Под сенью виноградных лоз

22

Обшитые деревом стены библиотеки поблескивали в лучах утреннего солнца, щедро лившегося в окна. Мягкими шагами Келли ходила по комнате, то проводя пальцем по кожаным корешкам на полке, то трогая лупу на письменном столе. Тишину нарушил приглушенный звук телефонного звонка. Подходить она не захотела: пусть ответят миссис Варгас или Кэтрин. Она чувствовала беспокойство и, не зная чем себя занять, ненавидела себя за такое настроение.

Подойдя к окну, она печально вздохнула. Вчерашний день ничего ей не принес, хотя… Огорченно поджав губы, Келли вынуждена была признать, что это не совсем так. Она проникла в кое-какие семейные тайны, но этот новый груз не облегчил ее ноши.

– Вас к телефону, мисс Дуглас, – неслышно ступая, в дверях появилась домоправительница.

– Спасибо, миссис Варгас.

Келли вернулась к столу и сняла отводную трубку.

– Келли Дуглас слушает.

– Келли, это Хью.

– Хью! – Все, о чем она боялась думать это время, сразу же нахлынуло на нее. – Как дела? Как Диди проинтервьюировала Джона Тревиса? Получилось?

– Великолепно. Позвонил я вот почему…

– Да?

– Тебе придется связаться с твоим агентом, Келли. Ему предстоят кое-какие переговоры, и, как я думаю, он не захочет их вести, предварительно не побеседовав с тобой.

– Что за переговоры? – Келли невольно вскинула подбородок, чувствуя, что уже знает ответ.

– Келли… – Хью пробормотал ее имя с явной укоризной и сожалением. – Ты, разумеется, не нуждаешься в том, чтобы я растолковывал тебе все, называя вещи своими именами…

– Именно нуждаюсь!

Долгая пауза, а за ней новый тяжелый вздох.

– О Боже… Ну-ка принеси мне стаканчик винца, чтоб я мог промочить горло и проветрить мозги и сказать что-нибудь дельное… – Чтобы как-то смягчить неловкость, Хью прибегнул к цитате.

– Не нужно дельною, Хью, скажи только правду.

– Я думал, правда и так бросается в глаза, Келли.

– Да уж… В Айове говорят: торчит как медный гвоздь в свином ухе, – сухо ответила ему Келли. – Меня хотят снять и заменить в программе другим ведущим, верно? – И не дожидаясь, пока Хью это подтвердит, она продолжала: – Можешь сказать им там, что я буду бороться, отбиваться когтями и зубами, и отбиваться отчаянно. Отец достаточно уже попортил мне жизнь, и я не собираюсь, чтобы теперь он стоил мне работы. И карьеры.

– Келли, лично против тебя никто ничего не имеет.

– Это не так, Хью! На самом деле это именно очень личное!

– Ну попробуй же понять! Твоя репутация, твой авторитет оказались самым серьезным образом подорваны.

– Мне это очень хорошо известно. Как и то, что все можно поправить.

– Каким образом? – Голос Хью выдавал его скептицизм.

Точного ответа на этот вопрос у нее не было.

– Возможно, если б меньше думали о том, кем меня заменить, а больше о том, как исправить положение, выход был бы найден. Я отнюдь не единственная жертва, пострадавшая, как физически, так и морально, от алкоголика-отца. Возможно, мне стоило бы взять интервью у какого-нибудь видного деятеля, сумевшего завоевать себе имя вопреки дурной репутации своего отца. Схожая история могла бы повлиять на мнение телезрителей о моей персоне. Найти выход, Хью, дело вовсе не безнадежное.

– Может быть, – пробормотал он, задумчиво и уже менее скептически.

– Во всяком случае, Хью, я позвоню моему агенту, чтобы он позаботился о защите моих интересов и начал хлопотать о возмещении ущерба. Если начальство пожелает вести со мной эти переговоры, то я готова. Но ни о чем другом речи быть не может.

– Понятно.

– Надеюсь. Очень надеюсь, Хью.

Она повесила трубку, немедленно ощутив потребность в свежем воздухе.

Очутившись в нижнем холле, она распахнула дверь террасы и вышла наружу. Ей хотелось тепла и солнечного света. Утреннюю тишину прорезал вой полицейской сирены, но Келли не хотелось думать, что это может иметь отношение к ее отцу.

Пройдя по цементным плитам террасы, она ступила на газон, густая трава которого пружинила при каждом шаге. Еще не доходя до бетонной балюстрады, окаймлявшей крутой склон, она услышала голоса, доносившиеся со стороны розария. Достигнув перил, она увидела Натали Фужер и обнимавшего ее Клея Ратледжа.

Баронесса резко оборвала поцелуй и оттолкнула Клея, вырываясь из кольца его рук. Клей что-то произнес, но Натали покачала головой и, высвободившись, быстро пошла по направлению к террасе, голова ее была опущена, и она не видела Келли. Клей с раздражением отвернулся и, срезая путь, зашагал через сад к фасаду дома.

Когда их отделяло всего несколько шагов, Натали увидела Келли. Испуганно вскинув на нее глаза, она покосилась в сторону розария, а потом опять взглянула на Келли – бледная, трепещущая.

– Вы видели, – пробормотала Натали.

– Я видела вас с Клеем. Меня это не удивило. Я давно подозревала, что у вас роман. – Натали прятала глаза, но все же Келли разглядела выражение замешательства и вины на ее лице.

– Пожалуйста, поверьте, что это вовсе не то, что вы думаете. Все уже кончено. Я больше не могу выносить его прикосновений. – Легкая дрожь отвращения, пробежавшая по ее телу, не казалась притворной. – Я говорила ему, но он и слушать не хочет.

– Когда погиб ваш муж, вы ведь не в розарии находились, правда? – наобум вдруг сказала Келли. – Вы потихоньку ускользнули, чтобы встретиться с Клеем.

– Мы были тогда вместе, верно. – Она взволнованно потерла кисть руки.

– А Эмиль вошел за вами следом, правда?

Натали глядела на нее своими карими глазами, испуганная, смущенная. Ответа не требовалось.

– Лучше бы было мне не видеться с ним. Это была ошибка.

– Что произошло? Ваш муж застал вас вдвоем? – Келли вполголоса так и сыпала вопросами. – Произошла ссора? Драка? Клей ударил его?

– Нет. Нет.

– Она была напугана, Сэм.

Она сидела на широкой и ветхой бетонной перекладине балюстрады, откуда открывался вид на долину внизу.

Заходящее солнце освещало вершины западного хребта, заливая янтарным светом все вокруг. Необозримые виноградники, одинокие дубы в долине, строения стали похожи на пожелтевшую гравюру. Сэм стоял рядом с Келли, подняв ногу на балюстраду и обхватив рукой колено.

– Чем напугана? – задал Сэм вопрос, который ей хотелось от него услышать.

– Не знаю. – Она катала бетонные крошки разрушившейся перекладины. – Может быть, она боится Клея, потому что он убил барона. Может быть, боится, потому что убила его она сама. А может быть, она боится, что узнают о ее неверности мужу. Не исключено, что об этой неверности она искренне сокрушается. – Запрокинув голову и прищурившись, Келли смотрела, как солнце постепенно становится ярко-багряным. – Кто знает, что происходит в ее душе? Но тут замешана ложь, Сэм. Она утверждает, что находилась с Клеем, и то же самое говорит про себя и про Клея Гил. Что, если Клей не был в момент убийства барона ни с Гилом, ни с Натали? Но разве докажешь это!

– Ты и не докажешь. – Сэм искоса взглянул на Келли. – Лучше сообщи в полицию сведения, которые ты раздобыла, а они уже все выяснят. Это их работа.

– Правильно. И добавь пикантной щепотки секса и неверности в историю, и без того достаточно скандальную, – возразила Келли. – И что я сообщу полиции? Что Натали Фужер созналась мне в своем романе с Клеем Ратледжем и рассказала, как потихоньку ускользнула от всех, чтобы встретиться с ним, и как Эмиль выследил ее? Для нее проще простого все отрицать, а Клей уже имеет алиби. Мое слово ничего не значит против них двоих. А никаких доказательств у меня нет. Сэм помолчал.

– Полиция считает, что обнаружила место ночевки твоего отца; в ущелье, что над мельницей старого Бейла. Один из лесничих вышел на это место после того, как какой-то турист сообщил, что видел дымок от костра.

– Откуда тебе это известно? В «Новостях» об этом ничего не было.

– Беседовал сегодня с одним лесничим. Он мне и сказал. Место там дикое, необжитое. Они пытаются окружить его и арестовать. Пока что они доставили туда собак, посмотреть, не возьмут ли те его след на стоянке.

– А они уверены, что это именно он?

– Они нашли пластиковый мусорный мешок, а в нем консервы и рубашку, похожую на ту, что ты описывала. Они считают, что он спешно покинул это место, возможно, заслышав шаги лесничего. Если им повезет, он будет под присмотром уже к утру.

«Под присмотром» – это то же самое, что «в тюрьме», только сказанное в более вежливой и обтекаемой форме. В тюрьме и обвиняемый в убийстве. Келли бросила взгляд на север, туда, где над горизонтом высился конус горы Сент-Хелен.

– Ты должна быть довольна. – Голос Сэма был очень спокоен, ровен.

– Я и довольна.

– Довольна? Но говоришь ты так, словно этого не чувствуешь.

– Я стану радоваться, когда его действительно поймают. А пока… – Келли стряхнула с пальцев бетонные крошки. – …передо мной все еще стоит вопрос, виновен ли он. А также кто врет и почему. Я должна придумать способ вытрясти из них правду.

– Брось ты это дело, Келли!

– Сидеть сложа руки? Сэм, но ведь, может быть, он невиновен!

– А может, виновен. – Он снял ногу с балюстрады, выпрямился. – Не тебе это выяснять.

– Но больше-то никто не пытается! Посчитали его виновником, и точка!

– Но это еще не основание, чтобы тебе влезать в это дело. Ты тут совершенно ни при чем, и я не желаю, чтобы ты вдруг очутилась в самой гуще событий!

– Но почему? – Келли вскочила, от слов его веяло холодом. – Потому что он пьяница и бузотер?

– Ты сама сказала это. Не я. Ну и что произойдет, если он попадет в тюрьму за что-то, чего не совершал! Разве это так уж страшно, а, Келли? После того ада, в который он превратил твою жизнь, он получит по заслугам. А твое дело сторона. Там ты и оставайся.

– Не могу. Это мой отец! – бросила она ему в ответ.

Он окинул ее долгим мрачным взглядом.

– Это впервые ты его так назвала.

– Какая разница? Это ничего не меняет!

– Должно менять! Ты, Келли, как никто, знаешь, что он недостоин таких забот. Не впутывайся.

– Не могу. И не хочу.

Она собиралась уйти, но он преградил ей дорогу.

– Но зачем? – требовательно спросил он ее. – Думаешь, если ты докажешь, что он невиновен, он испытает благодарность? Да в ту же минуту, как он выйдет из тюрьмы, он напьется! Сама не знаешь, что ли! А может, рассчитываешь в конечном счете заслужить этим его любовь?

Резко отстранив его, она ушла со слезами на глазах. До самого дома она боролась с рыданиями, каждый глоток воздуха заставлял сжиматься саднящие легкие. Душу переполняли самые разнообразные чувства, но на первом месте все-таки был гнев. Три ступеньки, ведущие в нижний холл, и Келли метнулась в библиотеку.

Там она начала рыться в ящиках стола, пока не нашла телефонную книгу. Перелистнув страницы до буквы Р, она провела пальцем по столбцам фамилий и отыскала нужную, после чего подняла трубку. Быстро набрав номер, она подождала.

– Мне нужен мистер Ратледж, – сказала она голосу на другом конце провода.

– Простите, кто его спрашивает?

– Мисс Дуглас.

Она присела на краешек стола и подождала еще немножко.

Наконец ей ответил Гил Ратледж.

– Да, мисс Дуглас. Чем я могу быть вам полезен? Но, пожалуйста, покороче. У. меня сегодня вечером гости.

– Я буду говорить очень кратко, мистер Ратледж. – Она старалась, чтоб голос ее звучал сдержанно и холодновато, не выдавая бурлящего в ней гнева. – С самого начала хочу вас предупредить, что Кэтрин об этом ничего не знает. Это касается только меня и вас.

– В чем дело? – Он явно торопился.

– Мне известно, что в момент гибели барона ваш сын не находился рядом с вами. Если мой отец из-за этого пострадает, простая справедливость требует, чтобы ему это компенсировали.

– Что вы говорите?

– Пока что я не говорю никому ничего. Но, разумеется, это может измениться.

Голос его упал до сердитого невнятного шепота:

– Но это шантаж!

– Шантаж – грубое слово, мистер Ратледж. Я задумала лишь сделку. Поразмыслите над моим предложением. Я еще позвоню. – Она повесила трубку, потом помедлила, пытаясь успокоиться. Гнев уступил в ней место раздражению. Келли провела рукой по телефонному аппарату.

– Одного лжеца я отыскала, Сэм, – прошептала она. – Теперь мне предстоит отыскать правду.

Слишком долго она жила во лжи. Лжи о синяках, оставшихся на теле после отцовских побоев, о сломанной руке. И в той бесконечной лжи, которой окружал ее отец. Ей надо выяснить, очередная ли это его ложь. Выяснить, виновен он или невиновен. Это единственный способ перестать быть жертвой, единственный способ завоевать наконец свободу.

Она делает это для себя, а вовсе не для отца. Но она не знала, каким образом втолковать это Сэму. И это причиняло ей боль гораздо большую, чем она готова была признать.

Когда Сэм поднялся по лестнице, намереваясь идти спать, было уже очень поздно, весь вечер он прождал Келли, надеясь, что она придет помириться с ним. Он не сомневался, что, подумав, она поймет, что единственным его желанием было уберечь ее от новой боли, которую может ей причинить Дауэрти, если не оправдает ее ожиданий.

Проходя мимо ее двери, Сэм замедлил шаг, постоял немного, не подходя к самой двери. Если бы они не поссорились, он был бы с ней этой ночью. Это и сейчас еще возможно, стоит только подойти к двери.

Нет. Не станет он извиняться за все, что, черт его побери, наговорил! Он был прав. Ничего, кроме страданий, Дауэрти ей не доставлял. Пора ей понять, что он не переменился. Этот человек – закоренелый лгун и пьяница. Пора ей очнуться и усвоить истину.

И крупными шагами он уверенно направился в свою комнату.