Под сенью виноградных лоз

13

Над террасой были протянуты матовые лампочки, образующие неровный шатер света, заливавший мягким сиянием все вокруг. Ниже, под ним, на белой скатерти сверкали фарфор и хрусталь, и столы были расставлены в форме подковы, чтобы вместить пятьдесят с лишним приглашенных на этот вечер.

В саду, на выверенном расстоянии друг от друга, горели факелы, и пламя их плясало в такт мелодиям Моцарта, исполняемым струнным квартетом и служащим фоном дружелюбному журчанию голосов.

Атмосфера была по-калифорнийски непринужденная, в духе вечеров Напа-Вэлли. Теплая сентябрьская погода диктовала особенности нарядов: легкие спортивные пиджаки и открытый ворот у мужчин, платья из шифона, крепдешина и газа, украшенные местным орнаментом. Шелка и тафта были оставлены дома вместе с бриллиантами, рубинами и изумрудами, уступившими первенство жемчугам, серебряным колье и изредка – золотым безделушкам.

Стив Гиббоне ходил в толпе гостей с камерой на плече, ловя то тут, то там забавные сцены. За ним по пятам следовала Келли, чтобы быть под рукой, если понадобится провести с кем-нибудь интервью или указать Диди ту или иную интересную фигуру, которую она узнала.

Большинство гостей составляли виноделы с супругами, среди прочих был также видный дегустатор, всемирно известный ресторатор, два журналиста, специализирующиеся на виноделии, и ради разнообразия еще пара-другая знаменитостей. Гвоздем вечера, по мнению Келли, было присутствие на нем Гила Ратледжа и его сына Клея. Все вместе они составляли интересную компанию, являя на сцену всех действующих лиц одновременно – Кэтрин, барон Фужер, Гил.

Когда Стив остановился, чтобы заснять смеющуюся группу, Келли позволила себе оглянуться на Гила Ратледжа. Тот выглядел совершенно раскованным и чувствовал себя как рыба в воде в этой обстановке, позволявшей ему в полной мере использовать свое обаяние, с кем-то здороваясь, кого-то целуя в щечку, с кем-то болтая о делах, в то время как все ожидали ужина.

«Интересно, что говорит Гил о Кэтрин?» – подумала Келли. Повернувшись, чтобы поделиться этим с Диди, она заметила возле себя Сэма Ратледжа. Она постаралась побороть в себе легкую дрожь, вызванную его близостью.

– Привет, – улыбнулась Келли. Последний раз она видела Сэма, когда вместе с Кэтрин и бароном с женой он встречал входивших гостей. – Встреча гостей завершена и все на местах?

– Если только кто-нибудь непрошеный решит ворваться напоследок, а так все гости в сборе.

Сэм вновь окинул ее быстрым взглядом. Замшево-мягкая фактура ее шелкового платья так и манила прикоснуться к ней, густой аквамариновый цвет платья оттенял зелень ее глаз. Золотисто-рыжие волосы были убраны в высокую прическу, из которой выбивались несколько прядей. Сэм прикинул, сколько заколок понадобилось на такую прическу.

– Но вы все же не ожидаете, что кто-то ворвется сюда, правда? – Казалось, невозможность этого забавляет ее больше, нежели возможность.

Он пожал плечами.

– Кто знает?

Единственный, кого Сэм считал способным на такого рода поступок, был Лен Дауэрти, хотя его десятник Рамон Родригес утром и предупредил его, что Лен служит теперь в охране монастыря. Трезвый Дауэрти вполне покладист. Хлопоты он доставляет, лишь когда выпьет.

Любопытно все же, что из всех виноделен долины Дауэрти угораздило попасть на ту, что размещается в монастыре. Интересно, с ведома ли Гила он туда зачислен или это случайность. Бросив задумчивый взгляд в сторону Гила, Сэм отхлебнул из стакана воды со льдом.

– Вы в эти дни летали? – спросила Келли.

Он перевел взгляд на нее, легкая улыбка его выражала сожаление.

– Вот уже недели две я очень занят, так что мне не до полетов. – Казалось, ему приятно, что она помнит о его увлечении планеризмом. – Вообще-то я подумывал о том, чтобы в воскресенье выкроить часок-другой и поднять в воздух «Малыша». Место рядом с пилотом у меня пустует, а Напа-Вэлли с птичьего полета – зрелище незабываемое.

– Хотелось бы воспользоваться таким случаем, – отвечала она, легко улыбнувшись и покачав головой. – Но однажды в Айове я присутствовала на каком-то воздушном празднике, и там участвовало два биплана, конструкции, как я подозреваю, сходной с вашим «Малышом». Они выполняли всю программу, как это полагается, с хождением по крылу, и воздушным боем, и дымовым шлейфом позади. Я наблюдала, как они крутятся, и кувыркаются, и парят над молями в буквальном смысле вверх тормашками. Меня не так легко довести до тошноты, но всех этих «кульбитов», «бочек» и «мертвых петель» я бы не выдержала.

– А если я пообещаю вам все время держать крылья параллельно земле и не выполнить ни одной фигуры? – Говорил он как бы поддразнивая ее и в то же время серьезно. До неловкости серьезно.

Келли почувствовала, что ей очень хочется согласиться, принять его приглашение. Но это, разумеется, было невозможно. Завтра она уезжала. Непонятно почему, она не сообщила ему об этом, а вместо этого сказала только:

– Может быть, в другой раз я поймаю вас на слове. – И тут же переменила тему: – Помнится, пилоты на тех бипланах были в больших очках. Вы тоже надеваете такие?

Еще она помнила, как местный оркестр играл тогда «Шикарные парни летают как птицы». Тогда выбор песни лишь позабавил ее. Теперь, глядя на Сэма, она нашла этот выбор вполне уместным.

– В открытой кабине без таких очков не обойтись. – И тут же глаза его озорно блеснули. – Иногда я надеваю даже белый шелковый шарф, какие носили асы времен первой мировой войны.

– Правда? – Она не знала, верить или нет его словам.

Он кивнул.

– Надеваю, когда испытываю ностальгические чувства или хочу произвести впечатление на приятного мне пассажира.

– Вы, конечно, хотите сказать «пассажирку».

– Конечно! – Лицо Сэма расплылось в улыбке.

– Воображаю, скольких пассажирок вы так вот с собой брали в полет, – сказала Келли, сразу же почувствовав острую неприязнь ко всем пассажиркам.

– Вообще-то нет. Честно говоря… – он замолчал и встретился с ней взглядом, – вы первая, кого я пригласил.

Странным образом эта подробность лишь ухудшала дело. Несмотря на это, Келли выдавила из себя улыбку и ухитрилась произнести ровным голосом:

– В таком случае я чувствую себя польщенной.

– Надеюсь!

Появился официант с серебряным треугольником в руках; ходя между гостей, он методично ударял в него.

– Думаю, что нам пора к столу, – заметил Сэм.

– А также пора запаковывать аппаратуру. Простите меня. – И она отошла, чтобы присоединиться к съемочной группе. Там она чувствовала себя в большей безопасности.

Перед каждым прибором лежал серебряный виноградный листок с карточкой, указывающей место. Келли отыскала свою карточку и села, с облегчением обнаружив справа от себя Диди. Светская болтовня с незнакомыми людьми – не самая сильная ее сторона.

– Как красиво! – пробормотала Диди, глядя на вазу в центре перед ними и на такие же вазы, расставленные вдоль столов. С серебряных резных стенок свешивались гроздья винограда – темно-лиловый каберне-совиньон контрастировал с зелено-золотистым шено-шардоне.

– Да, очень! – Келли полюбовалась этой картиной.

– Без сомнения, Хью бы это одобрил. Ему не нравятся цветочные вазы на столах с едой. Он считает, что цветочный запах не только портит аромат еды, но и убивает винные ароматы.

– Вполне в духе Хью.

Келли кивнула и принялась лениво разглядывать сидевших за столами гостей, на секунду задержав взгляд на Сэме. Он сидел рядом с Кэтрин за центральным столом подковы. Справа от него был барон, а по другую руку – жена барона. И все же Сэм был единственным, кто приковывал к себе взгляд Келли.

Солнце позолотило его кожу и высветило волосы так, что цветом они стали напоминать жженый сахар. Карие глаза его были немного темнее. Даже теперь, когда, сидя за столом, он развлекал беседой соседку, его окружала аура спокойствия, притягивавшая ее так же сильно, как и его обаяние. Внезапно больше всего ей захотелось уйти, оставить эту вечеринку, это место, эту долину.

Завтра. Завтра она сможет сбежать отсюда.

Обзор ей загородил официант – склонившись над столом между ней и Диди, он наливал бледно-золотистое вино в бокал Диди. Потом он зашел с левого бока и налил вино в бокал Келли. Движения его, как в зеркале, повторяли и прочие облаченные во фраки официанты, прислуживая гостям.

Встала Кэтрин, и гости за столами тут же притихли. Она выждала, добиваясь полного внимания, и лишь затем начала говорить.

– Я пригласила вас сегодня в честь дорогого гостя, посетившего наши края. Вот уже два века семейство Фужер в своем медонском замке занимается изготовлением замечательных вин. Все мы восхищаемся этими винами, несмотря на то, что они оставляют на языке горький привкус ревности. – Это замечание вызвало улыбки и смешки присутствующих. – Барон Эмиль Фужер достойно продолжает семейную традицию изготовления бордоских вин. – И, подняв бокал, она повернулась к барону, провозгласив: – За здоровье барона Фужера! Пусть этот его приезд к нам в долину станет первым в ряду других его частых приездов!

По столам пронесся одобрительный гул, все встали и, подняв бокалы в честь барона, пригубили искрящееся шардоне. Барон тоже встал и изящным жестом пригласил всех садиться.

– Полагаю, настало время, – сказал он, кинув быстрый взгляд на Кэтрин, – сообщить всем, что два семейства виноделов – французы Фужеры и калифорнийцы Ратледжи – договорились о том, чтобы соединить свои усилия для создания нового вина из винограда Напа-Вэлли.

При этом известии все так и ахнули. Барон поднял бокал.

– За Фужеров и Ратледжей!

Судя по выражению лица Гила Ратледжа и той непринужденности, с какой он поднял бокал, Келли заключила, что новость эта для него не была неожиданностью. Как ни странно, но из всех имевших к этому отношение удивленным казался лишь Сэм. Неужели он ничего не шал? Или просто не ожидал, что объявление последует в этот вечер? Келли не была ни в чем уверена, но, как бы то ни было, хмурость Сэма мгновенно улетучилась, сменившись улыбкой, которой он с готовностью встретил поздравления своей соседки – блондинки. Барон сел на место, и Келли задумчиво отпила глоток вина.

– Как вы назовете вино? – спросил репортер видного журнала, посвященного вопросам виноделия.

– «Фужер-Ратледж», – ответил барон. Но тут с улыбкой вмешалась Кэтрин.

– Или «Ратледж-Фужер», – заметила она.

– Думаю, вам стоит подождать, прежде чем объявлять это в печати, – сказал Гил Ратледж – тон его был насмешлив, – до тех пор, пока не выяснится, кто главнее.

Клей засмеялся, услышав слова отца, но в отличие от остальных он знал, что отец имеет в виду не только название вина, но и все предприятие в целом. Насколько было известно, письменного соглашения еще не существовало. А раз так, сражение не окончено.

Официант поставил перед ним тарелку с закуской – свежие гребешки в лимонном уксусе с кориандром, и Клей попытался поймать взгляд Натали, сидевшей на почетном месте во главе стола. Перемолвиться с ней словом наедине в этот вечер оказалось невозможным. Слишком многие из тех, что вились вокруг, могли это подслушать. Но страдание, промелькнувшее в ее темных глазах, когда она здоровалась с ним, убедило Клея в том, что решение, принятое ее мужем, для нее явилось полной неожиданностью.

И все же его беспокоило, что она в его сторону даже не смотрит. Уж, конечно, она запомнила, где он сидит.

Успели убрать закуску и подали медальоны из телятины под соусом из анчоусов и оливок с жареными артишоками, и только тогда глаза ее отыскали его и несколько мгновений она не сводила с него взгляда, полного отчаяния.

Нервное напряжение его улетучилось, он преисполнился уверенности. Она сбежит с этого вечера и увидится с ним. Она сделает все, что он только ни попросит. Эта недалекая женщина любит его.

Не без самодовольства уплетал Клей свою телятину, намеренно оставляя нетронутым бокал с каберне-совиньоном. Это вино из частных подвалов Ратледжей, «вино мадам». На его вкус, оно пойло пойлом. Но зато льдистой сладостью поданного под конец «Шато», этого изысканнейшего из десертных вин, он насладился сполна, осушив бокал до последней капли.

После ужина гости перешли в сад, где место струнного квартета занял оркестр из пяти музыкантов, исполнявших свинг. Клей увидел, что Натали стоит немного в стороне от мужа, и понял, что это благоприятный шанс. Пробравшись к ней, он встал неподалеку от нее, лицом к музыкантам, и притворился, что слушает музыку.

– Натали, мне надо поговорить с тобой. Не гляди на меня! – прошептал он, опасаясь, что она повернется. – Слушай и все. За домом есть тропинка, ведущая в заросли. Встретимся там.

– Не могу, – шепнула она в ответ. – Не сегодня.

– Нет, обязательно сегодня, – настаивал он. – Это может быть для нас единственный случай. – И услышав, что она готова опять воспротивиться, он быстро проговорил: – Если любишь, жди меня там.

Фраза была пошлой до омерзения и избитой, но действовала всегда безотказно. Женщины так подвластны своим эмоциям.

И Клей отошел с задумчивой улыбкой, прежде чем она успела ответить ему.

Улыбка тронула губы Кэтрин, когда она оглядела гостей. Прозвучавшая за ужином новость заставила всех говорить о себе, наэлектризовав обстановку. Она покосилась на Эмиля.

– Мы взволновали всех, – проговорила она. – Многие ждали этого объявления, но мало кто знал, когда оно последует.

– Мне кажется, ваш внук был не слишком рад это услышать. Вы правы, так веря в него.

– Да? – В голосе Кэтрин прозвучало некоторое удивление.

– Какое-то время, признаюсь, я изучал его и его способности. Поначалу я думал, что характер у него чересчур флегматичный и что для того, чтобы возглавлять это дело, ему недостает вашей твердости. Теперь же мне ясно, что я ошибался.

– Что же заставило вас изменить свое мнение? – Она разглядывала его с интересом, подогретым прозвучавшей в его тоне уверенностью.

– Одно его недавнее замечание, – ответил Эмиль, и Кэтрин подождала, пока он пояснит свою мысль. – Он выразил недовольство тем, что славу создателей этого нового вина с Ратледжами разделят Фужеры. Он не побоялся обидеть меня этим. – Барон задумчиво кивнул, подтверждая сказанное. – Он не из тех, кто будет скрывать свои убеждения. А это редко о ком можно сказать.

В ответ Кэтрин промолчала. Первой ее реакцией на замечание Сэма, которое передал ей Эмиль, был гнев. Вслед за ним возник рой вопросов и сомнений вместе с какой-то растущей неловкостью: неужели она до сих пор заблуждалась относительно характера Сэма?

Мысленно она вернулась к разговору с Сэмом, когда за несколько дней до приезда барона они говорили о нем; она вспомнила, с какой неожиданной смелостью он упрекнул ее в том, что она не верит в его способности. Тогда она сочла это ребячеством и темой, совершенно неуместной для дискуссии. Но, может быть, это не так?

А еще этот случай с выстрелом Дауэрти, когда Сэм, вопреки ее мнению, не передал дело шерифу, а занялся им сам. Она тогда объяснила его поступок глупой мужской гордостью, стремлением убедить всех в своем мужестве перед лицом опасности. Но может статься, дело тут в верности и ответственности перед подчиненными?

А процесс против сономской винодельни прошлой зимой? Она рассердилась тогда на него за проявленную им слабость, за то, что так быстро дал он все уладить и прекратить процесс. Едва узнав об этом, она разжаловала адвоката, которого сама же облачила полномочиями после того, как потерпела убытки.

На ее взгляд, он не проявил выдержки, необходимой борцу. И все же… он избавил их от долгого судебного процесса, дорогостоящего и отнимающего уйму времени.

Если окинуть взглядом прошедшие годы, не найдется ли там других эпизодов, других поступков Сэма, неверно ею истолкованных? Возраст не лишил ее трезвости суждения. Но может быть, он сузил ее кругозор. Кэтрин вдруг почувствовала неуверенность и замешательство.

– Слышите эту мелодию, Кэтрин? – пробормотал Эмиль. – Под нее я танцевал с Натали в тот вечер, когда сделал ей предложение. Пойду-ка я сейчас поищу Натали и спрошу, не хочет ли она потанцевать под нее опять.

Кэтрин ответила ему кивком, слыша его голос, но не понимая смысла его слов. Она даже не заметила, как он отошел.

Келли чуть ли не задушила Стива в объятиях, когда он подошел пригласить ее на медленный танец, тем самым избавляя от болтливого виноторговца, вот уже двадцать минут жужжавшего ей в ухо скучную историю своей жизни, которую, как он надеется, она осветит в телеинтервью.

– О да, я с радостью потанцую! – Келли сжала руку Стива и вымученной улыбкой улыбнулась нудному своему собеседнику: – Извините!

– Возвращайтесь потом. У меня есть еще кое-что для вас, – крикнул он ей вслед.

Сделав ему неопределенный жест рукой, она последовала за Стивом на временную танцевальную площадку, оборудованную на лужайке перед увитой виноградом эстрадой оркестра. Стив закружил ее в танце, увлекая по площадке.

– Прекрасный вечер, правда? – Широкая улыбка его была абсолютно искренней.

– Прекрасный, – бледно улыбнулась Келли, абсолютно уверенная в том, что единственная, кто не веселится на вечере, это она. В глаза ей бросилась Диди, хохочущая с какими-то двумя приезжими из Техаса. Рик гоготал, увлеченный беседой с бывшей рок-звездой, поблекшей и потому державшейся чересчур чинно. Что же до Стива, она подозревала, что он веселился бы даже на кладбище.

– Мне нравится эта мелодия, а тебе? – проговорил Стив, тут же принимаясь напевать ей в ухо. К счастью, голос у него был приятный.

Во время их третьего круга по площадке к ним подошел Сэм; не сводя глаз с Келли, он тронул за плечо Стива.

– Могу я разбить вашу пару?

– Почему бы и нет? – Стив только пожал плечами. Рука ее мгновенно легла на плечо Сэма, в то время как другую он крепко сжал в своих пальцах. Движения их были совершенно синхронны, хоть Келли этого даже не замечала. Она не помнила, чтобы когда-то раньше так остро чувствовала присутствие мужчины рядом с собой. Хуже того, она словно опять превратилась в неуклюжего, не умеющего слова вымолвить подростка.

– Вы не обиделись, что я разбил вашу пару? – Голос его приятно вибрировал.

Она чувствовала, как волны отдаются ей в плечо.

– Нет. – Она глядела через его плечо, наблюдая за другими парами на площадке.

В его объятиях она не могла расслабиться, как ни пыталась. Его тело было совсем рядом, его рука властно обвила ее талию.

Она вспоминала, как он целовал ее, какое чувство вызывали в ней эти поцелуи, и поняла, что чувство это до сих пор живо в ней. Лишь на миг позволила она себе представить себя с ним в постели, как руки его будут ласкать ее, и она испытает экстаз, который сменится успокоением. Нет, никогда этого не будет, она не может себе позволить это.

– Вы такая тихая сегодня, – наконец прервал он молчание.

– День был очень длинный, – поспешила оправдаться Келли первым, что пришло ей в голову, – и одарила его беглой улыбкой. – А вино и сытный ужин, боюсь, довершили остальное.

Морщинки возле его рта, казалось, углубились.

– Другими словами: «Проводите меня домой. Я устала и хочу спать».

Она засмеялась и добавила:

– Час назад я выпила вина, и оно мне прямо в голову ударило!

Но когда она вскинула глаза на Сэма, в голову ей ударило отнюдь не вино. Слегка отодвинувшись, она пробормотала:

– Теперь я точно знаю, что устала.

– Ваши товарищи, по всему судя, не считают вечер законченным.

Келли увидала, как Стив кружит по площадке чужую жену, и улыбнулась.

– Они готовы колобродить хоть до утра.

– Если вы хотите уехать раньше, то я отвезу вас.

– Не соблазняйте меня, – весело ответила она. – Я ведь могу поймать вас на слове.

– В таком случае что вы скажете, если я предложу сразу же, как только кончится этот танец, подогнать сюда мой автомобиль?

Лишь одну секунду длились ее колебания.

– Скажу «да».

– Хорошо. Договорились.

Устоять перед его улыбкой было невозможно.

Гордо вскинув голову, Эмиль шел между гостей, кивая некоторым с рассеянно-отстраненным видом, как это было ему свойственно, и оглядывая прочих в поисках Натали. Случайно повернувшись, он заметил ее, в одиночестве идущую по тропинке.

– Натали, слышишь эту музыку? – окликнул он ее еще издали.

Она испуганно обернулась, малиновая юбка ее взметнулась, точно пламя.

– Мы танцевали под нее в тот вечер, когда обручились. Забыл, как она называется. Я подумал, что ты наверняка помнишь.

Она выглядела подавленной, бледной, рука ее теребила жемчужное ожерелье у горла нервно и неуверенно.

– Нет, я… я тоже забыла.

– Потанцуем под нее опять? – хмуро спросил он. Она качнула головой в неопределенно-отрицательном жесте.

– Музыка, по-моему, почти кончилась. Может быть, потом…

Она отважилась даже на улыбку. Эмиль уловил в ее голосе легкую дрожь и посмотрел на нее с необычным для себя вниманием.

– Что-нибудь случилось? Ты побледнела.

– Нет. Просто голова болит. – Она махнула рукой, показывая, что беспокоиться не стоит. – Вечер, весь этот шум, музыка играет – голова прямо раскалывается. А больше ничего. Я решила походить здесь, среди роз. Здесь тихо, вот и будет передышка.

– Попросить лакея принести тебе что-нибудь, чтобы прошла боль?

– Я уже приняла лекарство. Не беспокойся, пожалуйста. Скоро пройдет, я уверена. Тебе надо идти к гостям, – взволнованно добавила она. – Ведь они пришли сюда ради тебя. Нехорошо пренебрегать ими.

– Ладно.

Но он был обеспокоен этим тоном и ее волнением. Вернувшись к гостям, он продолжал думать об этом, озадаченный больше, чем смел себе признаться. Именно по этой причине он не выпускал из поля зрения Натали и розарий в саду.

Кэтрин остановила лакея.

– Когда увидите моего внука, передайте ему, что я желаю с ним поговорить.

– Слушаюсь, мадам. – Лакей с поклоном отошел.

– В чем дело, Кэтрин? – раздался насмешливый голос Гила. – Сэм опять досадил тебе каким-то своим поступком?

Она медленно повернулась к нему. Он стоял сбоку от нее с коньячной рюмкой в руке – на губах его играла довольная улыбка, а в глазах сверкала ненависть.

– К счастью, Сэм не такой, как ты, – ответила она, окидывая сына холодным взглядом.

Лицо его потемнело от гнева, на шее вздулась жила, он поглядел на нее с неприкрытой злобой и глотнул коньяку, сделав видимое усилие сдержаться.

– Твой сегодняшний прием наверняка вызовет толки и волны разговоров по всей долине. Но ведь формальное соглашение еще не подписано, не так ли? Я собираюсь сегодня побеседовать с бароном. И кто знает? Результатом могут стать другие волны – волны смеха.

– Я не настроена сегодня пикироваться с тобой, Гил, – сказала Кэтрин, не скрывая своего нетерпения. – Для тебя это всегда было вопросом личного соперничества, в то время как на самом деле это не так. Ревность между тобой и братом причинила много зла. Она как филлоксера, что пожирает виноградники; доберется до корней, а тем временем глядишь – и вино погибло. Я не позволю, чтоб это продолжалось. Правда, я надеялась, что, когда встанешь на ноги, ты сам это поймешь. Но я ошиблась. – Внезапно она почувствовала, как устала – грустная старая женщина. – Джонатан умер, а ты все еще не угомонился.

– И поэтому ты решила, что вправе сбросить меня со счетов? – спросил он тихо и грозно.

– Ты несчастный злой старик, – пробормотала она и отошла, на этот раз опираясь на палку.

Обходя гостей, она направилась на террасу, где столы были расставлены свободнее – одни совсем убраны, другие подвинуты для тех, кто предпочитал поболтать сидя. Таких оказалось не много. Занятая своими мыслями, Кэтрин не заметила Сэма, по плитняку дорожки шедшего к террасе.

– Сэм, Сэм, мне надо поговорить с тобой! – воскликнула она, убыстряя шаг.

Он остановился, досадливо взглянув на нее.

– Я везу Келли Дуглас назад в Дарнел. Вернусь примерно через полчаса.

– Ничего с ней не сделается, если подождет несколько минут. – Ответ ее прозвучал резко. Выдержка изменила ей. – Входи. – Ее капризный тон задел Сэма – он весь как бы подобрался, сжался от него. Когда он открывал дверь террасы и пропускал ее вперед, челюсти его были стиснуты и на щеках играли желваки. Готовясь встретиться с ней взглядом, он невольно принял вызывающий вид.

– Что же так не терпит отлагательств?

– Я говорила с Эмилем.

– И вы с ним пришли к соглашению. Знаю. Слышал за ужином. – Сэм не старался умерить жестокость того, как это было сказано, – обида с новой силой проснулась в нем. – Ты могла бы предупредить меня и раньше, чем об этом узнал весь свет. Думаю, что такую малость от тебя я все же заслужил.

– Я обязательно собиралась тебе сказать. Мы с Эмилем договорились, что объявления не будет… – Она осеклась и замолкла, не докончив фразы. – Но я не об этом хотела говорить с тобой. Несколько минут назад Эмиль сообщил мне, что тебе не нравится идея назвать вино Ратледжей и именем Фужера тоже. Это правда?

– Да. – Он собирался ограничиться только таким кратким ответом, но передумал.

– Ей-богу, Кэтрин, ума не приложу, почему ты сама относишься к этому по-другому. С детских лет я помню, как ты постоянно говорила, что в один прекрасный день название нашего имения будет значить не меньше, чем названия «Петрю», «Мутон-Ротшильд» или «Марго». Ты посвятила этому жизнь. Виноградники, лоза, вино – кроме них, ничто тебя не интересовало. А теперь все. Точка. – Он бросил взгляд на нее и покачал головой. – Нет теперь такого названия, как «Ратледж-Эстейт». Осталось лишь «Фужер-Ратледж» или «Ратледж-Фужер». А «Ратледж-Эстейт» перестало существовать.

– А тебе это крайне важно. – Она глядела на него со странным выражением.

У него вырвался горький смешок.

– Господи, Кэтрин, да ведь я Ратледж. У всех нас в жилах не кровь, а вино!

Он повернулся и пошел, оставив ее безмолвно стоять в холле.

Выйдя из дома, Келли ожидала увидеть на пороге подъездной аллеи джип Сэма. Но там стоял «Ягуар» с открывающимся верхом, покрашенный в цвет, какой бывает у гоночных английских автомобилей. Сэм вышел и открыл ей дверцу.

– Автомобиль, достойный преуспевающего винодела! – пошутила она.

– Я вывожу его из гаража, когда хочу произвести впечатление.

Подождав, пока она сядет и расправит юбку, он захлопнул дверцу.

– Я под впечатлением, – заверила его она, глядя, как он обходит машину, направляясь к месту водителя.

– Вот и хорошо. – Он открыл дверцу. – Если хотите, я могу поднять верх.

Она покачала головой.

– Вечер такой прекрасный. Оставьте как есть. – Ветер и шум сократят разговор во время поездки, а это устраивало Келли.

Едва отъехав от дома с его огнями, Келли увидела звезды в ночном небе, а рядом с ними толстый лунный серп. На Силверадо-Трейл было пустынно. Молнией, без малейшего усилия неся свой причудливой формы капот, пронесся спортивный автомобиль. Порывы ветра охватывали открытую машину, донося приглушенный шум двигателя и аромат долины. Она повернулась, подставляя лицо ветру, без мыслей, без чувств.

Вскоре автомобиль сбавил ход, и Сэм свернул с автострады на дорогу, ведущую к пригородам Сент-Хелен. Последние две мили промелькнули как миг.

Когда он въехал на подъездную аллею и остановился, выключив мотор, Келли даже испытала легкое сожаление.

– Недолгая поездка. – Он повернулся к ней, закинув руку на спинку сиденья.

– Да, совсем недолгая. – Она отстегнула ремень и уже потянулась к ручке дверцы, чтобы выйти. – Спасибо, что подвезли. Я… – В вечерней тишине она различила слабые звуки музыки и замерла, прислушиваясь, завороженная знакомой мелодией и воспоминаниями, которые она пробуждала в ней. – Испанские гитары, – пробормотала она.

Вскинув голову, Сэм тоже прислушался.

– Наверное, рядом лагерь сезонных рабочих.

– Должно быть, – негромко согласилась она, все еще погруженная в прихотливую вязь мелодии.

– Сколько вы еще здесь пробудете? – Вопрос этот вырвался у него сам собой.

– Я уезжаю завтра утром.

– Завтра? – Он удивленно наморщил лоб. – Я думал, вы собираетесь остаться еще на несколько дней.

– Другие остаются. Им надо отснять еще несколько натурных сцен. Сезонные рабочие на виноградниках, грузовики с виноградом на автострадах, работа в давильнях и все такое прочее, но я для этого им не нужна, – пояснила она. – Моя миссия окончена.

– Значит, это наше прощание.

Сэм поднес руку к ее лицу, пальцы его перебирали ее темные пряди, потом рука его коснулась шеи, ласково провела по подбородку.

– Значит, прощание. – Она слегка задыхалась, и голос ее прозвучал не так уверенно, как ей хотелось в эту минуту, когда он так внимательно глядел на нее.

Она почувствовала перемену в них обоих, что-то возникло между ними. Ее охватило волнение, давнее желание опять пробудилось в ней, она потянулась к его запястью, думая, что не хочет этого прикосновения. Но это было ложью. Она его хотела.

И все же Келли пробормотала:

– Мне надо еще сложиться. Я пойду.

– Конечно, – согласился он, наклоняясь к ней еще ближе. Свободная рука его скользнула по ее шее вверх, к лицу.

Большим пальцем он чувствовал, как бьется ее пульс в унисон его собственному; это биение и ее неподвижность – других знаков поощрения ему не было нужно.

Сэм тихонько потерся губами о ее губы. Влажное прерывистое сладостное прикосновение. Он почувствовал, что это ей приятно, губы ее дрогнули в робком ответном поцелуе. Он захотел повторения и получил его; он привлек ее к себе и запустил пальцы в ее прическу, вытащил шпильки, уничтожив последние преграды между ними.

Сэм не заметил того момента, когда ее губы разомкнулись и языком он ощутил ее язык – но ощущение это было чистым и свежим, как дождевая вода. Его можно было пить без конца, не боясь насытиться. Но желание не умирало в них – оно было тут, горячее, как этот вечер, как дальний рокот гитары, как его губы, требовательно приникавшие к ее губам. Но среди этого жара он знал, что его ждет успокоение.

Откинувшись на спинку сиденья, Келли наклонила голову, чтобы не встречаться с его вопрошающим взглядом, теперь, когда в ней бушевали тщетные желания. Утром она уезжает. Ничего не выйдет, ничего не может произойти.

Она глубоко дышала, вдыхая теплый запах земли, который ей напоминал его. Она просунула руки за борт его пиджака. И секунду подержала их там, чтобы вернуть себе самообладание, ощутив его мускулы и сухожилия, его силу и твердость. Это придало ей решимости.

– Прощайте, Сэм.

Она вылезла из машины и поспешила к входу.

Сэм глядел ей вслед, не шевелясь, пока не стукнула за ней дверь. Тогда он разжал ладонь и поглядел на лежавшие у него на ладони шпильки. Шпилек было пять. Он сунул их в карман и нажал на стартер спортивной машины: в рокоте двигателя утонули звуки одинокой гитары вдали.

Кэтрин стояла у окна, глядя на поворот подъездной аллеи, еще долго после того, как скрылись хвостовые огни «Ягуара».

Званый вечер и обязанности хозяйки были позабыты, а мысли ее вращались вокруг разговора с внуком, вновь и вновь возвращаясь к нему. Глаза ее потускнели, плечи поникли, и она тяжело опиралась на палку, похожая на то, чем была на самом деле, – на сбитую с толку старуху.

– В чем я виновата? – прошептала она в темноту.

Во мгле, у обочины подъездной аллеи, что-то шевельнулось. Она глянула довольно рассеянно, что там такое. Глаз не сразу различил мужскую фигуру, и тем более не сразу она поняла, что это Эмиль.

Что он там делает в одиночестве? Почему не с гостями? Она нахмурилась еще сильнее, увидев, как он повернул на старую вьючную тропу и исчез под сводами деревьев.

Ей надо с ним поговорить. Но она все стояла у окна, и целая минута прошла, пока она собралась с силами для того, чтобы действовать. Четко постукивая палкой по полу в такт шагам, она вышла из передней гостиной, пересекла мраморный холл, направляясь к входной, красного дерева двери.

Выйдя из дома, Кэтрин миновала подъездную аллею, оставила позади лужайку, что протянулась между аллеей и вьючной тропой. Вне круга света, что падал из окон, зрение тотчас же изменило ей. Она давно уже замечала, что вечерами видит плохо. Теперь же мрак показался ей непроницаемым, и она остановилась, со всех сторон окруженная темнотой. Черные тени вокруг слились воедино, образуя глухую стену.

Кэтрин помедлила в нерешительности, потом двинулась обратно к дому. Но ей надо было поговорить с Эмилем. Во что бы то ни стало. Разве не говорила она Келли Дуглас, что знает вьючную тропу так хорошо, что может пройти по ней вслепую, с закрытыми глазами?

Это было истиной как тогда, так и сейчас. Ведомая интуицией и памятью, с помощью палки Кэтрин медленно и осторожно двигалась вперед.

Постепенно доносившиеся с террасы звуки замерли, и тишина лесистых кущей сомкнулась вокруг нее. Дважды Кэтрин слышала впереди голоса и останавливалась, прислушиваясь. И каждый раз приходила к выводу, что это шелест листвы на ветру.

Из-под ноги покатился камешек. Она оступилась и чуть не упала, но палка спасла ее – она сохранила равновесие. Кэтрин прижала руку к груди, чувствуя, как колотится сердце.

– Глупая старуха! – шепнула она, обращаясь к себе самой. – Бродишь невесть где в темноте и без фонарика! Поделом тебе, если упадешь и сломаешь себе шею!

Но все же она продолжала путь, двигаясь теперь значительно осторожнее. Путь этот казался длиннее, чем при дневном свете. Она даже начала волноваться, что ненароком сбилась с тропы. Кэтрин все чаще и чаще останавливалась и вглядывалась, что там впереди, ожидая увидеть, как в темноте пробивается луч света от фонаря охраны во дворе винодельни.

Внезапно этот свет замаячил вдали, мерцая между ветвями. Она облегченно вздохнула, радуясь, что не заблудилась. И только сейчас приостановилась, недоумевая, зачем это Эмиль отправился на винный завод и откуда ему оказалась известна эта вьючная тропа. Мысленно она отогнала от себя эти вопросы – она сможет ответить на них очень скоро.

Она все шла и шла, теперь уже уверенная, что дойдет, как по маяку ориентируясь по горящему фонарю охранников. Пройдя так еще несколько метров, Кэтрин услыхала голоса впереди.

– Эмиль? – вопросительно окликнула она. Голоса тут же смолкли. Кэтрин нахмурилась, так как была уверена, что голоса не почудились ей.

– Кто это? Кто там? – вскричала она, в ответ послышалось, как кто-то отскочил с тропинки в сторону, но видно ничего не было лишь густая чернота вокруг. Она опять пошла вперед со все возрастающим замешательством, напряженно вслушиваясь в каждый звук.

Наконец она достигла залитой светом площадки – двора винного завода. Но окинув его взглядом, она не обнаружила там ни малейшего признака Эмиля. Решив, что он прошел внутрь, она направилась к массивным, обитым деревом дверям, исключив для себя всякую мысль о том, что все это ее воображение.

Откуда-то с дальнего угла здания вдруг раздались приглушенные проклятия. Она увидела скорчившуюся там темную фигуру.

– Эмиль? Это вы? – воскликнула она, шагнув вперед.

Человек резко выпрямился, вскинул голову, и в ярком свете фонаря охраны отчетливо стало видно его лицо. Кэтрин изумленно застыла, но тут же воскликнула:

– Что вам здесь нужно?

От звука ее голоса он выронил предмет, который держал в руке, и ринулся прочь в темноту, топотом нарушая тишину.

Что это он уронил? Она двинулась было вперед, но на земле в тени здания заметила какой-то силуэт, еле различимый в темноте. Похоже, это… Рука Кэтрин метнулась к горлу.

Господи Боже, да он как мертвый!

Поняв это, Кэтрин внутренне отпрянула, и в сознании ее, хотя она и заставляла себя двигаться вперед, замелькали образы и картины. Мужчина перед ней лежал ничком и был без чувств. Она опустилась на колени и коснулась облаченного в черный пиджак плеча. Плечо вяло поддалось под ее прикосновением.

– Эмиль! – Крик этот застрял в ее горле. Он не был без сознания. Он был мертв.

Кэтрин поняла это прежде, чем взялась за его руку, чтобы нащупать пульс. Она подняла глаза. И сразу же ее охватило чувство, более грозное, чем то, что все это deja vu.[7]