Куколка. Новая жизнь

Глава 5. Алмаз

В зале все еще было пусто. До открытия клуба оставалось пять минут. Татьяна поняла это по неоновым цифрам на квадратных часах, что висели над барной стойкой напротив сцены. Музыка, не прерываясь, временами по синусовой волне то затихала до шепота, то разрасталась до оглушающего шума – диджей возился с настройками.

По мере приближения к сцене в Татьяне нарастала паника. Это был ее первый рабочий день. Первый в жизни. Ей предстояло делать то, чему она никогда не училась. В самом центре танцпола на глазах у целой толпы. А гостей ожидалось множество – очередь уже ломилась в двери. Она, конечно, грезила в полудреме, как будет выходить на эту сцену, кружиться в выступе вокруг шеста и покорять возбужденную публику, но морально оказалась не готова.

Страх заполнил все нутро. Сердце забилось в угол. Легким стало не хватать воздуха. Татьяна напрягла мышцы рук и ног, сковав тело изнутри, чтобы не дать себе впасть в паническое бешенство. Словно Терминатор, она шагала за Светой по ступеням на сцену, затем в круглый балкончик. Рыжая выбрала тот, что ближе к гримерке. Татьяне пришлось волочить до следующего железные ноги.

Диджей включил популярную песню, и Света начала разминку. Растягивала шею, руки, ноги и корпус. Татьяна следовала ее примеру, хотя разминка никак не помогла ей справиться с ощущением забетонированности.

Когда толпа ввалилась в зал, рыжая затанцевала, не обращая внимания на Татьяну. Большинство гостей ринулось к барным стойкам. Часть расселась по столикам. Остальные беспорядочно, с широкими промежутками, заполонили свободное пространство клуба.

С очередным хитом танцпол наполнился людьми из холла. Света активно задвигала руками, обвив шест одной ногой. Она крутилась, вертелась, дергала головой и широко улыбалась, как и вчера, и делала все это так непринужденно, будто танцевала дома перед зеркалом. Татьяна чувствовала себя скованной невидимой проволокой. Она боязливо оглядывалась по сторонам, пытаясь оценить, насколько сильно к ней присматриваются, и двигалась осторожно. Движения ее совсем не соответствовали музыке и ритму, но, к ее счастью, толпу внизу мало интересовало, что происходит на сцене. Хотя пару насмешливых взглядов она все же зацепила.

Света подмахнула Татьяне руками снизу, призывая к более агрессивным движениям. Под ее пристальным взглядом Татьяна резче завертела попой, активнее переставляла ноги и широко размахивала руками. Потом, когда заиграла зажигательная R&B мелодия с элементами латиноамериканского фолка, тело само задрыгалось под музыку, порой выдавая такие движения, о своей способности делать которые Татьяна и не подозревала. Но энергия в ней быстро угасала. Ее сдерживала невидимая и очень жесткая цепь, выплавленная из смущения, морализаторского воспитания матери и неуверенности в себе.

Двадцать минут растянулись для Татьяны в бесконечность. Это была не минута славы, как она мечтала вчера перед сном, а вечность ее позора. Толпа не смотрела на нее вовсе, как будто от неловкости, и это задевало гораздо сильнее насмешливого любопытства. Татьяна старалась двигаться плавнее и изящнее, но выходило грубо и нелепо. Она пыталась копировать движения Светы, а получалось как у младенца, повторяющего за мартышкой.

Наконец, Татьяна поймала призывающий взгляд рыжей, что пора уходить со сцены. Света ловко спустилась по лестнице на высоченных шпильках, как горная коза. Татьяна стала ее догонять. Уходя за кулисы, они натолкнулись на «кореянок» во вчерашних костюмах. Обе девушки никак не поприветствовали коллег, но взглянули на Татьяну так, будто знали о ней много больше, чем она сама.

Она проследила за ними, чтобы понаблюдать. Стиль их танца показался ей своеобразным. Обе девушки двигались обрывисто, резко и энергично, иногда под музыку замедляясь и как бы растягиваясь в воздухе, но потом быстро возвращались в привычный темп.

Не успела Татьяна войти в гримерку, как за ней появилась грозная фигура Арины с сердитым лицом и кулаками в брюках. Сегодня она носила мятный костюм с безрукавным длинным пиджаком. Топ под ним был настолько короток, что представлял зону декольте во всю ее объемную ширь и полностью открывал плоский живот. На губах блестела алая помада. Рекламные локоны пружинились на каждом шаге.

При ее появлении все замерли. Толкнув Татьяну легонько в бок, она вышла в центр гримерки и сразу вскрикнула в затылок Светы, которая рассматривала себя в зеркало, перегнувшись через стул.

– Какая нахрен сцена? – Арина не стеснялась выражений.

Оглядев поредевших, застывших по стенам и углам, танцовщиков в комнате, Татьяна поняла, что никто здесь не упрекнул бы директора в сквернословии. Рыжая резко обернулась на гневный упрек. По губам пробежала злорадная ухмылка. Она скрестила руки на груди и присела краешком попы на столик.

– А что не надо было? – фальшиво удивилась. Актриса в ней, на взгляд Татьяны, погибла давно и в муках. – Я думала, ей только там и место. Ты же единолично ее наняла.

Директор несколько секунд злобно пыхтела, как голодный и истосковавшийся по человеческому мясу дракон. Татьяне хотелось исчезнуть из комнаты, чтобы не попасть случайно под ее обжигающее жаром дыхание. Она понимала, что явилась причиной гнева, но пока не понимала, в чем дело.

– Правила никто не отменял, – на тон более спокойным голосом произнесла Арина.

– Неужели? – Света подняла одну бровь и усмехнулась, проведя языком под нижней губой. Бугорок прокатился по подбородку и исчез за тонкой щекой слева. – Судя по всему, на кастинг это не распространяется?

– Распространяется. Кастинг я провела сама.

– Ха! – рыжая задрала назад голову и застыла так на пару секунд, продемонстрировав лебединую шею. – Претенденток получше, видимо, не нашлось? Неужели «Дэнсхолл» так низко пал?

Они смерили друг друга презрительно-ехидными взглядами. Каждая ухмылялась. Все остальные превратились в бронзовые статуи и старались не дышать. Татьяна ерзала от дико зудящей неловкости, хотя ей стоило тоже застыть и не двигаться, но накаленные нервы не позволяли.

– Не тебе осуждать мои решения, – медленно проговорила Арина.

Стоя позади нее в двух шагах, Татьяна чувствовала, как сильная волна напряжения медленно растягивается по комнате.

– Ну куда мне? – Света резко повысила голос. – Я всего лишь жопотряска в стразах! А ты, как истинный ювелир, умеешь заметить в куче камней алмаз.

Она небрежно ткнула указательным пальцем в сторону Татьяны и на звенящих нотах продолжила:

– Если она твой алмаз, какого хера ты прибежала сюда тогда? Ты ее без конкурса взяла, но для сцены она слишком плохо танцует? Ты сама себе противоречишь!

– Алмазы надо огранять и шлифовать, прежде чем выставлять на продажу, – Арина указала рукой назад, примерно в Татьяну. – На грязный кусок неровного мутного камня никто не позарится, пока он красиво блестеть не начнет. Но это не значит, что грязный алмаз – не алмаз.

– Раньше ведь мы только отборные бриллианты брали, – прищурилась Света, делая медленный шаг вперед. – А теперь ты всякую дрянь с земли подбираешь? Моей сестре, уже готовой, отшлифованной и ограненной, в сто карат, ты даже в кастинге поучаствовать не дала. Из-за этой сучки.

Рыжая стрельнула в новенькую молниями из глаз, но быстро перенаправила ярость на арт-директора.

– Что у нее за блат?

Татьяна, наконец, осмелилась посмотреть на Арину и увидела ее непреклонный взгляд, безэмоциональное, словно застывшее во льду, лицо, уверенную и напряженную позу. Директор злилась, но всеми силами держала себя, чтобы не закричать. Желваки шевелились, а верхняя губа поджала нижнюю.

– Я ее блат, если тебе привычнее мыслить так, – усмехнулась Арина, расправив кулаки в ладони внутри карманов.

Директор уверенными шагами начала движение вокруг Светы, глядя то в стену, то в пол, то на на нее. Та оборачивалась вслед с прищуром, в котором были видны только два белых огонька, недобрых, дрыгающихся, готовых к атаке, – отблески потолочной люстры.

– Я предпочту алмаз с земли поднять, самостоятельно отшлифовать и огранить, чем сразу звезду с неба схватить и обжечься, – закончила речь и движение Арина, вернувшись на прежнее место.

С легким стуком каблуков она приставила одну ногу к другой, как солдатик, не вынимая рук из брюк, и уставилась на Свету, которая резко повернула к ней лицо и вскрикнула:

– Ну вот сама ее шлифовкой и занимайся! На меня не рассчитывай.

Рыжая секунду сверлила Арину глазами, потом с напором двинулась к выходу, одарив по пути и Татьяну проклинающим взглядом. Та съежилась и посмотрела на арт-директора, которая стояла в центре комнаты, оглядывая подчиненных. Фигура ее, статная, властная, прямая, кружилась вокруг своей оси за взглядом, пока не остановилась на Татьяне. Тогда она вздохнула и тоже двинулась к выходу, показав танцовщице идти за ней. Татьяна, как собачонка, побежала следом.

Они прошли по неоновому коридору к голубой двери в конце, как и прошедшей ночью. Арина с размахом открыла ее и, сделав шага три, резко развернулась всем корпусом. Татьяна вошла в кабинет и по жесту Арины закрыла за собой дверь.

– Надеюсь, теперь ты понимаешь, что не можешь меня подвести? – спросила арт-директор, снова сунув кулаки в широкие карманы. – Я на тебя, считай, все фишки поставила. Деньги ты в любом случае должна будешь отработать. Но если все пойдет плохо, отрабатывать их будешь, моя унитазы. Все понятно?

Холодный взгляд арт-директора пронзил Татьяну насквозь. Отчаяние накрыло с головой.

– Понятно, – приглушенным обидой голосом ответила она и опустила глаза.

Арина разглядывала ее требовательно, будто пыталась выжать еще что-то, но молчала. Потом обошла широкий стол и села в кресло, откинув мало послушные локоны за плечи.

– В первый месяц все у нас танцуют на стойке гоу-гоу за вторым баром, рядом с туалетом, – спокойно начала арт-директор, глядя в монитор, будто разговаривала теперь с Татьяной по телефону, а не вживую. – Сейчас ты пойдешь туда же.

Татьяна кивнула, хотя Арина не могла этого заметить, а точнее, не хотела.

– Хореографию учи по видеоурокам, – наставнически продолжала она. – Подпишись на Светин канал. Она хорошо там многие вещи объясняет, в том числе базовые. И на паблик ее подпишись. Там тоже много всяких лайфхаков танцевальных.

Арина говорила так, будто зачитывала заранее подготовленную инструкцию, параллельно изучая что-то другое на ярком экране перед собой. А потом внезапно посмотрела Татьяне в глаза и задала неожиданный вопрос.

– Ты девственница?

– Что? – опешила Татьяна, но завертела головой.

– Один раз, поди, всего сексом занималась? – Арина изучала ее с легкой усмешкой на пухлых губах.

– Нуу… – потянула Татьяна и сдалась. – Почти.

– Так и думала. У меня дома ты лучше танцевала, – заметила она, приподняв уголки рта. Форма при этом почти не пострадала, оставаясь такой же нарочито пухлой и круглой. – Один раз – не пидорас. Раскрепоститься тебе надо.

Татьяна вмиг раскраснелась, услышав такую резкую фразу, появление которой, казалось бы, ничто не предвещало. Но еще больше ее насторожил смысл сказанного. Арина откинулась на спинку кресла и заложила под голову согнутые в локтях руки.

– Ты больно зажата в танце. Не престало, поди, балерине полуголой в ночном гадюшнике задницей перед пьяной толпой трясти?

Уловив черное смущение Татьяны, Арина расхохоталась в голос. Толстые губы растянулись в тонкую окружность, обрамляющую широко раскрытую пасть, которая показалась Татьяне хищнической, острой и глубокой, – такая загрызет и не подавится. Все то время, пока арт-директор наслаждалась собственной шуткой, она переминалась с ноги на ногу, не понимая, как себя вести, что делать и что отвечать. Оказалось, отвечать было не обязательно.

– Ладно, сегодня там в углу у туалета как-нибудь перекантуешься. Завтра будь у Арбатской в семь.

– Вечера? – от неловкости спросила Татьяна.

– Разумеется. И с костюмом.

Арина смерила ее таким взглядом, в котором словно никогда не было веселья, а вечно царили тьма, холод и презрение. Смех канул в эту бездонную пасть бесследно и так же внезапно, как и вырвался оттуда за минуту до этого. Они обменялись номерами телефонов. В голове Татьяны тут же возникла мысль покинуть помещение. Казалось, Арина телепатически внедрила в нее эту идею. Татьяна послушно кивнула и направилась к выходу.

Прильнув с той стороны к двери всем дрожащим телом, она дала себе секунды отдышаться. Сердце стучало неимоверно. Дыханию потребовалась целая минута, чтобы вернуться в привычный режим. Идти в гримерку, полную ненавидящих ее танцовщиков во главе со Светой, ей не хотелось, а до выступления оставалось целых пять минут. Лучшей идеей показалось скоротать эти минуты в туалете.

Татьяна вытерла лоб и щеки увлажненным бумажным полотенцем, протерла подмышки, которые больше вспотели от разговора с Ариной, чем от танцев, поморгала перед зеркалом, будто пыталась сбросить кошмар с ресниц, а потом глубоко-глубоко вдохнула и резко выдохнула. Часть тяжести вышла наружу, и будто полегчало. Надо было отправляться на стойку, что находилась всего в нескольких метрах от застенка, за которым прятались двери в туалетные кабинки.

Стойка гоу-гоу представляла собой небольшой круглый пьедестал, без перил и шеста, но очень узкий. Максимум, который можно было там себе позволить в танце, это расставить ноги на ширине плеч, а упасть с него казалось опасным. Матовое покрытие имитировало то ли резину, то ли кожу. В целом, пьедестал сильно походил на барабан и показался Татьяне неустойчивым. Но выбора ей не предоставили. Предстояло как-то оттанцевать здесь всю ночь.

Бармены бегали за стойкой, как ошалелые, акробатически уворачиваясь друг от друга с бутылками и бокалами в руках. Гости гудели и пританцовывали. Люди знакомились, веселились, флиртовали. Алкоголь снабжал их энергией для этого. Никто не видел, как Татьяна выходит из туалета и поднимается на мини-подиум. Никого это не интересовало. Она снова танцевала на краю сцену, почти за кулисами, никому не нужная, специально спрятанная от всех. И так было даже лучше.

Громкая музыка заставляла вибрировать все здание и всех, кто в нем находился. Когда в полночь на сцену вышел ведущий в золотом галстуке, все внимание публики направилось к нему. Татьяну не замечали. Стесняться было некого, но это не помогало. Движения по-прежнему выходили такими, будто железные шипы впивались в кожу, мышцы и кости. Двигаться заставляла только необходимость отрабатывать уже потраченное. Татьяна закрыла глаза, поймала волну и стала танцевать просто, как умела.

Ночь пролетела быстро. К четырем утра Татьяна чувствовала себя зомби, хоть и не знала, как мертвецы могут себя чувствовать. Ей казалось, что вся кровь вытекла вместе с потом. Воздуха не хватало, а от обязанности улыбаться никто не освобождал. Скулы тоже болели. Татьяна боялась, что дурацкое выражение неискренней улыбки теперь навсегда застынет на ее лице, но как только сошла с подиума, щеки сами опустились от бессилия. Татьяна привыкла к интенсивным нагрузкам, ведь, учась в академии, могла тренироваться часы напролет, но легкие не привыкли к такому сжатому количеству кислорода, оттого усталость копилась вдвойне. К тому же, колонки находились прямо над ее головой, от чего черепная коробка под утро трещала по швам. Все вместе очень утомляло.

«Добро пожаловать в свободную взрослую жизнь» – саркастично поздравила себя Татьяна и невесело улыбнулась, глядя в черное окно автобуса, на котором возвращалась в арендованную квартиру.

Невзирая на все неудобства и усталость, она чувствовала облегчение от прошедшей ночи. В душе искрилась радость от того, что она двигалась, как хотела сама, от того, что она преодолела себя, выступая перед толпой почти голой, от того, что продержалась первую ночь несмотря ни на что. Впереди предстояло продержаться еще как минимум одиннадцать таких же ночей, а затем бесконечное их число.