Полёт мотылька

Глава 17

Мне снился Эз, глаза Давида и его ямочка на щеке. Он обнимал меня и называл мотыльком. Я смеялась, обвивая его шею руками, и говорила, что чувствую себя самой счастливой. Так бы и осталась в нем навсегда, но чья-то горячая рука коснулась моей, потревожив мой сон.

Открыв нехотя глаза и осмотрев собственную комнату, которую сложно узнать из-за свадебной декорации, я откинулась обратно на подушку, не желая встречать этот день.

Сегодня восемнадцатое февраля, день моей свадьбы. День, когда я похороню слово "любовь" навсегда.

«Мечта пришла в мой дом, а я прогнала её веником» — прошептала самой себе, закрыв глаза.

— Доброе утро, Амели, — раскрывая шторы, поприветствовала меня помощница. — Ваша мама сказала разбудить вас, визажист прибудет с минуты на минуту.

— Доброе утро.

— Завтрак с кофе на тумбочке.

— Спасибо, Дарья, — улыбнувшись, благодарно взглянула на девушку.

Я привстала и взглянула на поднос, стоящий на прикроватной тумбе. На нем лежало все, что я любила, но от чего-то меня начало тошнить, и я убрала взгляд от еды.

— Вы можете идти. Хочу немного побыть одна, — обратилась к девушке.

В знак понимания, она кивнула головой и скрылась за дверью.

Взяв телефон в руки, я открыла своё последнее сообщение, адресованное Давиду: «Прости.»

Уже который день надеюсь получить ответ. Хоть какой-нибудь, даже с посылом ненависти — неважно. Лишь бы услышать ещё хоть слово, сказанное им. Но ответом его была тишина. Марта как-то сказала, что он улетел, а братья задорно добавили, что улетел он в сопровождении красивой девушки.

Пожалуй, не имела право на ревность та, что решила стать женой другого; та, что не пошла за любимым до самого конца. Да, знаю, что не имела никакого права, но я ревновала. Невыносимо, неистово ревновала того, о ком плакало сердце. Никогда не думала, что окажусь такой эгоцентричной, но эти чувства были выше моих сил.

Встала с постели, убрав телефон в дальний ящик и прошла к шкафу, на котором висело моё свадебное платье. Хотелось взять ножницы и искромсать его на мелкие лоскутки, хотелось испортить весь дом; сделать все, чтобы испортить этот день.

Это было платье моей мечты, которое я однажды так кропотливо выбирала. Уточнённый вырез на спине, многослойная сетчатая юбка и корсет, расшитый вручную маленькими цветами, что плавно растекались к низу — все источало именно ту воздушность и лёгкость, которой так не хватало моей душе.

Я и забыла какое оно красивое. Но сегодня, эта красота причиняла мне колоссальную боль, наполняя глаза слезами. Невозможно было смотреть на него, ведь оно служило символом моего конца.

— Ты поступила правильно, — смотря на себя в зеркало, вымолвила строго.

И вытерев неугодную слезу, что сорвалась с моих глаз, прошла в ванную, стараясь избавить себя от мыслей о Давиде.

«Не плакать, только не плакать» — приказывала самой себе, когда, спустя несколько часов, мама обняла меня.

— Моя принцесса, как же ты красива, — с гордостью разглядывая моё лицо, вымолвила она.

— Спасибо, мам, — улыбнулась, всматриваясь в её счастливое лицо.

Только их с папой неподдельные улыбки и счастье давали мне силы не расплакаться и не сломаться.

— Приехали, — вошла в комнату помощница.

— Ну все, побежала встречать, — поцеловала меня на прощание мама и поспешила уйти.

А я медленно прошла к зеркалу. Воздушность шлейфа пышного платья, что расстилалась в пяти метрах от меня, ложилась тяжёлым бременем на моё сердце.

«Как ты могла Амели? Как ты могла превратить лучший день для девушки в самый ненавистный?» — с досадой кричало всё внутри.

И самой ужасной мыслью для меня была мысль о Давиде. Какого ему знать, что его предала та, которая ещё с месяц назад счастливая утопала в его объятиях?

— Надеюсь, мы будем счастливы. Хотя бы каждый, по-своему, — коснувшись золотой бабочки на шее и зажмурив глаза, я отошла от зеркала, не желая больше видеть себя.

Через считанные минуты в комнате появились сёстры и тёти. Этот день стал сплошным испытанием для меня. Заперев свои чувства на замок, я нацепила дежурную улыбку и пыталась благодарить каждого, кто желал счастья в семейной жизни. Я улыбалась, словно робот, а сердце стонало от боли. Хотелось сбежать, уехать, улететь. Все, что угодно, лишь бы не стоять в подвенечном платье, изображая счастье.

Я не осознавала и половины того, что происходило. Альберт, подаривший мне букет алых роз, был для меня чужим человеком на этом торжестве. А все происходящее вокруг походило на страшный сон. Водоворот событий захлестнул меня с головой, и все казалось мне одной лишь вспышкой

Реальность происходящего нахлынула на меня уже в банкетном зале, когда я наблюдала за родными, которые радостно танцевали танец за танцем.

— Амели, ты не проголодалась? — обратился ко мне Альберт.

Я перевела на него свой взгляд, желая разглядеть его. А быть точнее — разглядеть в нем Давида. Но все было не тем, все чужое.

— Нет-нет, спасибо, — ответила, тяжело вздохнув.

— Давай разделим? — настоятельно улыбнулся он, взяв в руки кисть винограда.

Я решила не отказывать и, растянув губы в попытке улыбнуться, положительно кивнула головой. Он поделил гроздь на пополам и положил одну часть мне на тарелку.

— Все хорошо? — поинтересовался с особым вниманием. — Как тебе свадьба?

— Все отлично, но не верится, что она моя.

— Аналогично, — рассмеялся в ответ.

Впервые услышала, как он смеётся. И решила вновь изучить его. Он несомненно приятный мужчина, но… Он явно не мой. Совсем не мой. Настолько, что его улыбка стала вызывать отторжение в душе.

— Хм, ромашки? — он взглянул в сторону и удивлённо сморщил лоб.

Я поспешила за его взглядом и обомлела, увидев, как с другого конца зала идут два молодых парня из персонала, держа в руках огромную корзину ромашек с большими лепестками.

Мне стало невыносимо душно, и я перевела взгляд на Артёма, который будто уже ждал меня.

— Ты? — взглядом спросила у друга.

Он отрицательно покачал головой, и я, закрыв на секунду глаза, глубоко вдохнула и выдохнула, надеясь, что боль растворится вместе с воздухом, что выходит из лёгких.

Но нет. Осколки разбитого сердца предательски царапали все живое изнутри.

«Давид…» — пронеслось имя в голове, пока я зачарованно наблюдала, как ребята аккуратно кладут роскошный букет любимых цветов среди ненавистных мне алых роз.

— Додумался ведь кто-то подарить подобное, — хмыкнул Альберт.

Слегка разозлившись тону мужчины, я взглянула на него:

— Они тебе не нравятся? — поинтересовалась сдержано.

— Ромашки могут нравится? — удивился он, усмехнувшись.

Не сказав ни слова в ответ, я отвела взгляд от него. Все и так стало ясным для меня. С каждым часом и сказанным им словом, между нами образовывалась все более глубокая пропасть.

Я с грустью смотрела на роскошный букет у подножья стола. Он возвращал меня в счастливые мгновения с Давидом. Глаза стали наполняться слезами, и я поспешила встать изо стола, чтобы скрыться от пристального внимания собравшихся.

Вырвавшись из цепких глаз гостей и, оставшись наедине с собой на широком крыльце, я устремила взгляд в небо, стараясь не заплакать.

«Я всегда буду рядом, Амели» — пронеслись в мыслях слова Давида.

— Неужели настолько буквально? — шепнула, сжимая губы от досады.

Знаю, что его нет здесь физически. Знаю, потому что он за континентом. Но разве это имеет какое-нибудь отношение к душевной близости?

— Все в порядке? — раздался голос позади меня.

Я обернулась и увидела Альберта, который протянул мне пиджак.

— Хочу уехать, — ответила коротко и приняла пиджак. — Благодарю.

— Сейчас будут выносить торт. Разрежем и, в принципе, можем быть свободны.

— Ты не против? — спросила с надеждой, понимая, что ещё немного, и я вряд ли сумею сдержаться.

— Нет. Мы здесь уже не нужны.

И мы вновь погрузились в вереницу событий, что так и не сумела остаться в моей памяти важным воспоминанием.

Прощание с родителями далось мне с особым трудом. И впервые за весь вечер, я позволила себе заплакать. Не могла… Не могла отпустить маму из своих объятий, да и папу тоже. Мне уже не хватало их, хоть я и понимала, что буду видеться с ними часто.

Но это было другим, меня будто отрывали от самого дорогого и важного.

На прощание, в страхе, что не увижу больше букет Давида, я вытащила оттуда один стебель на память.

Сестра сказала, что все шептались и обсуждали то, какая же скромная невеста вошла в дом Альберта. Забавно, а я ведь была всего лишь грустной. Была той, кто желала расплакаться на весь мир, но, вместо этого, сдавливала боль и улыбалась, желая сделать счастливыми своих родных.

Машина привезла нас к дому Альберта. Увы, своим родным, я пока его считать не могла. Мы прошли в дом, и я стала осматриваться.

— Наша комната наверху, вторая дверь справа, — Альберт указал на широкую лестницу посередине просторного коридора.

Только после его слов поняла, что меня ждёт впереди, и ноги стали отказываться идти дальше, подкашиваясь и трясясь.

Альберт провёл меня к двери комнаты, открыл дверь и включил свет.

Передо мной раскрылась большая комната старинного стиля в коричневых тонах.

— Там ванная? — указала пальцем на ещё одну дверь в комнате.

— Да, — он сделал небольшую паузу, почесав затылок. — Тебе нужна помощь с платьем, фатой?

— Нет-нет, спасибо. Я бы хотела принять душ и отдохнуть.

— Хорошо, понимаю.

Я кивнула и хотела было пройти в ванную, но он остановил меня:

— Планирую поехать с друзьями продолжить отмечать. Ты не будешь против?

— Нет-нет, конечно езжай, — обрадовалась я.

«Это лучший подарок, который ты мог бы мне сейчас сделать» — мысленно благодарила мужчину.

— Дом охраняется, и есть персонал. Если что-то нужно будет, они все принесут.

— Спасибо, Альберт. Желаю хорошо провести время, — улыбнулась уже более искренне, предвкушая минуты, когда останусь одна.

— Сладких снов. Чемоданы с твоей одеждой в шкафу.

Мы попрощались, и он вышел из комнаты, оставив меня наедине с собой.

Смыв с себя весь этот день, я убрала платье на диван и прошла к чемодану, в котором лежал свитер Давида. Тот самый, что забрала у него в ночь, когда мы вместе встречали рассвет. Надев его, обняла саму себя в надежде, что закрыв и открыв глаза, увижу рядом его в моих объятиях. Но в итоге увидела лишь пустую комнату. Тяжело вздохнув прошла к постели и забралась под одеяло, свернувшись в клубок. Руки сами собой потянулись к телефону.

«Он, наверное, думает, что я сейчас с Альбертом…» — от этой мысли стало сводить живот, Пальцы судорожно начали нажимать на кнопку вызова абонента «Давид». Но поняв, что совершаю очередную ошибку, я в панике хотела отключить звонок, но вдруг услышала на том конце провода родное: «Алло»

— Давид — еле прошептала.

— Да?

— Как ты? Я хотела поблагодарить за цветы, — вымолвила тихо. — Это лучшее, что случилось со мной в этот день.

— Ты дома? — проигнорировал мои слова.

— Да.

— Хорошо…

— Я одна, — добавила быстро.

— Амели, — услышала его напряжённый смех. — Считаешь, что это меня успокоит?

— Не хочу, чтобы ты думал, что мы вместе. Знаю, как это неприятно.

— Знаешь? — с нажимом поинтересовался он.

— Слышала, что ты улетел с девушкой отдыхать.

— И ты проводишь параллель между этими двумя ситуациями? — отметил саркастично.

— Так это правда? — игнорируя его вопрос, поинтересовалась дрожащим голосом, чувствуя, как внутри всё ломится от боли.

— Амели, не думай об этом.

Я так ждала, что он ответит мне твёрдым "нет", но этого не произошло. Тяжело вздохнув, я вытерла слезы, что предательски катились по щеке, обжигая огнём мою кожу.

— Я надеюсь это слезы счастья, Амели. Ведь, все так, как ты хотела, — его прощальные слова, хуже любой болезни, убивали медленно и с особой жестокостью.

Мне так хотелось объясниться с ним. Объяснить почему, убегая с улыбкой на лице в ту ночь, я так и не посмела побороться за наше счастье.

Хотелось сказать, как мне больно от мысли, что дни и ночи мои теперь отданы другому. Рассказать ему, как нежеланно и страшно мне будущее, где не будет его. Хотелось оправдаться за свою слабость. Но я не сумела. Не сумела сказать ни слова, не найдя достойных слов и объяснений. Наверное потому, что их и не было. Для него их не было.

Всю ночь, обнимая саму себя, а скорее свитер, что был на мне, я глядела на одну точку в ночной тиши. Казалось, что комната, окутанная безграничной тьмой — это его глаза, бездонные и безжалостно съедающие меня глаза.