Полёт мотылька

Глава 24

По дороге "домой", я стараюсь успокоиться и перестать лить слезы.

Слова Альберта пролетают мимо ушей, мне не хочется слушать и слышать его. В мыслях всплывает картина, как он кромсает подаренный Давидом альбом и топчет мои любимые цветы. Я не должна испытывать к нему чувство ненависти, но я испытываю. Оставаться рядом с ним, быть ему женой и делать вид, что всё у нас хорошо больше не входит в мои планы, но я не знаю, как достойно развестись с ним.

Вот уже полчаса он твердит мне лишь о том, что любит меня и не хочет рушить брак. Пытается очернить Давида и привить мне чувство вины, хотя оно уже и так достаточно привито. Но из жалости и страха оставаться с ним я не собираюсь. И единственным на данный момент выходом я вижу разговор с мамой. Мы вместе расскажем обо всём папе.

— Дай мне свой телефон — обращается ко мне Альберт у входа в дом.

— Зачем?

— Дай без лишних вопросов! — произносит нервно.

— Не дам, пока не будет внятного ответа!

Раздраженная я пытаюсь открыть дверь, чтобы войти в помещение, но Альберт резко хватает меня и тянет к себе.

— Ты, кажется, не поняла меня? Дай сюда телефон!

На этот раз это уже не просьба, а скорее приказ, который сопровождается попыткой отобрать у меня сумку.

— Не трогай! Ты с ума сошёл? — пытаюсь отпихнуть его от себя, но все четно.

Он резко выдёргивает сумку из рук, находит там мой телефон и, не думая, швыряет его на пол, а после ударяет по нему ногой. Я смотрю на это безумство разинув рот. Мне хочется схватить его, закричать и объяснить, что я не хочу быть с ним.

— Иди в дом, — берет меня за локоть и грубо тащит через входную дверь.

— Что ты хочешь добиться таким поведением? — интересуюсь в истерике, пока пытаюсь вырваться из его цепкой хватки.

— Ты не понимаешь хорошего отношения к себе!

— Как и ты не понимаешь того, что я не хочу быть с тобой!

— Ты будешь со мной! — сжав мою руку, он поворачивает меня к себе и уже шипит мне лицо.

— Ты меня не переубедишь, Альберт.

— Не ты ли недавно рыдала на коленях и не сумела рассказать любимому папе о том, что ты из себя представляешь?

— Я расскажу! Сейчас же соберу вещи и уеду домой!

— Оглохла? Ты будешь со мной! И с этого дня сидишь дома и никуда не выходишь.

Я отпихиваю его от себя и быстрым шагом направляюсь в комнату. Открываю дверь и прохожу к гардеробу, чтобы достать оттуда чемодан. Не будет же он насильно держать меня у себя? Но кажется я ошибаюсь, мужчина врывается вслед за мной и резко хватает меня за руку.

— Включи мозги, идиотка! Прекращай думать местом между ног! — в бешенстве кричит он, трясся меня за плечи. — Ты готова подвергнуть родителей позору из-за своих посиделок у него в тюрьме?

Я задыхаюсь от каждого его слова. Все ведь совсем не так. Но его не переубедить. Молчу в ответ. Не потому, что нечего сказать, а потому, что страшно и очень больно.

— Достойная из достойных говорили они, — с презрением продолжает он. — Тьфу!

— Разве тебя сейчас кто-то насильно держит рядом со мной? Я хочу развода! — не сдерживаюсь. — Раз-во-да!

— Я его не хочу! — он хватает меня за горло и прислоняет к стене — Я люблю тебя! Люблю, блять! — сквозь зубы цедит он.

Я отворачиваю лицо в сторону. Невыносимо слышать признание в любви от нелюбимого, тем более в данной ситуации. Наверное, это и есть одно из моих наказаний за ошибки. Он успокаивается и отпускает меня. Бросает опустошённый взгляд и выходит из комнаты. Я слышу, как он запирает дверь снаружи, и это приводит меня в дикий ужас. Я подлетаю к двери и начинаю судорожно дёргать за ручку.

— Ты не заставишь меня насильно быть с тобой, Альберт! Не заставишь! — кричу ему вслед, зная, что он меня услышит.

Мне уже все равно, что вместе с ним нас услышат и все домашние. Путь знают, что я не хочу быть с ним. Я не могу больше молчать и идти на поводу у всех. Я хочу быть там, где мне уютно и с теми, кого я люблю. Я устала просыпаться в холодной постели и улыбаться тем, кто сердцу не мил.

Стыдно, что не сумела ради своей семьи навсегда забыть о своей любви, но, как оказалось, только в этой любви и есть моя сила.

Я возвращаюсь к гардеробу и продолжаю нервно собирать вещи.

«Сбегу» — твёрдо решаю я.

Не оставят же меня взаперти на всю жизнь. На крайний случай, всегда есть окно. Второй этаж — это не так уж и страшно.

Весь оставшийся день, я сижу в комнате. Никто ко мне не приходит и двери не открывает. Сбегать из окна, когда дома находиться Альберт, кажется мне глупой идеей, поэтому я с нетерпением жду следующего дня.

Но, на мой ужас, уже с утра я слышу непонятные звуки за окном и, открыв глаза, пребываю в настоящем шоке, замечая, как двое неизвестных ставят на мои окна решетки. Я зарываюсь головой в подушку и начинаю истошно кричать в неё. Не понимаю, как подобное безумство сына поощряют свекр и свекровь. И как вообще я оказалась в такой дикой ситуации.

Упав в отчаяние, в конечном итоге, я отказываюсь от еды и воды, которую мне приносит домработница, а когда в комнату входит Альберт, я притворяюсь спящей, не желая видеть его лица. Этот дом все больше начинает напоминать мне тюрьму, в которой находится Давид. А комната моя кажется сырее и мрачнее его камеры.

Минуты тянутся в вечность и кажется, что нет конца и края моей голодовке. И греет меня лишь мысль о том, что рано или поздно, меня приедет навестить мама, и тогда я обязательно уеду из этого заточения.

Но идут дни. Мама не приходит, а я уже начинаю сходить с ума от голода, ведь одними печеньями и конфетами, что я хранила у себя, сыт не будешь. Понимаю, что нужно найти другой выход для связи с родными.

Ночью, как обычно, слышу звук открывающейся двери. Знаю, что это Альберт, но решаю не притворяться и поговорить с ним, в надежде, что он успел прийти в себя. Мужчина садится рядом. Я смотрю на него и думаю лишь о том, как бы обмануть его и сбежать.

— На тебе лица нет, Амели. Я распорядился, нам сейчас принесут ужин.

— Долго я буду находиться в этом плену? — спрашиваю устало.

— Как только придёшь в себя.

— Кажется, я давно пришла в себя.

— А мне кажется, что ты выжила из него.

Бросаю на него презренный взгляд, а после отворачиваюсь, всем вида показывая свою неприязнь ко всему, что он делает.

— Давай поговорим? — предлагает он.

— О чем?

— О тебе, обо мне, о нем. Думаю, у нас накопилось достаточно тем для разговора.

— Зачем мне говорить, если ты меня все равно не услышишь?

— Амели, я ко всему происходящему относился с пониманием. Простил тебе то, за что другие бы давно убили. Я старался всегда быть рядом с тобой. А что в итоге?

— До аварии я была тебе крайне безразлична, что же изменилось?!

— Мы уже говорили об этом.

— Альберт, я не люблю тебя — и это главная причина моего желания развестись.

— А ты думала, что будет дальше? Я не так благороден, как Давид, — усмехается. — О вашей связи я скрывать не стану. Что будет с твоими родителями? Что будет с твоим папой, когда он поймёт, что его дочь хочет быть с тем, кто изнасиловал и убил девушку?

— Давид этого не совершал.

— Это он тебе сказал? — продолжает с ухмылкой смотреть на меня. — А все улики и факты против него. Ну, а твоя наивность — это не оправдание ему.

— Ты хочешь в это верить, потому что я его люблю, — утверждаю откровенно.

— Ты можешь успокаивать себя сколько угодно, но факт остаётся фактом — он убийца.

Есть ли смысл спорить с ним? Думаю — нет. Я просто молчу, слегка ухмыляясь, в надежде, что это его разозлит так же, как и его усмешки злят меня.

— Амели, если ты хотя бы на пару недель забудешь о нем, будь уверена, я сумею расположить тебя к себе!

Тяжело вздыхаю, понимая, что это глупость. Я была в беспамятстве намного больше, но он не смог расположить меня к себе. И дело тут ни в нем и даже ни в Давиде, дело только во мне и в чувствах, что в каждом ударе моего сердца.

— Я останусь сегодня с тобой, — продолжает свой монолог мужчина.

Хочу ответить отказом, но потом понимаю, что это прекрасная возможность заполучить его телефон, по которому я смогу позвонить маме, поэтому, выказав безразличность, встаю с постели и направляюсь к книжной полке. Ночь обещает быть долгой, и спасти меня от натяжной тоски сможет только чтение книги.

— Знаешь… — срывается с моих уст, когда нахожу сухой стебель ромашки между страниц любимой книги. — Это ведь не любовь, — смотрю на него через плечо, а после снова возвращаюсь к стеблю. — Я сейчас о тебе. Ты не любишь меня и никогда не любил.

— Что тебе знать о моих чувствах, ты ведь занята другими.

Грустно улыбаюсь.

— Твоя любовь и твои чувства основаны лишь на желании избавить меня от Давида.

Аккуратно провожу пальцем по ломким, высохшим, лепесткам цветка и улыбаюсь. Улыбаюсь, вспоминая нашу встречу с Давидом, когда волнение влюблённости только закрадывалось в мое сердце. Улыбаюсь, потому что помню, и это самое главное. Выбрав книгу для чтения, закрываю её и поворачиваюсь к Альберту.

— Допустим, я больше не испытываю к нему чувства и влюбляюсь в тебя. Уверен ли ты, что твои эмоции не угаснут, что не потеряешь ко мне и к нашему браку интерес? Я ведь заинтересовала тебя только тогда, когда ты узнал о Давиде, не так ли? — подхожу к нему, в надежде донести до него свои мысли. — Альберт, тебе интересна лишь эта игра, и вся твоя мнимая любовь растворится в одно мгновение, как только ты устанешь в неё играть.

Вздыхаю с облегчением. Кажется сейчас, я объяснила не только ему истинность его чувств, но и самой себе. И хоть это и не оправдывает моих измен, мне, все равно, становится намного легче, ведь теперь я уверена, что однажды, Альберт забудет обо мне с той же лёгкостью, с которой заинтересовался мною. А впереди его ждёт настоящая и светлая любовь, где он сумеет насладиться женской теплотой и лаской.

Он ничего не отвечает. Встаёт, не отрывая взгляда от моего лица, забирает книгу и отбрасывает на кровать.

— Раз так, — на его лице появляется ухмылка, которая так мне ненавистна. — Раз это все для тебя просто игра, то тогда давай поиграем. Интересно, как Давид отреагирует на то, что мы проведём с тобой целую ночь вместе? — его рука касается моей щеки и плавно плывет к волосам.

Я брезгливо отворачиваю лицо и хочу отойти от него, но он останавливает меня, резко хватая за шею.

— Ну, родная, я тоже хочу попробовать тебя на вкус.

Его слова звучат мерзко, и мне кажется, что вот-вот и меня просто стошнит. Я боюсь его, боюсь, что у него хватит бесчеловечности насильно овладеть мной.

— Пожалуйста, только не трогай меня, — шепчу сотрясающимся голосом.

— Ему можно, а мне нельзя? — приподнимает бровь, нагло смотря на меня.

Его вторая рука скользит под блузку и мне становится настолько плохо, что я чувствую, как темнеет в глазах.

— Пожалуйста, — шепчу, игнорируя его вопрос, и пытаюсь вырваться из его хватки.

Чувствую, как глаза наполняются слезами. Если он притронется ко мне, то я не представляю, как дальше буду жить с этой мыслью. Как сумею простить себя за это и как посмею после этого взглянуть в глаза Давиду.

Оказывается, штамп в паспорте, ничего не значит. Не он определяет то, кому ты принадлежишь и кого считаешь по истине родным человеком. Это решает только собственное сердце, которое, как оказывается, никогда не ошибается.

И жаль, что штамп в паспорте не совпадает со штампом в сердце.

Он не отпускает меня, целует в шею и плавно спускается губами вниз. Словно лезвием по коже. Я сжимаюсь и из последних сил стараюсь оттолкнуть его от себя. Он кажется мне самым чужим и неприятным человеком на всем белом свете.

— Альберт, я молю тебя, — прошу хрипло в надежде, что он остановится. — Не поступай со мной так.

— Может мне поступить сейчас с тобой так же, как и он? Изнасиловать и убить?

От услышанного становится дурно. И чувство страха теперь остро заседает в груди.

— Лучше сразу убей, — шепчу в ответ, вздрагивая от прикосновений его губ и рук, что выходят за границы моей дозволенности.

— Сразу убить? — поднимает взгляд на меня и неприятно усмехается. — И не насладиться тобой? Ну уж нет, Амели, так нечестно.

Его рука задирает мою юбку и наглым образом тянется вверх по ноге. Это невыносимо, я чувствую, как с глаз начинают стекать слезы, а вокруг все превращается в тьму. Из последних сил я стараюсь "оторвать" его от себя, но когда он оставляет меня без нижнего белья, я не сдерживаюсь и начинаю плакать навзрыд.

Часто ли бывает такое, что связь с законным мужем кажется насилием? Не знаю. Но в моем случае это именно оно.

Мои слёзы и попытки освободиться не останавливают его. Он кладёт меня на постель и медленно начинает снимать с меня блузку.

Я теряю любую надежду освободиться от него, как вдруг раздаётся звук его мобильного телефона в кармане его брюк. Он останавливается, достаёт телефон, чтобы отключить его и убрать в сторону. Я пользуюсь моментом и начинаю судорожно пытаться слезть с другой стороны постели и убежать в ванную. Но он успевает поймать меня за руку и перелазит сам через постель. Я рефлекторно начинаю искать глазами помощь и нахожу её в виде прикроватной лампы, которая находится на расстоянии вытянутой руки. Я хватаю её и, что есть сил, бью ею по Альберту.

— Сука! — вскрикивает мужчина.

А я бегу со всех ног в ванную и запираюсь в ней. Начинаю нервно искать хоть что-то, что могло бы меня защитить, но нахожу лишь лезвие в одном из ящичков.

Бешеные стуки в дверь заставляют меня вздрогнуть и запаниковать ещё сильнее.

— Открой дверь!

— Уходи! — кричу истерично.

— Открой эту проклятую дверь, или я её вышибу!

Решаю манипулировать, полагаясь лишь на то, что он испытывает ко мне хоть каплю нежных чувств.

— Альберт, если ты появишься здесь, клянусь, я убью себя! Убью, слышишь меня?!

Мои слова его не останавливают, и он продолжает ломиться в дверь. И делает это с такой силой, что я понимаю, ещё чуть-чуть, и он будет снова рядом. Эмоции бьют в голову, и я открываю коробку с лезвием. Нет, я не хочу умирать и не собираюсь. По стремительным ударам Альберта, понимаю, что скоро он будет рядом и единственное, что его сможет остановить и усмирить — это моя попытка самоубийства. Наверное, я схожу с ума, раз иду на такие меры, но я не хочу больше находиться в его объятиях и чувствовать на себе его дыхание. Мне это противно, тем более после всего произошедшего сейчас.

Пару минут я неуверенно разглядываю вену на руке и держу около неё лезвие. Мне страшно. Страшно ошибиться. Я слышу, как Альберт зовёт помощницу и просит её принести запасные ключи от ванной. В эту минуту я понимаю, что пора, и провожу лезвием по вене.