София
Селеста отступила назад, изучая меня с головы до ног.
— Я это не надену. Какого черта мне надевать свадебное платье…
— Браки по договоренности случаются постоянно, София. Перестань драматизировать. Однажды тебе захочется оглянуться на свой знаменательный день, и тебе не захочется ходить в шортах и футболке. Твоему отцу понравилось мое платье, когда мы поженились. Разве ты не хочешь хорошо выглядеть для своего нового мужа? Адам красивый мужчина. Если ты немедленно не заинтересуешь его, он начнет искать кого-нибудь другого.
— Я надеюсь, что да. — Я надеюсь, что после окончания этой фиктивной церемонии он забудет о моем существовании. Мужчина, который женится на ком-то против своей воли, ненормален. Я схватилась за молнию сбоку на свадебном платье, в которое меня засунула Селеста. Этим утром здесь было несколько штук, из которых я могла выбрать. Селеста и мой отец, казалось, продумали все, кроме, конечно, того, что сказали мне, что они планируют разрушить мою жизнь, по крайней мере, до тех пор, пока не будут уверены, что выхода нет.
Если бы мне пришлось выйти замуж за этого мерзавца, чтобы защитить своего брата, я бы вышла, но я бы не стала притворяться, что это то, чего на самом деле не было.
Селеста схватила меня за руку, останавливая. В ее глазах появилась мольба.
— Пожалуйста, Софи, не снимай платье.
Она никогда не называла меня Софи. Она ненавидела меня.
— На мне не свадебное платье. Я не какая-нибудь краснеющая невеста. Это худший день в моей жизни…
— Если ты спустишься туда в чем-нибудь, кроме свадебного платья, ты оскорбишь Шеймуса и Адама О'Рурков. Мы не хотим этого делать, София, правда не хотим. Это было бы нехорошо ни для тебя, ни для твоего отца.
Страх, наполнивший ее глаза, был неподдельным. Боже, мне хотелось кричать. Что за отец продал свою дочь дьяволу, чтобы спасти собственную шкуру? Не так уж много. Если бы не Томми, я бы сбежала отсюда ко всем чертям и никогда не оглядывалась назад. Но Томми был здесь, и он был единственным человеком, который имел значение во всей этой неразберихе. Я бы сделала все, чтобы обезопасить его, и они все это знали.
Она похлопала по стулу перед собой.
— А теперь присядь, чтобы я могла сделать тебе прическу и макияж.
Я хотела возразить, убежать оттуда ко всем чертям, но в этом не было смысла. Бороться было бессмысленно.
Селеста слишком долго возилась с моими волосами. Я была встревожена, зла и напугана. Я слышала голоса внизу. Приехали О'Рурки? Меня, блядь, тошнило.
Киллиан будет здесь? Он ушел после того, как я побежала наверх. Я увидела его в окно, когда раздумывала, не выброситься ли мне оттуда или, по крайней мере, спуститься по водосточной трубе. После этого я проверяла несколько раз, но он не вернулся.
Часть меня хотела, чтобы он был здесь, чтобы он мог наблюдать. Чтобы он мог видеть, что он помог сделать со мной. Чтобы он мог наблюдать, как я выхожу замуж за совершенно незнакомого человека, и стать свидетелем разрушения моей жизни. Но другая часть меня знала, что ему было бы все равно. Такой мужчина ничего не чувствовал. Когда он посмотрел на меня прошлой ночью, после того, как сбросил маску Дина, не было… ничего.
Томми просунул голову в дверь.
— Папа сказал, ты должна сейчас же спуститься.
Я выдавила улыбку. Ради него я была бы сильной. Я не позволила бы ему увидеть ужас, который поглотил каждый дюйм моего тела.
— Разве она не прелесть, Томо? — Спросила Селеста.
Он кивнул и скорчил гримасу.
— Она похожа на девчачью пастилу. — Потом он рассмеялся и побежал обратно вниз.
— Нам лучше спуститься, — сказала она, но когда я не последовала за ней сразу, она со вздохом повернулась обратно. — София, у нас нет времени на твои истерики.
— Я делаю это, я выхожу замуж за этого урода, отказываюсь от своей жизни ради Томми. Только из-за него. — Селеста превратила мою жизнь в сущий ад, когда я жила здесь, а моему отцу было все равно. Ему никогда не было все равно. Я выдержала ее прищуренный взгляд. — Сегодня папа бросает меня на растерзание волкам, чтобы спасти свою собственную задницу. Ты должна знать, если что-нибудь случится с Томми, если ты подведешь его, если ты не защитишь его и с ним что-нибудь… случится, я найду способ сбежать от О'Рурков, и чего бы это ни стоило, я уничтожу и тебя, и моего отца.
— София…
— Я не хочу этого слышать. Защити его, Селеста, ценой своей жизни, потому что, если ты этого не сделаешь, твоя жизнь не будет с ничего. Я позабочусь об этом. — Мой голос дрожал от ярости.
Она уставилась на меня, ее шок был очевиден. Я никогда раньше так с ней не разговаривала. Я никогда ни с кем так раньше не разговаривала. Она ждала, что я отступлю, возьму свои слова обратно, но когда я этого не сделала, правдивость моих слов ясно читалась в моих глазах, ее шок превратился в ярость. Она накатывала на нее волнами. Однако она не пошла в атаку, ей это было не нужно, она уже победила.
— Дай мне слово, — сказала я, настаивая, но не отступая.
— Томми — мой сын, конечно, я буду защищать его, — сказала она, как будто это было очевидно.
Это было не так. Она ставила себя выше всех, всегда, даже Томми. Я направилась к двери.
— Давай покончим с этим.
— София?
Я обернулась, и что-то блеснуло в ее глазах.
— Я знаю, у тебя мало опыта общения с мужчинами, но я хочу предупредить тебя, у Адама О'Рурка… репутация. Он бывает немного груб со своими женщинами. — Притворная забота преобразила ее пластиковое лицо. — Я знаю… некоторые из них действительно пропали. Но я уверена, что если ты сделаешь так, как он говорит, сегодня вечером, не плачь и не суетись, у тебя все получится.
Мое сердце подпрыгнуло к горлу.
— Мой отец знает об этом?
Фальшивое сочувствие исказило ее лицо.
— Конечно. Все знают. — Она шагнула ко мне и взъерошила мои волосы, затем улыбнулась, как акула. Настоящая Селеста теперь проявлялась во всей своей красе, та сторона себя, которую она чаще всего скрывала, когда мой отец был рядом, потому что он предпочитал, чтобы его женщины были мягкими, милыми и послушными. — Утром у тебя будет болеть. Теплая ванна могла бы помочь. — Затем она взяла меня под руку и сказала с улыбкой: — Нам лучше идти. Мы не хотим злить твоего будущего мужа. Из-за этого может получиться очень неприятная брачная ночь.
Ошеломленная, я позволила ей вывести меня за дверь и по коридору к лестнице. Я была на автопилоте, слишком измученная, чтобы делать что-то еще.
Что бы сделал Адам, когда бы понял, что его новая жена сломлена? Что бы он сделал, когда я проснулась бы с криком и метанием, когда я пинала бы его во сне?
Мы остановились наверху лестницы. Мой отец стоял внизу, ожидая. Я ухватилась за перила, выпрямила спину и направилась вниз.
— Где мы это делаем? — Спросила я, когда спустилась.
Его лоб наморщился от беспокойства.
— Их еще нет. Шеймус сказал, что они будут здесь в семь. Я пытался дозвониться, но Адам не берет трубку.
Они опоздали на час. Может быть, Адам тоже не хотел проходить через это. Неужели он отказался жениться на мне? Зародился лучик надежды.
— Может быть, они передумали…
Входная дверь открылась, и мы все обернулись.
Киллиан О'Рурк вошел так, словно ему принадлежал весь мир и все в нем. Высокий, сильный, красивый — и совершенно извращенный. С ним была горстка вооруженных людей, и через открытую дверь я могла видеть, что снаружи их было еще больше. Он даже не взглянул на меня, его взгляд был прикован к моему отцу.
— Где Шеймус? Когда приедет Адам? — Спросил папа.
Киллиан был одет в черный костюм и белую рубашку под ним. Он был высок, внушителен. Костюм должен был придать ему более цивилизованный вид, но татуировки на его руках и над воротником говорили о другом. Они позволили всем узнать, кем он был на самом деле, и как бы сильно я его ни ненавидела, мое тело слишком хорошо помнило то, что он заставил меня почувствовать.
— Шеймусу стало плохо. Ему потребовалась срочная медицинская помощь. Что касается Адама? Он не придет, — сказал Киллиан.
Я сжала колени, сила моего облегчения сделала их слабыми.
— Он отменяет свадьбу? — спросил мой отец, и ему это не понравилось, он беспокоился только о том, что это значит для него.
— Отменяет свадьбу? Нет. Адам мертв, — сказал Киллиан без следа эмоций. — Но свадьба все равно состоится.
— Что? — Я задохнулась. Вот тогда-то я и увидела это: брызги крови сбоку от его горла, мелкие брызги на его белой рубашке.
— Теперь я главный, — сказал он моему отцу. — С этого момента ты будешь иметь дело со мной. — Он повернулся ко мне. — Я женюсь на Софии.
Я повернулась к отцу, не уверенная, чего я ожидала, какого-то протеста, чего угодно, но не того, что я получила — его молчаливого согласия. Даже когда мужчина, стоящий перед ним и объявляющий, что женится на его единственной дочери, все еще был в крови последнего человека, которого он убил, на его коже. Но тогда я не должна была бы удивляться, если бы мы просто обменяли одного монстра на другого.
— Давай покончим с этим, — сказал отец и, схватив меня за локоть, потащил в гостиную.
Священник с улыбкой повернулся к нам, когда мы вошли.
— Ну что, начнем?
Киллиан
Пальцы Софии дрожали, когда она надевала кольцо мне на палец. Когда я сделала то же самое, в моем животе поселилось чувство, которое мне очень понравилось. Она уставилась на меня широко раскрытыми глазами, когда священник сказал мне, что я могу поцеловать свою невесту. Если бы я был хорошим человеком, я бы просто поцеловал — но я не был хорошим человеком, и я хотел убедиться, что все в этой комнате поняли, что София О'Рурк моя. Моя жена.
Поэтому я подошел ближе, обхватил пальцами ее затылок, большим пальцем под подбородком и запрокинул ее голову назад. Я мог видеть споры в ее глазах — должна ли она сделать шаг назад или отстраниться от меня. Однако София не была глупой. Да, в ее бледно-голубых глазах была ненависть, но она также была достаточно умна, чтобы не испытывать меня, не тогда, не перед моими мужчинами или ребенком, к которому она была так привязана.
Я низко наклонился, приблизив свое лицо к ее лицу.
— Жена, — сказал я ей, как будто представлялся впервые. Дин ушел, теперь я был здесь. Ее муж. И я хотел убедиться, что она понимает, кто она такая. Возможно, она всегда презирала меня, но она была моей женой, и это означало все, что подразумевалось под этим словом.
Я закрыл пространство и поцеловал ее. Наш второй поцелуй. Он был коротким, но настойчивым, и я нежно пососал ее пухлые губки, прежде чем поднял голову, борясь с желанием поглотить ее прямо здесь.
На вкус она была такой же вкусной, какой я ее помнил. Обычно я не целовал женщин, которых трахал, это создавало ложную близость, которой я не хотел и в которой не нуждался, но для Софии я сделал исключение — я обнаружил, что хочу снова попробовать ее на вкус, и я мог. Я мог делать все, что мне заблагорассудится, потому что она была моей.
После той первой ночи, год назад, я следил за ней, наблюдал, как она спит, обыскал каждый ящик в ее квартире, пытаясь утолить свой странный аппетит ко всему, что касалось Софии Бреннан, но это не сработало. Ничего не получалось. Я не был одержим вещами или людьми — до нее. Я не был похож на других мужчин. То, что я чувствовал к своей новой жене, сбивало меня с толку, тревожило… наэлектризовывало меня. Я не понимал этого тогда, того, что она заставила меня почувствовать, и до сих пор не понимаю, но я хотел продолжать испытывать эти чувства.
Был только один способ сделать это.
Сделать ее моей.
Заявить на нее права.
Тот факт, что я наконец занял свое законное место в этой семье, был результатом многих лет поедания дерьма, удачи и идеального выбора времени.
Я заставил себя отвести взгляд от ее раскрасневшихся и таких невероятно соблазнительных щек, прежде чем притянул ее ближе, прежде чем снова поцеловал — прежде чем показать всем присутствующим, как София проверяет мой контроль. Я знал, что она была моей слабостью, но я не мог позволить кому-либо еще узнать об этом.
Ее отец не поздравил нас, и никто не приветствовал. Это не было радостным событием; это была выплата долга. Это был отец, бросивший свою единственную дочь, чтобы спасти себя.
Деклан подошел к нам, нарушив тишину.
— Привет, София. Я Деклан, — сказал он, доброжелательно улыбаясь. Деклан мог это делать, когда ему было нужно, он был таким же хорошим актером, как и я. — Я твой новый шурин. Добро пожаловать в семью.
София уставилась на него, не уверенная, что о нем думать. Мой брат производил такое впечатление на людей, именно поэтому он был так эффективен в том, что делал. Он обезоруживал людей своим обаянием и улыбкой, заставляя их гадать, что, черт возьми, только что произошло, пока они лежали на полу, истекая кровью.
Я положил руку ей на поясницу, выводя ее из комнаты. Я не собирался торчать здесь на случай, если Бреннан вдруг обретет свои яйца. Я хотел, чтобы она убралась из этого дома. Жена Бреннана, Селеста, указала на сумки Софии у двери, как ведущая игрового шоу.
Кон и несколько моих людей отнесли их к моей машине, и Бреннан, наконец, взял себя в руки и направился к нам. Он притянул дочь в объятия, и София напряглась в его объятиях, отказываясь смотреть на него.
— Скоро увидимся… Милая, — сказал он и вопросительно посмотрел на меня.
Ласковое обращение вышло неловким, высокопарным. Наверное, это был первый раз, когда он назвал ее так. Я опустил подбородок, радуясь, что он уже подчиняется мне — и снова показывая, почему он не подходит для той должности, которую занимал. Хорошо, что он не будет долго держать это в руках.
Я пожал ему руку.
— Я буду на связи. — Затем я вывел Софию из дома к ожидавшей меня машине. Кон открыл дверь, и как раз в тот момент, когда она собиралась войти, парень окликнул ее по имени и выбежал из дома. Она подхватила его на руки и крепко прижала к себе.
— Я не хочу, чтобы ты уходила, — сказал он, глядя на меня снизу вверх, как на дьявола.
У него были хорошие инстинкты. Мальчик явно не пошел в своего слабого отца.
Она опустила его на землю и присела перед ним на корточки.
— Я скоро вернусь, ладно, приятель?
— Обещаешь? — спросил он дрожащими губами.
— Обещаю. — Она поцеловала его в макушку, и он убежал обратно в дом.
Она хмуро посмотрела на меня, прежде чем сесть в машину. Я забрался вслед за ней, и Кон повез нас прочь от дома.
Для любого, кто посмотрит, Бреннаны и О'Рурки снова были единым фронтом, но теперь я отвечал за обе семьи, даже если Бреннан еще не знал этого. Это был только вопрос времени, когда его люди начнут подчиняться мне.
Я сделал то, в чем заверил Альто. Я стал новым главой семьи О'Рурк. Мы вернули ему Паоло почти невредимым, и как только мы окончательно утвердим условия нашей сделки, наши взаимовыгодные отношения смогут начаться, а наши деловые интересы, наконец, расширятся так, как я хотел годами. У итальянцев больше не было причин вести войну, Бреннан пока продолжал дышать, а София была моей.
— Куда мы едем? — Спросила София рядом со мной.
Я посмотрел в ее сторону.
— Домой.