Подари мне жизнь

Глава четырнадцатая Стремление в обетованную землю

Бить «по морде» Константина радио-шоу-мен Джойстик, разумеется, не стал; за него это едва не сделали другие — давние и теплые знакомцы экс-санитара в облике зверей и мебели — «хряк», «комод» и «гиена». Они пили пиво возле палатки — напротив больницы, а когда увидели Костю, то крадучись пошли следом.

— Ну, теперь-то, братва, мы его уроем! — прошептал «хряк».

— Замочим как миленького, — радостно потер руки гиенообразный.

— На куски порвем, — мрачно добавил «комод».

Костя шел быстро, посвистывая, по сторонам не глядел. На улице было много прохожих.

— Здесь нельзя, — сказал «хряк». — К метро он пойдет через пустырь. Там и кончим.

— К помойке оттащим и забросаем мусором, никто не найдет, — рационализаторски предложил «гиена».

— Мне бы только до его горла добраться, — булькнул «комод».

До пустыря оставалось еще метров сто. Костя присел на одно колено, чтобы завязать шнурок. Отморозки тоже остановились.

— Может, сначала помучаем? — предложил «хряк».

— Опустим козла? — захихикал «гиена».

— Перо в бок — и крышка, — процедил сквозь зубы «комод».

Костя тем временем стал рассматривать в витрине магазина товары. Начав с этого дня играть роль Штирлица, он стал приобретать и навыки секретного агента. В витрине отражались совещающиеся между собой отморозки. Константин усмехнулся, перевернул свою бейсбольную шапочку козырьком назад. Из магазина вышла золотоволосая девушка с сумкой. Видно было, что с тяжелой.

— Позвольте, я вам помогу? — шагнул к ней Костя.

— Не надо, я на машине, — ответила девушка, едва взглянув на него. Она была очень мила, но серьезна. И в очках, которые весьма шли к ее курносому личику.

Девушка поставила сумку на землю, достала кошелек и стала пересчитывать деньги. Видимо, забыла в магазине сдачу. Вздохнув, она вновь подхватила сумку и вернулась в магазин. Константин поднял с тротуара выпавшую из кошелька визитную карточку. Прочитал: «Маркова Людмила Максимовна. Банк «Инвест-сталь». Старший экономист». И телефон.

— То что доктор прописал, — произнес Костя, оставаясь ждать у входа.

Топтались на месте и отморозки. На перекрестке помахивал палочкой гаишник. Наконец, девушка вновь вышла из магазина.

— Теперь-то все в порядке? — спросил у нее Константин.

— Ну а вам-то какое дело? — резко ответила она. — Отвяжитесь.

— Увы, Людмила Максимовна, это не в моей воле. Спокойно.

Девушка от неожиданности дернулась, но он взял ее под руку. Отобрал тяжелую сумку с продуктами.

— Медленно идем к машине, — произнес он твердо. — В ваших интересах вести себя тихо и не привлекать внимания. За нами наблюдают, я не один. Видите вон тех троих? Сейчас они пойдут следом, это наши сотрудники. Группа прикрытия. Не хотел бы я, чтобы вы оказались на допросе в их руках.

— К-какой доп-п-прос? — пролепетала девушка. — Вы к-кто?

— Отдел экономических преступлений, — шепнул Костя. — Все руководство вашего банка «Инвест-сталь» уже арестовано, сейчас с них снимают показания в Лефортово. Остались только вы. Значит, решили рвануть за границу? Запасаетесь продуктами? Конечно, там у них, в Швейцарии голод, все саранча поела.

— Да я вообще в отпуске! — пискнула девушка. — А в банке работаю всего год. Ничего не знаю и ни при чем.

— А вот это вы расскажете следователю по особо важным делам. В прокуратуре. Я всего лишь опер.

Они подошли к синему «опелю». От волнения девушка долго возилась с ключами, не попадая в замочную скважину. Костя мягко сказал:

— Да не трепещите вы так, госпожа Маркова. Может быть, все еще и образуется. Не виноваты — отпустят. Замешаны в чем — будете сидеть. Но, учитывая вашу красоту и молодость, дадут немного. Годиков пять-шесть. А там и амнистия поспеет.

— Но я ни в чем, ни в чем не виновата! — чуть не заплакала девушка. — Можно хоть я позвоню своей маме?

— Позже, — ответил Костя. — Генерал-майор ждет.

Отморозки, видя что их «олень» уводит куда-то молодую «антилопу», тронулись было вслед за ними, но вскоре остановились в нерешительности.

— Что это за телка выросла? — пробормотал «хряк». — И мент торчит, не подкатишь.

— А козочка ладная, — хихикнул «гиена». — В кусты завалим?

— На пустыре обоих кончим, — изрек «комод». — Разом.

Между тем Константин и Людмила уже садились в «опель». Машина тронулась. Отморозки стали ругаться матом и размахивать от злости руками. Проезжая мимо них, Костя приоткрыл дверцу и крикнул:

— На сегодня, олухи, свободны, можете отдыхать! Работать не умеете как следует, бездельники!

«Опель» помчался по улице, девушка покосилась на Костю.

— Строго вы с ними, — сказала она. — А покажите-ка ваши документы?

Константин похлопал себя по карманам:

— Вот черт! Кажется, в Управлении забыл. И пистолет тоже. Ладно, придется совершить должностное преступление, но я не в силах такую красавицу бросить в казематы Лубянки. Пусть меня расстреляют, но я вас, кажется, отпущу. Если вы меня поцелуете.

Девушка уже поняла, что ее водят за нос.

— А я вот вас сейчас сама в милицию отвезу, — сказала она.

— Не надо, лучше к радиостудии. Должен выступить перед народом и объявить на всю Москву, чтобы сегодня вечером меня никто не беспокоил, поскольку я иду в японский ресторан с обворожительной Людмилой Марковой. В семь часов вас устроит? — Костя уже давно заметил, что у нее нет обручального кольца.

Девушка улыбнулась. Ей понравился этот напористый, симпатичный и веселый молодой человек. К тому же после угрозы тюрьмы дышалось как-то легче. Будет что рассказать маме. А вечер все равно свободен.

— Вы этого не заслужили, — сказала тем не менее она, все еще колеблясь. Поправила на носу очечки. — Так куда вас подбросить?

— Да тут уже рядом, остановитесь. Пешком дойду.

«Опель» затормозил у тротуара. Девушка ждала, когда Костя вылезет. Но тот не спешил. Его почему-то вновь, в который уже раз в жизни охватило мгновенное чувство влюбленности. Так повелось с самого детства, в такой момент все его насущные проблемы забывались и отодвигались на второй план.

— Ну почему я уродился таким несчастным? — произнес он. — Почему я постоянно влюбляюсь?

Он повернулся к девушке, деловито снял с ее курносого носика очки, привлек к себе и крепко поцеловал в губы.

— А теперь — заслужил? — спросил он.

— Д-да… — растерянно ответила она.

— Тогда ровно в семь. Я позвоню, — сказал Костя, выбрался из машины и торопливо пошел в сторону молодежной радиостудии.

Джойстик, сидя в наушниках за стеклом, трещал в микрофон, как бестолковая сорока, пока не увидел Константина, вошедшего в студию. Прервав фразу на полуслове, он приподнялся, затем вновь сел и раздраженно бросил в эфир:

— А теперь слушайте рэп от Децла и дергайтесь в экстазе, кретины и кретинки, пока не свалитесь. Шутка!

Джойстик снял наушники и вышел в микшерскую, где спросил у звукооператора:

— Почему в студии посторонние? — он ткнул пальцем в сторону Кости.

— Говорит, друг твой, — ответил тот.

— У меня здесь друзей нет. Подмени меня кем-нибудь, я пойду перекусить.

— Тогда и я тоже, с утра ничего не жрал, — сказал Костя.

Они вышли в коридор. Джойстик пошел в буфет и взял себе чашку кофе с булочкой. Константин заказал чай и бутерброд с сыром. Сели за столик. Джойстик недовольно скривился.

— А за другой стол не хочешь? — спросил он. — Тебе места мало?

— Моей большой душе мало места вообще в этом мире, — отозвался Костя. — Ну что, все дуешься на меня?

— Зачем пришел?

— Повидать старого приятеля.

— Врешь! — сказал Джойстик. — Ты лгун и мерзавец. Ты Ольгу с ребенком бросил. Даже с двумя.

— Ого! Она что — приходила сюда?

— Приходила.

Джойстик поморщился, а Костя почесал лоб. Этого он от Ольги не ожидал. Значит, она решила навести мосты в Израиль через Джойстика? Вот женщины!

— Небось, предлагала тебе заключить фиктивный брак? — поехидствовал он. — А ты, конечно же, согласился. А потом, наверное, вспомнил, что у тебя есть уже одна жена в Хайфе, а вторая — в Москве. Не считая еще двух: в Америке и на Мадагаскаре.

— Отстань от меня, урод! — со злостью произнес Джойстик. — Ольгу и тот вечер в общежитии я тебе никогда не прощу!

— И не прощай. Подумаешь! Меня уже столько людей не могут простить, что одним больше, одним меньше — без разницы. Но ради нашей былой дружбы окажи мне одну услугу.

— Никогда! Ни-ког-да! — твердо повторил Джойстик. Прозвучало это столь торжественно и красиво, что радиоведущему самому понравилось, поэтому он повторил и в третий раз: — Ни-ког-да, слышишь? — но тут же, обуреваемый любопытством, спросил: — А какую?

Константин усмехнулся.

— Так и знал, что ты согласишься, — произнес он. — Тогда скажи мне, как еврей еврею, что надо сделать для организации лечения в Израиле?

— А ты разве еврей? — удивился Джойстик. — Вроде всегда русским был.

— Теперь вот сменил ориентацию.

— А кто болен? Ольга? Она тоже в Израиль намылилась, все меня про медицину ихнюю расспрашивала. А если болен ты, то я палец о палец не ударю. Подыхай здесь, в России.

— Тоже мне — друг старинный! Я вот, может быть, хочу жить и умереть на своей исторической родине.

— Не гони гониво. Костя — ты никакой не еврей, а я не хочу брать на себя ответственность за твой въезд в Израиль. Лучше обратись-ка ты в консульство.

— Да за такой совет даже спасибо не говорят! — Костя рассердился и встал. Даже плюнул с досады в свой недопитый стакан чая. Но, сделав пару шагов к выходу, все же вернулся и сел опять. Джойстик придвинул на всякий случай к себе поближе свою чашку кофе. А то еще и в нее плюнет. От этого Константина можно всего ожидать. Но он где-то все же был рад, что его старый друг вновь объявился. Просто хотелось помучить его подольше.

— Болен ребенок, — мрачно произнес Костя. — Наш с Ольгой сын. Понял теперь, балда еврейская?

— Сам еврей, не кричи.

Джойстик задумался. Это меняло все дело. Конечно, в таком случае надо помочь.

— Что у него за болезнь? — спросил он.

— Лейкоз. Острый и лимфобластный, если по-научному.

Костя потянулся к чашке Джойстика, но тот вцепился в нее обеими руками.

— Да дай, я выпить хочу, — сказал Костя.

— А… я думал… ладно.

Джойстик отпустил чашку, а Костя глотнул кофейку. И совсем хмуро промолвил:

— Может в любой день умереть.

— Скверно. Так что ж мы здесь сидим? — разволновался Джойстик.

— А что надо делать? Хватать мешки и бежать на Казанский вокзал? С него поезд на Тель-Авив?

Костя с некоторой беспомощностью развел руками. Добавил:

— Нет, брат, тут надо заранее связываться с детскими медицинскими центрами в Израиле. Через Интернет. Ты в этом дока, а я профан. Кроме того, ты там свой человек, а я никого не знаю. Ты можешь представляться моим родственником, деверем, внучатым племянником, кем угодно. Ты нужен мне, Джойстик. Но… если я уж тебе настолько противен, то считай, что это просит тебя сама Ольга.

Джойстик некоторое время помолчал, глядя на Костю.

— Ты мне не противен, — сказал наконец он. — Ты мне был и останешься другом. И конечно, я сделаю все, что в моих силах.

Из радиостудии Константин прямиком отправился в посольство Израиля. Погода неожиданно ухудшилась. Только что светило яркое солнце, а тут вдруг пошел проливной дождь. Природа будто взбунтовалась, по тротуарам понеслись потоки воды, ветер набрасывался на редких прохожих, вырывал у них из рук зонтики, срывал кепки и шляпы. Костя стоял в очереди перед зданием посольства и ежился под проливными струями дождя. Зонтика у него не было. Он с детства не любил этот глупый предмет, которого все равно никогда не оказывается под рукой, но который всегда рядом, когда и не нужен вовсе. А теперь зонтики были у всех в очереди, кроме него. И никто не собирался его пускать к себе под матерчатую крышу. Очередь будто знала, что этот долговязый парень, косящий под еврея, совсем-то и не еврей, а так, прикидывается… Пусть мокнет. Такие нам в Израиле не нужны.

Более всего Константина огорчало то, что ему нужно было сразу после посольства звонить Людмиле Марковой, новой золотоволосой знакомой, и ехать с ней в ресторан. Ну куда он попрется в таком мокром и жалком виде? Только в баню, сохнуть. А очередь двигалась еле-еле, приближаясь к обетованной земле по два метра в час.

— Если так пойдет и дальше, — пробормотал себе под нос Костя, — то до Иерусалима я доберусь, когда у меня вырастет седая борода, и привезу туда уже правнуков.

Наконец, став совершенно мокрым и скользким, как морской тюлень, он шагнул за открывшуюся вожделенную дверь. Охранник проверил у него документы и велел пройти сквозь индуктивную рамку. Но перед тем Костя выгреб у себя из карманов всю мелочь, ключи, снял часы и цепочку с крестом.

Охранник пренебрежительно покосился на символ христианской веры, хмыкнул и сказал:

— Ремень.

— Что — «ремень»? — не понял Костя.

— Тоже вынуть.

Константин расстегнул брючный ремень с пряжкой, положил на полку.

— Туфли, — бросил охранник.

— А трусы? — обозлился Костя, но сдержался. Снял и туфли, оставшись в одних носках. «Ладно, — подумал он. — В чужой монастырь со своим уставом не ходят. Их тоже можно понять — спят и сидят на бомбах».

Наконец, обшмонанный с ног до головы, Константин был препровожден в комнату, где за стеклом сидела черноволосая сотрудница. Стекло это перегораживало пополам все помещение. По ту и другую сторону стояло два телефонных аппарата.

Сотрудница показала, что не слышит его и постучала по телефону. Костя снял трубку.

— Алло? — сказал он. — Я туда звоню, это посольство Израиля?

— Говорите по существу, — ответила сотрудница, внимательно разглядывая его. — В чем ваши проблемы?

— Мои проблемы в том, что я хочу выехать к вам, на постоянное место жительство. Ну, то есть не к вам, за стекло, а в Израиль.

— Я понимаю, — слегка улыбнулась сотрудница. Затем углубилась в лежащие перед ней паспорта Кости и Ольги.

— Могла бы и раньше просмотреть, — буркнул в сторону Константин. Прошло еще несколько долгих минут.

— Но вы же оба русские, — сказала, наконец, сотрудница. Говорила она без акцента. Наверное, школу здесь заканчивала, институт, подумал он, — на дискотеки ходила, с парнями встречалась, а теперь сидит там в аквариуме и корчит из себя золотую рыбку.

— Я внук еврея, — возразил он. — Шолом вам.

— Шолом обратно, — игриво откликнулась она. — А где это написано, что вы — внук? Принесите те документы, где это подтверждается, где это будет написано черным по белому. А мы уж, со своей стороны, проверим ваши бумажки.

— Вот-те раз! — воскликнул Костя. — Дедушка еще до моего рождения умер.

— Тем более. А где ваше свидетельство о браке?

— А мы не муж и жена, — ляпнул Костя.

Сотрудница совсем развеселилась. Наверное, она еще никогда не видела столь бестолкового эмигранта.

— Константин Петрович, чего же вы мне тогда вообще мозги пудрите? — сказала она.

— Но у нас общий ребенок!

— Ну и что? Это не аргумент. Может быть, у вас в каждом крупном городе, областном центре, районной управе и поселковом совете по ребенку? Россия велика, всех ваших детей мы в Израиль вывезти не можем.

— А всех и не надо, — сказал Костя. — Нужно здесь кого-то на рассаду оставить.

— А кстати, какова действительно реальная цель вашей просьбы о выезде? — подозрительно спросила сотрудница.

— Прильнуть к Стене Плача, — угрюмо отозвался Костя, поднялся со стула. — Ладно, зайду в другой раз. Когда найду справку, что моему дедушке делал обрезание сам Лев Давидович Троцкий.

— Ищите, — улыбнулась сотрудница и повесила трубку.

Константин был зол на себя, на нее, на очередь, продолжавшую мокнуть под дождем, на погоду и на сырые сигареты в руке. Он встряхнулся, как большой пес, и побежал к телефонному аппарату. Набрал номер Людмилы Марковой. Стрелки часов показывали половину седьмого.

— Весь день тут проторчал и все без толку! — сердито пробормотал Костя. — Легче в космос слетать.

После долгих гудков, когда он уже почти потерял надежду услышать ее голос, трубку наконец-то сняли. Это была она.

— Людмила Максимовна, — быстро заговорил Костя, — я — тот, кого вы везли сегодня на своем «опеле». Помните?

— Можно ли забыть? — ответила она и, кажется, даже засмеялась. — Так мы идем в японский ресторан? Я готова. Кстати, как вас зовут?

— Костя. Слушайте меня внимательно. Ресторан отменяется. Я тут промок до последней нитки. Просто бери, скручивай и выжимай.

— И вы хотите, чтобы этим занялась я? Забавно, конечно, но я не стиральная машина.

— Нет, хотя в принципе я не против. Но у меня сейчас другое предложение. Можно к вам приехать и посушиться?

— Что-что? — не расслышала старший экономист.

— Ну, обсохнуть, посидеть под феном или вентилятором, просушить где-нибудь на печке брюки?

В трубке наступило молчание.

— Однако… — промолвила наконец Людмила. — Я еще никогда не встречала в своей жизни таких типов.

— И уверяю вас, больше не встретите, — подсказал Костя. — Можете ли вы напоить меня хотя бы горячим чаем с лимоном? А то я действительно простыну.

И вновь в трубке возникла пауза.

— Я вас очень прошу, — добавил Костя. — Мне идти некуда.

— Записывайте адрес, — сказала Людмила. — Чувствую, вы все равно не отстанете.

— Вот уж это точно! — обрадовался он.