Под сенью виноградных лоз

11

«Форд-Таурус» мчался по шоссе, рассекая светом фар сгустившиеся сумерки. Этот свет выхватывал из тьмы силуэты гигантских эвкалиптов, стоящих словно призрачные часовые по обеим сторонам дороги. Два горных хребта, которые тянулись более чем на тридцать миль, образуя узкий коридор долины, бесформенными очертаниями темнели на фоне звездного неба.

Диди Салливан сидела за рулем взятой напрокат машины, очки, как всегда, торчали у нее на голове, зарывшись в коротко подстриженные волосы. Келли сидела рядом, взгляд ее постоянно устремлялся на окутанный тьмой пейзаж за окнами машины. Ей чудилась дьявольская ирония в том, что двенадцать лет назад она в темноте покинула эти места и теперь во тьме же возвращается, нарушив клятву, что никогда более нога ее не ступит на эту землю.

– Нисколько не удивлена, что твой самолет задержался больше чем на час. Так уж нам здесь везет. – Завидев впереди автомобиль, Диди включила нижние фары. – Я надеялась, что с твоим приездом все изменится. Но что-то непохоже.

– Как я понимаю, у вас здесь проблемы?

В дрожащем свете фар Келли различала бегущие за окном виноградники. Они дремали в тихом сиянии луны. Здесь, на юге долины, где самые ровные участки, сажали обычно шардоне и рислинг – разновидности белого винограда, на них благотворно влияли прибрежные туманы; зарождавшиеся летом в заливе Сан-Пабло, они стелились густым молоком по долине, оставляя на виду лишь отдельные торчащие холмики.

– Мало сказать, проблемы, – рассмеялась Диди. – Ничего, кроме них, у нас вообще нет. Мы находимся здесь уже два полных дня, сегодня – третий, и до сих пор ни одной приличной пленки. Первый день работали как проклятые – кадры один лучше другого: сбор винограда; мексиканцы с удивительными лицами – у каждого своя история; работники, загружающие полные корзины винограда в грузовики; бригадир, учитывающий их работу; тяжело нагруженные машины, ползущие по дороге; виноделы с руками, выпачканными ягодным соком; виноград, измельчающийся в дробилках; бурлящий в чанах сок; и наконец – завершение рабочего дня и усталые люди на фоне ослепительного заката. – Отпустив руль, Диди драматично воздела руки. – И все это погибло.

– Как? – спросила Келли, стараясь отогнать собственные воспоминания о сборе винограда, ожившие от рассказа Диди. – Что случилось?

– Какие-то неполадки с камерой. – Диди печально вздохнула. – Светлые полосы на пленке. И что меня окончательно расстроило, так это собственная глупость. Стив хотел проверить пленку, снятую у виноделов, на мониторе, а я не хотела тратить время. Торопилась на виноградники – поснимать там, пока светит солнце и можно добиться интересных световых эффектов. Сколько времени мы бы потеряли, согласись я со Стивом? Ну, десять-двадцать минут. И обнаружили бы брак значительно раньше. А так узнали о нем только поздно вечером. Вчера Стив уехал в Сан-Франциско чинить камеру. Полетела оптика, и ему потребовались новые объективы. Сегодня он вернулся – как раз перед тем, как мне ехать на аэродром.

– Но сейчас-то камера работает. – Впереди замаячило до боли знакомое старое здание, там когда-то размещался придорожный магазинчик. А почти двадцать лет назад его превратили в Оаквилльский универсам. Келли частенько заходила туда поглазеть на всякие лакомства, которые там продавались, – трюфеля, перепелиные яйца, баночки с икрой и французские паштеты.

Она и сейчас помнила несравненный запах свежеиспеченных французских булок, не забыла, как работники с виноградников, разгоряченные и потные, проталкивались к прилавку за сандвичами и холодным пивом, рядом стояли туристы в шортах, с болтавшимися на шеях фотокамерами, и женщины в шелковых платьях, на высоких каблуках. Перед магазином останавливались и «Мерседесы», и пропыленные грузовики.

– Да, работает, – согласилась Диди безрадостно. – Счастье, что у нас есть лишних два дня. Без них не обойтись.

– Похоже на то. – Слева показался освещенный фасад винодельни «Мондави». Келли с усилием прислушивалась к словам Диди: слишком многое ее отвлекало – знакомые места, горькие воспоминания. И все же она нуждалась в этой беседе – та отвлекала ее от прошлого. – А в Ратледж-Эстейт вы успели побывать?

Диди кивнула.

– Завтра пойдем. Я уже предупредила миссис Ратледж. – Миссис Ратледж – это звучало непривычно. Для Келли она была мадам или Кэтрин Ратледж – так больше подчеркивалась сила ее личности. – Она показала мне сад. Там можно великолепно снять интервью. – Диди замолчала и улыбнулась Келли, приподняв одну бровь. – Так вот, знай, по ее мнению, нам будет удобно прийти к ней завтра в час тридцать. Удача, что она согласилась, чтобы мы пришли и послезавтра утром, а то, боюсь, мы не успели бы за один раз снять и дом, и винодельню, и сад, и виноградники.

– На интервью полутора суток более чем достаточно, – сказала Келли. – Но, боюсь, материал будет трудно резать. Кэтрин – прекрасная рассказчица.

– Согласна с тобой. За то короткое время, что я с ней общалась, у меня сложилось такое же мнение. Хотелось бы сделать о ней полнометражный документальный фильм. Может, уговорить Хью на две версии, – размышляла она вслух. – Одну – для программы, а полнометражную… – Она оборвала себя на полуслове и пожала плечами. – Вот ведь размечталась.

– Да… – протянула задумчиво Келли, в то время как они проезжали деревушку Рутерфорд – несколько домишек у перекрестка дорог.

– Радуйся, что у тебя есть возможность завтра выспаться. А мы все встаем ни свет ни заря. Мы едем на виноградник. Хочу поснимать рабочих при первых лучах солнца. К ленчу вернемся. Тебе понравится гостиница, где мы остановились. Совсем по-домашнему. Наша горничная, Марджори, – сущий бриллиант. Она даже холодный ленч нам готовит. Обязательно попробуй ее тосты по-французски, – расхваливала служанку Диди. – Она добавляет к маслу специальный соус.

Когда они подъезжали к Сент-Хелен, Диди замедлила ход, сворачивая на одну из боковых улиц.

– Я забыла тебе сказать, что нас пригласили на грандиозный прием в честь барона Фужера. И даже разрешили поснимать все, кроме обеда. – Она взглянула на Келли. – Ты ведь встречалась с бароном. Как ты смотришь на то, чтобы взять у него небольшое интервью, попросить поделиться впечатлениями от Напа-Вэлли, поместья Ратледжей и так далее?

– Можно, – согласилась Келли без энтузиазма. – Только он слишком большой педант. Будет обидно, если я возьму интервью, а потом пойму, что оно слишком скучное, и выброшу в корзину.

– Веский аргумент. – Через несколько минут Диди уже въезжала во двор викторианского особняка, утопающего в зелени дубов и вязов. – Вот и добрались, – объявила она, останавливаясь. – Мы заказали тебе лучшую комнату.

Кровать в комнате Келли, старомодная, «с шишечками», была покрыта выцветшим и мягким от множества стирок уютным одеялом. Перед секретером красного дерева стоял стул в стиле чепендейл. Диван у камина был обит цветастым, «веселеньким» ситчиком. В ванной комнате, прилегающей к номеру, смеситель был в виде лебедя, а краны – лапок с коготками. Гофрированная занавеска для душа свисала с железного карниза овальной формы.

Поставив сумку на пол, Келли подошла к дверям, ведущим на балкон. Взявшись за медную ручку и ощутив ее прохладную и гладкую поверхность, Келли распахнула двери и вышла в ночь.

По решетке балкона вились розы – теплый ночной воздух благоухал. Раскинутые ветви дубов живописно обрамляли серебрившийся вдали в лунном свете виноградник. На востоке ночное небо прорезала зубчатая линия гор Вакас – не столь высоких, как остальные. Келли залюбовалась игрой света и тени на их склонах.

Этот пейзаж она видела впервые, но подобное зрелище не было ей в диковинку. Келли всматривалась в темноту, ища знакомые места и подсознательно пытаясь угадать, где на этих темных склонах скрывается ее любимое местечко под корявым дубом, где она провела столько часов. Иногда она брала с собой туда книгу, иногда просто мечтала, а то и плакала от очередной обиды, иногда бездумно созерцала горы Майакемэс, на склонах которых росло красное дерево, в то время как в горах Вакас только дуб, сосна и мадронья, и наблюдала перемены, которые приносили с собой в долину разные времена года.

Зимой спящие лозы иногда под дождем или серебрясь от инея причудливо изгибали сухие потемневшие стебли. А потом приходили теплые весенние дожди и склоны гор начинали дружно зеленеть, а земля на виноградниках становилась желтой – это цвела дикая горчица.

С океана дули свежие ветерки – начиналось буйство цветов, виноградные лозы покрывались зеленым пухом, который со временем становился настоящим виноградным листом, а потом приходила жара, трава на склонах блекла, а в виноградниках, где уже зрели ягоды, пропахивали междурядья и вырывали сорняки.

А потом наступала деятельная, сумасшедшая пора осени, когда сезонные рабочие обходили ряд за рядом виноградники, срывая нежные плоды, а в воздухе остро пахло виноградным соком. Постепенно листья меняли цвет, окрашивая долину в неуловимые оттенки алого и золотого, потом они опадали, и тогда на виноградники снова выходили рабочие, они подрезали кусты, убирая все лишнее. Дым от костров поднимался вверх.

Все менялось в течение года, земля обновлялась, а жизнь Келли оставалась все такой же безрадостной.

И вот она вернулась. Но интуиция подсказывала ей, что нужно отсюда бежать – и немедленно, пока еще есть время.

Хан Ли, шеф-повар Ратледж-Эстейт, потомок китайских эмигрантов в пятом поколении, бесшумно вынес на террасу поднос с крепким черным кофе по-европейски и поставил его на столик рядом с Кэтрин.

– Мадам что-нибудь нужно? Может быть, свежее печенье? – предложил он.

Кэтрин подняла глаза на барона. Тот покачал головой.

– Пожалуй, не надо, Хан Ли. Спасибо, – сказала она, берясь за кофейник.

Поклонившись, повар удалился так же бесшумно. Кэтрин налила в чашки дымящийся кофе, передала одну из них Эмилю и поставила кофейник на поднос.

– Я очень рада, что вы смогли прийти сегодня утром, Эмиль. – Она говорила по-французски, зная, что барон предпочитает изъясняться на родном языке. – Гил совсем не отпускает вас от себя.

– Ему много чего надо мне показать. – Со времени их последней встречи в Нью-Йорке он стал держаться с ней значительно сдержаннее – видно, Гил хорошо поработал. – У вашего сына очень любопытная тактика в маркетинге и куча идей относительно сбыта продукции. Он – бизнесмен, идущий в ногу со временем.

– Да. Об этом говорят и его успехи в деле. – Кэтрин гордилась достижениями сына – факт, который удивлял многих в долине и больше всего самого Гила. – Меня также радует, что качество его лучших вин повышается с каждым годом – за небольшим исключением. Да и весь район очень преуспел за последнее десятилетие. Я имею в виду качество. Обратитесь к дилерам, и они скажут вам, что вина с этикеткой Напа-Вэлли идут нарасхват. – Кэтрин сделала глоток. – Это показательно, учитывая, что в Напа-Вэлли производится лишь пять процентов всех калифорнийских вин. А теперь и этот процент снизился.

– Почему? – нахмурился барон.

– Появилась новая разновидность филлоксеры. – Кэтрин поставила чашечку на блюдце. – По расчетам, три четверти кустов в долине придется выкапывать и заменять. К несчастью, еще два года назад некоторые виноградники прививали черенки к подвою АКР, который не способен противостоять инфекции. Это был гибрид амарона и местного сорта.

– Очень непредусмотрительно, – заявил барон. – Мы во Франции давно не используем этот подвой. Растет он быстро, но слишком прихотлив.

– Помнится, ваш дед шестьдесят лет назад тоже скептически к нему относился. К счастью, я всегда помнила его советы. – Она сделала недовольную гримаску. – А вот бедняге Тилу не повезло. Ему придется заново засаживать свои виноградники. Он, конечно, говорил вам.

Барон впервые об этом слышал, но как истинный бизнесмен ничем не выдал своей неосведомленности.

– Ну конечно.

За дверью послышались шаги. Кэтрин обернулась. На террасу входил Сэм. Удачнее момента для его появления подобрать было трудно.

– А вот и Сэм, – провозгласила Кэтрин, автоматически переходя на английский. – Он покажет вам наши виноградники и винодельню. У вас будет шанс узнать друг друга поближе.

– Если, конечно, вы располагаете временем, барон, – вежливо заметил Сэм и, обойдя стол, пожал руку приподнявшемуся барону. В душе он был недоволен навязанной ему ролью гида, понимая, что Кэтрин ищет возможность продемонстрировать барону его способности и доскональное знание винодельческого процесса.

– Время найдется, – ответил барон.

Сразу же после кофе Сэм с бароном отправились в джипе на виноградники. Вначале они посетили так называемый виноградник Сола, расположенный на склоне. Сэм продемонстрировал барону ирригационную систему, установленную здесь на втором году засухи, чтобы спасти здешний виноград, из которого производилось семьдесят процентов лучшего вина. Барон задал несколько вопросов о саженцах и о проблеме филлоксеры в Калифорнии, но самим виноградником интересовался мало.

Клод уже поджидал их у старого каменного здания винодельни. Сэм познакомил барона со стариком, прибавив:

– Клод – уроженец Шато-Нуар. Его дед был там главным виноделом.

– Значит, ваш дед Жерар Бруссар? – Барон смотрел на Клода с любопытством.

– Да. – Клод утвердительно кивнул.

Барон понимающе склонил голову, сохраняя задумчивый вид.

– Имя вашего деда глубоко почитается в Шато-Нуар. – При этих словах Клод еще более расправил свои могучие плечи. – Вы давно живете в Ратледж-Эстейт?

– Мы с дедом приехали на том же пароходе, на котором вернулась в Америку мадам после смерти своего мужа. Мне было тогда всего тринадцать лет. Мы помогли мадам посадить новые саженцы и сделать со временем из нового винограда хорошее вино.

Разговор шел по-французски. Сэм понимал далеко не все. То же самое продолжалось и в самой винодельне. Интересно, предвидела ли такой поворот Кэтрин, думал Сэм. Лично он находил все это весьма забавным.

– Любопытный тип этот мсье Бруссар, – заметил барон после того, как они, покинув винодельню, направились в офис.

– Отличный специалист, – заявил Сэм. – Ему нет равных в долине, разве что Андрэ Челищев. Тому уже далеко за восемьдесят, а может, и все девяносто, но он по-прежнему является консультантом нескольких винодельческих компаний.

– Я слышал о нем. – Барон кивнул.

Любой человек, оказавшийся хоть на какое-то время в долине, непременно слышал это имя. Челищев был такой же легендой, как Кэтрин или Клод Бруссар. Великий винодел без собственной винодельни.

Барона, видимо, больше интересовала отчетность, чем посещение виноградников и винодельни. Он внимательно изучал объем продаж и производства, сметы, задавал самые разные вопросы. Только через час Сэму удалось увести его в свой кабинет, расположенный в самом конце перестроенной конюшни.

Гейлин принесла им кофе по-американски. Попивая его, они обсуждали погоду, нынешнюю засуху и ее возможные последствия для Калифорнии. Наконец барон поставил пустую чашку на блюдце и поудобнее устроился в кресле.

– Скажите мне, что вы думаете о возможном сотрудничестве «Ратледж-Эстейт» и «Шато-Нуар»? Я до сих пор не знаю вашего мнения, – проговорил он.

Откинувшись в кресле, Сэм неопределенно мотнул головой.

– Мое мнение здесь ничего не значит. Решение останется за вами и Кэтрин.

– Но мне хочется услышать ваше мнение, – настаивал барон.

Сэм попытался еще раз уклониться от ответа.

– У этого союза есть свои преимущества.

– Ваши слова трудно назвать ответом.

– Пожалуй. – Сэм склонил голову в знак согласия. – Но более дипломатичного ответа я подобрать не могу.

Барон ухватился за его слова.

– Значит, вы не одобряете идею сотрудничества? Сэм усмехнулся.

– Вы загоняете меня в угол.

– Совсем нет. Но я решительно хочу знать ваше мнение.

– В таком случае, – ответил Сэм, пожав плечами, – чтобы быть честным, скажу: на мой взгляд, сделка выгодна только одной стороне.

Барон нахмурился.

– Не понимаю. Почему одной? Условия одинаковы для обеих сторон.

– Это только так кажется. Если соглашение будет подписано, выиграете только вы. Мы же многое теряем.

– Не понимаю, почему? – Барон недоуменно пожал плечами. – Объясните.

– Это земля Ратледжей, барон. Каждый год мы собираем виноград Ратледжей и перерабатываем его в вино Ратледжей. Как только вы с Кэтрин заключите союз, все тут же изменится. В будущем, когда здесь, в поместье, станут производить замечательные вина, лучше многих французских, включая и ваши, «Шато-Нуар» разделит нашу славу. – Сэм немного помолчал. – По правде говоря, мне не нравится эта идея. Если бы роли поменялись и потерять лицо пришлось бы «Шато-Нуар», я думаю, вам бы это тоже не понравилось.

Тень удовлетворения пробежала по лицу барона, он уселся поглубже в кресле, внимательно глядя на Сэма.

– А если бы решение принимали вы?

– Если бы решение принимал я, – сказал Сэм, улыбаясь, – то никогда бы не вступил с вами в контакт.

– А вы говорили Кэтрин о своем отношении к проекту?

– Нет, но она меня и не спрашивала.

– Понимаю, – ответил барон, задумчиво кивнув, и посмотрел на часы. Был почти час дня. – Я даже не ожидал, что прошло так много времени. Обещал своей жене вернуться к ленчу. Во время моего пребывания здесь я уделяю ей очень мало внимания.

– Я отвезу вас. – Сэм поднялся с кресла. Доставив барона в отель, Сэм вернулся в поместье и подъехал прямо к дому, чтобы поговорить с Кэтрин. У подъезда он увидел светло-голубую – из проката – машину и микроавтобус, через распахнутые дверцы которого была видна телевизионная аппаратура. Группа уже прибыла.

Его первым желанием было поскорее убраться подальше, но, поразмыслив, он вылез из джипа и направился в дом.

Бьющий сквозь застекленные двери солнечный свет заливал отделанный мрамором холл и стоящих спиной к террасе телевизионщиков. Среди них Сэм заметил хрупкую фигурку Кэтрин, но первой в глаза Сэму бросилась высокая и стройная Келли Дуглас.

Стараясь не выдать своего волнения, он подошел к группе. Келли обернулась на звук его шагов, глаза ее невольно блеснули, а губы тронула мягкая улыбка. Почему, едва взглянув на нее, он чувствует, как кровь в нем закипает желанием?

Присоединившись к ним, он сначала сообщил Кэтрин, что доставил барона в отель, и только после этого протянул руку и поздоровался с Келли:

– Привет, Келли! – Он почувствовал по ее дрогнувшим пальцам, как между ними нарастает напряжение.

– Сэм! Как приятно видеть вас снова! Интонация, с какой были произнесены эти слова, выражала лишь безупречную вежливость, не больше. Защитные силы ее теперь были наготове и способны отразить любую атаку. Почему это так?

– Добро пожаловать в имение Ратледж!

Он ощутил крепкое пожатие ее пальцев, тут же разжавшихся – в следующую же секунду она отняла руку. Интересно, ощутила ли она эту теплую волну, когда ладони их соприкоснулись?

– Спасибо, – сказала она и начала представлять его своей телевизионной группе.

Когда эта церемония завершилась, внимание его опять устремилось к ней. Волосы ее были затянуты в тугой узел – простой и одновременно замысловатый. Проникавший через открытую дверь террасы солнечный свет ложился темно-рыжими бликами на ее голову.

– А разве Хью не с вами? – осведомился он.

– Он хотел приехать, но не смог выбраться, – ответила Келли.

– Но списком местных ресторанов, которые необходимо посетить, он нас снабдил, – с улыбкой заметила стоявшая рядом режиссер Диди Салливан – говорила она лениво, с легкой растяжкой. – Жаль только, что он не выкроил нам для этого времени.

Раздался тихий шелест каучуковых подошв по мрамору – это приближалась экономка миссис Варгас.

– Извините, мадам, но вас просят к телефону, – обратилась она к Кэтрин, как всегда строгая и важная в своем черном форменном платье с высоким накрахмаленным воротничком. – Кажется, у поставщика какие-то проблемы, которые ему необходимо с вами обсудить.

Кэтрин суховато кивнула и произнесла:

– Сэм, ты ведь покажешь Келли и мисс Салливан дом, пока я поговорю по телефону?

– Да, мы собрались поснимать миссис Ратледж и в доме тоже, – пояснила Диди Салливан. – Хотелось бы показать интерьер, если вы не против.

– Конечно, – согласился Сэм и улыбнулся в ответ на ее обаятельную улыбку.

– Мы расположимся на террасе. А когда вы кончите, тут мы и приступим, – сказал подошедший оператор.

– Резонно, – кивнула Диди и сделала приглашающий знак рукой. – Ну, ведите же нас, – повернулась она к Сэму.

Келли шла вслед за ним, едва сдерживая нетерпение. В детстве она считала этот дом эталоном роскоши и величия.

Здесь были гостиные с причудливыми диванами в стиле Людовика XV, стояли тонкие фарфоровые китайские вазы эпохи Мин и фарфоровые собачки эпохи Фу, старинный хрусталь и лиможский фаянс. Стены были выкрашены в нежно-пастельные тона, которые оттеняли полотна импрессионистов в драгоценных рамах.

За тяжелыми резными дверьми помещалась украшенная ореховыми панелями библиотека, вся сверху донизу в книжных полках с богатейшим выбором книг – художественных, научных, классики и детских изданий. На полу там и тут лежали блеклые персидские ковры, а над камином на стене висело скульптурно-причудливое переплетение голых виноградных ветвей.

Парадная столовая была необъятных размеров, с тяжелыми красного дерева сервантами и буфетами, несшими явные признаки стиля Людовика XVI. Трехъярусная люстра уотерфордского хрусталя бросала сверху свет на длинный стол и обитые гобеленом стулья.

В южном крыле находился зимний сад с тропическими растениями, там стояла резная деревянная мебель, окрашенная вручную, с орнаментом и старинной чеканкой, выполненной на железе и олове.

Убранство музыкальной гостиной состояло из черного дерева фортепиано, нового стереомагнитофона с компактными дисками и старенькой магнитолы. В просторной гостиной, выходившей на террасу, внимание на себя обращали вазы с осенними листьями и камин с отделкой из сосны.

На втором этаже, если подняться по мраморной лестнице, расположенной в глубине холла, находились комнаты для гостей, меблированные большими кроватями с колонками и резными изголовьями, а также украшенными бахромой оттоманками и сундуками в восточном стиле, расставленными даже с некоторым изяществом.

Когда, ведомые Сэмом, они поднялись на второй этаж южного крыла, Келли перестала считать комнаты. Сэм толкнул правую дверь и отступил, пропуская их вперед. Диди уже хотела было войти, но тут снизу послышался голос оператора Стива, окликающий ее.

– Я догоню вас потом, – сказала она и поспешила вниз.

Помедлив долю секунды, Келли вошла. Комната оказалась угловой, в ней отсутствовала мебель, паркет был старый, поцарапанный. Высокие узкие окна выходили на две стороны. Сквозь них в комнату лился поток солнечного света. Но запах тут был какой-то странный: пахло затхлостью, пылью и чем-то еще – Келли не сразу поняла чем.

Охваченная любопытством, она обратилась к Сэму:

– А это что за комната?

Он стоял в проеме двери, прислонившись плечом к дверной раме.

– Моя мама использовала ее в качестве мастерской, хотя сама она предпочитала называть ее «студия».

Сухость и сдержанность его тона показались ей даже забавными.

– Ах да, ведь у вас была мама-художница, – припомнила Келли и тут же поняла, что в комнате сохранился слабый запах скипидара и масляных красок.

– Она ведь занималась масляной живописью, не так ли?

– Среди прочего. В разные периоды она увлекалась разной техникой. – Взгляд его блуждал по комнате. – То она хотела стать женской разновидностью Дали, то – Уайета, то – Уорхола, но каждый из стилей надоедал ей раньше, чем она успевала овладеть им. Когда ее призывала муза, она могла работать в этой комнате часами без перерывов, а иногда и днями.

Мысленно он унесся в прошлое. Келли поняла это по его голосу, по выражению лица.

– Вы, наверное, в детстве проводили здесь немало времени, наблюдая, как она работает? – высказала догадку Келли.

Взгляд его опять сосредоточился, выражение лица стало жестче.

– Мне не разрешалось входить сюда.

Она была поражена этим ответом, бесстрастным тоном его и тем, как неожиданно она поняла, что он все это время оставался в дверях и так и не переступил порога комнаты, в которую ему не разрешалось входить в детстве.

– А ваш отец? – осторожно спросила она, вспоминая время, когда она так часто мечтала жить в этом доме, мечтала тоже носить фамилию Ратледж.

– Виноградники отнимали у него все время. Они и еще ссоры с дядей.

– Ну а вами-то кто занимался?

Плечо его приподнялось в небрежном пожатии.

– Мои родители обеспечивали меня квалифицированными няньками до тех пор, пока я сам не смог заботиться о себе.

«Мои родители обеспечивали меня няньками». От слов этих на нее повеяло холодом, иллюзии о жизни в этом доме, которые она питала, разбились вдребезги. Все еще цепляясь за осколки, Келли сказала:

– Но у вас оставалась Кэтрин, у вас была бабушка. Рот его искривила насмешливая улыбка.

– Кэтрин едва ли можно причислить к тем, кого считают идеальными бабушками – эдакий добрый ангел, у которого всегда наготове ласковое слово и вазочка, полная шоколадных печений собственного изготовления.

Резким движением он оттолкнулся от дверного косяка, бросил на нее взгляд, и Келли почувствовала, что Сэм сожалеет даже о том немногом, что он рассказал ей о своем детстве.

– Ну что, поедем дальше?

– Конечно. – Келли поняла, что он не нуждается ни в ее жалости, ни в ее сочувствии.

Выйдя из пустой комнаты, она вслед за ним пересекла холл; теперь оставалось открыть лишь одну дверь. Сэм протянул руку к медной ручке.

– Это моя комната.

Реакция ее была мгновенной – она не хотела ничего больше узнавать о нем.

– Ну, туда мне заходить необязательно. Ведь там снимать мы не будем, – сказала она резко и двинулась вперед раньше, чем он успел что-либо ответить.

– Наверное, они уже ждут меня там. Возле террасы отыщется какая-нибудь ванная? Мне надо будет подкраситься перед съемкой.

– Да, ванная рядом, – и он отошел от двери.

По мраморной лестнице они спустились вниз, в нижний холл. Взяв свою большую матерчатую сумку, Келли прошла в туалетную комнату на первом этаже.

Когда через десять минут она вышла оттуда с подновленным макияжем, Сэма уже не было в холле. «Вот и хорошо», – подумала она. Она уже начинала испытывать обычное волнение перед интервью, и ей не нужна публика, наблюдающая за ней, даже если эта публика состоит из одного человека. Особенно если этот один – Сэм Ратледж.