Подари мне жизнь

Глава двадцать вторая Делаем третьего?

По окончании вечера Гельмут заказал лимузин, сам лично довез Ольгу до ее дома, сделав круг по ночной Москве. Прощаясь, он позволил себе лишь поцеловать руку своей даме.

— Значит, до завтра? — спросил он, как влюбленный школьник.

У Ольги даже не было слов, чтобы ответить, — она парила в небесах от счастья. Радостно кивнув головой, девушка побежала вверх по лестнице. Влетев в квартиру. Она бросилась к ожидавшей ее матери и принялась ее целовать. Та стала отбиваться, поскольку пребывала в весьма сердитом настроении.

— Ты что, очумела? — спросила Наталья Викторовна. — Знаешь, который час? Я тут места себе не нахожу, Вольдемар уже собрался больницы обзванивать, а она… Почему не позвонила?

— Некогда было! — весело ответила Ольга. — Весь вечер танцевала и пила шампанское. Гельмут, оказывается, такой классный танцор! И не скажешь, что толстый.

— Это тот, с которым тебя Рита обещала познакомить?

— Он самый. Теперь, мамочка, он мой жених.

Ольга упала в кресло и счастливо вздохнула.

— Час от часу не легче! — также вздохнула Наталья Викторовна, но с тревогой. — А он приличный человек?

— Очень. Я даже хотела пригласить его сейчас в гости, с тобой познакомить, но… всему свое время, каждому овощу свой фрукт, как говорит Рита.

— Она тебя многому научит, — кивнула мать. — А может быть, она и мне какого-нибудь немца подыщет? А что? Можно даже и завалявшегося, лишь бы уехать отсюда, куда глаза глядят.

— Можно, — кивнула Ольга. — Германия — страна озабоченных холостяков, теперь я это поняла. Туда нужно десантировать все наше Иваново со всеми ткачихами. И переименовать Мюнхен как-нибудь в Иванхен.

— Нет, ты это серьезно? — не поверила Наталья Викторовна. — Взаправду решила за него замуж выйти?

— А что? И помечтать нельзя? А вдруг получится? Да я с радостью! Не задумываясь.

— А как же Костя?

— Что — Костя? У него своя жизнь. А вот Антошке там операцию сделают. Я и тебя с собой заберу. И бабушку.

— А Вольдемара? — спросила Наталья Викторовна.

— Ну, если тебе так хочется, то и его пристроим. Садовником в замке Гельмута. Так что не переживай, мамочка, все будет отлично. Скажи лучше, я — красивая?

Ольга стала вертеться перед зеркалом, принимая соблазнительные позы, одна вызывающе другой. Выставляла из разреза платья ножку, кокетливо играла глазами, поводила плечиками.

— Ты у меня умница, — сказала мать. — Но дура. Не верю я этому Гельмуту. Да и Ритке твоей тоже. Тут что-то не так. Мне это сердце подсказывает.

— Мамочка, не дергайся, — ответила дочка. — Если я до сих пор не пропала, то уже и не пропаду. Мне даже кажется, что моя настоящая жизнь вот только сейчас-то и начинается… Все — впереди. У меня будет свой дом, загородная вилла, машины, яхта, путешествия по всему свету! И даже много-много любовников, если захочу.

— Совсем рехнулась, — покачала головой Наталья Викторовна.

Ольга вдруг перестала вертеться перед зеркалом и капризно произнесла:

— Нет, ну я так не могу!

— А что у тебя болит?

— Душа. Я сегодня такая красивая и эффектная, а меня никто не видит. Как на зло.

— Я вижу. И не узнаю свою дочь.

— Ты не в счет. А знаешь, что я сейчас сделаю?

— Пойдешь спать, — сказала мать.

— И не подумаю! — Ольга стала надевать туфельки. — Мне необходимо… я должна… я просто обязана немедленно показаться на глаза Косте! Вот прямо теперь и не откладывая.

— Три часа ночи! — всплеснула руками Наталья Викторовна. — Куда ты попрешься? — У тебя ведь жених импортный!

— А тот — муж законный, — резонно ответила дочь. — Есть разница? Кроме того, я должна заручиться согласием Кости на свой брак с Гельмутом. Как мой супруг, он просто обязан выдать меня замуж.

Наталья Викторовна бессильно опустилась на стул. И сумела лишь промолвить одну фразу:

— Нет, это не ты, и не мы с тобой сходим с ума, а весь мир!

— Полный абзац, — согласилась Ольга, выскальзывая за дверь.

Константин проснулся оттого, что в его оконное стекло ударился камешек. Он приподнял голову с подушки и прислушался. Только что ему снилось, как он скачет на лошади, минуя кордоны из милицейских машин, лихо перелетая через препятствия, над головой свистят пули, а за спиной у него рюкзак, набитый долларами. Второй пущенный камешек заставил зазвенеть стекло еще сильнее. Костя потянулся и включил лампу. Прошлепал к окну, открыл его и выглянул вниз. На тротуаре стояла Ольга, помахивая ему рукой.

— Сейчас! — сказал он. И добавил, уже натягивая брюки: — Такой сон прервала… Если бы знала, сколько мы могли заработать!

Спустившись вниз и выйдя из подъезда, он наконец-то протер глаза и… обомлел. Такой красивой Костя ее еще никогда не видел. Даже во времена юности. А Ольга будто нарочно приняла одну из самых своих эффектных поз, разученных перед зеркалом.

— Ты ли это, дитя мое? — вопросил Костя. — Впрочем, я всегда знал, что моя жена — самая прекрасная женщина на свете.

— Мерси за комплимент, — сделала книксен Ольга. — Может быть, пригласишь в квартиру?

— Угу, — отозвался он, поскольку других слов не было. От ее вида действительно перехватило дыхание.

Они поднялись по лестнице, тихо вошли в квартиру, стараясь не скрипеть половицами, чтобы не разбудить Костиных родителей. Но те и не спали, прислушиваясь к странным шорохам за дверью.

— Кого-то привел, — шепотом сказал Петр Давидович жене. — Наш сын — бабник.

Елизавета Сергеевна на цыпочках подкралась к двери и посмотрела в замочную скважину. Затем вернулась в постель.

— Кажется, это Ольга, — прошептала она. — Вот до чего дошло: жену в дом украдкой водит.

— Все-таки это лучше, чем любовницу, — ответил муж.

— В данных обстоятельствах не вижу никакой разницы, — оставила за собой последнее слово Елизавета Сергеевна. — Интересно, какие у них могут быть дела в четыре часа ночи?

— Супружеские, — вполне логично отозвался Петр Давидович.

Между тем в комнате Кости происходил следующий «деловой» разговор. Причем Костя и Ольга стояли очень близко, глядя друг другу в глаза.

— Скажи, я тебе сейчас нравлюсь? — допытывалась она.

— А я от тебя всегда был без ума, — не покривил душой он.

— Нет, ты честно ответь.

— Я правду говорю. Когда я тебя вижу, во мне всегда все переворачивается. И потом никак на место не установится.

— Ты любишь меня?

— Люблю. А почему от тебя… — Константин стал подозрительно принюхиваться. — Почему от тебя мужчинами пахнет?

— А я была с ними в ресторане, — ответила Ольга.

— Ах вот как! Коварная изменщица…

— Сам такой…

Как-то непроизвольно, инстинктивно, сумасбродно они поцеловались, а затем стали также поспешно и не думая ни о чем ином, раздеваться. Вечернее платье упало на пол. Костя что-то шептал, а Ольга отвечала, но слова таяли в ночной прохладе, не обретая смысла. Наконец, Константин бережно взял ее на руки и осторожно положил в кровать… Любовь, как постоянно случается в жизни, вновь затмила рассудок.

Однако родители Кости продолжали прислушиваться к доносящимся до них из соседней комнаты звукам. Они были весьма характерны.

— Лиза? — недоуменно спросил Петр Давидович. — Они там что, третьего ребенка делают?

— Молчи! — толкнула его в бок Елизавета Сергеевна. — Я сама возмущена до предела. Лучше бы он привел в дом любовницу.

— Так, может быть, их остановить? — высказал дурацкую идею муж.

— Уже поздно, — вздохнула жена, и ее слова совпали с финальными аккордами, проникшими сквозь «хрущевскую» стенку.

…А спустя некоторое время между Костей и Ольгой продолжился, прерванный любовной горячкой разговор.

— Мы как два сумасшедших, — прошептала она. — Но мне с тобой хорошо.

— И мне тоже, — отозвался он. — А все-таки зачем ты пришла?

Ольга немного задумалась, но потом призналась:

— Сказать тебе, что я, может быть, выйду замуж за одного немца.

— Вот как? — Костя обиженно отодвинулся от нее.

— Это шанс, — промолвила она. — Спасительный билет для нашего мальчика. Ведь с операцией в Израиле скорее всего ничего не выйдет. Так я понимаю.

— Я работаю в этом направлении, — хмуро сказал Костя. — Не торопись. Сегодня мы должны быть в посольстве.

— Я знаю, — вздохнула Ольга. — Мне уже звонили оттуда.

— Вот и подожди пока со своим нацистом.

— Он не нацист, он хороший. Разве его вина, что наши деды воевали?

— Все равно гауляйтер, коли хочет увезти тебя в Германию. На принудительные работы. Будешь ему свинину жарить к пиву. Сама растолстеешь, как бочка. Тебе это нужно?

— Еще ничего не решено, Костя. Давай немного поспим…

— Ну, спи, спи, — согласился он. — У меня такой интереснейший сон прерван. Вот любопытно, уйду я от погони или нет?

— Уйдешь, милый, — пробормотала, уже засыпая, Ольга. — Ты от всех уйдешь, ты же у нас Колобок…

— То есть дурак круглый? — успел спросить Костя, но его вопрос, словно повис в воздухе, оставшись без ответа.

В кабинете секретаря израильского посольства Давида Львовича Когана разместились все — родители Кости, он сам и Ольга. На столе были разложены документы, паспорта, фотографии из семейного архива. Секретарь переглянулся со своей сотрудницей Марией и сказал, обращаясь к Петру Давидовичу:

— Итак, вы утверждаете, что ваш отец — еврей?

— Чистокровный, — ответила за мужа Елизавета Сергеевна.

Петр Давидович лишь кашлянул, словно подтверждая сказанное.

— Это он на снимке? — спросила Мария, ткнув пальцем в одну из фотографий.

— Он, — вновь отозвалась Елизавета Сергеевна, сразу же взяв командование в свои руки. — Видите, пейсы висят?

— По-моему, это просто бакенбарды, — усмехнулся секретарь. — Но это к делу не относится. А кто рядом с ним, что это за женщина в шляпе?

— Не знаю, — пожал плечами Петр Давидович. — Фотография старая, отец умер, когда я был еще малышом. Может, кто-то из родственников?

— Я знаю, — опять вмешалась Елизавета Сергеевна. — Это твоя тетя Сара. А чуть дальше — его не видно — только плечо высовывается — это ее брат Исаак. Снимок сделан еще одним твоим дядей, Мойшей. Он, как вы понимаете, за кадром, вместе со своими детьми Фаней, Раей, Абрамом, Левой и Сонечкой. Сонечка была такая хорошенькая, мне Лазарь рассказывал, он сводный брат Бенечки, который женился потом на Ребекке, помнишь? — она обратилась к мужу и пнула его под столом ногой.

— A-а… да, припоминаю, — сконфуженно отозвался он.

— Ну и где же сейчас все эти ваши родственники? — слегка насмешливо спросила Мария.

— Да кто где! — ответила Елизавета Сергеевна и вновь понеслась на рысаках: — Одни в Польше, другие в Вильнюсе, третьи в Германии, четвертые в Америке, пятые в Австралии…

— Погодите, — прервал ее секретарь. — Не частите. А вы сами разве тоже имеете отношение к еврейской национальности?

— Кто, я? — выразила удивление Елизавета Сергеевна. — Разве не видно?

— Дело в том, что мы тоже проследили родословную вашего мужа…

— А при чем здесь мой муж? — оборвала его Елизавета Сергеевна, чувствуя запах керосина. — Вам мало того, что я — еврейка?

— Подождите, — вмешалась Мария. — О вас речь пока не идет. Мы рассматривали генеалогию Петра Давидовича. Поскольку и в первоначальном заявлении вашего сына Константина было сказано, что еврейские корни у него лишь от деда, а не от вас.

— От меня тоже, — не унималась Елизавета Сергеевна.

Остальные вокруг сидели, раскрыв рты, — и Ольга, и Костя, и Петр Давидович. В столь жаркий спор «славян» лучше было не вмешиваться.

— Да погодите же вы! — не выдержала Мария, прикрикнув. — Что у вас за характер такой несносный!

— Обычный еврейский характер, — ответила Елизавета Сергеевна. — Будто в Одессе никогда не были? Ну таки я вам скажу, шо вы многого мимо себя потеряли.

Мария выдержала паузу, взглянув на Давида Львовича. Потом задала каверзный вопрос:

— Вы крестили в детстве Константина?

— А как же? Конечно, — ответил Петр Давидович, за что тут же получил под столом еще один удар ногой.

— Он шутит, — мило улыбнулась Елизавета Сергеевна. — Он хочет сказать, что мы делали мальчику обрезание.

— Это легко проверить, — заметила Мария.

— Я готов, — лучезарно посмотрел на нее Костя. Но теперь уже ему перепал удар ногой под столом от Ольги.

В кабинете секретаря посольства становилось жарко. Хозяин помещения взял слово:

— Мы произвели некоторые исследования и у нас появились косвенные доказательства того, что ваш отец Давид Федорович первоначально прозывался Давыдом. Но каким-то образом произошло изменение одной буквы — «ы» на «и», а в паспортных данных он был записан как еврей по национальности.

— Однако, — подхватила Мария, — его дед Константин приходился сыном некоему государственному чиновнику третьего класса Никосу Шиголопулосу, обрусевшему греку, служившему по ведомству иностранных дел при министре Каподострия. Или не так? — она торжествующе посмотрела на всех.

— Ну точно! — не удержался от восторженного возгласа Петр Давидович.

Елизавета Сергеевна изо всей силы ударила его под столом по ноге.

— Шиголопулосы — это совсем другой род, отдельный от нас, — заявила Елизавета Сергеевна. — Нас часто путают, но они к нам не имеют никакого отношения. Но в конце концов, что мы тут все в бумажках копаемся, как крысы архивные? Давайте решать по существу, без отеческих гробов.

— Конечно, — усмехнулась Мария. — Тем более что есть и более сильные аргументы.

— Какие же? — с вызовом спросила Елизавета Сергеевна.

— Почему ваш сын и сноха живут по разным адресам? И поженились лишь недавно, всего пару недель назад?

— А почему, собственно, евреям обязательно жить вместе? Вспомните Элизабет Тейлор и Ричарда Бартона? Они жили врозь, — нашлась Елизавета Сергеевна. — Пять раз женились и столько же раз разводились. И ничего страшного не произошло, воды Иордана из берегов не вышли.

— Оставьте ваши неуместные сравнения, — рассердилась Мария. — У нас есть еще одно доказательство того, что вы хотите получить репатриацию незаконно. То есть вы преследуете личную выгоду. К нам поступила информация, что вашему сыну требуется операция по пересадке костного мозга, — она посмотрела на Костю и Олю, — и вы рассчитываете на бесплатное медицинское лечение в Израиле.

— От кого поступила эта информация? — спросил Костя.

— В кабинете наступила тишина.

— Не важно, — сказал секретарь. — Мы не обязаны вам отвечать на этот вопрос.

— Да, — тихо произнесла Ольга. Затем повторила громче: — Да, мой сын болен, — и почти прокричала в лицо сотрудникам посольства: — Да, я именно поэтому хочу уехать в Израиль, чтобы ему сделали там операцию! Неужели вы все этого не понимаете? Неужели Антон обречен на смерть здесь, в России?! Неужели он никому больше не нужен, кроме меня?!

Петр Давидович сидел, повесив голову. Молчала и Елизавета Сергеевна, тоже как-то вдруг разом сникнув. Костя обнял Ольгу за плечи, пытался успокоить.

— Да вы не кричите так, — сказала Мария. — Закон есть закон, а порядок есть порядок.

— Это так, — смущенно подтвердил секретарь. — Мы не можем открыть вам визу, — и он развел в сторону руками.

— К черту ваш закон и к черту ваш порядок, — сердито обронил Костя. — И к черту вас самих с вашими дотошными вопросами и придирками! Еврей не еврей, русский не русский, грек не грек… А еще называется — «Земля обетованная»! Да в гробу я ее видал! Пошли отсюда. В России тоже нормально лечат… Если есть деньги. А они у меня будут! Не дождетесь вы от меня обрезания…

— А жаль, — сказала ему вслед Мария, переглянувшись с секретарем. — Из него бы получился неплохой еврей.

Вся семья выбралась гуськом из посольства и остановилась на улице. К Константину неожиданно подлетел мужчина средних лет, стоявший до этого в очереди. Это был Климакович, врач с бывшего места службы. Сейчас он вел себя развязно и весело, словно уже был одной ногой в Тель-Авиве. По-панибратски хлопнул Костю по плечу.

— Ну как, получил визу? — спросил он, подмигнув одним глазом.

— Нет, — хмуро ответил Костя.

— Почему? — сменил тон Климакович. Да признали меня не то татарином, не то якутом. Придется переходить израильскую границу нелегально. Со стороны Новой Зеландии.

— Эге-ге! Вон оно что… — Климакович отодвинулся от Кости. — Наверное, ты в чем-то этаком замешан, — он сделал еще один шаг назад. — Или болен.

— Да вы не пужайтесь, Николай Семенович, — Костя напротив ринулся к нему и стал крепко обнимать. — Вы-то ведь уезжаете? Ну и счастливо добраться! А мне теперь в лепрозорий надо. Да еще люэс этот проклятый, четыре креста уже, до мозга добрался. И СПИД, и атипичная пневмония, и гепатит С, полный букет словом.

Климакович стал вырываться изо всех сил, но объятия Константина напоминали кольца удава, когда тот душит свою жертву. Наконец бывшему врачу удалось выскользнуть, и он, как бешенная мартышка, понесся по улице, наперерез машинам.

— Кто это? — спросила Ольга, встав рядом.

— Прохиндей один, — отозвался он.

— Что будем теперь делать? — задала новый вопрос она.

Елизавета Сергеевна и Петр Давидович стояли в сторонке, не мешали их разговору.

— Что-нибудь придумаем, — уверенно сказал Костя. — Я спущусь на самое дно ада, но спасу его.