Гвинет разбудил свист ветра, бушевавшего за окном. Открыв глаза, она увидела горящие свечи. В спальне было тепло и тихо.
В ту же секунду она резко подскочила, осознав, что в комнате нет Джесона. Потрогала его подушку — она еще хранила его тепло. Теплыми были и простыни, на которых он лежал совсем недавно.
«Очевидно, ушел к себе в спальню», — подумала Гвинет.
Она, пожалуй, даже обрадовалась отсутствию Джесона, представив, как трудно ей было бы сейчас взглянуть ему в глаза. Все случилось так быстро и неожиданно, что Гвинет даже подумать ни о чем не успела.
Только теперь Гвинет начала ощущать свое тело. Оно было горячим, чуть влажным и хранило запах Джесона. А еще Гвинет хотелось плакать, но не потому, что ей было грустно, а потому, что… просто хотелось плакать.
А ведь всю жизнь она презирала женщин, которые любят поплакать.
Гвинет усмехнулась, выскочила из постели и подняла с пола свою ночную рубашку. Почти успела надеть ее, как вдруг увидела жилет и шейный платок Джесона, висящие на стуле. Что было бы, найди их утром Мэдди!
Гвинет потянулась за жилетом, но внезапно остановилась, посмотрела на зажженные свечи, на разведенный в камине огонь, на вещи Джесона, развешанные на стуле, и решила, что тот просто вышел ненадолго и должен с минуты на минуту вернуться. Она тряхнула головой, накинула на плечи халат и сама отправилась на поиски Джесона.
Она нашла его именно там, где и предполагала. Из спальни Марка в коридор падала широкая полоса света, и Гвинет тихо подошла к раскрытой двери, чтобы увидеть Джесона, который стоял, наклонившись, над кроватью сына, держа в руке зажженную свечу и внимательно всматриваясь в лицо спящего мальчика. Когда Гвинет увидела выражение лица самого Джесона, у нее сжалось сердце.
Джесон почувствовал присутствие Гвинет, повернул к ней голову, а затем осторожно укутал Марка одеялом и вышел за дверь.
— Нам нужно поговорить, — негромко, но решительно заявил он.
Гвинет боялась, что после того, как они закончат заниматься любовью, ей будет трудно взглянуть в лицо Джесону, но на деле все оказалось легко и просто. Он выглядел непривычно мягким и спокойным, и Гвинет крепко уснула, уткнувшись лицом в плечо Джесона, чувствуя, как и во сне он продолжает обнимать ее за плечи, и не переставая удивляться происшедшим в нем переменам.
— Не сейчас, Джесон, — так же тихо ответила она. — Вот-вот здесь появятся слуги. Что они будут говорить, если увидят нас с тобой вместе в такой час?
— Мне плевать на то, что они будут говорить.
Он буквально втащил Гвинет в ее собственную спальню, запер дверь, поставил на стол принесенную с собой свечу и медленно повернулся лицом к Гвинет. Сердце у нее забилось неровно, сильными редкими толчками.
— В чем дело? — спросила она. — И почему ты так на меня смотришь?
Он осторожно двинулся навстречу ей, говоря на ходу:
— Ты понимаешь, что ты натворила? Из-за твоей гордости я потерял целых семь лет общения со своим сыном. Ты жила с человеком, которому был безразличен мой сын и которому ты сама тоже была безразлична, как я теперь понимаю. Почему ты сразу не обратилась ко мне? Почему ничего не сказала про Марка?
— И что, интересно, я должна была тебе сказать? — прищурилась она. — «Между прочим, Джесон, хотя ты и не помнишь, но однажды ты переспал со мной, и теперь познакомься — это твой сын Марк». Это я должна была тебе сказать? И ты поверил бы мне.
— Да! — проревел он.
Тогда вновь заговорила Гвинет, но теперь уже яростно и гневно:
— В то время ты обязан был исполнить свой долг перед семьей — жениться на богатой невесте ради спасения Хэддоу. Об этом я узнала от твоей бабушки, причем задолго до того, как бежала с Найджелом. То же самое я слышала и от Триш — задолго до того, как вышла замуж. Все мы прекрасно знаем о том, что Рэдли — люди долга. А теперь представь, что я пришла в твой дом после твоей свадьбы с твоим ребенком на руках!
— Неправда, — покраснел Джесон. — Это все твоя гордость. Это кем же нужно быть, чтобы продолжать жить с человеком, который ненавидит твоего сына? Моего сына! Ты была единственной опорой и надеждой Марка и позволила ему так низко пасть!
От этих слов Гвинет вздрогнула, словно от пощечины, и побледнела.
— Гвин, прости меня. Я не хотел. Не хотел.
Джесон потянулся к ней, но Гвинет оказалась проворнее. Она не только успела увернуться от объятий Джесона, но и изо всей силы ударила его по лицу ладонью.
— Гвин!
Он снова протянул к ней руку, но она снова уклонилась, и тогда рука Джесона безвольно опустилась вниз. И он заговорил, и каждое слово давалось ему с большим трудом:
— В этой огромной кровати он кажется таким маленьким и беззащитным. Когда я представил, каково ему жилось среди людей, которые не любили его, у меня чуть сердце не разорвалось. Прости, ты просто пришла в неподходящую минуту, и я не сдержался. На самом деле во всем я виню только себя. Если ты не могла прийти ко мне за помощью, значит, я должен был сам найти вас.
— Можешь не винить себя больше ни в чем, — холодно сказала Гвинет. — Я оставалась с Найджелом потому, что у меня не было выбора. По закону отцом Марка считался именно он. Если бы я ушла от него, он мог забрать Марка себе. По закону он имел на это право.
— Но ему же не нужен был Марк. Из разговора с твоим свояком я четко понял, мой сын никому не был нужен.
Гвинет с трудом вздохнула раз, второй и вдруг обнаружила, что каждый вздох дается ей теперь через силу.
— Он был нужен мне, — сказала она. — И я никогда и никому не дала бы его в обиду. Только поэтому я и оставалась с человеком, который меня ненавидел. Да, ему не нужен был Марк, но он не мог допустить, чтобы кому-то стало известно, что это не его сын. Да, он не любил меня, но он не мог допустить такого позора — дать жене уйти от него. Тем он меня и держал — страхом за Марка. Так что не нужно осуждать меня, Джесон Рэдли! У тебя нет права осуждать меня!
Он содрогнулся, услышав муку в ее голосе.
— Не нужно, Гвин!
Джесон схватил ее за руки. Гвинет сопротивлялась, извивалась, пыталась вырваться, но не смогла, и наконец Джесону удалось повалить ее на кровать и прижать сверху своим телом.
— С тобой все в порядке? — прошептал он.
— Отпусти меня. Я хочу подняться, — голос у нее был ровным, лишенным каких-либо эмоций.
— Гвин…
— Дай же мне встать. Обещаю больше не устраивать тебе сцен.
Он откатился в сторону.
Гвинет поднялась на ноги, прошла к умывальнику, сполоснула лицо холодной водой. Джесон не встал, он только пошевелился на кровати, но и этого было достаточно, чтобы Гвинет быстро отошла к камину, уселась на стул и спросила холодным как лед тоном:
— Что дальше?
Джесон опустил голову и уставился на свои сцепленные пальцы.
— Я хотел бы взять свои слова обратно, — сказал он. — Я был не прав. Я знаю, сколько души ты вложила в Марка. Он не был бы таким прекрасным парнем, если бы у него не было такой замечательной матери, как ты.
Гвинет собиралась как можно дольше оставаться холодной и неприступной, но слова Джесона мгновенно пробили брешь в ее броне, и ей пришлось сдаться на милость победителя, а победителем, как всегда, оказался Джесон…
— О чем бы ты хотел узнать?
— Семь лет, Гвин. Я понимаю, их не вернешь, и все же мне хотелось бы знать все о вашей жизни с Найджелом Бэрри, — он выставил перед собой руки с раскрытыми ладонями, отвергая возражения со стороны Гвинет. — Поставь себя на мое место. Если бы ты потерял; семь лет в воспитании сына, тебе тоже хотелось бь знать все о его жизни, не так ли?
Возразить ему было сложно. Слова Джесона причинили Гвинет боль, но тем не менее она была благодарна ему за то, что он их нашел и сказал. Не в силах посмотреть ему в глаза, Гвинет уставилась на пламя в камине и ответила:
— Разумеется, эти годы были трудными для Марка. Найджел совершенно не интересовался им, но я думаю, что это пошло Марку только на пользу. К тому же, если ты помнишь, Найджела почти никогда не было дома. Он был офицером, хорошим офицером. Наверное, это было у него в крови, и, как мне кажется, армия была его единственной настоящей любовью. Иными словами, мы с Марком все время были предоставлены сами себе, — она немного помолчала, собираясь с мыслями. — Я надеялась, что наша жизнь изменится после того, как мы вернемся в Англию, но ошиблась. Мы оказались в доме Сэмюэля, а что он из себя представляет, ты уже знаешь. Найджел был инвалидом и не покидал кровать. Марта, жена Сэмюэля, старалась как могла, но она слишком боялась своего мужа. Что и говорить, наша с Марком жизнь в этом доме была безрадостной. И все же мне удалось найти способ хотя бы немного скрасить ее для сына. Я отправила Марка в школу при церкви, и там он почти весь день находился под присмотром нашего викария, ну а когда возвращался домой, мы с Мартой по очереди делали все, чтобы уберечь его от Сэмюэля.
Она надолго замолчала, вспоминая долгие прогулки с Марком. Они вынуждены были бродить по улицам, выжидая, пока Сэмюэль не только успеет напиться в «Черном монахе», но и уснуть, после чего им будет можно вернуться домой. Но даже в этих условиях они с Марком не теряли бодрости духа и чувства юмора. Они даже устраивали пари, например, пытались угадать, сколько раз дядя Сэмюэль рыгнет за ужином или сколько раз выругается…
— Не думай, что Марк был таким уж несчастным ребенком, — вновь заговорила Гвинет. — Тогда Сэм еще не знал о том, что Марк — не сын Найджела. Об этом ему стало известно лишь в последние недели перед смертью Найджела, когда тот начал терять сознание и бредить вслух. Ну а, узнав об этом, Сэмюэль, разумеется, сразу же начал искать способ избавиться от нас с Марком. Как только было продано маленькое имение, принадлежавшее Найджелу, я получила свою долю и немедленно уехала вместе с Марком в Лондон.
— Гвин, взгляни на меня.
Она ни за что не подняла бы на Джесона свои покрасневшие от слез глаза, если бы не гордость, заставившая ее сделать это.
Джесон смотрел на Гвинет сочувственно, с пониманием.
— Но твои письма к Триш… она уверяла нас, что ты вполне счастлива в доме Бэрри.
— А что, по-твоему, я должна была написать? — Голос Гвинет зазвенел от напряжения. — Мне не хотелось, чтобы нас с Марком начали жалеть, тем более что помочь нам вы все равно не могли. Как я уже говорила, главным в жизни для меня всегда был сын, и ради него я жила с Найджелом до самой его смерти. Когда я писала те письма, я еще не знала и не могла знать, сколько времени должно будет пройти до тех пор, пока я не стану свободна. Найджел был ранен в битве под Виторией. Доктор сказал, что ему осталось несколько месяцев, но ошибся. Найджел умирал почти целый год.
Она сглотнула, прежде чем продолжить:
— Мне казалось, что как только я вновь стану свободна, я буду петь и плакать от счастья. И мне пришлось поплакать, но не от счастья, а от безысходности.
Сейчас она тоже плакала, слезы медленно катились по ее щекам.
— Но я сумела пробить и эту стену. Сумела наладить новую жизнь — вдвоем с Марком, и мы с ним были счастливы. На первых порах мне казалось, что я не справлюсь. Но я справилась. И справлялась до того самого дня, пока в мой дом не постучался Гарри.
Джесон резко поднялся на ноги, подошел к окну и посмотрел в ночное небо.
— Вот уже год, как ты овдовела, — сказал он. — Почему бы тебе не переехать ко мне? — Он быстро отвернулся от окна и смотрел теперь в лицо Гвинет. — Почему бы нет, Гвин? Жены у меня нет, никто при этом не пострадает. Мне кажется, что так было бы правильно.
— Слишком поздно, — беспомощно пожала плечами Гвинет. — И слишком сложно. К тому же после Найджела я боюсь вверять себя и особенно Марка в чьи-то руки.
— Побойся бога, Гвинет! Это же мои руки! Не забывай, что я — отец Марка.
Гвинет молчала.
Джесон подошел, опустился перед Гвинет на корточки и сказал:
— Ничто не поздно, и ничто не сложно. Все очень просто на самом деле. Мы поженимся. Я обрету своего сына, а Марк — отца, который будет его любить и баловать. У него будет все, включая будущее. У тебя тоже. Я сделаю Марка счастливым. Я вас обоих сделаю счастливыми.
Она продолжала молча смотреть на него широко раскрытыми глазами.
— Ты слышишь меня, Гвин?
—Да.
— Ты должна понять, что у нас нет выбора, — отчеканил Джесон. — Марк — мой сын. Я не могу вновь потерять его. Я не желаю потерять его. Пути назад нет и быть не может.
— Я знаю.
— Твое место — в моем доме, вместе с моим сыном, — твердо сказал Джесон. — Ты поняла?
— Да, Джесон, я все поняла.
— Значит, ты выйдешь за меня замуж.
— Значит, я выйду за тебя замуж.
Он заглянул в лицо Гвинет и разочарованно спросил:
— В чем дело? Тебе безразлична твоя судьба?
Гвинет волновала ее судьба, но она ждала от Джесона другого — признания в любви, а не деловитых распоряжений относительно ее будущего. Можно было подумать, что Джесона интересует только Марк, а его мать он готов принять лишь как необходимое приложение к сыну.
С другой стороны, Джесон проявил сейчас благородство, и ей не стоило огорчать его.
— Все это очень интересно, просто я жутко устала, — сказала Гвинет. — Не могли бы мы поговорить обо всем завтра утром, сейчас никак не могу собраться с мыслями.
— И не нужно. Пойдем в постель.
Он помог ей подняться, Гвинет посмотрела Джесону в глаза, надолго задержала свой взгляд и вдруг поняла, что спать ей хочется сейчас меньше всего.
Руки Джесона обвили ее талию, притянули ближе, и его губы коснулись ее губ. Гвинет попыталась отстраниться, но скорее лишь вяло обозначила свою попытку, потому что на самом деле ей совершенно не хотелось покидать объятия Джесона. Еще совсем недавно она думала, что никогда не сможет простить Джесону слова, которые он сказал ей сегодня, никогда не сможет забыть их. Но всего лишь один поцелуй — и все обиды забыты, и кровь опять загорается в жилах, становятся ватными колени, и начинает кружиться голова. Гвинет покорно опустила голову на плечо Джесона и тихонько вздохнула.
Джесон легко подхватил Гвинет на руки, и она ахнула от неожиданности, а потом отнес на кровать, осторожно уложил и принялся раздеваться.
Гвинет впервые в жизни увидела его обнаженным и сейчас искренне восхищалась лепными, широкими плечами Джесона и его мускулистыми бедрами.
Он лег в постель рядом с Гвинет, и у нее тотчас пересохло во рту. Она смотрела в красивое, мужественное лицо Джесона и безуспешно пыталась успокоить свое сердце, часто и горячо забившееся в груди.
— Джесон? — дрожащим голосом спросила она.
— Это тоже одна из причин, по которой мы с тобой должны пожениться, — низким, звучным голосом ответил он. — Думаю, ты догадываешься, о чем я. Наша страсть друг к другу сродни болезни, и есть единственный способ излечить ее.
Она испытала невероятный прилив желания и отдалась во власть рук и губ Джесона, чувствуя, как все ее тело наполняется расплавленной огненной лавой. Гвинет обняла мощные плечи Джесона, с наслаждением ощущая игру сильных мускулов, перекатывавшихся под тонкой кожей.
— Гвин, — прошептал он в ее приоткрытые губы, — ах, Гвин…
А потом… Поцелуи Джесона стали настойчивыми, требовательными, его руки принялись лихорадочно скользить по обнаженному телу Гвинет, проникая в самые тайные его уголки. Она отвечала ему поцелуем на поцелуй и лаской на ласку, и вскоре оба достигли пика наслаждения, к которому стремились.
Тяжело дыша, они перекатились к самому краю кровати. Джесон что-то пробормотал, пытаясь передвинуться, и Гвинет вдруг оказалась сверху.
Оба они на мгновение замерли, а затем Джесон, глядя в глаза Гвинет, осторожно развел ей бедра и начал опускать ее на себя. Она слегка наклонилась вперед, опираясь ладонью о раскрытую ладонь Джесона. Второй рукой он обхватил ее за талию, придерживая и направляя ее. Гвинет негромко вскрикнула, запрокинула голову и принялась двигаться все быстрее, быстрее, быстрее…
Наконец Гвинет соскользнула с Джесона и вытянулась рядом с ним, успокаивая дыхание.
— Все будет хорошо, — сказал Джесон. — Для начала обвенчаемся, но потихоньку. Мне не хотелось бы раздувать шум вокруг этого.
И ни слова любви. Гвинет, стараясь скрыть свое разочарование, ответила:
— Бабушка рассердится.
— Бабушка будет в восторге. Она постоянно твердит, что мне пришло время остепениться.
— Да, но она-то ждет, что ты женишься на богатой невесте, которая сможет существенно пополнить копилку Рэдли. А ты вдруг возьмешь в жены нищую вдову да еще с ребенком!
— Да, она хотела, чтобы я женился на деньгах, — сказал Джесон, поднимаясь на локте и глядя в лицо Гвинет. — Но это было тогда, когда Хэддоу со дня на день мог пойти с молотка за долги Джорджа. Теперь обстоятельства изменились. Надеюсь, вы с бабушкой сумеете помириться.
«В проницательности ему не откажешь», — подумала Гвинет, прикрывая глаза пушистыми ресницами, словно боясь, что Джесон может прочитать ее тайные мысли.
— Мы с ней не ссорились, — сказала она вслух. — Просто я сбежала из дома. Теперь это все осталось в прошлом, и мы не станем его ворошить.
Джесон вытянулся во весь рост рядом с Гвинет, закинул руки за голову и спросил:
— Как ты думаешь, Марку понравится, что я стану его папой?
— Ничуть не сомневаюсь в этом, — суховато ответила Гвинет. — Ведь он тебя обожает.
— Ну, не знаю. Ведь вы с ним так близки. Марку может не понравиться, что я вторгаюсь в ваш мир.
Гвинет поднялась на локте и посмотрела на Джесона сверху вниз. Лицо его было спокойным, мягким, и с него испытующе смотрели большие серые глаза. Прядь волос, упавшая на лоб Джесону, делала его похожим на мальчишку.
— Я знаю своего сына, — скрепя сердце сказала Гвинет. — Вот увидишь, он будет на седьмом небе от радости.
На лице Джесона начала расплываться широкая, довольная улыбка, и Гвинет поспешно добавила:
— Разумеется, нам не следует слишком спешить со свадьбой. Пусть Марк немного свыкнется с этой мыслью.
— Невозможно.
— Почему?
Джесон перевернулся на бок и звучно поцеловал Гвинет в губы. Она почувствовала тепло, немедленно начавшее расплываться внизу живота, невольно потянулась вперед и обвила руками шею Джесона.
— Вот именно поэтому, — усмехнулся Джесон. — Теперь нам постоянно будет не хватать друг друга. А сейчас мне пора идти, иначе кто-нибудь наверняка нас застукает.
После того как Джесон ушел, она взбила подушку и свернулась клубком под одеялом. Заметив, что все свечи остались непогашенными, она вылезла из кровати и пошла задувать их.