Помни меня

Глава десятая

Когда Уилл опустил мешок с рисом в тайник, сделанный под полом хижины, он подумал, что, наверное, влюблен. Чем еще объяснить то, что он потакает сумасшествию Мэри, если через пару месяцев он станет свободным человеком?

Положив доски на место, Уилл какую-то минуту продолжал сидеть на корточках. Как бы он ни беспокоился по поводу этого плана, он не смог сдержать улыбку. Будет или не будет он свободным, это побег станет сладкой местью за всю несправедливость и все унижения. Он выплывет из гавани на лодке капитана, взяв с собой не только Мэри и детей, но и своих друзей.

Голландская Вест-Индия казалась Уиллу отличным местом — тропический рай, где можно жить по-королевски. Конечно, им предстояло преодолеть огромное расстояние, хороших карт почти не было, и пугало то, что никто, кроме капитана Кука, никогда не плавал отсюда туда. Но как ни странно, опасность сделала это путешествие еще более привлекательным для Уилла, как привлекают легенды. Уилл хотел, чтобы о нем говорили с благоговением даже после его смерти.

Была середина февраля, и Уилл знал, что они должны отплыть к концу марта, иначе рискуют попасть в сильные осенние шторма. Но еще нужно так много сделать, и в том числе попросить Детмера Смита о помощи.

Мэри сейчас была у Детмера. Она относила ему выстиранное белье и, безусловно, изо всех сил старалась очаровать его. Уилл не возражал против этого, но ему не нравилось, что она пытается полностью контролировать весь план.

Мэри настояла на том, чтобы он до последней минуты не просил своих друзей присоединиться к ним. Она ведь должна понимать, как это тяжело: не доверять им. Уилл хотел поговорить об этом с мужчиной, а не с женщиной. Мэри сказала, что кто-нибудь из них может напиться, забыться и распустить язык. У всех у них были жены, и Мэри боялась, что женщины могут донести на них, если узнают, что их собираются бросить. Так что все, что Уилл мог пока делать, — это выжидать, пополнять запасы и завоевывать доверие Детмера и Беннелонга.

Уилл продолжал часто встречаться с Беннелонгом во время рыбалки. Тот снова ходил голый и с гордостью показывал Уиллу новые шрамы, которые приобрел в сражениях. Беннелонг неплохо помнил английский, который выучил в плену, и благодаря этому, а также с помощью языка жестов, Уилл мог вполне сносно с ним общаться.

Еще в ноябре прошлого года Беннелонг вернулся в поселение. На нем была одежда, которую с самого начала ему дал капитан Филип. Это оказалось знаком его готовности выступать в качестве переводчика, при условии, что никто не собирается снова сажать его на цепь, и поэтому капитан Филип дал ему хижину и еду из запасов колонии.

По мнению Уилла, капитан Филип возлагал слишком большие надежды на Беннелонга. На самом деле тот интересовался только войной и женщинами, и все, чего он хотел от колонии, — это выпивки, к которой его приучили. Он уже однажды устроил представление, напившись и разбушевавшись в доме губернатора, и Филип ошибался, думая, что, получив от него дом, Беннелонг станет его лакеем.

Беннелонг на самом деле нравился Уиллу за его наивный энтузиазм, широкую усмешку и интерес по отношению к белым людям. Когда абориген отправлялся на рыбалку вместе с Уиллом, он учил его некоторым словам из своего языка и обычаям.

Любопытным был факт, что если кто-то из сородичей Беннелонга хотел женщину, то он обычно ударял ее палкой и утаскивал с собой. Верность одной женщине казалась аборигенам абсурдом, и тем не менее Беннелонг с благоговением относился к Мэри. Когда он видел ее, он сиял и очень старался угодить ей. Уилл был абсолютно уверен, что, если Беннелонг когда-либо заметит его с другой женщиной, он затеет с ним драку.

Мэри оказалась права, предположив, что многие аборигены очень хорошо знают местные воды. Пусть у них были лишь хрупкие каноэ, но они ловко маневрировали ими и достигали невероятной скорости. Беннелонг показал Уиллу, как искать воду и какие растения пригодны в пищу. Уилл не сомневался, что абориген с радостью подплывет к его лодке ночью и отбуксирует ее на берег, чтобы все беглецы могли сесть на борт. Никому из офицеров Беннелонг не был предан так, как Мэри и Уиллу.

Уилл знал, что может рассчитывать на Беннелонга, но Детмер казался ему крепким орешком.

Уилл и голландец-капитан имели много общего: оба крупные, голубоглазые, светловолосые. Оба были общительными людьми и легко заводили друзей. А еще они оба — но по разным причинам — оказались в затруднительном положении.

С тех пор как поселение снова стало получать полный рацион, многие из заключенных, прибывших с первой флотилией, стали забывать, что именно Уилл спасал их всех своей рыбой. Что же касается новеньких, многие из них завидовали его свободе перемещения и часто ехидно шутили, называя его мальчиком на побегушках у офицеров.

Детмер держался особняком, потому что он не играл по правилам капитана Филипа. В продуктах, которые он привез, обнаружилась недостача, отчего офицеры не доверяли ему, а сейчас он отчаянно торговался за фрахт своего корабля. Филипу необходимо было послать некоторых своих людей обратно в Англию, и Детмер почувствовал свою выгоду. В результате офицеры стали игнорировать его, и малышка Мэри с ее острым умом воспользовалась этим.

Сначала они обменялись парой улыбок, затем последовала недолгая дружеская беседа, потом Мэри предложила стирать Детмеру белье, и наконец они с Уиллом пригласили его на ужин к себе в хижину. Уилл не возражал, если Детмер приходил, когда он дома: в его компании было весело и он всегда приносил с собой бутылку рома. Но до Уилла стали доходить слухи о том, что Мэри разговаривает с Детмером на причале, а иногда поднимается на его корабль.

И вот сегодня наконец кто-то предположил, что она флиртует с ним. Уилл по своей натуре был ревнив, и уже сама мысль о том, что его жена находится с другим мужчиной наедине, испортила ему настроение. И все же он знал, что у Мэри намного лучше, чем у него, получится уговорить Детмера помочь им, поэтому он решил, что закроет глаза на то, как она этого добьется.

Уилл поднялся с пола и вышел из хижины. Мэри как раз направлялась к дому, держа Эммануэля на руках. Шарлотта вприпрыжку бежала рядом.

Уилл подумал, что на них приятно смотреть: Мэри со своими черными кудряшками вокруг лица, Эммануэль, пухленький и светловолосый, и Шарлотта — маленькая копия матери, подбрасывающая песок своей голой ножкой. «Леди Джулиана» привезла из Англии ткань, и Мэри удалось уговорить Тенча дать ей отрез, из которого она сшила себе платье и нашила детям одежды. Уилл знал, что, по критериям его матери, оставшейся в Англии, платье было сшито неаккуратно, но, после того как он видел Мэри и еще стольких женщин в лохмотьях в течение двух лет, он считал, что она выглядит очень привлекательно.

— Тебя долго не было, — сказал Уилл с упреком.

— Нужно поговорить, — ответила Мэри и кивком головы указала на Шарлотту. Таким способом она всегда давала понять, что разговор состоится не при детях.

Мэри вскипятила воду на огне и сделала всем по чашке сладкого чая, затем села кормить Эммануэля. Как только Шарлотта, заигравшись, отошла подальше, Мэри поманила Уилла к себе.

— Я попросила Детмера помочь нам, — прошептала она.

— Ты рассказала ему о нашем плане? — Уилла неприятно поразило то, что она поговорила об этом без него.

— Подвернулся подходящий момент, — сказала Мэри, пожав плечами. — Он снова поругался с Филипом, и я поняла, что нужно ковать железо, пока горячо.

— Что он сказал? — У Уилла пробежал холодок по спине, когда он подумал о том, что с ним сделают, если Детмер донесет.

Какое-то время Мэри не отвечала. Правда заключалась в том, что Детмер с самого начала посмеялся над их планом. Еще он сказал, что не понимает, зачем Уиллу рисковать своей жизнью и жизнью членов своей семьи, если у него здесь все есть. Мэри пришлось умолять его, объяснять: она боится, что Уилл бросит ее, когда его срок подойдет к концу. Она даже намекнула, что готова сделать для Детмера все, что угодно, в обмен на его помощь.

Его лицо до сих пор стояло у нее перед глазами: цинично сжатые губы, но при этом насмешка в глазах. Он сидел на свернутом канате на носу своего корабля, а Мэри стояла у поручней вполоборота к нему, потому что у нее не хватало смелости посмотреть ему в глаза. Детмер был в чистой белой рубашке и бриджах цвета загорелой кожи, которые и в самом деле облегали ноги, как вторая кожа, и его длинные светлые волосы развевались на морском ветру.

Внешне он чем-то походил на Уилла: глаза и волосы того же цвета, тот же рост и то же телосложение, хотя Детмер, вероятно, был лет на десять старше. Но у Смита был ухоженный вид, с которым Уиллу бесполезно соперничать: кожа золотисто-коричневого цвета, шелковистые волосы и все еще отличные зубы, белые и ровные. Его английский с сильным акцентом тоже казался Мэри привлекательным: что бы Детмер ни говорил, это звучало так, будто он пытается ухаживать за ней.

— Давай, расскажи мне! — воскликнул Уилл. — Шарлотта вот-вот вернется, и мы не сможем поговорить при ней.

Шарлотта в свои три года стала настоящей болтушкой и имела привычку повторять все, что услышит или подслушает.

— Он сказал, что поможет нам, — произнесла Мэри.

А на самом деле Детмер спросил:

— Как далеко ты готова зайти, чтобы получить мою помощь?

— Почему это он решил нам помогать? — Глаза Уилла подозрительно сузились.

Мэри пожала плечами.

— Потому что мы ему нравимся. Потому что он хочет поквитаться с капитаном Филипом. Потому что я убедила его. Выбирай, что тебе нравится.

— Ты сказала ему, что нам нужно?

Мэри наклонилась к Эммануэлю еще больше, чтобы Уилл не увидел, как она покраснела. Она вела себя с Детмером так же бесстыдно, как и с лейтенантом Грэхемом на «Дюнкирке». Но что беспокоило ее еще больше, так это то, что она действительно хотела Детмера, и если бы она не была матерью двоих детей, то вполне могла бы периодически позволять ему все, что он захочет.

— Да, я сказала ему, и он согласился продать нам секстант и компас, — произнесла Мэри. — К этому он прибавит пару старых мушкетов, немного боеприпасов и бочку воды. Можешь договариваться с ним о цене.

— А что насчет карты?

— И карту тоже, он ее поищет. Но ему нужно поговорить об этом с тобой.

— А что, я тоже в этом участвую? — спросил Уилл с сарказмом.

Мэри захотелось ударить его за то, что он всегда стремился быть на первых ролях. Если бы она сложила руки и предоставила организацию побега ему, он бы давно уже оказался в кандалах, потому что не умел держать язык за зубами. Даже Детмера, который был знаком с Уиллом относительно недолго, беспокоила его репутация болтуна. Но Мэри пришлось скрыть свое раздражение. Все зависело от того, удастся ли ей удержать Уилла.

— Твоя роль самая главная, — сказала она и потянулась, чтобы любовно погладить его по лицу. — Ты навигатор. Детмер говорит, что только такой навигатор, как ты, сможет справиться и провести лодку по рифам, не продырявив ее.

Это успокоило Уилла.

— Сегодня вечером я заброшу новый невод, — проговорил он. — Через такой невод не проскочишь.

Мэри выглянула посмотреть, где Шарлотта, и, убедившись, что девочка занята изготовлением пирожков из грязи и не слышит их, продолжила:

— Теперь мы должны решить, кого возьмем с собой.

— Джеймса Мартина, Джейми Кокса и Сэмюэля Берда, конечно, — сказал Уилл. — Они все мои товарищи, я с ними был еще на «Дюнкирке».

Мэри кивнула. Она так и думала, что Уилл захочет их взять, Ее не очень устраивала кандидатура Сэмюэля Берда, он был всегда таким мрачным. Но с другой стороны, Мэри никогда не пыталась узнать его поближе, ее отталкивали его рыжие волосы и светлые ресницы.

— Да, а еще мы думаем, что Мортон хорошая кандидатура, он знает толк в навигации, — произнесла Мэри.

Уилл сморщил нос.

— Не нравится он мне.

Мэри тоже не нравился этот темноволосый, здоровый как бык мужчина. Он был воображала, как и Уилл, преисполненный сознанием собственной важности. Но он знал толк в навигации, обладал недюжинной силой и умел держать рот на замке.

— Нам нужен еще один навигатор, — сказала она твердо. — Ты не можешь все делать сам.

— Очень хорошо, значит, и он тоже, и, может быть, Уилф Оуэнс и Пат Рейли.

— Уилф Оуэнс дурак, — возразила Мэри. — А Пат Рейли болтун.

Уилл выглядел обиженным. Уилф и Пат часто ходили с ним на рыбалку, и он любил выпить с ними.

— Ну а ты кого думаешь взять? — рявкнул он ей.

— Сэма Брума, Натаниэля Лилли и Билла Аллена, — ответила Мэри.

— Так много людей мы взять не сможем, — воскликнул Уилл в ужасе. — И потом, они нам не друзья, они все из второй флотилии. Мы их едва знаем.

— Нам понадобится много людей, когда нужно будет грести, — настаивала она. — И потом, лодка довольно большая. И все они умеют с ней управляться. Ну и что, что ты не знаком с ними долгое время? Они все надежные и способные.

Уилл не возражал насчет Ната и Билла. Нат был таким же мальчишкой, как Джейми, и ловил каждое его слово. Он походил на херувимчика со своими светлыми волосами и большими глазами, и Уиллу нравилось, когда он рядом.

А Билла прозвали Железным Человеком. Когда его выпороли за кражу из амбаров, он не крикнул ни разу, а по окончании порки просто ушел, даже не моргнув глазом. В отличие от большинства каторжников он был настоящим преступником, его судили за вооруженное нападение и грабеж. Здравый смысл подсказывал Уиллу, что Билл хорошая кандидатура: если они столкнутся с аборигенами, им понадобятся крепкие кулаки.

— Да, Билл и Нат пусть будут, — кивнул он. — Но почему Сэм Брум? — спросил он, подозрительно глядя на Мэри. Он считал Сэма странным парнем из-за того, что тот всегда держался особняком, не любил выпить и был тощий как грабли.

Мэри Сэм понравился с того самого дня, когда он лежал при смерти на причале и она дала ему напиться. Она навещала его в больничной палатке, пока он не поправился и не переехал в хижину, и они стали друзьями. Ей нравились его джентльменские манеры и сдержанность, и ей льстило то, что он явно ее обожал.

Хотя никто не назвал бы Сэма красивым — он был худым, с редкими волосами песочного цвета, — но он привлекал к себе внимание благодаря волевому лицу, а в его желто-карих глазах светилась решительность. Еще он был хорошим плотником, отличался практичностью и уравновешенным характером. Мэри считала, что Сэм необходим ей, как запасная сеть для рыбака, на тот случай, если Уилл подведет ее.

Ей бы не хотелось сомневаться насчет Уилла. Он был во многих отношениях отличным мужем. Но она должна трезво смотреть на вещи и учитывать всякую возможность. Если они доберутся до безопасной гавани (а Мэри была решительно настроена на это), она не могла гарантировать, что успех не ударит Уиллу в голову. Он любил выпить, а выпивка делала его агрессивным. Ей нужен какой-то запасной план на этот случай: она не была намерена рисковать своей жизнью и жизнью своих детей, навлекая на себя нечто, что может оказаться намного хуже, чем все то, через что она уже прошла. Мэри знала, что Сэм Брум пойдет за ней в огонь и в воду, если понадобится.

— У Сэма есть навыки, которые нам могут пригодиться, — сказала она твердо. — Ты ведь знаешь, что он плотник? А еще он спокойный, уравновешенный человек, такой поладит с любым.

Уилл фыркнул, выражая несогласие, но ничего не сказал.

В последующие дни Уилл по одному приглашал к себе в хижину тех, кого они выбрали, и излагал им свой план. Пока что он не говорил им, кто еще участвует. Каторжники проявили бурный энтузиазм. Они были благодарны за то, что о них подумали, и все пообещали принести еду. Мэри сидела, не вмешиваясь, пока Уилл разговаривал, и не прервала его ни разу. И только когда гости собирались уходить, она предостерегала их.

— Поклянись, что ни слова никому не скажешь, — настаивала Мэри горячо. — Даже своим лучшим друзьям, женам — никому. Если ты это сделаешь и наш план раскроют, я клянусь, что убью тебя.

Билл Аллен и Уильям Мортон подумали, что со стороны Уилла безумие брать с собой женщину и двоих маленьких детей в такое опасное мероприятие, но, хотя они оба были прямолинейными людьми и, не церемонясь, высказывали свое мнение, когда с чем-либо не соглашались, ни один из них не посмел сказать этого в присутствии Мэри. А когда они услышали страсть, зазвучавшую в ее голосе, и увидели холодную решимость в ее серых глазах, они скоро поняли, что она не будет им обузой. Хоть Мэри этого и не говорила, но они поняли, что это ее идея, ее план и что она знает, что делает.

К концу февраля тайник под полом хижины был полон продуктов, В разных местах поселения Уилл припрятал два старых мушкета, боеприпасы, багор, разные инструменты, горшки, бочку с водой и смолу, чтобы конопатить лодку, если она вдруг даст течь. Побег планировался после того, как «Вааксамхейд» отплывет в Англию: в этом случае в гавани не останется корабля, который сможет преследовать их или сообщить о побеге заключенных.

Беннелонг охотно согласился подплыть к лодке в назначенную ночь и подогнать ее к ним на берег. Оставалось лишь одно: забрать компас и секстант у Детмера и заплатить ему сумму, о которой договорился Уилл.

Уилл без проблем достал нужные деньги. Кое-что у него было отложено с тех пор, как они прибыли сюда, а здесь тратить оказалось не на что. Остальное он получил тем же путем, как получал соленую свинину, рис и муку, — в обмен на рыбу. Множество пехотинцев с радостью покупали у него рыбу, потому что им, как и Уиллу, не на что было тратить деньги. В основном они обменивали рыбу на выпивку, а офицеры, которым доставалась рыба, не задавали вопросов.

Но Детмер настоял, чтобы именно Мэри передала деньги и забрала нужные им вещи, сказав, что так намного меньше риска. Возможно, это была разумная идея — спрятать деньги в чистом белье и забрать грязную одежду для стирки, в которую будут завернуты компас и секстант. Но Уиллу не нравилось, как это будет выглядеть: ведь это он занимался организацией побега, а не Мэри. Он боялся, что пройдет не так много времени и остальные начнут думать, что все это была не его идея.

Уилл размышлял обо всем этом, отправившись однажды на дневную рыбалку. Только вчера вечером он думал собрать всех у себя в хижине и обсудить побег вместе с ними. Но Мэри и слышать об этом не хотела. Она заявила, что такое большое собрание людей обязательно заметят и за ними будут наблюдать более пристально. Мэри настаивала, что они должны продолжать встречаться группками по трое или четверо.

Даже Джеймс Мартин, самый близкий друг Уилла, согласился с Мэри. Уилл обиделся, что Джеймс стал на ее сторону, а не на его.

Уилл был в лодке вместе с шестью другими мужчинами, которых приставили ему в помощники в этот день, и собирался уплывать, когда к причалу подошел Беннелонг. С ним была его сестра с двумя детьми и Шарлотта, которая часто с ними играла. Когда Беннелонг знаками показал, что они все хотят подняться на 6орт, Уилл сначала решил отказать. Он не любил, когда на борту много народа, и вообще у него в тот день не было желания общаться. Но он решил, что будет хорошо, если Шарлотта привыкнет к лодке, и, потом, Беннелонг мог обидеться, если бы ему отказали, и взять назад свое обещание помочь. У Уилла в самом деле не оставалось выбора, и он согласился.

День был приятный, намного прохладнее, чем предыдущие, и, как только они вышли в залив, плохое настроение Уилла улетучилось. Когда Беннелонг начал возбужденно показывать на стаю морских птиц, сбившихся ближе к западной стороне залива, Уилл понял: он пытается объяснить, что там идет большой косяк рыбы.

Беннелонг оказался прав: вскоре они вытащили невод и обнаружили, что там полно рыбы. Это был их лучший улов за последние несколько недель.

Уилл восторженно похлопывал Беннелонга по спине и говорил ему, какой он хороший парень.

— Хороший парень, — повторил Беннелонг с широкой улыбкой, обнажившей его прекрасные белые зубы. — Вы дать хороший I парень ром?

— Мы с тобой выпьем немного, — рассмеялся Уилл и знаками объяснил, что им предстоит попойка. С таким хорошим уловом он сможет оставить часть рыбы себе, и он был как раз в том настроении, чтобы напиться.

Они плыли обратно к причалу. Дно лодки было усыпано извивающейся рыбой, и рыбаки все еще смеялись и поздравляли друг друга с такой удачей, когда налетел сильный ветер и застал Уилла врасплох. Лодка набрала скорость, направляясь прямо к скалам, и Уилл не успел ее остановить. Послышался хруст, крючки, державшие парус, лопнули, лодка накренилась, и внутрь сразу хлынула вода.

Если бы на борту было не так много людей, Уилл справился бы, но двое из заключенных, не имевшие опыта, запаниковали, лодка вдруг перевернулась, и все очутились в воде.

Уилл в первую очередь подумал о Шарлотте, но Джон, один из его помощников, уже держал ее. Она кричала от испуга, но была невредима. Сестра Беннелонга тоже схватила своих детей и, крикнув что-то брату, поплыла с ними к берегу.

— Шарлотта у меня! — закричал Джон. — Вытаскивай людей. Беннелонг оставался в воде достаточно долго, чтобы помочь Уиллу с остальными пятью, лишь двое из которых умели плавать, а потом сам направился к берегу. Когда Уилл помог барахтавшимся каторжникам, которые не умели плавать, ухватиться за перевернутую лодку, он мысленно выругался. Он потерял весь улов и знал, что капитан Филип будет рассержен. Более того, это могло означать, что их надежды на побег рухнули, по крайней мере, ближайшие пару недель на это можно не рассчитывать. Пока Уилл охранял лодку, а остальные откашливались и отплевывались, Беннелонг добрался до берега и позвал других аборигенов. Через пару минут они уже тащили свои каноэ к пляжу, спеша прийти на помощь. Некоторые начали собирать весла и другое оборудование, которое выбросило из лодки, а остальные достали веревки, которые Уилл привязал к каркасу лодки, и отбуксировали ее к причалу.

Когда Уилл спустя некоторое время добрался до хижины с Шарлоттой, то обнаружил, что Мэри уже все известно. Он ожидал, что она будет в ярости, и был готов отпираться как мог, но, к его раздражению, она больше обеспокоилась состоянием Шарлотты.

Мэри взяла девочку у него из рук и завернула ее в одеяло.

— Ну-ну, — сказала она, когда Шарлотта снова расплакалась. — Сейчас ты согреешься и снова все будет в порядке. Мне обязательно нужно научить тебя плавать.

— Да, правильно! Утешай ее, — Уилл сплюнул в сторону. — Обо мне можешь не думать! А меня снова могли выпороть. Что касается побега, то забудь об этом.

Произнося эти слова, Уилл почувствовал, что это совершенно неразумно. Но для него было бы слишком, если бы разбились все надежды теперь, когда они так близки к побегу.

Его одежда быстро высохла на ветру, но он продрог до костей, Он знал, что слишком многие, завидовавшие его положению, только радовались бы его неудаче.

— Не будь таким дураком, — возразила Мэри, бросив на него презрительный взгляд. — С чего бы вдруг они взялись тебя пороть? Это был несчастный случай.

Ее резкий тон сказал Уиллу, что она нимало не беспокоилась о нем. Вся обида, которая накапливалась в нем уже достаточно долгое время, вдруг вспыхнула и перелилась через край, и он набросился на жену, сильно ударив ее по лицу, сбив с ног на пол ее и Шарлотту, сидевшую у нее на коленях.

— Ты хладнокровная сука! — заорал он на нее. — Ты ни о ком не думаешь, кроме себя!

Шарлотта заорала, и Мэри быстро подхватила ее и поднялась на ноги. Она не попыталась выбежать из хижины, а наоборот, с вызовом посмотрела Уиллу в глаза, держа Шарлотту на руках.

— Я думаю, что ты ударил меня, потому что ты все еще в состоянии шока, — сказала она высокомерно. — Но если ты еще раз вздумаешь сделать это, то не надейся, что в другой раз я проявлю такое же понимание.

Уилл никогда раньше не бил женщин, и в тот момент, когда он накинулся на Мэри, он почувствовал стыд. Но он не собирался извиняться, потому что она не заплакала, как поступила бы на ее месте любая нормальная женщина. Он повернулся к ней спиной и вышел из хижины.

Уилл вернулся домой очень поздно. Он был настолько пьян, что с трудом втиснулся в дверь и упал навзничь на пол. Мэри лежала в темноте и не спала, но она не поднялась, чтобы помочь ему. Она подозревала, что он вернулся домой не по собственной воле, а потому что его ноги сами привели его. Ей было интересно, где он нашел выпивку и какие секреты он раскрыл под ее влиянием.

Мэри не могла спать, потому что чувствовала себя слишком несчастной. Уиллу, похоже, не пришло в голову, что, услышав об аварии, она подумала, что Шарлотта утонула. Мэри не знала, что Джон схватил девочку и держал более часа. Мэри пережила настоящий шок, после которого неудавшийся побег значил так мало.

И все же когда она узнала, что Шарлотта в безопасности, она еще сильнее ощутила отвращение к этому месту. Пока Мэри ждала на причале, она огляделась вокруг и увидела, что в действительности из себя представляет колония: город из хижин, построенный на слезах заключенных, с которыми обращались как с животными. Все здесь было безобразным: от неуклюжих зданий, треугольника для порки, бесцветного кладбища, на котором клочка земли свободного не осталось, до людей, сидевших здесь, будто в западне. И все пронизывал резкий отвратительный запах человеческих испражнений и гнилой еды. В городе царила безнадежная, давящая атмосфера.

Мэри не может воспитывать здесь детей. Как она будет бороться с этой нищетой, деградацией, крайним отчаянием? Как она сможет внушить детям, что воровать нельзя, если здесь это единственный способ выжить? И что внебрачные связи — это грех, в то время как для большинства каторжников это являлось единственным маленьким утешением? Почти все дети здесь были незаконнорожденными, многие матери даже не могли с уверенностью сказать, от кого зачали своих отпрысков. Эти дети подрастут и могут невольно совершить инцест.

Это место оскорбляло чувства Мэри. Ее приводило в ужас пьянство, разгул, лень, болезни и крайняя глупость. Каждый день ей хотелось заткнуть уши, чтобы не слышать отборные ругательства и человеческие стоны. Запахи вызывали у нее тошноту. Даже прикосновение, самое сокровенное из ощущений, приобрело здесь искаженные формы. Деревья были шероховатыми и все в щепках, трава, выглядевшая мягкой, на самом деле оказалась колючей как иголки, кожа у Мэри и Уилла стала жесткой, зудела от укусов насекомых и часто покрывалась волдырями.

Как Мэри тосковала по всему тому, что было частью повседневной жизни в Фоуэе! По свежему запаху хлеба в печи, по лаванде, розах и гвоздиках в маленьком садике. По каплям утренней росы на клубнике, яблоках и сливах. По кувшину холодного молока, по чистой нижней юбке, вобравшей в себя запах сада, где она сушилась. По своим ножкам, мягким и розовым после мытья. По вздымающейся пуховой перине и по занавескам, развевающимся от легкого ветерка.

Только дети напоминали Мэри обо всем, что осталось у нее позади. Их кожа была еще шелковистой, голоса нежными и мелодичными, а дыхание чистым, как родниковая вода. Если бы не лохмотья, они ничем не отличались бы от детей знати. Но так же, как Мэри не могла надеяться, что они навсегда сохранят детскую чистоту, она не была уверена, что сможет защитить их от разврата. Скоро они станут свидетелями случек в кустах и попоек и будут считать это нормальными явлениями. Если они не смогут видеть красивое и чистое, как они поймут разницу между добром и злом?

Они не совершили никакого преступления, но, будучи детьми каторжников, сами являлись каторжниками. И если Мэри не заберет их отсюда, это клеймо будет стоять на ее детях и на детях их детей. Но она не позволит, чтобы это случилось.

На следующее утро Мэри подняла детей, покормила Эммануэля и поджарила Шарлотте хлеба на завтрак, не разбудив при этом Уилла. Он все еще лежал на полу, где упал ночью, и в хижине воняло ромом.

Она слышала зовущий на работу барабан, когда шла забирать грязное белье для стирки из офицерских домов. Хотя Мэри размышляла над тем, означает ли потеря лодки, что Уилла будут назначать на определенные работы, как и всех остальных, она, безусловно, не была готова вернуться и разбудить его.

Мэри перекинула узел с бельем через плечо, Эммануэль уцепился за подол ее платья, а Шарлотта вприпрыжку побежала впереди нее. И тут Мэри услышала голос Тенча. Она вот уже несколько недель не видела его даже издалека, поскольку он был занят делами в Роуз Хилл. Тенч выходил из дома хирурга Уайта, и она догадалась, что он там ночевал.

— Как Шарлотта? — спросил он, подойдя ближе. — Я слышал, она была вчера в лодке?

— Она уже забыла об этом, — сказала Мэри. — Но я очень переволновалась, пока не услышала, что дочь в безопасности.

— А Уилл, как он? — спросил Тенч.

— Отсыпается после вчерашнего, — произнесла Мэри, и Тенч не понял: имеет ли она в виду шок или выпивку. — Во всяком случае, он спал, когда я ушла.

— Сегодня начнут ремонт, — сказал Тенч, глядя поверх головы Мэри на причал. — Он должен быть там.

— Ремонт? — У Мэри замерло сердце.

Тенч улыбнулся и протянул руку, чтобы погладить Эммануэля по голове.

— Конечно. Капитан Филип хочет как можно скорее привести лодку в рабочее состояние.

— Он сердит на Уилла? — спросила Мэри.

— А почему он должен сердиться? — нахмурился Тенч. — Капитан Хантер все это видел и дал отчет о случившемся. Такое могло произойти с каждым, и, в конце концов, то же самое случилось с капитаном Хантером на «Сириусе» возле острова Норфолк. Филип к тому же очень подобрел, услышав, как Беннелонг его местные друзья помогали спасать ситуацию.

— А Уилл думает, что его выпорют. — Мэри выдавила из себя улыбку.

— Тогда я пойду повидаюсь с ним, — сказал Тенч. — Ему нечего бояться, если он сам будет участвовать в ремонте лодки.

Мэри немного провела Тенча, и они поговорили о Беннелонге и о том, как он однажды помог капитану Филипу, когда в того метнул копье один абориген.

— Я надеюсь, что в будущем все наши люди примут аборигенов с открытым сердцем, — произнес Тенч.

Обычно Мэри соглашалась с его взглядами, но сегодня она была измучена собственными страхами и отчаянием и не могла не думать, что Тенч наивен и даже смешон.

— Не примут, — возразила она. — Я уверена, что настанет время, когда правительство захочет стереть местных жителей с лица земли, потому что они не вписываются в их планы относительно этого места.

Тенч ужаснулся.

— О Мэри, что ты говоришь?

— Именно так они и поступают с теми, чьи ценности отличаются от их собственных, — проговорила она с вызовом. — Богатые и имеющие власть идут по жизни, попирая слабых. Даже когда мы, каторжники, отбудем наш срок, ты действительно уверен, что наше прошлое будет забыто? Я думаю, люди здесь всегда будут делиться на два класса. К одному будут принадлежать заключенные, аборигены и бывшие каторжники, а к другому — такие, как ты.

— Я не знаю, что ты имеешь в виду, когда говоришь «такие, как ты», — произнес Тенч с негодованием. — Все люди рождены равными. И только от них самих зависит, поднимутся они или опустятся на самое дно.

— Да, но подниматься гораздо легче, когда ты образован и тебя поддерживает богатая семья, — отрезала Мэри. — Но я не это хочу сказать. Для людей вашего сорта мы, каторжники, не лучше рабов. Чем больше людей будут сюда посылать, тем привлекательнее эта страна станет для английских богачей. Мне кажется, со временем они нагрянут сюда и нахватают земель, а кто будет работать на них? — Она сделала паузу, ожидая, что Тенч даст ей прямой ответ. Но он ничего не сказал, только посмотрел обиженно.

— Мы, каторжники! — проговорила Мэри торжествующе. — Вот кто! Не отрицайте, что это случится, сэр, вы знаете, что это неизбежно. Возможно, некоторые люди и чувствуют себя неловко, поймав негра и заставив его работать бесплатно. Но никому нет дела до того, что кучка осужденных преступников валится с ног от непосильной работы.

Тенч был поражен. Он давно уже знал Мэри и никогда раньше не замечал в ней такого отчаяния.

— Я думал, ты довольно счастлива здесь с Уиллом и детьми, — произнес он слабым голосом. Но сказав это, он понял, что рассуждает так же, как и большинство офицеров: заключенные не способны на тонкие чувства.

— Счастлива! — рассмеялась Мэри, но ее смех прозвучал невесело. — Как я могу быть счастлива, если Шарлотта плачет от голода и я боюсь за будущее своих детей? Они не сделали ничего дурного, но они тоже приговорены к каторге.

— Мне так жаль, Мэри. — У Тенча задрожал голос, и перед глазами все поплыло. — Я желал бы…

— Желания здесь не исполняются, — оборвала она его. — И молитвы остаются без ответа, если молится женщина вроде меня. Я сама должна устроить свою судьбу.

Мэри ушла к берегу стирать белье, а Тенч какое-то время стоял и размышлял. Он чувствовал свою беспомощность, потому что в глубине души знал, что каждое ее слово — правда. Когда «Скарборо», «Сюрприз» и «Нептун» вернулись в Англию, кто вспомнил о каторжниках, умерших по дороге в Новый Южный Уэльс? А о тех, которые умерли в первой флотилии? Тенч подозревал, что никто. И все же тысячи людей с нетерпением ожидали отчетов об этом месте и строили планы о том, как ухватить себе кусок земли. Возможно, кого-то испугают трудности, но многие рассчитывают на дешевую рабочую силу и будут готовы рискнуть. Все происходит так же, как в свое время в Америке.

Тенч смотрел, как Мэри опустила Эммануэля на землю рядом с Шарлоттой, наклонилась к воде и начала стирку. Он вспомнил, как впервые разговаривал с ней на «Дюнкирке», когда она была возмущена ужасным состоянием трюма.

Мэри действительно была исключительной женщиной. С того самого дня она смело боролась за то, чтобы сделать свою жизнь как можно лучше. Многие другие молодые и привлекательные женщины просто сдались. Ее подруга Сара превратилась в вечно пьяную шлюху, так же, как и большинство женщин с «Шарлотты». Семеро из них умерло, и одному только Богу известно, сколько бы из них осталось в живых, если бы в их сердцах теплилась искра надежды на то, что условия здесь станут лучше.

Тенч глубоко сочувствовал им всем, но услышать слова Мэри и увидеть столько отчаяния в ее глазах было невыносимо.

Почему он не может набраться смелости и сказать ей, что он испытывает к ней? Почему не откладывает все свои возвышенные планы на будущее и не умоляет ее бросить Уилла и уйти к нему? Другие офицеры, например Ральф Кларк, имели любовниц среди каторжниц, а ведь у Кларка осталась дома жена, которая ждала его и которой он клялся в любви. Добиться Мэри не так уж и трудно, Срок Уилла подходит к концу, и он с радостью уплывет на первом корабле, даже не оглянувшись.

Но, несмотря на чувство, которое Тенч испытывал к Мэри, он знал, что не сможет сделать ее своей любовницей. Его воспитание не позволяло ему увести женщину с детьми у другого мужчины, Это было бы неправильно: лишить Мэри той стабильности, которую дает женщине брак. И Тенч не вынес бы, если бы ею стали пренебрегать его друзья и родственники, — что они наверняка бы сделали, если бы узнали о ее прошлом.

Кроме того, он, возможно, обманывает себя, думая, что она чувствует к нему то же, что и он к ней. Мэри никогда не говорила ничего о своих чувствах и, скорее всего, считала его просто другом.

Тенч посмотрел на ее хрупкую фигурку, склонившуюся над водой. В каждом ее движении была решительность. Мэри сильная и уверенная в себе женщина. Тенч чувствовал, что она никогда не согласится стать ничьей рабыней.