Похожая на сказку жизнь

Глава вторая

В мягком свете предвечернего солнца сердцебиение Анны стало успокаиваться, и она улыбалась самой себе, рассеянно проводя пальцем по влажному от пота бедру Тода.

Скрипнув зубами от внутреннего усилия, Тод отодвинул руку жены.

— У-у-у, — надулась Анна.

— Не сейчас, солнышко, — сказал он, хотя все его тело жаждало волшебного наслаждения, которое источали легчайшие прикосновения ее рук. — Сколько у нас еще есть времени?

Анна бросила взгляд на стоящие на тумбочке у кровати часы.

— Ровно полчаса, — зевнула она. В глазах ее появилось сожаление, когда она мысленно представила жадные и лихорадочные ласки. — Все было так быстро. Мы спешили, правда?

— Угу. — Он улыбнулся воспоминанию. — Но тебе все-таки понравилось?

Анна вспыхнула — привычка, от которой она никак не могла избавиться, к немалой своей досаде и к немалому удовольствию мужа.

— Ты же знаешь, — тихо, чуть ли не спокойно ответила она, хотя в мыслях было полнейшее смятение. Да, это было чудесно, но они занимались любовью совсем не так, как она привыкла. Безумие началось еще до того, как Тод принес ее в спальню и стал срывать с нее одежду, почти не владея собой, без следа обычного нежного поддразнивания.

Анна села на измятой постели, волосы двумя светлыми потоками заструились на ее обнаженную грудь.

— Я лучше оденусь…

Он положил ладонь на ее руку.

— Подожди.

Она обернулась, улыбаясь радостно, но и немного озадаченно.

— Но, милый, ты же сам сказал, что у нас нет времени…

Тод покачал головой.

— Нет времени еще раз заняться любовью, Анна, — серьезно сказал он. — Я имею в виду не это. Я хочу поговорить.

— Поговорить? — Анна почувствовала в горле едкий ком страха и спрыгнула с кровати, чтобы спрятаться от непоколебимой решимости, мерцавшей в глазах мужа. — Поговорить о чем, Тод? — спросила она, шаря в поисках трусиков.

— О том, о чем не договорили, когда ты начала дуться и дразнить меня этим сладким телом. О переезде, — непреклонно ответил он, наблюдая, как она натягивает целомудренные синие трусики на бедра, и мимоходом спрашивая себя, почему Анна не носит пикантное белье, которое он привозит ей из каждой поездки за границу.

— Но мне казалось, мы высказали все, что думали по этому поводу, — возразила она, застегивая бюстгальтер.

Тод покачал головой.

— Э, нет, солнышко, — с нажимом сказал он. — Это ты сказала все, что думаешь об этом. А именно — что не хочешь переезжать.

— Ах так! — Она кусала дрожащие губы, видя, что Тод не обращает никакого внимания на ее возражения. — Просто мое мнение ничего не значит?

Тод вздохнул.

— Конечно, оно много значит! Если бы я не знал, как сильно ты хочешь жить именно здесь, то завел бы разговор о переезде в деревню много лет назад!

— И услышал бы от меня те же возражения, что сейчас! — тут же заявила она.

Откинувшись на подушки и заложив руки за голову, Тод медленно улыбнулся жене: говорить нужно по-другому.

— И что же такое ты делаешь в городе, чем не могла бы заниматься в деревне?

— Хожу в театр, — немедленно ответила она. — И на концерты. А есть еще художественные галереи и парки… и специализированные магазины!

— А что, если бы мы жили не очень далеко от другого города? Что тогда?

— Но зачем нам вообще переезжать? Мы обосновались здесь, Тод! — уклонилась она от ответа. — Неужели ты не понимаешь?

— Да, — согласился он. — Но мы легко можем обосноваться в любом другом месте. — Заметив упрямое выражение на лице жены, он понял, что разумнее будет несколько отступить. — Я вовсе не наивен, солнышко. И знаю, что не так просто упаковать вещи и…

— Тогда зачем все это затевать? — возмутилась Анна, злясь на нелепую идею, чтобы не сказать прихоть, ради которой Тод собирается перевернуть вверх дном их жизнь.

— Мы уже обсуждали причины: больше места вокруг дома, более подходящая жизнь для девочек…

— Но неподходящая для меня.

— Более подходящая для всех нас, — мягко поправился он. — В глубине души ты это понимаешь, солнышко.

Анна, готовая разразиться слезами, торопливо натянула смятую футболку, и светлые волосы легли как золотой шлем. Она встряхнула головой.

— И что же случилось, что у тебя вдруг возникла такая идея? — спросила она. — Просто Талли пожаловалась, что не может завести лошадь?

— Вовсе нет. Это совпадение.

— Что же тогда?

Он пожал широкими плечами.

— Мне пришлось заняться долгосрочным планированием своего бизнеса, и тут я понял, что больше нет никакой нужды постоянно находиться в Лондоне. При современных системах связи я могу работать, живя практически где угодно. К тому же ты знаешь, как долго я добираюсь до работы.

Анна кивнула. Тут он прав. Движение по утрам такое, что Тоду приходится выезжать с рассветом, а домой возвращаться зачастую, когда она уже укладывает тройняшек в постели. Иногда и позже. Неудивительно, что он так устает.

И не выйдет ничего хорошего, если предложить Тоду сократить рабочий день, хоть он уже и заработал столько, что им всем хватило бы на несколько жизней. Потому что деловая этика так глубоко вошла в натуру Тода, что стала его образом жизни. Он много работает, потому что ему нужно так работать.

— Но мы же, наверное, можем найти компромисс? — предложила она и несколько раздраженно добавила: — И ради Бога, не мог бы ты встать и одеться, Тод? Девочки будут здесь с минуты на минуту.

Он ухмыльнулся, встал с кровати и натянул джинсы. Анна поймала себя на том, что не может отвести глаз от мужа. Он — как роскошный праздник, которого всегда недостаточно. Вот и сейчас пальцы сами тянутся погладить темный от загара атлас его обнаженной кожи.

Он поднял глаза от пуговиц рубашки и нежно улыбнулся.

— Вам хочется снова забраться со мной в эту постель, не правда ли, Анна Треверс?

Анна покраснела.

— Вовсе нет.

Он подошел к ней вплотную и приподнял ее подбородок.

— Не смущайся, солнышко. Несколько минут назад ты ведь совсем не смущалась!

— Тод! — Анна прикусила губу, вспомнив, как он безжалостно срывал с нее одежду, торопясь точно на пожар.

— Нет ничего плохого в том, что мы по-прежнему хотим друг друга, и не стесняйся признать это. — Потом он мягко добавил: — Надеюсь, наше взаимное желание будет даже расти с годами. Вот еще одна причина, по которой нам стоит переехать. Квартира у нас просторная, но комнат не хватает. А собственная комната необходима каждому.

— Разве у нас с тобой нет комнаты?

— Черта с два, Анна. — Он говорил как человек, давно продумавший все аргументы. — Комната девочек находится за этой стеной. Пройдет еще несколько лет, и они поймут, почему мамочка так стонет по ночам. Как тебе это понравится?

— Тод! — она залилась густой краской.

— Не говоря уже о том, что придется проделывать все молча, — нахмурился он, — я думаю, что наши шансы заняться любовью, просто когда захочется, по-прежнему будут крайне низкими — если только мы не предпримем серьезных мер.

Анна окончательно управилась с леггинсами и повернулась к мужу.

— И что же такое вселилось вдруг в вас, Тод Треверс? — требовательно спросила она. — Вы думаете, найдется еще мужчина, готовый изменить все только для того, чтобы получить возможность больше заниматься сексом?

До сих пор Тод проявлял столько терпимости и понимания, сколько мог, но после этого оскорбительного выпада он побледнел от злости.

— Значит, ты считаешь, что я затеял это по одной-единственной причине? — поинтересовался он угрожающе. — Ради того, чтобы спокойно заниматься сексом?

— Я не знаю, — устало ответила Анна. — Ты должен мне объяснить. Что еще? Кризис среднего возраста? Тогда не слишком ли ты молод для этого в свои тридцать три?

— Вот именно, черт возьми! — яростно согласился Тод. — Но может быть, ты отчасти права. Может быть, действительно некий кризис, просто у тебя не было времени или желания заметить это раньше…

— Тод… — перебила она, пораженная как злым выражением его лица, так и тем, что они, кажется, собираются затеять настоящий скандал. — Я тебя не понимаю. Что ты хочешь сказать?

— Не понимаешь? — Она никогда еще не слышала у него такого злого голоса. — Как же ты можешь понять? Ты же никогда не слышишь ничего, чего не хочешь слышать. Но сейчас наступило время, когда вам придется выслушать меня, Анна Треверс!

— Говори, — ответила она низким взволнованным голосом.

Он набрал побольше воздуха в легкие.

— Тебе никогда не приходило в голову, что наша жизнь превратилась в рутину?

— Рутину? — не веря своим ушам, повторила она.

— Конечно.

Увидев, как она потрясена, Тод смягчился и протянул руку, чтобы прикоснуться к ней, но Анна отстранилась.

— Мне показалось, ты хочешь поговорить, — холодно заметила она.

Тод кивнул. Она права. Секс уже один раз отвлек их от темы.

— Анна, ты выросла в этой квартире, — вздохнул он. — Мы провели здесь всю свою супружескую жизнь. Тут выросли наши девочки, и теперь нам становится тесно. Мне кажется, мы задыхаемся в ней.

В его словах была ледяная завершенность, будто заканчивался какой-то этап их жизни, и холод дурных предчувствий зябкой дрожью прошел по спине Анны. Она сглотнула страх, куском застрявший в горле.

— Я слушаю тебя, Тод, — тихо произнесла она.

— Это уже хорошо, — был его осторожный ответ.

Слезы грозили пролиться из ее глаз.

— И теперь ты впервые хочешь произнести вслух то, что мы оба всегда знали: что я женила тебя на себе, забеременев! Если бы ты не встретился со мной, ты никогда не оказался бы в этой ужасной ситуации и смог бы жениться, как и собирался, на своей любимой Элизабете!

Его сузившиеся серые глаза превратились в осколки гранита.

— Я очень тебя прошу, Анна. Даже в запале не надо говорить слова, о которых ты потом пожалеешь!

Но она отметила, что возражать он не стал.

— В таком случае я лучше вообще ничего не буду говорить, — заявила она.

Он открыл рот, чтобы ответить, но громкий звонок в дверь возвестил о прибытии тройняшек, и Тод решил промолчать. Пока.

Когда Анна направилась за мужем к двери, он попытался примиряюще обнять ее, но жена уклонилась от объятий, не в силах еще простить сказанное.

— Просто подумай обо всем, что я сказал, Анна, — попросил он, не обращая внимания на частые звонки. — Все, о чем я прошу. Поразмысли. Ты можешь сделать это для меня?

Что она могла возразить на такую просьбу?

Выходя за Тодом из спальни, Анна боязливо заглянула в зеркало. Волосы спутаны, щеки предательски горят, но хуже всего то, что синие трусики надеты, кажется, задом наперед. Хорошо, что хоть этого девочки никак не могут заметить! Она собрала волосы в привычный хвост и перетянула резинкой.

Тод открыл входную дверь, и в квартиру вихрем зеленых школьных форм и белокурых локонов ворвались три девочки, тут же принявшиеся возбужденно и одновременно тараторить, как делали это с тех пор, как научились говорить.

— Мамочка, Ханна Фипс, та, что пишет книги о лошадях, приезжает к нам в школу, и я буду дарить ей букет цветов!

— Мамочка, мне дали роль ведьмы в весеннем спектакле, и я должна была принести тебе список того, что нужно для костюма, но я его потеряла.

— Мамочка, я написала дополнительную работу по латыни — просто так, а там оказалось все правильно, и миссис Макфаден по-настоящему мной довольна!

— Правда?

— Угу, миссис Макфаден говорит, что я могу получить директорскую премию!

Губы Анны растянулись в широкую улыбку гордости, а глаза с удовольствием рассматривали дочерей-тройняшек, совершенно неразличимых на вид, но с такими разными характерами. Все они унаследовали ее светлую веснушчатую кожу; кобальтовые глаза и золотистые волосы достались им тоже от матери, но если ее волосы были прямыми, то на маленьких головках вились непокорными локонами. Высокие для своего возраста, с доставшимися от Тода стройными, спортивными фигурками.

— Привет, мои хорошие! — говорила Анна, обнимая всех по очереди. — Какие вы у меня умницы!

Наталья, Наташа и Валентина были известны дома под ласковыми именами: Талли, Таша и Тина. Талли и Таша родились тринадцатого февраля, третья же сестра присоединилась к ним только через две минуты после полуночи, в День святого Валентина.

— Папочка, почему ты дома так рано? — спросила Таша, переводя с матери на отца любопытные глазенки.

— Я… вроде как… устроил себе выходной на полдня, — запинаясь, пояснил Тод, и Анна с большим трудом подавила улыбку, забыв о своем раздражении. Не часто приходилось ей видеть, чтобы муж не мог найти нужных слов!

— А-а, понятно. А почему у тебя рубашка надета наизнанку? — невинно добавила Таша.

— Гм… а не хотят ли три усталые труженицы выпить сока с печеньем? — поторопился предложить Тод.

— Ура! Очень хотим, папочка! — хором закричали все трое.

— А тебе, милая? — Тод посмотрел на Анну.

Глаза их встретились поверх светлых головок, и ясно читавшаяся решимость во взгляде мужа заставила Анну вздрогнуть от предчувствия продолжения неприятного разговора.

— Чаю, пожалуйста, — попросила она, благодарная хотя бы за передышку.

Пока Тод гремел посудой на кухне, а Анна причесывала взлохмаченных тройняшек, наступило временное затишье.

Обсуждая с девочками последние новости из художественной студии, она не могла не думать о сказанном мужу. Собственные слова преследовали ее и не давали покоя. Во время ссоры она впервые осмелилась высказать Тоду правду.

Но факты говорили сами за себя. Она действительно женила на себе Тода Треверса, который вовсе не собирался этого делать.