Поезд до станции детство

Глава 21 Модель, далекая от совершенства

Алина лежала, глядя на противоположную стену, где пламя факела отражалось на блестящей поверхности. Оно исполняло причудливый танец, казавшийся ей колдовским и опасным. Оставшись одна, она ни на секунду не переставала бояться. Она закуталась в накидку до самого подбородка. Несмотря на тепло от тлеющего костра, ее периодически била мелкая дрожь.

«Скорее бы они вернулись!» — твердила она без остановки. Мысль, что она осталась одна в темном мире, сводила с ума. Как могла гнала ее подальше, но злодейка упорно возвращалась и будоражила сознание.

Из закутка с дровами раздавался громоподобный храп Ады. Иногда он сменялся грозными причмокиваниями, а затем снова усиливался. В такие моменты Алине становилось еще страшнее, она вздрагивала каждый раз, как бабка громко всхрапывала после затишья. В другое время подобная ситуация рассмешила бы ее, но только не здесь, рядом со старухой, которая прожила уже неизвестно сколько лет и пропиталась вековой древностью.

Факел освещал лишь небольшой участок вокруг себя, все остальное пространство было погружено во мрак. Алине казалось, что там, в темноте, притаились жуткие монстры. Вот они сидят, скалят пасти и только и ждут подходящего момента, чтобы растерзать беспомощную жертву. Под аккомпанемент храпа впечатление только усиливалось.

Усталость брала свое, и глаза Алины уже с трудом держались открытыми. Она усиленно их таращила, боясь, что как только закроет, на нее накинуться те самые чудовища. Неистовая пляска на стене действовала гипнотически, и постепенно веки ее опустились, и тело погрузилось в тревожный сон, не переставая вздрагивать от раскатов храпа. Наверху разыгралась настоящая буря. Громкие завывания ветра и шум барабанящего по поверхности земли дождя подействовали на Алину, как снотворное. Внизу было тепло и сухо, а мягкая накидка ласкала кожу, как рука заботливой матери, которой у нее никогда не было.

Разбудил ее звук захлопнувшегося люка. Она резко села, держа накидку обеими руками у самого подбородка, и уставилась на проем в стене, где уходила вверх крутая лестница. Оттуда доносился звук шагов. Похоже, кто-то наведался в гости и сейчас уверенно спускается вниз.

— Адская темень! — услышала Алина сердитый мужской голос. Далее последовала нецензурная брань, от которой у нее побежали противные мурашки. Такого отборного мата ей еще не приходилось слышать, хотя школьники в этом и продвинулись — ругались, не стесняясь, при учителях. — Вставай, старуха! Хватит храпеть! Дело у меня к тебе есть.

Грубый голос все приближался. Алина запаниковала, решая, куда можно спрятаться. Но тут же отбросила эту мысль — в проеме появилась высокая темная фигура.

Ада продолжала храпеть, как ни в чем ни бывало. Видать, нужно было более действенное средство, чтобы разбудить ее.

Алина замерла, боясь шелохнуться, наивно полагая, что так ее не видно.

— Так, так, — пришелец хищно повел носом, — пахнет человеченкой! Давненько я такого не нюхивал.

Глаза, цвет которых Алина не могла разглядеть, беззастенчиво разглядывали ее, закутанную в плащ, как в кокон. Несмотря на страх, Алина успела заметить, насколько позволял тусклый свет от факела, что мужчина молод и хорош собой. Натренированное тело одето в брюки и черную футболку. Выглядел он опрятным. На ногах блестели ботинки, как будто их только что натерли кремом. Гладко зачесанные назад волосы отливали черным. Даже при таком освещении было заметно, какая смуглая у него кожа.

Мужчина не спешил приближаться к Алине. Он молча изучал ее испуганное лицо.

— Старуха умеет преподносить сюрпризы, — негромко произнес он. — Кто ты и что здесь делаешь? Как ты очутилась в этом месте, забытом и покинутым Богом?

Он сделал несколько шагов в сторону Алины. Даже захотев, она вряд ли смогла бы ответить. Страх парализовал голосовые связки. Лишь глаза становились все больше, да слабый писк вырвался из трусливого горла по мере его приближения.

— Чего пищишь? — усмехнулся парень. Он остановился в метре от нее и опустился на корточки. Испуганные глаза Алины встретились со светло-коричневыми, почти желтыми, глазами. Кроме любопытства, в них больше ничего не было. Это немного успокоило Алину. Она считала себя неплохим физиономистом и решила, что обладатель такого взгляда вряд ли задумал что-нибудь плохое. — Не бойся! Я людей не ем! Даже так приятно пахнущих, — он опять повел носом, принюхиваясь и иронично улыбаясь.

Алина продолжала молчать, голос отказывался подчиняться. Мужчина протянул руку и дернул накидку вниз. От испуга подбородок Алины начал подрагивать.

— Да чего ты трясешься? — немного раздраженно воскликнул он. — Я что похож на людоеда?

— Н-н-нет… — нашла в себе силы, наконец, вымолвить Алина.

— Ну… тогда чего же ты боишься? — он протянул руку, в попытке еще ниже стянуть накидку.

— Не трогайте меня! — жалобно пропищала Алина, с трудом отодвигаясь от него.

— Все, не трогаю! Видишь? — он примирительно поднял руки вверх ладонями вперед. — Только не пищи и, что еще хуже, не плачь.

Из закутка, где спала Ада, донеслось недовольное покашливание.

— Кого там принесло? — проскрипел старческий голос. Затем последовало сердитое бормотание на тему, что старость не радость и в этом месте является только помехой. Видно, встать с первого раза у нее не получилось. — Кто там? — из-за утла показалась ее взлохмаченная голова. — Ты, что ли, Захар?

— Я, — ответил парень, вставая и поворачиваясь к старухе.

— Чего ночью приперся? — недовольно проворчала она, неуклюже ковыляя по землянке.

— Ну для кого ночь, а кому и день. Забыла, старая? — беззлобно рассмеялся парень.

— Тьфу ты! Забыла, — скривилась бабка. — Ну и приходил бы тогда ночью.

— Чего раскаламбурилась, старуха? — не переставал он смеяться. — Ух, я и забыл, как ты воняешь! — скривившись и резко перестав смеяться, сказал он и картинно зажал нос, когда Ада доковыляла до него.

— Так не нюхай, проваливай отсюда, — она сердито кивнула в сторону лестницы.

— Ладно, ладно, молчу, — вновь улыбнулся парень. — По делу я к тебе шел, а тут — такое… — он указал на Алину. — Откуда она взялась? Признавайся! А то она язык, похоже, от страха проглотила.

— Не твое дело! — огрызнулась старуха. Алина испугалась, что незнакомец сейчас разозлиться, но, не заметив в его лице признаков гнева, сразу успокоилась. Она даже позволила себе выпустить накидку, почувствовав защитницу в лице Ады. — Не про твою честь!

— А жаль, — Захар снова окинул плотоядным взглядом Алину, которая непредусмотрительно раскрылась. Она тут же опять натянула накидку до самого подбородка. — Я бы порезвился с ней, — расхохотался он, заметив ее испуг.

— Хорош балагурить попусту! — рявкнула Ада. — Говори, чего пришел? А ты, детка, не бойся. Не тронет он тебя! — уже мягче обратилась она к Алине.

— Пришел за смолой твоей волшебной, — перестав дурачиться, серьезно сказал Захар. — Никак не могу добыть такую же. Вроде, делал все так, как ты говорила… Ан не получается — гаснет факел едва разгорится и все тут.

— Ну, не бестолочь ли? — всплеснула руками Ада. — Сколько раз объяснять? От примесей цедил?

— Цедил!

— Над огнем вываривал?

— Ну, да!

— А плесень добавлял?

— Нет, забыл!

— Ну, я же говорю, бестолочь! — удовлетворенно кивнула Ада. — Без плесени, милок, ничего не получится! Поэтому и не горит!

Алина, опять забыв про страх, заинтересованно слушала диковинную беседу. Они ей сейчас напомнили сказочных героев, вернее злодеев, говорящих о приготовлении колдовского зелья.

— Да как же я ее соберу, эту плесень-то? — возмутился парень. — Она же в руках расползается. Только ржавые пятна и остаются!

— Да ты еще бестолковей, чем я думала! — разозлилась Ада. — Кто ж ее руками-то собирает? Только дураки, такие, как ты. Возьми чего-нибудь… Да хоть кусок коры… Ей и собирай. Только, не забудь накрыть потом, чтобы ветром не развеяло. А то не донесешь до места, по дороге растеряешь.

— Понял, понял, — пробубнил Захар, — не дурак. Дай хоть чуть-чуть, на первое время, пока свою не приготовлю…

— Ох и надоел ты мне, дармоед! — проворчала Ада, направляясь, однако, в свой волшебный закуток. — Ходит тут, попрошайничает! Самому слабо, что ли? — голос ее затихал по мере удаления и добрел одновременно. Было заметно, что сердится она не всерьез, что такое внимание ей даже льстит.

— Злобная старуха! — с ответным дружелюбием произнес Захар и подмигнул Алине. К тому моменту она уже перестала бояться. — Как тебя зовут, красавица?

— Алина, — осмелилась произнести она.

— И что же ты тут делаешь, все-таки? Здесь не место таким…

— Каким таким? — удивилась она.

— Живым, глупышка! — рассмеялся он.

Алина вздрогнула. Опять накатила волна страха от мысли, что она единственная живая в огромном мире, где все мертвые и возродились для вечной жизни-муки. Захар неправильно истолковал ее реакцию:

— Не бойся, — сказал он, — я тебя не обижу. Но… здесь не все такие добрые, — если он хотел ее успокоить, то получилось у него с точностью до наоборот. Она лишь еще больше испугалась. — Да чего ты так смотришь на меня? — всполошился он, увидев расширившиеся от страха глаза Алины. Она уже вовсю боролась со слезами. — Я даже пальцем тебя не тронул!

— Просто… просто… — пролепетала она, — просто… мне страшно от твоих слов стало, — выдавила она, наконец.

— Ах это? — расслабился он. — Ну… тут, конечно, есть чего бояться… Но, думаю, старуха не даст тебя в обиду. Да и я теперь тоже, — немного помолчав, добавил он. И посмотрел так выразительно, что у Алины опять по телу побежали мурашки, только уже не от страха. — Но ты так и не ответила, что делаешь тут?

— Я ищу…

— Ты чего привязался? — громко перебила ее Ада. — Нечего тебе тут спрашивать, понял? По делу она! А по какому, так не твоего ума дело! Понял?

— Ты чего разоралась-то? — грозно сдвинул брови Захар, а Алина опять испугалась.

— Ничего! — воинственно ответила Ада. — На вот… — она сунула ему в руки небольшой сверток. — И давай, уматывай!

— Ничего не скажешь, гостеприимная хозяйка, — обиделся Захар, но сверток взял. — Ладно, я не прощаюсь, — он посмотрел на Алину. — И еще, если что, живу я тут неподалеку. Могу оказаться полезным! — зыркнув напоследок в сторону Ады, он скрылся на лестнице.

— Ходят тут всякие… — ворчала старуха, подкидывая веток в очаг и разжигая его вновь, — только спать мешают. Теперь вот попробуй усни!

— А кто это был? — поинтересовалась Алина.

— Захар-то? — переспросила Ада. — Да… в общем-то, неплохой парень, безвредный… Его единственный недостаток, что родился от колдуньи…

— Значит, он тоже колдун?

— Он-то? Нет, — закудахтала старуха, что в ее устах означало смех. — Колдуньей была его мать! Очень сильная колдунья, — Ада присела рядом с Алиной и протянула костлявые руки к огню. — Страшные вещи творила при жизни. Она даже оборачиваться могла…

— Как это? — удивилась Алина. Она тоже придвинулась ближе к огню. После бури наверху вниз проникала влага, неприятно холодя кожу.

— Ну, это значит в животных могла превращаться в разных. То в волка обернется, то в лису. Ходила по деревне, кур таскала. Душила их да бросала… Вредила, в общем. Один раз превратилась в медведя лишь для того, чтобы задрать нескольких односельчан. Резвилась ведьма…

— Кошмар! — прошептала Алина. — Это же сколько злости должно быть в человеке!

— А ты думала сюда добрые попадают? — Ада смотрела на нее, прищурившись не по-доброму.

— Ну, я… — Алина не знала, что и ответить на это.

— Нет, дорогуша! Здесь все злые, — жестко добавила старуха. — Сюда не за заслуги ссылают, а за бесчинства человеческие! Здесь сплошь и рядом одни отбросы, обреченные и всеми забытые! Это гораздо хуже самой мучительной смерти. А знаешь, что самое страшное? — она пытливо смотрела на Алину, которая боялась произнести хоть слово, чтобы еще больше не разозлить старуху. — Самое страшное, что лишь не многие прозревают здесь. Основная масса остается такими же злыми и продолжает творить свои бесчинства против себе же подобных!

— А как же Захар? — «И Иван?» — про себя подумала Алина.

— Да, Захар… — голос старухи смягчился. — Он не такой. Мать-то его перед самой смертью передала ему свой дар. Только сделала она это против его воли. Не хотел он становиться таким же. Противился всячески. Но разве будет ведьма кого-нибудь слушать? Не могла она унести свой дар в могилу. Вот и передала… — Ада замолчала, о чем-то задумавшись.

— А дальше? Что было дальше? — нарушила Алина молчание, когда оно затянулось.

— Дальше? — встрепенулась старуха. — Дальше стал он ведьмаком. Только… зла он никому не делал. Наоборот, старался помогать людям…

— А они, то есть люди? — допытывалась Алина, когда Ада опять впала в задумчивость.

— Люди… Люди, они ведь злые… Они еще хуже нас иногда бывают, — она тяжело вздохнула. — Падеж у них там скота случился… Ну и обвинили во всем Захара. А кого же еще? Нужно же найти козла отпущения. Короче, порешили они его! Самосуд учинили!

— Как это? — не поняла Алина.

— Что тут непонятного? Убили его! Ночью, прямо в постели, отрубили голову. А потом… Потом дом сожгли… Вот и все. Вот так он и оказался тут!

— Но почему?! Он ведь никому не причинил зла?

— А потому! Что ведьмин сын он! Таким, как он, — одна дорога…

— Но… это же несправедливо! — Алина была шокирована рассказом Ады.

— А с чего ты взяла, что все должно идти по справедливости? — во взгляде Ады опять появилась суровость. — Если бы так было, то многие из нас уже бы покинули это место. Не может быть все по справедливости, когда кто-то один берется решать все и за всех. Даже он не может уследить за всем!

«На Бога намекает, — поняла Алина, — но вслух не называет. Не признает его, видно».

— Ладно, давай-ка поспим еще немного, — Ада, кряхтя, поднялась. — Завтра у меня много дел. Да и у вас, наверное, тоже.

— Постойте! — у Алины остался еще один вопрос: — А мать Захара? Она тоже тут?

— А где же ей быть, злодейке? Конечно, тут.

— Они живут вместе?

— Нет, — Ада остановилась на половине пути к закутку и повернулась к Алине. — Клавдия, мать его, живет отдельно, с теми, про которых я рассказывала. Забыла сказать тебе, они, Захар и мать его, то бишь, тоже могут жить на поверхности. Клавдия-то сразу примкнула к своим. Уговаривать ее не пришлось. А вот Захар-то категорически отказался. Не хочет он жить с ними. Мало того, — хихикнула она, — он еще и окапывается вот уже полвека поди. Построил себе временный шалаш на поверхности и роет хоромы. Упорный парень, всем наперекосяк пошел. Те бесятся, а ничего поделать не могут. Силен парень. Мать иногда навещает его, а он туда ни ногой. Видно, претит зло его душе…

Ада скрылась в «спальне», и почти сразу же по пещере стал разноситься ее заливистый храп. «Крепкая старуха! — улыбнулась Алина. — А еще про бессонницу говорила! Мне бы так». Она лежала с открытыми глазами. Вспоминала лицо Захара — красивое и простодушное. «Вот ведь, сколько зла видел от людей, а сам таким не стал! Или стал? Да нет, не похоже. Не выглядит он злодеем! — она перевернулась на другой бок. — Что-то Миша с Кириллом задерживаются. Скорей бы уже вернулись! Не терпится рассказать им про Захара!»

Сон — коварная штука! Алина вертелась на жестком ложе, пытаясь найти позу поудобнее, уже и не надеясь уснуть. То жарко становилось, и она скидывала с себя накидку, то начинала мерзнуть и натягивала ее вновь. В голову лезли разные мысли. Картинки сменяли одна другую. И не было конца череде этих слайдов. А потом все закончилось. Волна крепкого сна накатила и накрыла с головой. Реальные картинки сменились сном. Она опять видела Захара. Он то становился злым и превращался в волка, то опять появлялся добрым и спасал Алину от зверя, в которого оборачивался кто-то другой. Сон, как отражение увиденного и услышанного.

Алина не слышала, как вернулись друзья.

Михаил остановился возле нее и какое-то время с улыбкой наблюдал, как она спит. Так хотелось поцеловать ее — родную и желанную с разметавшимися во сне волосами. Но он боялся разбудить. А еще не хотел разрушать очарование момента: так приятно было просто стоять и смотреть на нее.

Кирилл устало опустился на свое ложе. Ему хотелось одного: уснуть как можно скорее, дать возможность отдохнуть сознанию, которое, как ему сейчас казалось, взяло на себя слишком серьезную ответственность. Иногда он сомневался, что у них получится вырвать Ивана из цепких лап этого мира. В такие моменты он таился, как мог, чтобы никто не догадался, о чем он думает. Само это место заражало его пессимизмом. Михаил с Алиной были друг у друга. Любовь помогала закрывать глаза на многое, ничего не бояться. Кирилла же больше всего страшило влияние темного мира на его душу.

Приятно лежать в шезлонге возле прохладного водоема, потягивать бодрящий коктейль и ни о чем не думать. Виктор отставил запотевший стакан на столик рядом, приподнял очки с темными зеркальными стеклами и, в который раз, с любовью оглядел свои владения. Небольшой бассейн, выложенный небесно-голубой плиткой, манил окунуться в прозрачную, искрящуюся свежестью влагу. Магазинчик с вывеской «Добро пожаловать» над входом улыбался автоматически открывающимися дверями своему хозяину, который ласкал его взглядом собственника.

«Так, так… Не слишком ли много воды? — Виктор придирчиво переводил взгляд с бассейна на фонтан. Расстояние между ними было не больше трех метров. — Нет! Воды много не бывает! И потом, так приятно выйти погулять вечерком и послушать звуки природы, пусть и созданные рукой человека», — он горделиво выпятил грудь, ощущая себя гениальным изобретателем.

От роскошного сада остался только небольшой кусочек около дома. И то только потому, что так было угодно хозяину, для создания тени, чтобы прятаться от солнца, которое Виктор тихо ненавидел. Что он только не пытался с ним сделать, но оно как было огромным, закрывающим практически весь небосвод, так и оставалось таким, не подчиняясь мысленным приказам нового хозяина. Иногда, в порыве раздражения, Виктор выключал его раньше времени. Тогда место небесного светилы занимала скромная луна, всегда в одной и той же фазе — полнолуния.

Виктор гордился переменами и осовремениваниями, как он выражался, Оазиса жизни. Гладкая асфальтированная поверхность плавно переходила в ярко-зеленый коротко стриженный газон вокруг бассейна. Хозяин пожелал, чтобы всегда пахло свежескошенной травой, будто каждое утро здесь проходились газонокосилкой.

«Эх, сюда бы сейчас пару цыпочек, — мечтательно прикрыл глаза новоявленный нувориш. Он представил, что по бокам стоят еще два шезлонга с загорающими на них длинноногими блондинками. — Нет! Одна — блондинка, другая — брюнетка! Хорошего помаленьку! И почему я не могу пожелать людей?! Хоть резиновых укладывай!» — Виктор в раздражении нахмурился и с остервенением припал к соломинке, пока не осушил бокал до дна.