как поступить: последовать за боссом или быстро одеться и тут же покинуть здание. Через минуту, когда раздался голос Джерри, вопрос отпал сам собой. Он попросил ее принести стакан воды или чашечку черного кофе.
– Лучше выпейте воды. – Аделин налила в стакан воду и, войдя в кабинет босса, включила настольную лампу. – Если вы приняли значительную дозу алкоголя, ваш организм мог оказаться обезвоженным, и теперь вам следует пить как можно больше воды.
– Вы всегда такая рассудительная, такая умная. – Он усмехнулся, взял из ее рук стакан с водой и занял полулежащее положение на огромном диване, стоявшем у стены. – От вас, в самом деле всегда можно получить хороший, здравый совет.
Аделин удивленно взглянула на босса.
Джерри знал о том, что среди других сотрудниц компании его секретарша выделялась тремя важнейшими качествами: необычайным трудолюбием, чрезвычайно высокой рабочей эффективностью и способностью не терять голову в любой критической ситуации.
Но Джерри не замечал в своей секретарше еще одной черты – ее тайного тяготения к нему, обожания его. Ему было также невдомек, что она всегда считала его для себя запретным плодом. И не только потому, что у него была жена, но еще и потому, что он в принципе был недосягаем для таких обыкновенных женщин, таких простушек, к каковым Аделин относила себя.
– Значит, вы полагаете, что для моего спокойствия и безопасности мне сейчас лучше вернуться домой, не так ли? – Джерри лег на спину, прикрыв одной рукой глаза, а другой придерживая стакан с водой, который поставил на свой плоский живот.
Вернуться домой и разделить горе с родственниками покойной жены… Многих из этих родственников он и в глаза никогда не видел…
– Кто-нибудь из ваших близких знает, где вы сейчас находитесь? – спросила Аделин. – Может быть, мне следует позвонить вам домой и…
– Нет! – Он отдернул от лица руку, и его поблескивающие черные глаза на мгновение встретились с ее глазами. – Я не нуждаюсь в опеке и помощи, как какой-нибудь инвалид, который уже не может сам контролировать свое поведение.
– Но ведь они могут волноваться за вас, – не отступала Аделин, застыв в нерешительной позе около дивана.
– Присядьте. У меня уже начинает болеть шея, потому что мне все время приходится задирать голову, чтобы при разговоре смотреть вам в глаза.
Она потянулась было за стулом, но ее тотчас остановил раздраженный голос босса:
– Садитесь на край дивана. Уверяю, я не съем вас.
– Ну, хорошо… Но… Может быть, вы хотите остаться наедине с самим собой? Тогда мне, очевидно, лучше уйти…
– А чем вы тут занимались в такой поздний час? – спросил он, игнорируя ее предложение об уходе. – От кого-то прятались? Неужели вам некуда пойти вечером?
– Разумеется, есть куда! – Глаза Аделин гневно сверкнули. – Если хотите знать, мне сегодня было… как-то не по себе. Похороны… выбивают меня из колеи, я впадаю в депрессию. Я подумала, что работа отвлечет меня от грустных мыслей, поможет забыться, и поэтому решила заглянуть в офис и что-нибудь поделать. Я знаю, что это несколько нелепо, но…
– Да, похороны действуют удручающе, – согласился с ней Джерри. Он произнес эти слова глухим, подавленным голосом.
– Я очень и очень сочувствую вам, Джерри. Не знаю, но, может быть, если мы поговорим о случившемся, это хоть как-то облегчит ваше душевное состояние?
– Случилось банальное – автокатастрофа, – сказал Джерри и хладнокровно – в который уже раз? – подумал о том, что в его сердце не находится места для глубокого сожаления об этой «банальной» катастрофе и о той, что в ней погибла.
Его жена Кэролайн имела внешние данные, которые могли свести с ума любого мужчину. Она была красива, сексуальна, экзотична и соблазнительна. У нее была привычка встряхивать головой, чтобы ее длинные черные волосы рассыпались пышным веером, и при этом как-то по-особому прищуривать глаза. Одна только эта привычка могла толкнуть мужчину на самые непростительные поступки.
Джерри влюбился в Кэролайн, как в нее влюблялись другие мужчины, и решил, что его влюбленности вполне достаточно, чтобы пойти с ней к алтарю. Он был уверен, что его влюбленность постепенно перерастет в любовь и что чувство любви к этой женщине будет вечным.
Но вечным оно не стало. Теперь он мог честно признаться самому себе, что из двух лет брака счастливыми для него были лишь первые четыре месяца. Все остальное время превратилось в мучительное ожидание неизбежного конца.
– Сколько вам пришлось выпить? – услышал он голос своей секретарши.
– Достаточно, чтобы забыть даже о количестве выпитого.
– Она была очень красива, – мягко заметила Аделин. – Должно быть, эти последние две недели вы прожили, как в кошмарном сне, и…
– От души советую вам не испытывать свой организм и не начинать пить, – довольно резким тоном оборвал ее Джерри.
Он вдруг начал ощущать свое тело как какой-то мертвый груз, а его мысли стали путаться. Голос Аделин напоминал ему мягкие, убаюкивающие волны, плескавшиеся вокруг него. В какой-то момент затуманенный мозг Джерри чуть было не подтолкнул его к тому, чтобы рассказать этой молодой женщине всю правду о пережитом им кошмаре. Он едва не сказал ей, что этот безумный сон наяву был не из тех кошмаров, какие обычно снятся людям. Его кошмарный сон в значительной степени отличался от обычного, и длился он гораздо дольше упомянутых секретаршей двух недель.
Это был кошмар его семейной жизни. В течение многих месяцев он оказывался свидетелем неуправляемого поведения своей жены, которая в стремлении опорочить его нагло утверждала, что он был недостаточно силен как мужчина и не удовлетворял ее в постели, что единственной настоящей любовницей в его жизни всегда была работа. Каждое такое обвинение со стороны Кэролайн становилось еще одной каплей яда, отравлявшей и постепенно убивавшей чувство искренней привязанности, которое он испытывал к ней. А когда ее вечерние посещения ресторанов и следовавшие за этим «прогулки» по городу стали затягиваться на всю ночь, до самого утра, терпение Джерри лопнуло, и его чувство любви к жене трансформировалось в полное равнодушие.
И тем не менее он продолжал жить с ней, не находя в себе сил, чтобы сделать решительный шаг и разорвать их брачные узы. Когда из Испании позвонил ее отец и сообщил, что Кэролайн погибла в автокатастрофе, Джерри незамедлительно вылетел в Мадрид. Он подумал, что будет раскаиваться и испытывать угрызения совести из-за того, что в последние недели перед смертью жены уделял ей совсем мало внимания. Если бы он относился к ней более внимательно, она, возможно, не покинула бы так стремительно их квартиру в Бостоне, чтобы развлечься и забыться в каком-нибудь другом месте.
Но раскаяние так и не пришло к нему. И в нем не проснулись угрызения совести. Автокатастрофа стала своего рода трагическим свидетельством, подтверждением горькой правды об изменах Кэролайн: рядом с ней на пассажирском сиденье искореженного «шевроле» было обнаружено бездыханное тело ее любовника. Оба погибли, заключив друг друга в последние, предсмертные объятия.
Интересно, подумал он в хмельном забвении, что сказала бы его секретарша, если бы услышала правдивый рассказ о его покойной жене, об их неудавшемся браке? Джерри открыл глаза и окинул Аделин откровенным, оценивающим взглядом. Бледная кожа ее лица тотчас стала приобретать пунцовый оттенок.
– Вы краснеете, как девочка-подросток, – бесцеремонно заметил он. – Я, наверное, жутко перепугал вас, когда вдруг появился в коридоре. – В его голове, очевидно, слегка просветлело, и он весело улыбнулся молодой женщине. – Удивляюсь, почему вы не заперлись в офисе и не вызвали полицию?
– Я собиралась сделать это, но просто не успела. Вот уж никогда бы не подумала, что зловещей фигурой в конце коридора в столь поздний час мог оказаться мой босс.
– Похороны были такие… мрачные, тяжелые. – Джерри говорил тихим, усталым голосом. – А после похорон… атмосфера в доме, все эти перешептывания среди съехавшихся родственников стали давить на меня, как давят на землю свинцовые тучи перед грозой. Родственники ее прилетели из Испании и других стран. Были и из Штатов. Плакали… Сочувствовали мне. Я принимал их соболезнования и… пил, пил. Вполголоса они спрашивали друг у друга, почему ее похоронили здесь, в Америке, а не в Испании. Ведь она была испанка…
Алкоголь постепенно выходил из него, и он уже вполне осмысленно задал себе вопрос: а возникло бы у него желание с такой же откровенностью исповедаться перед другой женщиной? Скорее всего, нет. Но сидевшая около него Аделин смотрела ему в глаза с таким мягким, ласковым состраданием, что он был не в силах сдержаться и не раскрыть перед ней хотя бы толику того, что ему пришлось увидеть, пережить, перечувствовать и передумать в этот день прощания с Кэролайн.
– Почему вы предпочли… э-э… похоронить ее здесь, в Бостоне? – спросила Аделин.
– Здесь она жила, и здесь живу я. Все, по-моему, логично. – На его пересохших губах появилось подобие улыбки. – В конце концов, кто может запретить мне иметь под боком могилу любимой жены?
Аделин кивнула и промолчала. Спустя минуту-другую она сказала:
– Полагаю, мне пора идти. Вы сами сможете проконтролировать свое состояние, находясь здесь, в офисе? Может быть, я все-таки позвоню вашим близким и попрошу их прислать кого-нибудь сюда? Поскольку после всего, что вам пришлось перенести сегодня, вы еще не совсем окрепли, присутствие рядом с вами другого человека никак бы не помешало, и…
– Рядом со мной уже сидит человек, вернее, очень симпатичная молодая женщина, – сказал Джерри и окинул Аделин откровенным взглядом, отчего у той по всему телу побежали сладостные мурашки.
Бедняге пришлось немало выпить, подумала она, и теперь он не способен что-либо контролировать, даже свои мысли. Джерри смотрел на нее с такой сосредоточенностью, так внимательно изучал ее лицо, что она невольно задалась вопросом: что же он там видит? Может быть, ему мерещатся в нем черты жены? Но у нее и Кэролайн не было ни одной схожей черточки. Ее собственное лицо, обрамленное короткими светлыми волосами, отличалось очень белой кожей и какой-то мальчишеской незрелостью, тогда как лицо жгучей брюнетки Кэролайн источало чувственность и сексуальность, а кожа имела оливковый оттенок.
Пусть смотрит, если это ему нравится, подумала Аделин. Ведь она и сама готова была смотреть на него часами, но только это было невозможно, потому что они виделись лишь в офисе. А офис – не то место, где секретарше позволительно любоваться боссом. В офисе она должна работать, выполнять указания Джерри, а не пялить на него глаза.
– Уже довольно поздно, Джерри, и мне действительно пора идти…
– А иначе будет что?
– Простите?
– Что будет, если вы не пойдете? Кто-то станет беспокоиться? Ругаться? Вас кто-нибудь ждет дома?… Почему вы молчите?
– Я… меня…
– Ждут родители?
– У меня есть свое жилье. А мои родители живут в Иллинойсе, – сказала Аделин, а про себя подумала: «Он разговаривает со мной, как с двенадцатилетней девочкой. Тоже мне, юморист!»
– Аделин, простите, если я обидел вас своими глупыми вопросами. – Его губы тронула легкая, теплая улыбка, и у нее сразу отлегло от сердца. – Вы все еще в траурном одеянии, – заметил он. – Когда же вы пришли в офис?
– Почти сразу после отпевания. То есть сначала я сходила на рынок, купила продукты на завтра… Извините, что не вернулась в ваш дом. Я не могла смотреть на…
– Орды тех, кто пришел попрощаться с Кэролайн, кто хотел помянуть ее? Да, мне тоже было не по себе. Собралось так много народу в такой невеселый час… Все о чем-то говорили, вспоминали старые добрые времена… Иные родственники не видели друг друга целые десятилетия… И все старались сохранять скорбное выражение лица.
Когда проходила церемония прощания с покойной, Аделин заметила, что Джерри не произносил патетических слов, не бился лбом о край гроба, не проливал слез на виду у всех. Но она понимала при этом: сдержанность в поведении вовсе не означала, что его скорбь не была такой же глубокой, как у других участников церемонии, тех, что стояли с мокрыми от слез лицами.
– Да, я понимаю, вам сейчас трудно, – сказала Аделин. – Послушайте…
– Не уходите. – Он схватил ее за запястье и потянул к себе. Девушку мгновенно бросило в жар. – Еще не время…
– Хотите, я принесу еще воды? – спросила она дрожащим голосом. – Вам следует сейчас как можно больше пить воды…
– Останьтесь. Поговорите со мной. Расскажите, чем вы занимались после того, как покинули церковь. Куда вы направились, когда вышли из нее?
– Я… я пошла на рынок. Народу там была тьма, и вместо запланированного получаса я потратила на закупки продуктов целых полтора часа. Ходить по рынкам, магазинам и что-то покупать – это так изнуряет и удручает…
– А ваш голос так успокаивает…
– Очень хорошо. Вам сейчас нельзя нервничать, надо прежде всего успокоиться, – сказала она.
Между тем Джерри рассеянно поглаживал большим пальцем внутреннюю сторону ее запястья, отчего она испытывала сладостную дрожь во всем теле. Ее взволновавшийся мозг пытался разобраться в происходящем и все расставить на свои места, но у него ничего не получалось. Потому что черные глаза мужчины завораживали, гипнотизировали ее, и она ничего не могла поделать с собой.
– Если вам интересно знать, чем я занималась после рынка, то вот мой ответ. Завезла купленные продукты домой, но оставаться в пустой квартире мне не хотелось, и я решила поехать в ресторан и что-нибудь перекусить там.
– И вы поехали? С кем-то или одна?
– Одна, конечно.
– Я полагал, что женщины не посещают рестораны в одиночестве. Кэролайн ни за что бы не поехала в ресторан без сопровождения, – заметил Джерри.
Он вспомнил, что его жена вообще не любила появляться на публике одна. Ей всегда нужна была аудитория, предпочтительно мужская. Она с превеликим удовольствием развлекала сопровождавших ее поклонников, встряхивая перед ними своей вороной гривой и по-особому прищуривая поблескивающие глазки.
Особым номером в ее репертуаре были огромные, обтянутые шелком груди, которые она самозабвенно демонстрировала своим поклонникам не только в ресторанах, но и в других местах. В ресторане, например, она могла привстать со стула и слегка наклониться над столом, чтобы дотянуться до фруктов. При этом ее спутник отчетливо видел в декольте ее платья глубокую белоснежную ложбинку между двух увесистых дынь и, по ее твердому убеждению, проникался мыслью, что только она, имея такие груди, была способна одарить мужчину незабываемыми восторгами и наслаждениями любви.
– Что ж, признаюсь вам, Джерри, меня это мало волнует, – равнодушным тоном сказала Аделин. – В ресторан я хожу, чтобы поесть, и не нуждаюсь в спутнике. Но вы, возможно, считаете, что это очень грустно, когда двадцатитрехлетняя женщина ужинает в ресторане, так сказать, в гордом одиночестве.
– Я вовсе так не считаю.
– В общем, после ресторана я не поехала сразу домой, потому что мне вдруг захотелось покататься на машине, – с улыбкой сказала она и добавила: – Мне это так редко удается. Я носилась по городу и пригородам примерно около часа и закончила «гонки» у здания нашей компании. Взглянув на свой родной второй этаж, я вдруг подумала: а почему бы мне не зайти сейчас в офис и не закончить какую-нибудь недоделанную работу? Не знаю почему, но в тот момент я не чувствовала себя очень усталой.
– Я рад, что этот мрачный день не вышиб вас из колеи. – Он отпустил ее запястье, и тотчас его длинный указательный палец заскользил вверх по руке Аделин.
Он бросил на нее беглый взгляд. Внезапно воцарилось напряженное молчание, и ему почудилось, будто они оказались в каком-то маленьком отдельном мире на двоих. Привычной реальности здесь не было места, все, происходившее с ним сегодня, ушло в небытие.
Для него в эту минуту существовали лишь две вещи: его необычные, путаные мысли и эта молодая женщина, которая сидела рядом с ним на диване и с нежностью смотрела на него, излучая ласку, тепло и энергию жизни.
На похороны она пришла в одежде, подобранной с тактом и вкусом. На ней была темная юбка, темно-бордовый джемпер и длинное черное пальто, которое она сразу, как только вошла в дом, сняла и повесила на крючок в прихожей.
Когда приехали на кладбище, он сразу разглядел ее в толпе. Укутанная в длинное пальто, она, со своими короткими, взлохмаченными ветром волосами, с огромными карими глазами и аккуратным, хрупким личиком, была в этот момент похожа на голодного и испуганного беспризорного подростка. На личике выделялись четко очерченные губы, которых он в эту минуту касался кончиками подрагивающих пальцев. Взяв его руку, Аделин отвела ее в сторону от своего лица и сказала:
– Послушайте, Джерри, я понимаю, что сегодня вы прошли через ужасное испытание. Может быть, это было самое ужасное испытание в вашей жизни. Пусть в вашей дальнейшей судьбе не будет больше подобных ударов, а будет больше благополучия и счастья… Я от души вам этого желаю. А сейчас вам надо хорошо отдохнуть, выспаться.
– Нет, мне не это сейчас надо, – пробормотал он в ответ, и его взгляд скользнул сначала по ее лицу, а потом – по всему телу.
Аделин всегда приходила на работу в строгой и в то же время подчеркнуто элегантной одежде: белая или кремовая блузка, темно-серый, черный или темно-зеленый пиджак, серая юбка или брюки темно-серых тонов, черные туфли на среднем каблуке… И почти полное отсутствие косметики на лице. Эта женщина имеет изящный вкус и умеет с достоинством преподнести себя, думал Джерри, когда его секретарша входила к нему в кабинет с очередной порцией документов и писем.
Нередко у него возникало желание прикоснуться к тому, что Аделин прикрывала строгой одеждой, – например, к ее груди. Однако всякий раз, как только он как бы в шутку начинал протягивать к ней руку, у молодой женщины срабатывал какой-то особый инстинкт самосохранения: она ловко увертывалась от него, с молниеносным проворством подсовывала ему какой-нибудь важный документ и тем самым окончательно отвлекала его от желанной цели…
Сейчас на ней был тонкий шерстяной джемпер темно-бордового цвета, и он плотно облегал ее хрупкие плечи, тонкие руки, небольшую, но упругую грудь. Джерри не мог оторвать глаз от груди Аделин, и это возбуждало молодую женщину, о чем свидетельствовало ее участившееся дыхание. Спустя минуту она скрестила на груди руки в надежде, что этот жест отвлечет его и он будет вынужден перевести свой похотливый взгляд на какие-нибудь нейтральные предметы в офисе. Однако маневр секретарши только еще больше раззадорил, растормошил воображение босса. Ему захотелось немедленно разъять ее руки и не только разглядеть, но и потрогать то, что она пыталась скрыть от его глаз.
О Боже, он, должно быть, уже сходит с ума!
Джерри потер ладонью лоб, взъерошил всей пятерней волосы и вдруг спросил ее:
– Вы когда-нибудь думали о замужестве? Аделин в недоумении уставилась на него, словно не понимая сути заданного вопроса, а спустя несколько секунд произнесла:
– Разумеется. А разве бывают женщины, которые не мечтают выйти замуж? Кому же из нас не хочется создать надежный уютный дом и жить в нем со своим любимым мужчиной счастливо, до конца отведенных нам дней?
Перестань болтать, строго приказала она самой себе. Сосредоточься, возьми себя в руки и уходи! Но ноги не слушались ее. Они отяжелели, будто кто-то специально надел на них свинцовые колодки, чтобы она не могла никуда уйти отсюда.
– Жить счастливо до конца дней? – Джерри грубо, цинично расхохотался. – Дайте мне знать, если после свадьбы вам удастся прожить хоть какое-то время счастливо.
У Джерри нервно дернулись губы, и Аделин вдруг стало до боли в сердце жалко этого человека, растянувшегося на диване. Самоуверенный, жесткий босс, он мог одним своим появлением в любой комнате компании оборвать любые разговоры, любые споры и ссоры между сотрудниками. Но вот сегодня, навеки простившись с женой, он вдруг превратился в беспомощного, беззащитного, самого обыкновенного смертного…
Под влиянием какого-то неосознанного импульса Аделин неожиданно для самой себя взяла обеими руками его большую руку. Джерри приподнялся и занял на диване полусидячее положение.
– О Боже, – произнес он и тяжело вздохнул. – Я чувствую себя так, словно только что пробежал марафонскую дистанцию в гористой местности.
– Вы, должно быть, выдохлись, – сказала она, – у вас очень усталый вид.
А в следующую минуту Аделин совершила невообразимое. Она протянула руку и нежно провела указательным пальцем по его щеке.
Внутри Джерри все затрепетало, закружилось, затанцевало. Он поймал ее пальчик губами и поцеловал. Затем закрыл глаза и принялся целовать один за другим кончики всех ее пальчиков. Потом он притянул ее к себе и, не открывая глаз, вслепую стал искать ее рот. Не прошло и нескольких секунд, как их губы встретились. Его тотчас бросило в жар. Она ощутила мягкое прикосновение мужских ладоней к своим щекам, а затем – жесткое прикосновение мужского тела к своему телу…
– Джерри… ты не должен… тебе не нужно…
В течение многих месяцев она тайно, постепенно влюблялась в этого мужчину, хотя и понимала всю бессмысленность и безнадежность этой неуместной любви. Но она ничего не могла поделать с собой, со своими упрямыми, глупыми чувствами, постепенно пересиливавшими ее здравый смысл.
– Мне нужно… – Что ему было нужно? Утешение? Частичное забвение прошлой жизни? Или, может быть, ему нужен был еще один шанс прожить жизнь заново, по-другому, не повторяя ошибок, которые так ожесточили его душу? – Мне нужно отвлечься, – услышал он собственный голос и нежно поцеловал ее в губы.
Они поцеловались еще, потом еще и еще. Потом он провел языком по ее губам, языком же раздвинул их и резко вонзил сладкое жало ей в рот, обильно пропитанный влагой с привкусом меда.
Это просто безумие, подумала Аделин.
– Вам нужно поспать, – пробормотала она, освобождая свои губы. – Может быть, вы позволите мне подбросить вас до вашего дома?
Джерри ничего не сказал в ответ. Он потянул ее на себя, и вскоре она уже полулежала на нем, и его пальцы теребили ее короткие светлые волосы.
– У вас были когда-нибудь длинные волосы? – буркнул он; его глаза были наполовину закрыты. – Не могу представить вас с длинными волосами.
– Мне пора идти.
– Короткая стрижка идет вам, – сказал он, и его рука скользнула снизу под ее джемпер.
У Аделин перехватило дыхание. Она сделала неуклюжую попытку оттолкнуть его руку, встать и отойти от дивана, но тут же против такого намерения восстали все ее безрассудные инстинкты, все чувства… Каждая клеточка ее тела стала твердить ей: «Останься, останься, останься. Прими его ласки. Потому что этого хотим не только все мы. Этого же страстно хочешь и ты сама».
– У тебя нежная, шелковая кожа, и глаза… как у газели, – произнес он сиплым голосом, и его рука медленно и ласково продолжила путь наверх.
Длинные мужские пальцы нащупали, обхватили и слегка сжали маленький упругий холм, осторожно оттянули кружевную чашечку бюстгальтера и нащупали горячий, твердый сосок. Аделин мягко дернулась, вздрогнула, уступчиво затрепетала, и с ее губ слетело полушепотом:
– Нет, мы не можем…
– Вы мне нужны, Аделин, – услышала она в ответ его прерывистый шепот. – Я хочу, чтобы вы согрели меня…
– Нет, я не нужна вам.
– Я хочу увидеть вашу грудь.
– Джерри…
– Снимите джемпер. Я хочу увидеть грудь.
Все ее чувства и мысли спутались, переплелись в один клубок… Она не могла оторвать глаз от его красивого лица… Подчиняясь ему и повинуясь своему собственному тайному желанию обнажить перед ним груди, свои напрягшиеся до боли соски, она подхватила снизу джемпер и стала медленно стягивать его через голову.
Сняв джемпер, Аделин склонилась над Джерри, так что он видел перед собой лишь белый кружевной бюстгальтер, который быстро поднимался и опускался. Ее прерывистое дыхание усилило его возбуждение, и он, быстро нащупав застежку, нетерпеливым и опытным движением разомкнул ее – и из нежного плена кружев вырвались маленькие, изящные груди с большими розовыми сосками. Груди были явно в состоянии «эрекции». В состоянии явного возбуждения находилась и сама обладательница красиво напрягшихся грудей. Ее рот был полуоткрыт, глаза затуманились, а тело нетерпеливо подергивалось и трепетало.
Джерри слегка приподнялся, подтянул Аделин поближе к себе и, наклонившись, стал поочередно посасывать крупные, вздыбившиеся от возбуждения соски. У него тоже кое-что напряглось, и, когда на вздувшийся под брюками бугор мягко легла тонкая женская рука, он, не переставая ласкать соски Аделин, нащупал на брюках молнию и начал медленно расстегивать ее…
Неужели это происходит в реальности? Аделин чувствовала себя, как во сне. Глядя, как его сильные пальцы поглаживают и нежно мнут ее груди, она распалялась все больше и больше. Когда же ее взгляд переместился на толстый, гибко покачивающийся стебель, всю ее пронзило острое, дикое желание немедленно познать этого мужчину.
Она встала с дивана, но только для того, чтобы освободиться от тесной юбки, колготок и нижнего белья.
Ей не терпелось ощутить его жесткое, поджарое тело рядом со своим, но у него на уме был другой сценарий. Увидев свою секретаршу обнаженной, сдавшейся на его милость, Джерри резко сел и, обхватив ягодицы Аделин, притянул ее к себе и стал нежно дуть на треугольник светлых шелковистых волос, которые едва прикрывали ее расселину любви.
Когда кончик его языка и кончики пальцев стали поочередно, как легкие перышки, касаться ее женского сокровища… и когда от этих прикосновений кровь в ней закипела, а все ее мысли и чувства переплелись и превратились в одно сплошное бушующее пламя, Аделин издала громкий, протяжный стон, запрокинула назад голову и инстинктивно раздвинула ноги.
Но Джерри внезапно прекратил ее ласкать и приказал ей оседлать его. То, что Аделин к этой минуте была уже совсем голая, а Джерри все еще лежал на диване в рубашке и в расстегнутых брюках, выглядело странно и в то же время возбуждающе.
Она послушалась и осторожно опустилась сверху на подрагивающий в нетерпении ствол. А потом они пустились в бешеные гонки, от которых никто никогда не устает.
Аделин смотрела сверху вниз на Джерри и как хотела использовала его разбухший, отвердевший стебель. Она, то медленно насаживалась на него и также медленно поднималась до самой его верхушки; то в стремительном темпе скользила по нему сверху вниз и снизу вверх; то делала круговые движения своими гладкими белоснежными бедрами…
Джерри не мигая смотрел на нее, оглядывал ее всю, и в его антрацитово-черных глазах ни на секунду не переставало плескаться буйное пламя желания. Его большие руки цепко, как тиски, сжимали упругие ягодицы Аделин, а глаза жадно наблюдали, как раскачивались и подпрыгивали в такт их бурного совокупления ее маленькие груди с большими сосками.
По мере того, как движения оседлавшей его наездницы становились все более резкими и быстрыми, бушевавшая в нем волна дикой, необузданной страсти вздымалась все выше и выше. И вот он уже почувствовал в паху удары незримых молний – признаки стремительно приближавшегося оргазма. Мелькнуло еще мгновение, другое – и Джерри, издав дикий рык, взмыл на седьмое небо. Почти в тот же миг громко застонала Аделин… Через секунду ее стон перешел в крик, а крик превратился в пронзительный визг… Потом она затихла, затрепетала и в изнеможении упала на грудь Джерри.
Он нежно обнял Аделин, прижал ее разгоряченное, уставшее тело к своему телу. Он лежал, не двигаясь, и испытывал невероятно глубокое удовлетворение и невероятно сладостное блаженство…
Поцеловав Аделин в лоб, Джерри закрыл глаза. Его начал одолевать сон. Сладкий, необоримый сон.
– О Боже, Джерри!… Мне не верится… Как же все это произошло между нами? – Аделин начала осознавать весь ужас случившегося. Возможно, в понедельник, когда они придут на работу, он предложит ей подать заявление об уходе. Вскочив с дивана, она быстро оделась и сказала: – Не знаю даже, какими словами выразить тебе мое сожаление… Пожалуйста, не думай, что я виню тебя в чем-то… Я не… Во всем виновата я сама. – Ее голос задрожал. – И я прекрасно пойму тебя, если в понедельник ты попросишь меня покинуть компанию.
Аделин подошла поближе к краю дивана, который служил им в эту ночь изголовьем, и тихим голосом окликнула босса. Не услышав ответа, она приблизилась к Джерри вплотную и, когда наклонилась над ним, увидела, что он крепко спал. Несколько минут Аделин стояла в раздумье посреди кабинета. Затем тяжело вздохнула, надела пальто, повязала шарф и, тихонько прикрыв за собой дверь, покинула офис.
Они оба действовали под влиянием какого-то безумного импульса, думала Аделин, уже выходя из здания. Разница только в том, что у Джерри было оправдание, а у нее не было. Произошла удручающая подмена ролей. Ведь обычно, когда женщина напивается, мужчина, находящийся рядом с ней – он может оказаться даже незнакомцем, – извлекает для себя из ее состояния выгоду. Но когда напивается мужчина, находящаяся около него женщина, как правило, никакой выгоды для себя не ищет… Когда Джерри проснется, он может подумать, что она извлекла для себя такую выгоду, воспользовавшись его опьянением и временной беззащитностью. Эта мысль вызвала в ней ужасную реакцию.
Если Джерри не выгонит ее с работы, она извлечет из всего случившегося серьезный урок. Она докажет ему, что проявленная ею слабость была следствием ее внезапного и уже прошедшего сумасшествия. Ей самой пришлось убедиться, насколько глубокой была его скорбь после похорон жены. Эта скорбь явилась для него оправданием для использования ее, Аделин, в качестве отдушины, а она в свою очередь позволила самой себе быть использованной в качестве такой отдушины.
Теперь она может вернуть себе самоуважение только одним способом: сделать все от нее зависящее, чтобы подобное больше никогда не повторилось. Никогда.