Под шепот океана

1

— Привет, Дженна! Как дела?

— Все о'кей! — Дженна подавила раздраженный вздох и сверкнула белозубой улыбкой. Это ее профессиональное мастерство — улыбаться, когда хочется вздыхать или строить гримасы, и обаять, когда руки так и чешутся придушить мерзавца.

Джимми Харт — несмотря на проявившуюся на висках седину, все в офисе упорно продолжали называть его уменьшительным именем, потому как шутовские манеры обязывали, — вальяжно уселся на стул рядом с ней. Мерзавцем он не был, но отличался редкостной навязчивостью, и Дженна очень не любила, когда утро начиналось с его визита к шефу. Хотя Джимми не мог похвастаться пунктуальностью и аккуратностью, на работу он являлся всегда очень-очень рано, а это значило, что до прихода Моргана Фримена ей придется терпеть его общество.

Ей часто приходилось терпеть чье-то общество — уж во всяком случае, развлекать людей, ожидавших в приемной встречи с шефом.

— О'кей, говоришь? А чего же ты такая невеселая? Уж я-то вижу, когда ты не в настроении, — проникновенно поведал Джимми.

— Что вы, мистер Харт! — проворковала Дженна. — У меня и, правда, все отлично. Я просто очень сосредоточена.

— На чем?

— А зачем вам знать? — Дженна применила вычитанную в книге по психологии простейшую уловку, которая позволяла не отвечать на заданный вопрос.

Джимми растерялся и совсем по-женски похлопал ресницами.

— Ну… интересно.

Дженна сделала вид, что печатает на компьютере что-то важное и не слышит его. На самом деле на белом листе открытого документа черные буковки складывались в слова: «Джимми, отвали. Джимми, ты мне надоел».

Справедливости ради нужно отметить, Джимми действительно ей надоел — не за те три минуты, что присутствовал в приемной, а за три года, что Дженна здесь работала. Он почему-то считал себя неотразимым героем-любовником. Впрочем, начальнику юридического отдела это позволительно. Его подчиненные женского пола, все как на подбор хорошенькие, всячески поддерживали в нем эту уверенность. Дженна ничего не имела против чужих иллюзий — но только когда они напрямую не затрагивали ее личных границ. А иллюзии Джимми затрагивали, и, можно сказать, вплотную. Он, конечно, держал себя в рамках приличий и воли рукам не давал — слишком уж строг американский закон в вопросах сексуальных домогательств, — но крутился вокруг нее, как голодный кот у аппетитного куска. Поначалу Дженну смущали его комплименты, потом их приторность начала раздражать. Она до сих пор удивлялась — ну как же можно такие простые слова, как «здравствуй, Дженна», «как дела, Дженна», «сделай мне чашку кофе, Дженна» наполнить десятком сальных оттенков?

— А когда придет Морган? — невинно осведомился Джимми.

— Как обычно, в девять тридцать. — Дженна бросила взгляд на стеклянные часы на стене напротив, красивые, черные с серебристым напылением. Еще тридцать пять минут до спасения. Какой кошмар. И какого черта она сегодня торопилась на работу?

Известно какого. Чтобы навести порядок в бумагах, утрясти расписание встреч на сегодня — Морган попросил поменять местами две из них, а еще протереть новый сервиз и заварить чай строго к его приходу. Все должно быть идеально.

Дженна любила безупречность. Она не знала, любил ли Морган безупречность так же, как и она, но это было не важно. Впрочем, вряд ли, иначе он не дразнил бы ее перфекционисткой… Но она бдительно следила за тем, чтобы у него все было на высшем уровне: безупречно чистая посуда, безукоризненный порядок в бумагах, никакой путаницы и неразберихи в расписании — по крайней мере, никакой неразберихи, которая бы коснулась его. Чего ей стоил весь этот порядок и гладкий механизм работы, никто не знал, а сама Дженна была слишком скромна, чтобы кого-то в это посвящать.

Да, и еще одно, самое важное. Безукоризненными должны быть их с Морганом отношения. Ничего лишнего. Ничего личного. Вежливая улыбка, кивок, разговор по делу, совместная работа. И не важно, что он еще молод, умен и хорош собой как дьявол, а она одинока уже не первый год.

Дженна поморщилась от этой мысли, как будто она вызывала головную боль, и инстинктивно потерла висок. Головная ли боль, сердечная ли… Какая разница. Все просто и предельно ясно. Границы обозначены. Роли названы. Осталось с честью исполнять свой долг… То есть делать работу. То есть быть очень хорошей секретаршей, у которой с боссом сугубо деловые отношения.

Она, кстати, даже секретаршей-то не была. Должность ее гордо именовалась «первый ассистент руководителя проектного отдела». Шекспир уже давным-давно заметил, что «роза пахнет розой, хоть розой назови ее, хоть нет». И секретарские обязанности остаются секретарскими обязанностями, хотя, конечно, «ассистент руководителя» звучит более благородно.

Но ведь даже самая лучшая, самая преданная, ответственная, аккуратная помощница, живущая под девизом «Совершенства нет, но оно должно быть!», все равно остается женщиной, со всеми присущими женщинам милыми слабостями вроде сентиментальности и влюбчивости…

Но ничего. Сила воли — ключ к успеху в любом деле, часто говорил ей отец, отставной военный, строгий, но справедливый и честный человек. И Дженна, втайне мечтавшая пойти по его стопам и сделать военную карьеру, но слишком нежная и мягкая для этого, всегда помнила этот завет. А значит, совершенно не важно, что Морган Фримен — молодой, обаятельный, очень умный мужчина, а она — женщина, которая рядом с ним проводит большую часть своего времени… Нет, стоп, кажется, мысли побежали по кругу. А этот маршрут ей не нравится. Дженна качнула головой.

— Может, чаю или кофе? — предложила она Джимми, чтобы отвлечься.

— Конечно, кофе. Очень крепкий. Ты прелесть.

«Да, я прелесть», — как-то уныло подумала Дженна. Бывают в жизни случаи, когда это ничего не меняет.

Дженна механически встала и включила кофеварку. Кофеварка была ее гордостью, она долго изучала каталоги и разбиралась в тонкостях и различиях оборудования для варки кофе, прежде чем выбрать это чудо инженерной мысли, которое из-за особой технологии подачи горячей воды позволяло получить кофе, по вкусу мало отличимый от сваренного вручную, в джезве. Еще одна маленькая «безупречность»…

Она любила запах кофе, но не любила его вкус и как-то поймала себя на том, что с большим уважением относится к людям, которые предпочитают чай, чем к кофеманам.

Вот Морган обожает чай.

Что ж, это только лишний раз подчеркивает его благородную жилку. И то, что он ведет здоровый образ жизни. В нем вообще очень силен здравый смысл. И хватит об этом.

Конечно, чтобы подчеркнуть, что Джимми тут «в гостях», стоило подать кофе в «гостевой» фарфоровой чашке, но Дженне не хотелось оказывать ему подобную честь. Впрочем, на бумажный стаканчик он тоже не обиделся. Дженна взялась за телефон — Джимми или не Джимми, а к приходу Моргана все должно быть сделано. Джимми поскучал немного, а потом принялся изучать какие-то бумаги в солидной черной папке. Дженна заметила, что между страницами в папку вложен глянцевый журнал, но дальнейшие изыскания по этому вопросу проводить не стала. Она четко знала грань между ее делом и не ее делом и очень гордилась этим.

По каким-то непонятным причинам Дженна всегда чувствовала приход Моргана — минуты за три, то есть примерно с того момента, когда он входил в холл и садился в лифт. Она заметила это явление не сразу, где-то на втором месяце работы. Строго перед тем, как Морган появлялся на этаже, она испытывала беспричинное волнение, чувствовала покалывание в кончиках пальцев, и тоненькие золотистые волоски на предплечьях приподнимались, будто наэлектризованные. Дженна об этой странности никому не говорила, благоразумно полагая, что ей не поверят, а если поверят — посоветуют навестить врача. Или того хуже — медиума.

Вот и теперь ей захотелось дышать чаще и глотнуть холодной воды. Она хотела было намекнуть Джимми, чтобы он закрыл свой журнальчик и настроился на рабочую волну, но одумалась. Блеснуть перед ним нечеловеческой интуицией — большой соблазн, но Джимми Харт не терпит ничьего блеска, кроме своего собственного, и, скорее всего, сначала посмеется над ней, а потом, когда поймет, что она не ошиблась, станет кидать косые взгляды… Косых взглядов Дженна не любила, если не сказать — боялась до легкой дурноты, как некоторые боятся глубокой воды или высоты.

Когда-то давным-давно, когда она только пошла в начальную школу и обнаружила там два десятка отличных товарищей для игр и шалостей — до этого Дженна мало общалась с другими детьми, находясь все время под присмотром матери, женщины очень мягкосердечной и фанатично любящей свое чадо, — все решили, что дочь полковника Маккалистера растет отчаянным сорванцом. Дженна была похожа на львенка, которого долго держали в клетке, а потом выпустили на волю — и при этом львенка очень смелого, которому потребовалось совсем чуть-чуть времени, чтобы привыкнуть к новой жизни и взять от нее все. Она открыла для себя, что деревья — страшно удобное приспособление для лазанья, что сделать рогатку из подходящей веточки и старой резинки (совсем как у Тома Сойера) — проще простого, а удовольствия от этой нехитрой штуки — море и даже больше, что рисовать можно не только на скучных, специально для этого предназначенных листах из альбома… и много чего еще. Учительница, мисс Хэмптон, молодая полноватая женщина с пшеничными кудрями, часто и подолгу беседовала с матерью Дженны, пока ей не пришла в голову светлая мысль — пригласить на беседу полковника Маккалистера. Шаг был рисковый, но дело того стоило. Уже на следующий день Дженна все занятия просидела с прямой, как свечка, спиной, старательно отводя глаза от бывших «боевых товарищей». Правда, она при этом еще и молчала, будто воды в рот набрала, и мисс Хэмптон пришлось с большим трудом пробиваться сквозь стену этого молчания. Потом Дженна понемногу пришла в себя, только говорила все равно тише, чем прежде, и только если была на сто процентов уверена в правильности ответа.

Полковник Маккалистер дочку любил беззаветно и, естественно, пальцем бы ее не тронул и голоса на нее не повысил. Но не зря он в своей части слыл прекрасным оратором. Ему хватило нескольких минут задушевного разговора, чтобы донести до сознания Дженны: самое страшное, что она может сделать, — это опозорить себя и свою семью. Показать кому-то, что «плохая девочка». Заставить родителей краснеть за себя.

И Дженна раз и навсегда решила, что будет делать все только на «отлично». Чтобы никогда не пришлось краснеть — ни ей, ни ее любимым маме с папой.

— Доброе утро, Дженна!

Приветствие Моргана застало ее врасплох: она, пытаясь подавить приступ волнения, слишком глубоко погрузилась в свои мысли.

— Здравствуйте, мистер Фримен, — кивнула она и не сразу оторвала взгляд от монитора, в который смотрела: это всегда спасало ее, когда она боялась покраснеть. Сначала — привыкнуть к мысли, что он здесь. И только потом встретиться с ним взглядом.

— А я ехал на работу и думал — может быть, сегодня именно тот великий день, когда ты наконец прекратишь называть меня «мистер» и обратишься ко мне по имени!

В серо-стальных глазах сверкнули огоньки. Сегодня он в хорошем расположении духа. Славно. С ним будет приятно иметь дело. И в то же время — сложнее, чем обычно, потому что обаяние его в такие дни троекратно усиливается.

Впрочем, еще не все потеряно — может, Джимми немного «заземлит» его…

Красивые у Моргана все-таки глаза — светлые, глубокого оттенка, в обрамлении густых темных ресниц. Он слишком сильно похож на романтического героя и слишком мало — на строгого босса: темные жесткие волосы, упрямая линия подбородка, нос с благородной горбинкой. Дженна поймала себя на том, что задержала на нем взгляд секунды на две дольше, чем это прилично. Вот у него уже дрогнула левая бровь — сейчас он приподнимет ее вопросительно: мол, в чем дело?

— Я перезвонила мистеру Ларсену, он согласен перенести совместный ланч на двенадцать тридцать. Миссис Лиман сможет прибыть сюда к четырнадцати пятнадцати, так что вы как раз все успеете, — выпалила она.

— Отлично, Дженна, спасибо тебе. — Морган уже здоровался за руку с Джимми. — Как дела?

— Спасибо, хорошо, Морган. Найдется несколько минут? Надо кое-что обсудить.

— Разумеется. Проходи. Дженна…

— Чай почти готов, мистер Фримен, Сейчас я принесу.

— И еще кофе для меня, золотко.

— Хорошо.

Дженна опустила глаза — все-таки покраснела. Она терпеть не могла, когда кто-то при Моргане называет ее золотком, прелестью или милой. Вот он сам никогда не опускался до фамильярности, почему бы и остальным коллегам не взять с него пример?

Дженна фыркнула — благо ее никто не слышал — и принялась расставлять на подносе чашку, чайник и сахарницу. Включила кофеварку. Подумала и добавила еще одну чашку для Джимми.

Все по высшему классу. Безупречность превыше всего.

Морган с удовольствием наблюдал за тем, как Дженна бесшумно вошла в кабинет — ни дать ни взять большая кошка, может быть, даже львица… Аккуратно опустила поднос на специальный столик, поставила перед ним чайник, чашку с блюдцем, сахарницу, еще одну чашку — перед Джимми. И с чего этот мартовский котяра так жадно ловит все ее движения? Нет, не все движения, взгляд его словно магнитом притягивает в основном разрез юбки Дженны — вполне приличный разрез, между прочим; она никогда не одевается вызывающе. И все-таки есть что-то магическое в этих разрезах на женской одежде: даже самые невысокие, они словно приоткрывают какую-то красивую тайну…

Так, стоп, о чем это он? Сам ничуть не лучше Джимми. Вот что значит весна — хмель бьет в голову даже самым трезвым из трезвенников. А Дженна просто умничка. Морган искренне верил, что ему невозможно повезло с помощницей. Мало того что она быстро соображает, распространяет вокруг себя порядок и гармонию, почти никогда не делает ошибок и уж точно никогда ничего не забывает — она еще и прелесть как хороша, прямо-таки глаз радуется: длинные светлые волосы, причем светлые от природы, и одни прядки выгорают быстрее других, отчего вся копна волос переливается солнечным цветом; большие глаза с кошачьим разрезом; и даже очки со светло-зелеными линзами, похоже, «обманки» — видит она и без них неплохо. А это очень неглупый ход для девушки — носить для солидности очки, особенно если ноги такие длиннющие и грудью можно любоваться и любоваться…

И, что самое главное, Дженна удивительно порядочна. Морган бы даже сказал «строга».

Поначалу его немного смущали манеры синего чулка у такой очаровательной барышни, и он ждал подвоха, но подвох все не проявлялся и не проявлялся, и мало-помалу Морган привык думать о ней как о девушке строгих правил, которая умеет со всеми держать дистанцию — и при этом никого не оскорбляет надменностью. И здорово, что она такая. Юная красавица-ассистентка — слишком большое искушение для мужчины, особенно если мужчина этот и сам молод и полон энергии, а здание его брака давно уже рассыпается по кирпичикам. Но спать с секретаршей — это пошло, и не менее пошло, когда твоя секретарша спит с кем-то другим из компании, и все об этом знают… Так что Дженна, определенно, на конкурсе помощников руководителей заняла бы первое место с большим отрывом, набрав максимально возможное количество баллов — ибо кем надо быть, чтобы суметь придраться к мисс Безупречность?

— Мо-орган, — осторожно позвал Джимми.

— Да?

— Ты меня слушаешь? — уточнил он.

— Ну разумеется, — вполне искренне удивился Морган.

Врать, конечно, нехорошо, но он был уверен, что Джимми не успел сказать ничего такого, чего он, Морган, не сумел бы предугадать.

— Что-нибудь еще, мистер Фримен? — осведомилась Дженна.

— Нет, спасибо, можешь идти.

Дженна кивнула и мягко прикрыла за собой дверь.

— Хорошо, продолжим, — с сомнением согласился Джимми. — Так, на чем я остановился… — Он выдержал паузу.

Морган на провокацию не поддался. Чай пахнул изумительно.

— А, на финансовом прогнозе касательно «Пауэр бласт». Рекламную кампанию мы уже запустили, по предварительным подсчетам за первый квартал продаж прибыль от этого продукта составит девятьсот шестьдесят тысяч долларов минус налоги, но нужно также учесть…

Морган сосредоточенно рассматривал кончик своей шариковой ручки и удивлялся тому, как люди с интересом, энтузиазмом и даже восторгом набрасываться на то, о чем можно говорить так скучно и сухо, — на компьютерные игры. И все-таки даже любовь можно расписать как формулу гормонального отклонения. Возможности человеческого мозга, как ни крути, безграничны.

Морган компьютерные игры любил безгранично, пожалуй, как писатель любит литературу. Долгое время они для него были средой обитания. Он начинал еще с примитивных текстовых игрушек, а потом, по мере того как прогресс шел вперед, его страсть только разгоралась и разгоралась и, быть может, вовсе сожгла бы его, если бы не такой недостаток, как тщеславие. Да-да, именно тщеславие стало тем шестом, который протянула Моргану, утопающему в трясине эскапизма, одна подружка. Подружку звали Милли, ей тогда было чуть больше двадцати, ему — двадцать шесть или двадцать семь. Морган уже несколько лет работал программистом в «Пауэр интертейнмент», имел репутацию скромного и гениального и с гордостью говорил, что у него с компьютером симбиоз, неразрывная взаимовыгодная связь. Милли была в чем-то девочкой-дурочкой, а в чем-то — мудрой женщиной, и однажды, отчаявшись оторвать бой-френда от компьютера ради субботнего секса, бросила ему фразочку:

— Неужели все твои мечты, Морган, сводятся к тому, чтобы написать красивую игрушку, играть в нее неотрывно несколько лет, достичь сорокового уровня и сдохнуть от осознания своего виртуального величия и полной безысходности у пыльного экрана? Ты можешь стать паладином, полководцем, главой планетарной империи — но все равно не можешь быть нормальным мужиком, который умеет делать карьеру и зарабатывать деньги…

Милли была не особенно изобретательна, но у нее на сердце многое наболело, к тому же очень хотелось иметь состоятельного парня, который смог бы свозить ее на самый дорогой пляж в Майами-бич и обеспечить первоклассный отдых, и она чувствовала в Моргане потенциал не только к разграблению виртуальных сокровищниц и покорению вражеских бастионов, и ей было очень обидно, что потенциал к зарабатыванию денег у него есть, а состоятельного любовника у нее — нет. Манипуляция была проста, но идею эту течение мысли постепенно перенесло с периферии сознания Моргана в самый его корень, где она застряла занозой и стала гноиться.

Болезненный процесс закончился кризисом личности, легкой депрессией, перешедшей в легкий психоз, и творческим прорывом, который и сыграл ключевую роль в развитии карьеры Моргана Фримена. Его потрясающую работоспособность (еще бы, его нервная система была в таком состоянии, что он почти перестал спать по ночам) и нестандартность решений (еще бы, ведь он почти перестал спать по ночам!) натолкнули босса на мысль сделать его главным в звене, занимавшемся разработкой принципиально новой стратегической игры. В результате игра имела звездный успех, а Морган быстро пошел по карьерной лестнице вверх, с легкостью переступая с одной ступеньки на другую.

В итоге к тридцати семи он уже был начальником проектного отдела, занимавшегося самыми передовыми разработками игровой индустрии, имел отличную репутацию, тонкое чутье на прибыльные идеи и хороший штат сотрудников, каждый из которых был своего рода жемчужиной. Но Дженна, конечно, превзошла всех в своем перфекционизме.

Морган взглянул на свое отражение в оконном стекле и улыбнулся уголком рта. Подумать только, а когда-то он и помыслить не мог о том, чтобы носить строгий костюм и галстук. Хорошо еще, что апрель выдался в этом году нежаркий.