Гвинет возвращалась из забытья постепенно, шаг за шагом. Еще не открывая глаз, она начала различать спокойные, домашние звуки. Открылась и захлопнулась дверь, прошелестели вдали чьи-то шаги. Затем восхитительно запахло горячим хлебом и жареными кофейными зернами. Во рту у Гвинет пересохло.
Наконец она сбросила с себя остатки сна и открыла глаза. В широкие окна лился яркий солнечный свет. На стенах, обитых незнакомыми розовыми обоями, висели незнакомые картины. Гвинет пошевелилась, и это движение отдалось у нее в боку острым уколом боли. Она негромко вскрикнула, стиснула зубы и попыталась повыше подняться на подушках.
У стола, спиной к Гвинет, стояла женщина. Услышав вскрик, она обернулась, и Гвинет, к своей неописуемой радости, узнала в ней Мэдди.
— Осторожно, вам нельзя двигаться, иначе рана может открыться, — сказала Мэдди, подходя к кровати. Она поправила подушки под головой Гвинет и спросила: — Так лучше?
Гвинет кивнула. Если лежать спокойно, боль почти не чувствуется.
— Я принесла вам чай. Заварила так, как вы любите.
Прихлебывая жидкий чай, Гвинет принялась рассматривать комнату, в которой она оказалась. Мысли ее разбегались. Последним четким воспоминанием, оставшимся в памяти Гвинет, была кухня и лицо Джесона, склонившегося над ней, все остальное тонуло в тумане.
В комнате преобладали светлые тона — розовый и белый. Кровать, на которой лежала Гвинет, оказалась высокой, широкой, с бархатным балдахином, украшенным золотыми кисточками — такими же, как и на длинных оконных шторах. Мебель была французская — обитые бархатом кресла, полированные шкафчики, комоды со множеством выдвижных ящиков. Повсюду были расставлены фарфоровые фигурки и изящные китайские вазы.
Эта спальня, вне всякого сомнения, была женской.
— Где я? — спросила Гвинет.
— Разве вы не помните? Это дом мистера Рэдли.
Гвинет неуверенно кивнула. Память понемногу начинала возвращаться к ней. Гарри, который пытался ее убить. Марк — спасенный, мирно спящий в одеяле. Джесон, обещавший быть рядом. Боль. Снова боль и присутствие какой-то женщины, ухаживавшей за раной и о чем-то говорившей с Гвинет.
— Мне кажется, я слышала голос Джуди, я имею в виду мисс Дадли, — она посмотрела на Мэдди.
Та кивнула.
— В ту первую ночь мисс Дадли буквально не отходила от вас. Она скоро вернется. Сейчас они вместе с мистером Брэндоном повели на прогулку Марка.
— Она живет в этом доме?
— Ее поселили над спальней хозяина, — указала рукой Мэдди, — а Марк спит в его гардеробной.
— Это так мило с ее стороны, — сглотнула Гвинет. — Ведь у нее столько самых разных забот.
— Она сказала, что все дела отложит на потом. К тому же вы скоро встанете на ноги. Пейте чай.
Гвинет допила до дна и спросила, возвращая Мэдди пустую чашку:
— Какой сегодня день?
— Понедельник.
— Понедельник? — растерянно повторила Гвинет.
— Вы проспали целый день и две ночи.
— И вы вместе с мисс Дадли были здесь все это время?
— И мистер Брэндон тоже. Правда, он ездил еще на Саттон-Роу, чтобы привезти вашу одежду, — улыбнулась Мэдди. — А я теперь ваша личная служанка, мистер Рэдли все устроил. — Тут улыбка сползла с лица Мэдди, и она грустно добавила: — Кто бы мог подумать, что Гарри окажется таким негодяем?
Гвинет не ответила, она внимательно изучала спальню. Мэдди забрала поднос и, направляясь к двери, на ходу обронила:
— Скажу хозяину, что вы проснулись.
— Нет! Погоди! — остановила ее Гвинет. Ею начала овладевать какая-то странная тревога. — Ты сказала, что это дом мистера Рэдли. Дом мистера Джесона Рэдли?
— Да, — кивнула Мэдди. — Прелестный дом, правда? Вот, посмотрите, — Мэдди указала рукой на оклеенную розовыми обоями стену. — Здесь потайная дверь, а за ней — туалетная комната для леди. Там фарфоровая ванна. Она такая большая, что в нее всей семьей залезть можно.
Гвинет с таким недоумением посмотрела на Мэдди, что та улыбнулась и пояснила, понизив голос.
— Это ванна, чтобы мыться в ней вдвоем, понимаете? — она хихикнула. — И зеркала! Знаете, какие там зеркала? От пола и до самого потолка! Когда мисс Дадли увидела все это, она сказала, что это возмутительно, да только при этом подмигнула мне. Она очень милая леди, правда?
Ужасные подозрения вспыхнули в голове Гвинет, и она задала следующий вопрос:
— Скажи, этот дом стоит на Мун-стрит?
— На Мун-стрит? С чего это вам пришло в голову? Нет. Этот прелестный небольшой дом находится на краю Мэрилибон-Филдз. Если посмотреть в окно, то увидишь и поле, и лес — они тянутся отсюда на многие мили. Живешь, как в деревне, но при этом совсем недалеко от Оксфорд-Роуд, так что до Лондона рукой подать.
Теперь обстановка спальни увиделась Гвинет в несколько ином свете. Да, это была женская комната, но при этом она не могла быть ни спальней бабушки Рэд-ли, ни спальней одной из кузин. Никто из них не украсил бы свою спальню фривольными фигурками Венеры и Купидона или картинами, на которых изображены крайне рискованные сюжеты.
Гвинет решительно откинула одеяло и соскочила на пол, стиснув зубы от острой боли, пронзившей все ее тело.
— Мэдди, помоги мне одеться. Мы уезжаем домой.
Мэдди открыла от удивления рот, но тут же опомнилась и сердито застрекотала:
— Вы должны немедленно вернуться в постель! Так-то вы решили отплатить мистеру Рэдли за все, что он для вас сделал? Я никогда в жизни не видела второго такого заботливого мужчину. Ну же! Возвращайтесь в постель, скорее!
— Потому что если ты этого не сделаешь, — неожиданно добавил низкий мужской голос, — я лично уложу тебя в постель. Мэдди, скажи повару, что миссис Бэрри проснулась и будет готова завтракать через десять минут.
— Я не голодна, — угрюмо сказала Гвинет.
— Не имеет значения. Ты должна есть. Поторопись, Мэдди.
Мэдди метнула в сторону Гвинет осуждающий взгляд, сделала книксен перед Джесоном и исчезла.
Гвинет стояла неподвижно, словно одна из фарфоровых статуэток, наводнявших эту спальню.
— Джесон, только попробуй сказать, что у меня больное воображение, — проговорила она сквозь стиснутые зубы. — Попробуй убедить меня в том, что этот дом не принадлежит твоей любовнице.
— У меня нет любовницы, — негромко заметил Джесон.
— Наверное, ты хочешь сказать, сейчас нет! — фыркнула Гвинет. — Могу поспорить, твое одиночество не затянется надолго. И сколько же их уже прошло через эту спальню! А?
Он не ответил, лишь подошел ближе, внимательно рассматривая Гвинет. Под глазами у нее еще были синие круги, на щеке остались царапины, но пятна на горле почти сошли. Джесону очень хотелось подхватить Гвинет на руки, приласкать, успокоить, но по ее глазам он понимал, что делать этого не стоит. По крайней мере сейчас. В ее глазах пылали угольки, и он решил дождаться, когда они потухнут.
Джесон спрятал улыбку и самым невинным тоном, на какой только был способен, произнес:
— Я сказал только то, что сказал, Гвин. А теперь возвращайся в постель; или я загоню тебя силой.
Ноги Гвинет уже дрожали от слабости, и ей ничего не оставалось, как вернуться в постель. Она одарила Джесона надменным взглядом, хотя бы отчасти утолив этим свою гордость, повернулась к кровати и застыла в растерянности. Она не сможет забраться в нее самостоятельно, матрас был слишком высок. Гвинет принялась искать глазами скамеечку, но в этот миг сильные руки Джесона подхватили ее и уложили прямо на середину постели.
Бок пронзила острая боль, и Гвинет невольно вскрикнула.
— Прости, — сказал Джесон совсем не виноватым тоном, — но если бы ты попросила о помощи, оказавшись в затруднительном положении, я оказал бы ее тебе спокойно и безболезненно.
— Хорошо, — ответила Гвинет, натягивая одеяло до самого подбородка. — Сейчас я попрошу тебя о помощи. Я хочу видеть своего сына. Я хочу видеть свою служанку. Я, наконец, хочу уехать из этого… этой… — Она огляделась по сторонам и передернула плечами.
— Так откуда ты хочешь уехать? — спокойно переспросил Джесон.
— Неважно! — отрезала Гвинет. — Мне нужно уехать раньше, чем кто-то узнает о том, что я здесь. Могу представить, что обо мне могут подумать! Это неприличный дом!
Джесон скрестил на груди руки, внимательно посмотрел на Гвинет и спокойно заметил:
— А я никогда и не записывался в монахи. У меня было довольно много женщин. Разве ты ожидала иного?
— Знаешь что, Джесон, — сказала Гвинет, набрав в грудь побольше воздуха, — мы сейчас говорим не о твоей репутации, а о моей.
Она помедлила, собираясь с мыслями. На душе у нее скребли кошки. Предатель, предатель!
— Неужели ты думаешь, что тебя могут принять за мою любовницу? — задумчиво спросил Джесон.
— Если эта спальня — образчик вкуса твоих любовниц, то я на эту роль не гожусь, — сердито прищурилась Гвинет.
Джесон уловил, как в ее глазах вместо раскаленных угольков промелькнула веселая зеленая искорка, и, внимательно осмотрев вслед за Гвинет спальню, сказал:
— Насколько я помню, тебе никогда не нравились женщины, которые приходились мне по вкусу, верно, Гвин? Я говорю о том времени, когда мы с тобой были еще совсем молоды и жили в Хэддоу.
— Мне не нравились женщины, которые были тебе по вкусу? — широко улыбнулась Гвинет. — Но, Джесон, у тебя вообще нет вкуса! Тебя легко может увлечь любое существо, лишь бы оно двигалось и носило юбку! Рядом с тобой ни одна женщина не может чувствовать себя в безопасности, кроме разве что охотниц за мужьями.
— И тебя.
Глаза Гвинет вспыхнули, но в следующее мгновение их прикрыли длинные пушистые ресницы. Джесон взял Гвинет за подбородок и спросил, глядя в ее расстроенное лицо:
— Что с тобой, Гвин?
Она сердито отбросила его ладонь и жалобно сказала:
— У меня огнем печет бок и болит голова, а разговор наш все равно ни к чему не приведет. Я очень, очень благодарна тебе, Джесон, и за себя, и за Марка. Если бы не ты, не представляю, чем бы все это закончилось. Разумеется, я не имею никакого права лезть в твою личную жизнь, но пойми, мне нельзя здесь оставаться. Если родители моих учеников узнают о том, что я переехала в этот дом, их ноги у меня больше не будет. А как же мне тогда зарабатывать на жизнь?
— На жизнь, — повторил Джесон, понемногу начиная раздражаться, и ему захотелось крикнуть: «Почему о том, как заработать на жизнь, ты думаешь, а о том, что тебя едва не придушили, — нет?»
Впрочем, Джесону было бы что сказать, даже если оставить в покое тот трагический вечер. Он внимательно осмотрел весь дом, в котором жили Гвинет с Марком, и понял всю глубину их бедности. До этого Джесона сбивала с толку парадная гостиная, дальше которой его не пускали. Теперь он знал, что Гвинет едва сводит концы с концами и будет впредь делать то же самое, потому что — он готов был в этом поклясться — не позволит себе тронуть ни гроша из тех денег, которые на нее свалились, с тем, чтобы все их оставить Марку. На себя, во всяком случае, она не потратит из них ни пенса. Переубедить ее? Напрасный труд. Ведь она Рэдли, так же, как и Марк. Однако он сам, Джесон, не только Рэдли, но и попечитель Гвинет, и он не позволит ей оставаться на положении бедной родственницы.
Прекрасные глаза Гвинет наполнились слезами. Джесон призвал себя к спокойствию, присел на край постели и взял руки Гвинет в свои ладони.
— Послушай меня, Гвин, — заговорил он. — Ты не можешь вернуться домой. Подумай хорошенько. Тот человек, который на тебя напал, не был обыкновенным вором. Что, если он надумает вернуться? В следующий раз я буду не в силах помочь тебе. Вот почему я привез вас сюда — не для того, чтобы обидеть тебя, а для того, чтобы вы с Марком были в безопасности. В этот дом никто не сунется. Да и искать тебя в нем никто не станет.
Слова Джесона несколько успокоили Гвинет, и тем не менее она спросила:
— А почему тогда ты не отвез нас на Мун-стрит?
— Я думал об этом, но там слишком много слуг и слишком много посетителей. Кроме того, здесь, на Мэрилибон-Филдз, вам придется пробыть совсем недолго, от силы день-два. Как только ты встанешь на ноги, я отвезу вас с Марком в Хэддоу. Там ты и поправишься окончательно.
— Я сомневаюсь насчет Хэддоу, Джесон, — покачала она головой. — Это так далеко… Я растеряю всех своих учеников.
Джесон беззвучно выругался себе под нос и крепче сжал руки Гвинет — так, что та даже поморщилась.
— Ты разве не слышала, что я сказал? Твой дом не собирались грабить. Тому убийце нужна была только ты, Гвинет. Ты, и больше никто.
Лицо Гвинет заметно побледнело.
— Нет, — прошептала она, качая головой. — Тот человек явно ошибся. Теперь он об этом знает. И ему была нужна не я, а портрет. Маленький портрет, которого у меня нет.
— Портрет? Что за портрет? Чей?
— Он не сказал, а я, — Гвинет хрипло рассмеялась, — а я, как ты сам понимаешь, не спрашивала.
Джесон ненадолго задумался, а затем сказал:
— Тебе должно быть что-то известно, Гвин. Думай. Быть может, кто-нибудь показывал тебе портрет или говорил с тобой о каком-то портрете, или…
— Нет же! — крикнула она. — Как ты думаешь, почему я уверена, что тот убийца пришел не по адресу?
— Послушай, Гвин, — веско заговорил Джесон, стремясь донести до Гвинет всю серьезность ситуации, в которой она оказалась. — За последнее время произошло немало странных вещей, и каждый раз оказывается, что ты так или иначе связана с ними. Когда мы с тобой виделись в первый раз, ты говорила, что за тобой следят. В тот же вечер ты чудом не становишься жертвой убийства на лестнице в доме Сэквилла. Наконец, на тебя нападают в твоем собственном доме. И это не случайное, а обдуманное нападение. Марк рассказал, что этот Гарри уже заходила утра в ваш дом и при этом задавал множество вопросов. Мэдди подтвердила это. Убийца побывал в каждой комнате, очевидно, искал тот самый портрет, но не нашел и вернулся тогда, когда, по его расчету, вы с Марком должны были быть в доме совершенно одни. Теперь ты видишь, как опасно тебе оставаться в своем доме? По крайней мере до тех пор, пока мы не найдем этого Гарри. В Хэддоу ты будешь в полной безопасности и сможешь спокойно поправляться. А там посмотрим.
Гвинет приложила руку к виску. Она хотела стереть из памяти все детали того страшного вечера, но не смогла и задрожала от запоздалого страха. Она чувствовала себя такой беспомощной!
Увидев слезы, вновь подступившие к глазам Гвинет, Джесон вздохнул и сказал, обнимая ее за плечи:
— Ну-ну, успокойся. Быть может, я и преувеличиваю опасность.
— Гарри… Он грозил расправиться с Марком, — всхлипнула Гвинет. — Я думаю, что даже если бы он и получил тот портрет, он все равно убил бы меня, а быть может, и Марка.
Джесон ясно увидел перед собой эту картину — развороченная кухня, пол, усыпанный осколками посуды, и Гарри, наводящий на Гвинет ствол револьвера, и снова почувствовал холодок под сердцем — точно такой же, как в ту секунду, когда грянул выстрел.
— Ничего этого не случится, если ты будешь не одна, — запальчиво сказал Джесон. — Ты должна вернуться в свою семью, к людям, которые о тебе позаботятся. Иначе, черт побери, твоя проклятая гордость сведет тебя в могилу, Гвин. Одинокая женщина…
Гвинет резко отшатнулась от него, и Джесон тут же замолчал.
— Это не такая уж редкость, — прошептала Гвинет. — И в том, что женщина живет одна, нет ничего предосудительного.
— Гвин, — сказал Джесон, раздражение которого утихло, а вот страх и возбуждение остались. — Давай не будем переводить разговор в область предположений. До тех пор, пока все не уладится, ты не можешь жить одна, как ты этого не понимаешь?
Джесон пылко обнял Гвинет. Ему не хотелось сейчас ни спорить с ней, ни пугать ее, а просто хотелось обнимать горячее упругое тело и знать, что никакие силы ада не посмеют тронуть Гвинет, пока она остается в его объятиях.
Гвинет придвинулась ближе к Джесону. Так она всегда делала еще в детстве, когда кто-то обижал ее, а Джесон начинал успокаивать. Правда, на этот раз их роли поменялись, и теперь уже Гвинет успокаивала Джесона.
— Все в порядке, — прошептала она и погладила Джесона по спине. — Все в порядке, — она поцеловала его в щеку, в подбородок. — Все в порядке, — и она поцеловала его в губы.
И с этого момента все резко переменилось.
Всего лишь мгновение его губы оставались мягкими, но затем напряглись, раздвигая губы Гвинет, а затем между ними проскользнул кончик его языка. У Гвинет перехватило дыхание, а Джесон принялся целовать ее долго, страстно, и его поцелуи помимо желания пробуждали в Гвинет воспоминания о прошедших днях. Да, это был Джесон, ее Джесон, по которому она так соскучилась!
Он положил Гвинет на подушки, обхватил ладонями ее щеки, до сих пор не веря тому, что произошло. Ведь он и не думал соблазнять Гвинет, это она первой поцеловала его. Кровь бешено гудела в жилах Джесона при мысли о том, что Гвинет, возможно, сама не желая этого, в одну секунду изменила все правила игры. Конечно, воспитанный мужчина должен был бы дать Гвинет время на то, чтобы проверить, права она или нет. Пропади он пропадом, этот деликатный джентльмен с лягушачьей кровью! Джесон мечтал о Гвин, когда был еще мальчишкой, и с тех пор ничего не изменилось. И самой Гвинет времени на раздумье он не даст.
Сквозь тонкую накидку и ночную рубашку он нежно коснулся губами раны на бедре Гвинет и хрипло прошептал:
— Я едва не потерял тебя.
Затем он поцеловал царапины на щеках Гвинет, синяки на ее горле и снова припал к ее губам. Джесон знал, что не имеет права заходить слишком далеко — по крайней мере до тех пор, пока Гвинет не окрепнет настолько, чтобы выдержать вторжение в себя его мужской плоти. Но в то же время он хотел сжечь за собой все мосты и не оставить Гвинет шанса изменить свое решение.
Оторвавшись от губ Гвинет, он приподнялся на локтях и посмотрел на ее лицо сверху вниз. Глаза Гвинет были прикрыты, влажные полные губы немного припухли, грудь округлилась и высоко поднималась и опускалась с каждым новым вдохом.
Пальцы Джесона принялись расстегивать одну за другой перламутровые пуговицы на ночной сорочке Гвинет. Она открыла глаза и затаила дыхание.
— Тсс, тихо, — прошептал Джесон. — Я хочу погладить тебя, — его рука скользнула на грудь Гвинет. — Смотри, что я сделал с тобой. Твое сердце колотится так же сильно, как и мое. — Он взял руку Гвинет и приложил ее к своей груди. — Видишь, что ты со мной делаешь? Я хочу тебя. Скажи, ты тоже меня хочешь?
Она облизнула губы.
— Скажи!
— Да, и ты это знаешь, — чуть слышно прошептала Гвинет.
Дрожащими пальцами он расстегнул оставшиеся пуговицы, распахнул ночную сорочку и положил ладони на обнажившиеся молочно-белые груди. Гвинет вздрогнула и негромко застонала.
— Тсс, — сказал Джесон, — лежи тихонько. Я не хочу, чтобы ты двигалась. Не делай вообще ничего.
Чуткие пальцы Джесона пробежали по ее телу, и Гвинет опять застонала. Затем Джесон опустил голову и медленно, нежно поцеловал соски — сначала один, за ним второй. Он с наслаждением вдыхал запах Гвинет — теплый, женский. Ладони его наполнились обнаженной плотью Гвинет, и он почувствовал, как напрягается и твердеет его собственная плоть.
«В другой раз, — сказал он самому себе, — в другой раз, когда нам никто не будет мешать. В другой раз… в другой раз… а сегодня наше время вышло».
Он позволил себе еще один, последний раз поцеловать нежную грудь Гвинет, затем быстро коснулся губами ее губ и прошептал:
— Не пугайся, любимая, но к нам, кажется, идут гости.
Лицо Джесона вырастало перед Гвинет постепенно, словно выплывало из тумана. Страсть в его зеленых глазах уступила место веселым бесенятам. Гвинет протянула руки, чтобы притянуть Джесона назад, к себе, но он удержал их, и повторил с усмешкой:
— Гости. Целая компания — Марк, Брэндон и Джуди. Они уже поднимаются по лестнице. Разве ты не слышишь?
Ей потребовалась секунда на то, чтобы окончательно прийти в себя. Она посмотрела на Джесона, на дверь и разочарованно вздохнула, а затем попыталась высвободить руку из пальцев Джесона, чтобы прикрыть свою обнаженную грудь, но он не выпустил ее, а, наоборот, еще сильнее сжал запястье.
— Не спеши, — сказал он. — Мы еще не закончили наш разговор.
— Джесон! — Голоса за дверью приближались. — Какой еще разговор? — срывающимся голосом спросила Гвинет.
— О том, что ты поедешь в Хэддоу и останешься там по крайней мере до тех пор, пока окончательно не поправишься. Обещай мне это, Гвин.
Кто-то засмеялся возле самой двери.
— Решила? — твердо спросил Джесон. — Знай, я не выпущу тебя, пока не дашь обещание.
— Обещаю, — обреченно выкрикнула Гвинет. — Обещаю!
Джесон улыбнулся, натянул на Гвинет одеяло до самого подбородка, а сам успел отойти к окну и встать там буквально за секунду до того, как в спальню веселой толпой ввалились Джуди, Марк и Брэндон.
Гвинет не знала, куда ей деваться.
— Хорошо, что ты проснулась, — сказал Брэндон. — Как себя чувствуешь, Гвин?
— Хорошо, — безжизненным голосом ответила Гвинет. — Оч… очень хорошо, спасибо.
Марк с разбега запрыгнул на кровать, хотел что-то сказать, но вместо этого, вглядевшись в лицо Гвинет, спросил:
— Мама… Почему у тебя такое красное лицо?
— Почему?.. Потому что здесь душно.
Брэндон бросил в сторону Джесона сердитый взгляд, Джуди задумчиво пошевелила бровями, а Джесон улыбнулся.
— Ммм, — протянула Джуди, — уж не лихорадка ли это у тебя, Гвин?
Гвинет искоса взглянула на Джуди и увидела смешинки в ее глазах. На Брэндона она посмотреть не решилась, ибо и без того чувствовала, что он за что-то сердится и на нее, и на Джесона. Взгляд Гвинет помимо ее воли обратился к Джесону. Тот стоял возле окна в спокойной, непринужденной позе, ничем не выдававшей недавнюю страсть, бушевавшую в нем. Казалось, его очень забавляет вся эта сценка.
Гвинет постаралась взять себя в руки и тихо, но твердо попросила:
— Джентльмены, не будете ли вы столь любезны покинуть на время эту спальню и не оставите ли меня на несколько минут наедине с Джуди? Она поможет мне привести себя в порядок перед нашей с вами встречей. Мне не хотелось бы пугать вас своим видом.
— А по-моему, мама, ты и так хорошо выглядишь.
— По-моему, тоже, — вставил Джесон.
Джуди оказалась самой догадливой.
— Разумеется, тебе нужно привести себя в порядок, — сказала Джуди. — Скоро приедет доктор сделать тебе перевязку.
Джуди направилась к двери и широко распахнула ее перед мужчинами. Пользуясь моментом, Гвинет принялась лихорадочно застегивать под одеялом свою сорочку.
— Я дам знать, когда Гвинет будет готова. А вас, Джесон, я попрошу распорядиться, чтобы сюда принесли горячей воды и чистых полотенец, хорошо?
Наконец джентльмены смирились с тем, что их выставляют. Первым из спальни вышел Брэндон.
— Ну же, Марк, — поторопил мальчика Джесон.
— Но я хотел рассказать маме о моем пони.
Джесон наклонился, что-то прошептал на ухо Марку, и они вышли из комнаты, а Джуди прикрыла за ними дверь.
— Какой еще пони? — спросила Гвинет, откидывая одеяло и придвигаясь к краю кровати.
— Прости, но мне велено молчать, — ответила Джуди. — Марк хочет сам тебе рассказать, это его сюрприз.
Она стояла возле кровати, склонив голову набок ц внимательно разглядывая свою подругу.
— Да, все оказалось гораздо серьезнее, чем я думала, — сказала она наконец.
— Что, опять началось кровотечение? — спросила Гвинет и приложила руку к раненому боку.
— Нет, — ответила Джуди. — Выше.
Гвинет взглянула и покраснела как рак. Пуговицы на ее ночной рубашке оказались застегнутыми вкривь и вкось.
— Да не смотри ты так виновато, — сказала Джуди, обнимая подругу за плечи. — Ты же знаешь, что меня ничем нельзя смутить. Однако позволь поделиться с тобой советом, который когда-то дала мне моя мать. Держи все пуговицы застегнутыми до тех пор, пока он не надел тебе на палец обручальное кольцо. Жаль, конечно, что моя мама сама не следовала этому совету, но, может, потому она и была такой мудрой.
Гвинет взглянула в смеющиеся глаза Джуди и облегченно вздохнула.
— Ты невозможная, необыкновенная девушка, и ты знаешь об этом, верно? — сказала Гвинет.
— Необыкновенная у нас скорее ты, — возразила Джуди. — Ведь это тебя, а не меня привезли под покровом ночи в это уютное гнездышко.
Глаза у нее при этом весело смеялись.
— А я-то думала, что в голове у Джесона мозги, а не мякина, — покачала головой Гвинет.
— С мозгами у него как раз все в порядке, — возразила Джуди. — И поступил он, по-моему, очень верно. И вообще Джесон чуткий человек — по мужским, конечно, меркам. Во всяком случае, здесь тебя искать никто не станет.
— Ты тоже думаешь, что мне может грозить опасность?
— Не знаю, но почему не подстраховаться? Кстати говоря, у Джесона есть друг, который обещал помочь разобраться с этим делом. Он служит то ли в Министерстве иностранных дел, то ли в Службе государственной безопасности, не помню, я в этом плохо разбираюсь.
— Министерство иностранных дел! — воскликнула Гвинет. — А не лучше ли просто обратиться в полицию?
— Может быть, так мы и сделаем, — пожала плечами Джуди. — Но не раньше, чем Джесон переговорит со своим другом.
— Боюсь, моя соседка будет волноваться, когда узнает, что я исчезла.
— Нет. Джесон уже виделся с ней. Сказал, что ты заболела и уехала к родственникам.
— Похоже, Джесон не упускает ни единой мелочи, — сухо заметила Гвинет.
— Если бы мне повезло встретить в жизни такого мужчину, как Джесон, я бы целовала пыль у него под ногами, — рассмеялась Джуди. — Ты даже не представляешь, как тебе повезло.
— Отчего же, — ответила Гвинет, вспомнив о Гарри.
— А что случилось с Брэндоном? Почему он такой сердитый? — поинтересовалась, она, слезая с помощью Джуди с кровати.
— Чертов ханжа! — воскликнула Джуди. — Если бы проводился чемпионат среди лицемеров, Брэндон наверняка взял бы на нем первый приз. На Джесона он сердится за то, что тот привез тебя сюда, а на меня — за то, что я согласилась приехать в этот притон разврата только в качестве твоей подруги, и больше никого, — надеюсь, ты понимаешь, что я хочу сказать?
— А на меня он тоже сердит?
— Конечно, нет. Ты-то здесь ни при чем, он хорошо это понимает. Между прочим, Брэндон водрузил тебя на пьедестал. Он всех женщин делит так: либо ставит на пьедестал, либо ни в грош не ставит. Иначе он не умеет. А что делать со мной, не знает. Я не вписываюсь в его систему. Подозреваю, что он хочет изменить меня.
— Изменить тебя? Но что, прости, в тебе менять? Ты только говоришь, но ничего не делаешь.
— Это, наверное, оттого, что мне до сих пор не повстречался настоящий мужчина, — пылко возразила Джуди.
— А как же быть с мудрыми советами твоей мамы?
— Ммм… Вероятно, я не прошла испытание.
— Мне кажется, тебе нравится Брэндон.
— Брэндон? — удивленно переспросила Джуди. — Да я презираю его. Он лицемер. И всегда находит повод задеть меня.
Гвинет не успела ничего ответить, потому что в этот момент Джуди открыла потайную дверь, о которой говорила Мэдди. Да, она ничуть не преувеличила, в этой фарфоровой ванне можно было поместиться не только вдвоем. И зеркала действительно тянутся по всем стенам от пола до самого потолка. Когда Гвинет вместе с Джуди вошла внутрь этой комнаты, повсюду замелькали бесконечные отражения, одновременно повторявшие каждый, даже самый мелкий жест или поворот головы.
— Потрясающе безнравственно, правда? — спросила Джуди. — Но я вовсе не осуждаю Джесона. Брэндон утверждает, что эти зеркала отражают истинную природу женщины, которая придумала эту комнату. Представляешь, какой должна быть женщина, желающая видеть себя обнаженной сразу во всех этих зеркалах?
— Прекрасной, — сказала Гвинет.
— Нет, — поправила ее Джуди, — самовлюбленной. — Она внимательно посмотрела в лицо Гвинет и добавила: — Каждый мужчина имеет право на свое прошлое, и каждая женщина тоже. Не нужно делать из этого трагедию.
— А я буду делать, — с чувством заявила Гвинет.
— Но почему?
— Потому что боюсь, как бы сюда не ворвалась с ночным горшком в руке та шлюха, что придумала эту ванную комнату, и не прогнала меня отсюда прочь.
Джуди растерянно захлопала глазами, а потом расхохоталась. Вскоре к ней присоединилась Гвинет.
После обеда Гвинет прилегла отдохнуть, проспала крепким сном до самого вечера и проснулась уже тогда, когда в доме были зажжены свечи. На ночном столе возле кровати лежал колокольчик, и Гвинет знала, что, если в него позвонить, в спальню немедленно прибежит Мэдди, спящая в соседней комнате. Разумеется, Гвин и не подумала взять колокольчик. Она выскользнула из постели и осторожными, неуверенными шагали пробралась в комнату с зеркалами. На полированном столике красного дерева рядом с ванной стоял зажженный канделябр.
Гвинет налила в фарфоровый таз воды из такого же фарфорового кувшина, осторожно стянула с себя сорочку, намочила кусок ткани и попыталась освежить свое разгоряченное тело. Она умылась, протерла шею, руки и грудь. На этом ей пришлось остановиться. Наклоняться она пока что не могла, как не могла поднять упавшую на пол ночную рубашку.
Но это было еще не все.
Гвинет медленно распрямилась, зная, что десятки обнаженных нимф в зеркалах только и ждут этой секунды, чтобы броситься ей навстречу. Да, они уже были здесь, все, как одна, — с глазами, обведенными синевой, с уродливой повязкой на животе. Какое-то время Гвинет двигалась в толпе своих отражений, а затем остановилась и попыталась всмотреться в них внимательно, непредвзято, словно со стороны. И она увидела рыжие волосы, мокрой шваброй свисающие на плечи, увидела полушария грудей, казавшихся такими маленькими на фоне непомерно широких, как показалось Гвинет, бедер, увидела и мягкие складки, появившиеся на ее когда-то таком тугом и плоском животе. Да, нормальной женщине очень трудно выдержать подобное испытание — увидеть, как отцветает в тебе свежая, казавшаяся бесконечной юность.
Гвинет плотно стиснула зубы, повернулась и пошла назад, в спальню.