Глава 19

На следующий день Арнэль объявила довольно-таки будничным тоном:

— Этой ночью мы вернем алмаз на место.

Эльфы, слышавшие ее слова, восприняли новость спокойно и едва ли не равнодушно, меня же предстоящее событие взволновало. Диего, похоже, тоже нервничал, поскольку остаток дня провел в молчании, а если к нему кто-нибудь обращался, отвечал краткими отрывистыми репликами.

В сумерках мы опять собрались у Источника Жизни. Вероятно, в том было виновно ожидание чуда, но на сей раз поляна показалась мне местом и вовсе нереальным, мистическим. Серебристый свет, исходящий от ручейка, бросал блики на серьезные лица собравшихся эльфов. На темном небе появился месяц, совсем крохотный, новорожденный. Ночь была совсем тихой — ни шелеста ветра в листве, ни даже пения вчерашних птиц, словно они умолкли, проникшись важностью момента.

Двенадцать эльфов — члены того самого эльфийского Совета, что управлял Долиной — стали полукругом у озерца и дружно подняли ладони к безоблачному звездному небу. Владычица Арнэль нараспев произнесла несколько мелодично звучащих фраз на неизвестном мне языке и подошла к холму, из которого бил ручеек. Владыка Санрод передал супруге камень, который она и поместила среди прочих.

Я отчего-то ожидала куда более пышной церемонии, но происходящее заворожило меня своей строгой торжественностью. Взволнованная, ожидающая чуда, я вытянула шею в надежде своими глазами увидеть радужные переливы алмаза, но даже не смогла разглядеть тусклый прозрачный камень в мерцающей воде. У нас ничего не получилось, алмаз не ожил. Плечи мои бессильно опустились, ноги подогнулись. Я села прямо на поросшие мхом острые камни и закрыла лицо руками. О том, как воспримут мое поведение присутствующие, я даже не думала. Больше всего на свете мне хотелось завыть от безнадежности похлеще любого волколака.

Прошелестело шелковое одеяние, повеяло нежным цветочным ароматом и на плечо мне легко опустилась узкая ладонь.

— Что с тобой, Риона? — встревоженно спросила Арнэль. — Тебе дурно?

Я помотала головой.

— Сейчас пройдет. Просто расстроилась из-за камня. Я так надеялась, что все наши беды позади.

— Годы несчастий нельзя перечеркнуть в один миг, — заметила Арнэль. — Потребуется время. Но наша надежда жива.

Я подняла глаза и вопросительно заглянула ей в лицо.

— Посмотри сама, — предложила она.

Медленно, с трудом переставляя отказывающиеся сгибаться в коленях ноги я подошла к Источнику и всмотрелась в серебристую воду. Где-то среди прочих камней слабо мерцала крохотная радужная искра.

— Значит, он оживет? — словно не веря увиденному, спросила у Владычицы.

— Он оживает, — поправила та. — Но процесс этот не может быть быстрым. Нам понадобится время. Однако же круг замкнулся. Те силы зла, что успели проникнуть в наш мир, никуда не денутся — с ними нам придется бороться самим. Но новые переступить кровавую черту уже не смогут. И нежить упокоится со временем. У всех нас появился шанс вернуться к нормальной жизни.

— И это стоит отпраздновать, — добавил Санрод. — Как вы полагаете, друзья мои?

К моему искреннему удивлению, обращался он вовсе не к членам Совета, а к моим спутникам.

— Мы полагаем, что это отличный повод, — ответил дел Арьянте.

Особых приготовлений для праздника не понадобилось. Белоснежные скатерти разостлали прямо на траве, на них поставили блюда с фруктами, хлебом, сыром, холодным мясом и сладкими пирогами, кувшины с вином, тарелки и кубки. Две эльфийские девы завели нежными чистыми голосами песнь на незнакомом мне языке. Чуть позже к их пению присоединились и некоторые члены совета.

Это было самое странное празднование из всех, которые только можно себе вообразить. Эльфийские песни, наполненные какой-то щемящей грустью, бередили мне душу, пусть ни слова я и не могла понять. Они рождали в моем сознании странные образы: невероятно яркие звезды, тихий шепот никогда не виданного мною моря, пенящегося волнами, юных прекрасных влюбленных, разлученных злой судьбой… Я не знала, смогла ли я угадать смысл этих песен, да и, признаться, особо не хотела этого знать. Я просто наслаждалась тихой летней ночью, простой, но вкусной едой, мелодичным пением. И вином. Отчего-то золотистое вино этой ночью пьянило даже сильнее, нежели горная слеза.

Я отыскала глазами своих спутников. Диего беседовал о чем-то с Владыкой, а Келебран сидел у озерца, вглядываясь в воду. Я подошла к нему и легко прикоснулась к его плечу. Он обернулся и улыбнулся мне.

— Тебе нравится здесь, в Заповедной Долине? — спросил он.

— Очень. Хотя, — не смогла я удержаться от смешка, — представления о праздновании у эльфов и у людей сильно разнятся.

— В этом все эльфы, — пояснил Келебран. — У них все так: тихо, спокойно, неспешно. Никто никого ни к чему не принуждает, никто никому ничего не навязывает. Каждый волен делать то, что полагает нужным и правильным — лишь бы его действия не вредили другим и не нарушали законы.

— Пожалуй, я хотела бы пожить так некоторое время, — задумчиво произнесла я.

— Но не всю жизнь?

— Нет, не всю. Ты был прав: человеческая жизнь слишком коротка для столь размеренного существования. Оно хорошо для тех, кто живет вечно, но не для нас.

— Да, я неоднократно думал о том же, — согласился со мной блондин. — Возможно, после пары сотен прожитых лет суета нашего мира приедается и хочется такого вот спокойствия. Эльфы почти утратили любознательность, их уже невозможно чем-либо удивить. С годами даже мама все больше становится одной из них.

— Полагаю, тебе это не грозит, — засмеялась я. — Сам же признался, что ты в большей степени человек, нежели эльф или оборотень. Кстати, а что ты унаследовал от последних? Моравен проговорилась, что кое-какие особенности есть и у тебя.

— Слух и обоняние, как у зверей.

— И все? Ни когтей, ни хвоста?

— Полагаю, мы с тобой еще не настолько близки, чтобы обсуждать мой хвост, Риона.

Я залилась краской и отвернулась. Келебран сжал мою ладонь.

— Прости, я не хотел тебя смутить. Скажи, а ты скучаешь по родным? По своей семье?

Я ответила сразу, не раздумывая — должно быть потому, что слишком часто размышляла над этим вопросом первое время после своего побега из столицы.

— Нет. Знаешь, у меня ведь так и не было настоящей семьи. Я изо всех сил старалась быть хорошей. Хотела, чтобы родители оценили мои усилия, заметили меня. Но они видели во мне только прислугу — и это в лучшем случае. Только вот Лита…

При упоминании имени подруги горло перехватило уже привычным спазмом. Но на сей раз он продлился недолго.

— Так получилось, что настоящей семьей являлись для меня люди, чужие по крови, — справившись с собой, продолжила я. — Лита и ее мать, спасшие меня от храмовников, аптекарь Ним, давший работу и приют. Странно, в свое время мне стыдно было прийти к нему проститься — а вот теперь я стыжусь, что не сделала этого.

— Ты можешь написать ему, — предложил Келебран. — Или даже навестить. Храмовники, равно как и члены ордена, больше не представляют для тебя опасности. Даже наоборот — это мы способна будешь повергнуть их в страх.

— Полагаешь? — заинтересовалась я.

— Конечно. Теперь ты можешь похвалиться дружбой с самим Диего дел Арьянте. Мало найдется желающих обидеть особу, имеющую такого покровителя.

Я поморщилась.

— Ты-то сам, небось, не похваляешься вашей дружбой направо и налево.

— Я - дело другое, — голос моего собеседника стал грустным. — Я способен сам постоять за себя, но ты нуждаешься в защите. Не возражай, Риона. В этом нет ничего дурного. И обещаю, что я, в свою очередь, всегда приду тебе на помощь. Да и Диего, — здесь Келебран лукаво улыбнулся, — если хорошенько подумать, немало тебе обязан. Ты спасла его от Лесной Мари, помогла с гномами, даже в битве с волколаками принимала участие.

— В последнем случае я не сильно-то и помогла, — справедливости ради заметила я.

— Но вела ты себя очень храбро. И знатно подпалила зверю шерсть. Если я не ошибаюсь, то даже ослепила его. Нет, что ни говори, я абсолютно правильно настоял на том, чтобы взять тебя с нами в поход.

— Знаменитая эльфийская интуиция?

— Она самая.

Невесомыми шагами к нам приблизилась Владычица Арнэль, словно плывущая по поляне в призрачном серебристом мерцании. Она склонилась над Источником и указала нам на алмаз.

— Видите, камень набирает силу? Есть предположение, что он впитывает в себя эмоции окружающих, потому-то так и сиял в свое время. А в сокровищнице королей угас — ведь алчность к положительным эмоциям отнести никак нельзя. А здесь он снова сможет до краев наполниться радостью и любовью.

Я задумалась. Как там обстояли дела в сокровищнице, я представления не имела, но во время нашего путешествия алмаз мог получить от Диего только тревогу и боль. Теперь же радужная искра внутри камня действительно, как мне показалось, несколько увеличилась — правда, ненамного.

— Ваш друг согласился остаться у нас, пока не сможет убедиться, что алмаз действительно восстанавливается и нашему миру не грозят новые напасти. Он выразил уверенность в том, что вы поддержите его решение, но я спрошу и у вас: не хотите ли немного погостить во дворце?

— Меня можно и не спрашивать, — ответил Келебран. — Я только рад возможности подольше побыть с Моравен.

Арнэль перевела вопрошающий взгляд на меня.

— Я соглашусь со своими спутниками, — сказала я. — У вас здесь так чудесно! Когда бы еще мне выпала возможность посетить Заповедную Долину.

— Ваш друг уже обсуждает с моим супругом возможность прибытия посольства, — сообщила нам Владычица. — Полагаю, теперь, после возвращения камня, можно будет восстанавливать разорванные связи. Так что, весьма вероятно, всем вам еще представится возможность сюда вернуться.

Тут я внезапно вспомнила о кое-чем еще.

— Простите, — обратилась я к Арнэль, — могу ли я задать вам вопрос?

— Конечно же. О чем ты хочешь узнать, прорицательница?

— Я хочу спросить о гномах.

— О гномах? — казалось, Владычица была удивлена. — Ты знаешь что-то об их будущем?

— Наоборот. Я хочу узнать о прошлом.

— Спрашивай. Конечно, сами гномы куда лучше рассказали бы тебе свои были и легенды, но я попробую ответить на твои вопросы.

— Меня интересует не столь отдаленное прошлое. Я хотела бы узнать о причине разлада между эльфами и гномами.

— Понимаю. Но ты заблуждаешься, Риона. Никакого разлада не было. Во всяком случае, не было ничего такого, о чем ты спрашиваешь. Просто после похищения алмаза мы были вынуждены окружить Долину стеной, прекрасно осознавая, сколь сильно будет манить наш край всевозможную нечисть и нежить. Между тем мы не желали обрубать связи ни с людьми, ни с гномами. Однако же нельзя сказать, что связи эти и прежде были столь уж тесны. Гномы, как ты, несомненно, знаешь — народ, привязанный к родным горам. Крайне редко покидают они насиженные места и к любителям путешествий уж никак не относятся. Иногда только кто-нибудь из молодых представителей горного народа отваживался на посещение Долины — я за всю свою далеко не краткую жизнь припомню не больше десятка смельчаков. И это в те времена, когда путешествия еще были безопасными!

— Но ведь и эльфы не появляются в Подгорном Королевстве! — возразила я.

— У нас сложилась сходная ситуация, — усмехнулась Арнэль. — Нет никаких запретов, но и желающих путешествовать становится все меньше. Раньше основным связующим звеном между нашими народами все же были люди — любопытные, непоседливые, жадные до всего нового. Однако после известных тебе печальных событий король Дерек предпочел не отправлять больше к нам посольства. А для одиноких путников пустоши между Горным Королевством и Заповедной Долиной попросту опасны. А со временем в сердцах эльфов поселилось недоверие и мы сами перестали быть столь гостеприимными, как прежде. Видимо, мы тоже подвержены влиянию тьмы — пусть и в меньшей степени, нежели прочие народы.

— Но ведь теперь все изменится, правда?

— Не будем загадывать, прорицательница. Кому, как не тебе, известно, что даже судьбу можно попробовать обмануть. Тебе дано видеть вероятности — но их возможно изменить. А вот надеяться и верить мы должны всегда. Когда погибает надежда — жизнь утрачивает смысл, превращаясь в безрадостное существование.

Арнэль ненадолго замолчала, склонилась над Источником, опустила ладонь в мерцающую воду. Тонкая гибкая изящная кисть на мгновение показалась мне причудливым дивным цветком, распустившимся в толще воды, и я подивилась своей фантазии. А Владычица, вновь распрямившись и стряхнув с руки капли воды, внезапно предложила:

— Я могу спеть для вас, если пожелаете.

Пение за нашими спинами на поляне как раз смолкло. Я кивнула и тихо сказала:

— Это такая честь для нас.

Арнэль, видимо, позабавили мои слова.

— Для эльфов петь в минуты радости или грусти вполне естественно, Риона. Соловей услаждает наш слух, но не оказывает нам чести — и все же любители соловьиного пения благодарны ему. Но я слишком давно уже общалась с людьми и отвыкла от того, что вы многое видите иначе, нежели мы. Я спою вам древнюю песню о звезде, которая увидела с небосвода прекрасного юношу и полюбила его. История их любви была светлой, но пронизанной грустью, как и сама жизнь.

И Арнэль запела, сначала тихо, но с каждой строфой повышая голос. Вскоре к ней присоединился стройный хор певцов с поляны. Напевная мелодия странным образом пробуждала в душе одновременно радость и грусть. Как-то само собой получилось, что Келебран обнял меня за талию, а я склонила голову ему на плечо. И еще подумала, что согласна сидеть вот так до рассвета.

Загрузка...