Позднее в тот же день Уилл завел лодку в гавань. Никто из путешественников не знал и не волновался о том, был ли это Купанг. Они увидели здания и людей, что означало еду и воду, и этого им казалось достаточно.
Все они находились в жалком состоянии. Их одежда была оборванной, волосы задубели от соли, а кожа шелушилась от ветра. Они сидели, обессилев, на своих местах, слишком слабые и истощенные даже для того, чтобы улыбаться.
У Мэри язык распух от жажды, и она из последних сил держала Эммануэля на руках, но, когда она увидела толпу народа, собравшегося на причале и с любопытством смотревшего на измученных людей в лодке, ее ум снова лихорадочно заработал.
— Что бы ни случилось, помните нашу легенду, — прошептала она мужчинам. — Если мы проболтаемся о том, что произошло в действительности, нас отошлют обратно.
Мэри подумала, что вряд ли это Купанг, потому что Детмер говорил ей, что Купанг принадлежит голландцам. Она не видели в толпе белых, все люди были с коричневой или желтой кожей, но, по крайней мере, они не походили на диких аборигенов из Нового Южного Уэльса.
— Воды! — закричал Уильям Мортон. — Воды!
Неизвестно, поняли ли его крик наблюдавшие за ними люди, но он заставил их оживиться. Один человек вышел вперед с багром и доставил лодку к месту для стоянки. Маленький полуголый человек с коричневой кожей спрыгнул в лодку, взял веревку и швырнул ее своим товарищам на причал. Потом произошло чудо — на ней спустили деревянное ведро с водой.
Все мужчины бросились к ведру, яростно раскачивая лодку. Но Уилл наполнил кружку и передал ее Мэри. Она сначала дала попить Шарлотте, и девочка так быстро и жадно проглотила воду, что больше половины пролилось ей на грудь. Эммануэль был почти без сознания, поэтому Мэри пришлось уговаривать его. Она обмакнула пальцы в воду и дала ему пососать их, пока он собрался с силами и смог попить. В конце концов Мэри сама немного утолила жажду, и она ни разу в жизни не испытывала большего наслаждения, чем ощущение прохладной воды, льющейся по пересохшему, распухшему языку и горлу.
Хотя Мэри не понимала ни слова из того, о чем говорили в толпе, она догадалась по энергичной жестикуляции и по тону пронзительных голосов, что местные жители полностью сочувствуют ей, ее детям и мужчинам, прибывшим с ней. Она попыталась встать, но была так слаба, что снова упала, и вдруг все поплыло у нее перед глазами. Мэри скорее догадалась, чем почувствовала, что ее подхватили чьи-то руки. Ей показалось, что ее положили на твердую землю и дали ей еще воды. Затем к ее лицу приблизили что-то с резким запахом. Она слышала гул голосов вокруг себя, потом ее снова подняли и положили на что-то более мягкое, и небо над головой исчезло.
— Шарлотта! Эммануэль! — закричала Мэри в панике.
Какая-то смуглая женщина наклонилась над ней, вытирая ей лицо прохладной влажной тряпкой. Она говорила на незнакомом языке, но что бы ни означали ее слова, они были такими же успокаивающими и мягкими, как эта тряпка, и Мэри почувствовала, что она наконец в безопасности и может спать.
Чуть позже она проснулась и обнаружила, что лежит на циновке. С одной стороны спал Эммануэль, а с другой Шарлотта.
На низком столике горела свеча. Мэри поднялась и увидела, что на циновке в другом конце комнаты спит женщина с блестящими темными волосами и коричневой кожей.
При слабом свете свечи трудно было что-то разглядеть. Но Мэри почувствовала, по тому как мирно спали дети, что их накормили и вымыли. Комната оказалась хижиной, большей, чем та, в которой они с Уиллом жили в Сиднейском заливе, но похожей. Слезы благодарности навернулись ей на глаза. Незнакомая женщина приютила их и заботилась о них, и Мэри хотела бы знать язык этой женщины, чтобы поблагодарить ее.
Следующие дни прошли как в тумане, который время от времени прояснялся, когда Мэри понимала, что ей дают питье и мягкую протертую еду. Где-то вдалеке она слышала голоса и лай собак. До нее доносился запах готовящейся пищи, и иногда ей даже казалось, что она слышит смех Шарлотты. Но Мэри не могла полностью открыть глаза и оглянуться вокруг.
Наконец Мэри вышла из этого состояния благодаря Уиллу и Джеймсу Мартину, услышав их голоса.
— Она должна подняться, — произнес Уилл. — Ванжон хочет ее увидеть.
— Она слишком истощена, — сказал Джеймс. — Спешить некуда, он подождет.
У Мэри не было никакого желания никого видеть и ни с кем говорить. Она наслаждалась счастьем в своем маленьком сумеречном мире, где до нее не могли добраться ни боль, ни беспокойство. Но голос Уилла затронул какую-то струну в ее сердце, напомнив ей об ответственности.
— Уилл? — пробормотала она, напрягая зрение и пытаясь разглядеть его.
— Моя девочка! — воскликнул он и опустился на колени рядом с циновкой, взяв ее руку в свои. — Ты нас всех напугала, Мы уже подумали, что теряем тебя.
Его руки были грубыми и мозолистыми, но их нежное прикосновение тронуло Мэри до самой глубины души.
— Где Шарлотта и Эммануэль? Они мертвы? — спросила она.
— Если бы это было так, разве я сидел бы тут с тобой и улыбался? — ответил Уилл.
И только тогда она заметила его улыбку, такую же нахальную, как та, которая заставляла ее улыбаться в ответ на «Дюнкирке». Лишь через пару минут она поняла, в чем дело.
— Твоя борода! — воскликнула она. — Ты сбрил ее!
Уилл потер свой бритый подбородок.
— Это было необходимо сделать для маскировки.
Без бороды он казался намного моложе, и, хотя его лицо было костлявым и изможденным, он выглядел гораздо лучше. В его глазах снова появилось то озорство, которое Мэри сначала так часто замечала в первое время, и, если не считать шелушащейся кожи, он выглядел не хуже, чем раньше, несмотря на пережитое тяжелое испытание.
— Где мы? — спросила она.
— В Купанге, где же еще? Какой же я молодец, что доставил тебя сюда, правда?
Мэри слабо улыбнулась, потому что его хвастовство убедило ее в том, что она не спит.
— А где дети и все остальные?
— Все рядом, не волнуйся, — сказал Уилл. — Эммануэль еще слаб, но ему с каждым днем все лучше. Спасибо, что ты держала всех нас в ежовых рукавицах.
Мэри осторожно села. Она увидела, что на ней что-то вроде рубашки, длинной, широкой и в полоску.
— Сколько я здесь нахожусь? — спросила она в недоумении.
— Уже десять дней. Ты просыпалась и ела, а потом снова отключалась. Но сейчас ты должна собраться с силами. Голландский губернатор, Ванжон, хочет тебя видеть.
Уилл и Джеймс помогли ей встать и вывели ее наружу. Мэри с огромным удивлением оглядывалась вокруг. Пока она находилась в хижине, у нее не было определенного представления о том, что снаружи, но по количеству шума она предположила, что они находятся в городе. На самом деле ее окружала лишь кучка округлых хижин с крышами из широких листьев. Вокруг были густой кустарник и высокие деревья, не похожие на все то, что она видела раньше. Около десятка маленьких голых детей с коричневой кожей играли вместе, и несколько курочек, пара коз на привязи и кучка сидящих рядом стариков дополняли картину мирной деревни.
— Это джунгли, — сказал Джеймс, указывая на деревья. — А здесь, — кивнул он на протоптанную дорогу, — невероятно красивый пляж.
— Я думала, мы в городе, — нахмурилась Мэри, недоумевая. Она смутно припоминала склады и кирпичные дома на причале, массу людей, сутолоку и шум.
— Есть тут и город, он там, сзади, — неопределенно махнул рукой Уилл. — Тебя и детей принесли сюда, после того как ты потеряла сознание.
Уилл помог Мэри сесть на бревно, и затем, усевшись рядом с ней, они с Джеймсом объяснили, что произошло. После того как их напоили и дали поесть и переночевать, их отвели к голландскому губернатору по имени Тимотеус Ванжон. Они рассказали ему, что промышляли в море и их китобойное судно потерпело кораблекрушение на рифах, а они сели в лодку и доплыли сюда.
— Он это съел, — усмехнулся Уилл. — Я объяснил ему, что, будучи старшим помощником капитана на китобойном судне, вполне мог быть с женой и детьми. Еще я сказал ему, будто думаю, что капитан и остальные члены команды сели в другую лодку и, вероятно, тоже скоро объявятся. Я сообщил, что мое имя Броуд: нехорошо было называться Брайантом, ведь они могли прослышать о побеге из Сиднея.
Джеймс продолжил, сказав, что Ванжон оказался добрым и порядочным человеком, согласился с тем, что им нужна одежда, еда и жилье, а поскольку Уилл представился моряком с торгового судна, он может подписаться за любые расходы, а счета будут оплачены английским правительством.
— Это место — просто рай на земле, — фыркнул Уилл с нескрываемым ликованием. — Здесь есть все, что только можно пожелать.
По какой-то причине это замечание немного обеспокоило Мэри. Она попросила Уилла пойти за детьми и привести их к ней, и, когда он ушел, Мэри повернулась к Джеймсу.
Джеймс тоже сбрил бороду, но, не считая этого, он выглядел абсолютно так же, как всегда, — тощим, с дикими глазами и дерзким видом.
— Я надеюсь, Уилл хорошо себя вел? — спросила Мэри.
— Он очень гордится собой, — признался Джеймс. — Особенно когда выпьет.
— Уилл напивался?
— Как любой другой живой человек, который был на волоске от смерти, — ответил Джеймс.
Он сказал именно то, что Мэри ожидала услышать, и все же она ощутила легкую нотку сарказма в его голосе.
— Уилл хвастался?
Джеймс пожал плечами.
— Только нам. В основном мы ему поддакиваем. Все мы знаем, кто на самом деле нас сюда доставил.
Мэри вспыхнула, понимая, что он имеет в виду ее.
— Доставил-то нас он, — сказала она твердо. — Может быть, я уговорила его, но именно его знания и умения нас спасли.
— Женушка, преданная до конца, — сказал Джеймс, оскалив зубы в улыбке. — Уилл все-таки счастливчик.
Когда Мэри увидела детей и опять смогла обнять их, она начала приходить в себя. Шарлотта снова вела себя как обычный четырехлетний ребенок: она была живая, любопытная, озорная и болтала обо всем на свете. Поскольку местные женщины считали ее очаровательной, она жила счастливой жизнью, ей постоянно доставались лакомые кусочки, с ней играли и ее ласкали. Хотя девочка все еще была худой, на ее щеках появился румянец, глаза заблестели, и даже ее волосы стали более пышными и блестящими. Она, казалось, забыла все, через что ей довелось пройти.
Эммануэлю на выздоровление потребовалось гораздо больше времени. Его желудок мог справляться только с диетической пищей, и он беспокойно спал. Незадолго до того как они покинули Сидней, Эммануэль начал делать свои первые нетвердые шаги, но пребывание на лодке затормозило его развитие, и он предпочитал сидеть, вместо того чтобы ползать или подтягиваться вверх. Но он был очень счастливым ребенком, широко улыбался каждому, кто обращался к нему, и все любовались его светлыми волосами и голубыми глазами.
Что же касается остальных мужчин, то все они пришли в себя. У Ната и Сэмюэля Берда еще остались шрамы от солнечных ожогов, а Джейми был еще слаб после дизентерии, но уже шел на поправку. Билл Аллен и Уильям Мортон выглядели лучше других. Их смуглая кожа приобрела шоколадно-коричневый оттенок, от чего они стали похожи на местных жителей. Им очень нравилось работать в доке, днем загружая и разгружая корабли, а к ночи возвращаясь в деревню, где местные женщины готовили им еду, хихикая и флиртуя.
Мэри показалось, что Бог не только внял ее молитвам и помог им добраться до этого безопасного места, но и осыпал их дополнительными щедротами. В Купанге был отличный, не очень жаркий климат, еды оказалось предостаточно, а люди, живущие здесь, отличались щедростью и жизнелюбием. А еще это место поражало своей красотой. Здесь были белые песчаные пляжи, кристально-голубое море и пышная зеленая растительность.
А в дополнение ко всей доброте и заботе, которыми их здесь окружили, все восхищались Мэри и уважали ее. Прошел слух, что именно благодаря ее силе воли мужчины оказались здесь, и все, от Ванжона до самого последнего местного бедняка, приняли ее и детей с открытым сердцем. Ею никто никогда раньше так не восхищался. Когда Мэри была еще девочкой, в Фоуэе ее постоянно упрекали за недостаток женственности. Когда она приехала в Плимут, все смеялись над ее манерами. Потом, после ареста, с ней обращались с презрением и жестокостью. Даже когда Уилл в Сиднее стал чем-то вроде героя, над Мэри издевались, говоря, что она не достойна иметь такого мужа.
И вдруг Мэри стала полноправным человеком, и ее считали храброй, настойчивой и умной. Когда жена помощника губернатора подарила ей новую одежду, кое-кто из мужчин даже сказал ей, что она красива. Мэри не могла подобрать слов, чтобы описать, что она почувствовала, когда надела красивое розовое платье и мягкую, как пух, нижнюю юбку. Возможно, она и потеряла на солнце и ветру свой нежный персиковый цвет лица, и возможно, была тощей, как бродячая собака, но она уже не походила ни на каторжницу, ни на нищенку.
Теперь Мэри чувствовала себя женственной, в какой-то степени умудренной опытом и особенной. Эти добрые люди, так тепло улыбавшиеся ей, не знали, что она была закована в цепи и что ей приходилось торговать своим телом, чтобы выжить. И Мэри тоже могла об этом забыть, потому что спасла своих детей от голода и деградации. Ее план побега из Нового Южного Уэльса осуществился без человеческих потерь. Она совершила то, что большинство людей сочло бы невозможным.
Для Мэри Купанг был всем, о чем она мечтала, и даже превосходил ее ожидания. Этот оживленный порт имел много общего с Плимутом, потому что сюда приходили корабли со всего света. Поскольку это был основной торговый центр Голландской Вест-Индийской Компании, здесь также было намешано множество национальностей и религий. Наверху стояли величественные дома, окруженные красивыми экзотическими садами, в которых сидели и сплетничали жены богатых торговцев. Там были и элегантные городские дома, где Мэри видела смуглых горничных с миндалевидными глазами, в белоснежных передниках, натирающих дверные ручки и подметающих порог. И хотя правда заключалась в том, что самых примитивных лачуг для рабочих, пансионов с дурной репутацией, борделей и баров, посещаемых моряками, было намного больше, чем шикарных мест, но все они придавали городу особый колорит.
Когда Мэри видела большое количество нищих, она напоминала себе, что, по крайней мере, им не холодно и они не мокнут, как их товарищи по несчастью в Англии. Они могли сидеть на солнце, улыбаясь тем, кто опускал медяки в их миски; они могли спать на пляже в относительном комфорте, а фрукты росли здесь в изобилии — только срывай.
Мэри полюбила Купанг за то, что он вернул ей и ее детям здоровье, за ту доброту, которой ее здесь окружили. Она мечтала только о том, чтобы остаться здесь навсегда и жить простой естественной жизнью: ловить рыбу, собирать мед, плавать в море и растить счастливых, здоровых детей. Мэри опьянял запах сандалового дерева, который распространялся по деревне с самым легчайшим морским ветерком. Он оставался у нее на одежде и на коже, и она слышала, что сандал — основная статья экспорта острова. Мэри чувствовала, что их с Уиллом ожидает счастливое будущее и они могут жить здесь в любви и согласии до конца своих дней.
— Ш-ш-ш!
Мэри как раз укладывала спать Эммануэля в хижине, которую дали ей с Уиллом, и подпрыгнула от шипящего звука, раздавшегося у двери. Она обернулась и увидела Джеймса Мартина, который поманил ее жестом.
— Я сейчас выйду к тебе, — сказала она, подумав, что он не хочет входить, чтобы не нарушать приличия. — Тебя Уилл послал что-то передать?
Последние три-четыре недели Уилл часто пропадал. Он обычно заявлял, что это из-за работы в порту, но Мэри отлично знала, что он сидел и напивался в каком-нибудь баре. Она лишь надеялась, что Джеймс пришел не для того, чтобы сказать ей, что Уилл записался на корабль и бросил ее. Он уже несколько раз угрожал это сделать.
— Нет. Но ты выйди.
Мэри наклонилась и поцеловала Эммануэля и, подоткнув его одеяло, вышла к Джеймсу. Ее улыбка застыла, когда она увидела выражение его лица. Он был мрачнее тучи.
— В чем дело? — спросила она.
— Во всем, — рявкнул Джеймс и, взяв ее за руку, оттащил от хижины к джунглям, окружавшим деревню. — Только что в открытых лодках вошла в порт группа английских моряков. Они потерпели кораблекрушение в том проливе, через который мы прошли.
— Ну и что? — воскликнула она.
Джеймс нервно потер руками лицо.
— Разве ты не понимаешь? Как только их отведут к Ванжону, он предположит, что это остальные члены экипажа с нашего якобы утонувшего корабля. Чертов Уилл, никогда не может соврать, чтобы не приукрасить!
Мэри содрогнулась. Она разозлилась на Уилла, когда услышала, что он не придерживался в точности легенды, которую они разработали, когда плыли. Он должен был сказать, что китобойное судно утонуло и они единственные, кто спасся. Таким образом они замели бы все следы. Но когда Уилл увидел сочувствие Ванжона, он не смог остановиться и приукрасил историю, добавив, что в другой лодке тоже были люди, оставшиеся в живых. Почему он это сказал, Мэри не знала, но в результате Ванжон будет теперь обязан, как минимум, навести справки о пропавших людях.
У Мэри сильно забилось сердце. Джеймс был прав: вполне вероятно, их ожидало разоблачение.
— Они прибыли из Порт-Джексона? — спросила она.
— Нет. Из Таити, на корабле под названием «Пандора». Капитан Эдвардс, шкипер корабля, занимался розыском мятежников с «Дара». С ним еще десятеро, которых он поймал. Остальные утонули вместе с «Пандорой».
Мэри охнула. Они все слышали о мятеже на «Даре» от Детмера Смита, а прибыв в Купанг, они были еще более заинтригованы, обнаружив, что совершенно случайно именно здесь высадились два года назад капитан Блай и восемнадцать человек его команды, которых мятежники посадили в открытую лодку и пустили по волнам.
Хотя Мэри не знала, заслуживал ли капитан Блай таких страданий, в одном она была уверена наверняка: если английский военно-морской флот пошлет еще один корабль, чтобы вернуть мятежников, капитан не будет таким снисходительным, как Ванжон.
— Нас вызовут, чтобы допросить, — сказала она, и при этом у нее внутри все сжалось. — О господи, Джеймс! Что же нам делать? Довольно легко одурачить кого-то, кто плохо говорит по-английски, но это будет непросто сделать с английским капитаном.
Джеймс слегка улыбнулся. Одной из черт, которые ему больше всего нравились в Мэри, было ее умение быстро воспринимать информацию.
— Если мы просто будем придерживаться нашей истории, возможно, все будет в порядке. Четыре месяца — слишком короткий срок, чтобы до Англии дошла весть о нашем побеге, и я сомневаюсь, чтобы этот капитан Эдвардс мог услышать ее из других источников.
Мэри на мгновение задумалась. Она была абсолютно уверена в том, что Джеймс сможет убедить кого угодно, будто они члены команды китобойного судна. Английский капитан наверняка захочет знать, откуда пришел корабль, как зовут его владельца и еще массу информации, которую они могут придумать и сделать достоверной. Но остается еще Уилл!
— А что, если Уилл напьется и начнет хвастать? — спросила Мэри.
— Вот об этом я как раз и пришел поговорить, — сказал Джеймс и положил ей руку на плечо. — Мэри, тебе нужно держать его в ежовых рукавицах и не пускать ни в бары, ни в порт, пока эти люди не уплывут.
— И как же я это сделаю? — спросила она.
— Ты умная женщина, — улыбнулся Джеймс. — Ты найдешь способ.
После того как Джеймс ушел, чтобы обойти остальных и предупредить их об опасности, Мэри позвала Шарлотту, игравшую с другими детьми, и уложила ее в кровать рядом с Эммануэлем.
Наступили сумерки, и Мэри сидела с детьми, пока Шарлотта не уснула. Она смотрела на их мирные личики, и у нее по щекам текли слезы. Они через столько прошли, она чуть не бросила их в пасть смерти, а теперь им грозила новая опасность.
Может быть, на ней лежит проклятье? Может быть, при рождении на нее навели порчу, означавшую, что вся ее жизнь будет беспрестанной чередой страданий и боли? Мэри уже смирилась с тем фактом, что Уилл может ее бросить. Она этого не хотела, потому что, несмотря на его недостатки, он был ей очень дорог, но Мэри знала, что сможет это пережить. Она также понимала, что вряд ли когда-либо вернется в Англию, с Уиллом или без него. Но это, казалось, тоже уже не имело значения. Для нее было важно лишь то, чтобы ее дети находились в безопасности, счастливые, здоровые и хорошо накормленные. До этого момента она считала, что может все это обеспечить здесь, с Уиллом или без него, поскольку знала, что остальные мужчины, в особенности Сэм Брум и Джеймс Мартин, высоко ее ценили.
Учитывая тот факт, что Мэри не блистала красотой, было странно, что она имела какую-то необъяснимую власть над мужчинами. Она вскружила голову лейтенанту Грэхему, Тенчу, Детмеру Смиту и Уиллу тоже, хотя он и пытался сопротивляться этому. Есть ли вероятность, что ей удастся очаровать капитана Эдвардса или даже Ванжона?
Позже Мэри вышла из хижины и села на низкий табурет у двери. Было темно и очень тихо, лишь несколько человек сидели у огня и негромко разговаривали. Над пальмовыми деревьями висел рожок месяца, и Мэри слышала, как вдали о берег разбиваются волны. Здесь был рай, и, пока Джеймс не сообщил ей эту тревожную новость, она мечтала только о том, чтобы остаться здесь навсегда.
Может, ей стоит сейчас пойти и поискать Уилла? Мэри оглянулась на хижину и решила, что не пойдет. Было уже слишком поздно, чтобы просить кого-нибудь присмотреть за детьми, а если она найдет Уилла пьяным, он только еще больше разойдется.
Ей было интересно, если ли у него женщина в порту, поскольку он часто вообще не возвращался домой. Мэри подумала, что они не занимались любовью ни разу с тех пор, как приехали сюда. Потому что она была больна? Потому что он боялся, что она снова забеременеет? Или просто потому, что он не чувствовал больше себя сильным и значимым, когда все восхищение и уважение досталось ей?
Мэри никогда раньше не пренебрегала сексом как способом вовлечь Уилла в свои планы, и сейчас ей было жаль, что у нее нет другого выхода. Почему она должна ублажать его лишь для того, чтобы он прислушался к ее словам? Любой нормальный человек, жена, дети и друзья которого попали в опасную для них ситуацию, наверняка бы оставался трезвым, сидел бы тихо и старался бы переждать ситуацию.
Прошло несколько часов, и Мэри услышала его неуверенные шаги на тропинке, ведущей в деревню. Она догадалась, что Уилл сильно пьян и умнее будет дождаться утра, чтобы поговорить с ним. Он ввалился в хижину, упал на пол, не дойдя даже до циновки, и через считанные секунды отключился.
Мэри проснулась от пения и клекота птиц. Утро только началось, но уже было достаточно светло, чтобы увидеть, что Уилл лежит, вытянувшись на спине, в нескольких футах от нее. От него разило потом и ромом, его рубашка и бриджи были грязными, вероятно, как он много раз утверждал, после разгрузки кораблей.
Преодолевая отвращение, Мэри придвинулась к нему ближе и прижалась к его груди, затем расстегнула рубашку и прошлась пальцами по его телу.
— Убирайся вон! — прорычал он. — Может человек спокойно поспать?
— Снимай свою одежду и иди ко мне на циновку, — прошептала Мэри, поцеловав его грудь и скользнув рукой к пуговицам на его бриджах.
— Оставь меня в покое, женщина! — огрызнулся он, резко отталкивая ее. — Если бы я этого хотел, я мог бы получить это в порту.
— А здесь у тебя просто ночлежка, да? — отрезала Мэри сердито. — Если ты приходишь домой не для того, чтобы побыть со мной и детьми, можешь убираться вообще!
Но как только Мэри произнесла эти слова, она поняла, что это была ошибка. Уилл подпрыгнул и ударил ее, и она отлетела к тому месту, где спали Шарлотта и Эммануэль.
— Ты ведьма! — заорал он. — Удача отвернулась от меня, когда я связался с тобой. Тебе нужна комнатная собачка, а я не собираюсь ею быть. Я уплываю на ближайшем корабле и наконец отделаюсь от тебя.
Его ботинок ударил ее по ребрам. Мэри испытала сильную боль, но яд в его голосе причинил ей еще больше страданий.
— Заткнись и слушай меня, — настаивала она. — В порту английские военные моряки, они приплыли на открытых лодках. Джеймс не нашел тебя прошлой ночью? Он не предупредил тебя?
Что-то на секунду отразилось на лице Уилла, и Мэри поняла, что Джеймс нашел его, но Уилл, вероятно, был слишком пьян, чтобы понять, что тот сказал.
— Мы все в опасности, — продолжала она, и ее голос срывался от страха. — У нас нет времени на ссоры. Мы должны договориться о том, что мы скажем. Тебе нужно перестать пить и держать голову ясной.
На мгновение Мэри подумала, что Уилл сейчас успокоится, но вместо этого его лицо вспыхнуло от злости. За те два месяца, что они провели здесь, он поправился и сейчас был похож на великана. Он сердито глянул на нее сверху вниз.
— Мне надоело слушать твои указания о том, что мне делать, — рявкнул он. — Можешь других дергать за веревочки, как марионеток, но не меня. Я не боюсь какого-то там английского офицера. Никто меня больше на цепь не посадит, а ты тем более.
Уилл круто развернулся и вышел из хижины, хлопнув по дверному косяку, и косяк задрожал от удара. Мэри слышала, как Уилл ругался, направляясь в порт, и у нее упало сердце.
Следующие несколько дней Мэри жила в сильном страхе, каждую минуту ожидая, что ее вызовут к Ванжону. Мэри видела его единственный раз после того, как выздоровела, и тогда он был очень добр к ней. Он хвалил ее мужество, уделил внимание детям и сказал, чтобы она приходила к нему в любой момент, если ей понадобится помощь. Мэри чувствовала, что Ванжон был порядочным человеком, и, если бы она сразу рассказала всю правду о себе, вполне возможно, что он защитил бы ее. Но от него вряд ли стоило ожидать сочувствия теперь, после того как его обманули.
Еще больше Мэри беспокоило то, что Уилл по-прежнему где-то пропадал. Другие мужчины рассказывали ей, что он стал напиваться еще больше, а затем с важным видом шатался по городу и представлялся капитаном корабля. Джеймс Мартин, Уильям Мортон и Сэмюэль Берд пытались образумить его, заставить вернуться в деревню и не попадаться никому на глаза, пока англичане не уедут. Но Уилл об этом и слышать не хотел: он даже заявил, что его срок окончен и никто его и пальцем не тронет.
— Этому подонку плевать, что он нас всех может утопить, — признался Уильям Мортон Мэри однажды вечером. — Господи, почему мы не оставили его в Белом заливе?
Мэри посмотрела на каждого из мужчин, собравшихся вокруг нее, увидела страх на их лицах, и у нее сжалось сердце. За время, проведенное в море, они стали ей как братья. Каждый делился с ней своими сокровенными секретами, рассказывал либо о своей матери, либо о преступлении, которое он совершил, либо о девушке, которую он любил в Англии. Все они вели себя с ней по-джентльменски, а Шарлотта бежала к любому из них за утешением точно так же, как и к Уиллу. Они не были плохими людьми, просто случайно сбились с пути и уже сполна заплатили за свое преступление. Они страдали от голода, их пороли и сослали на другую сторону света в невероятно тяжелые условия.
Мэри знала, что не может просто сидеть и ждать, пока ее муж, их так называемый друг, ведет себя как последний дурак и подвергает всех опасности. Она должна остановить его.
— Я попробую поговорить с ним еще раз, — сказала Мэри. — Оставайтесь с детьми, а я пойду в порт.
Мэри нашла Уилла в третьем по счету баре, в который она заглянула. Ее муж развалился на скамейке. На столе перед ним была наполовину пустая бутылка рома, а лицо покрывала двух или трехдневная щетина. Рядом с ним сидело пятеро или шестеро мужчин, но она, заглянув в пыльное окно, заметила, что это не друзья, а просто собутыльники.
Мэри в первый раз очутилась в порту после наступления темноты, и ее сердце билось от страха, потому что к ней уже дважды приставали моряки-иностранцы. Она знала, что большинство женщин на оживленных улицах порта, если не все, были проститутками. Мэри боялась идти в бар, потому что не могла рассчитывать на то, что Уилл защитит ее.
Сделав глубокий вдох и сильнее завернувшись в свою шаль, Мэри вошла и направилась прямо к Уиллу.
— Пожалуйста, иди домой, Уилл, — сказала она с мольбой в голосе. — Эммануэлю плохо.
Мэри знала, что он рассердится на нее, обнаружив, что это не так, но это был единственный повод, который она смогла придумать, чтобы заставить его пойти с ней, не устроив при этом безобразной сцены.
Уилл с подозрением посмотрел на нее, пытаясь сосредоточить взгляд.
— Что с ним?
— У него температура, — произнесла Мэри быстро. — Пожалуйста, идем, Уилл, я беспокоюсь за него.
Собутыльники Уилла захихикали. Мэри догадалась, что они, вероятно, не говорят по-английски и поэтому могли подумать, что она проститутка и предлагает себя ему.
— Пожалуйста, Уилл! — умоляла она. — Ну пойдем же.
Он презрительно скривил губы, посмотрев на своих собутыльников и на бутылку рома. К счастью, оказалось, что его сын имеет для него большее значение, поскольку он встал, шатаясь на ногах.
— Я вернусь, — важно сказал Уилл остальным, и они усмехнулись, обнажив гнилые зубы, а один из них сделал неприличный жест.
Очутившись на шумной людной улице, Мэри поспешила вперед, оставив Уилла тащиться сзади, чтобы он не мог расспрашивать ее. Но когда они дошли до узкой дорожки, ведущей в деревню, Мэри пришлось замедлить шаг в кромешной тьме, и только в этот момент она со страхом подумала, какова будет его реакция, когда он узнает, что она утащила его от бутылки под ложным предлогом.
— Он идет, — сказала Мэри, дойдя до поляны, где семеро мужчин сидели у костра и ждали ее. Большие глаза Ната стали еще больше от страха, лицо Джейми было белым, и даже Билл, самый сильный из них, грыз пальцы. Мэри жестом выразила свою 6еспомощность, что ей еще не удалось поговорить с Уиллом и что она не ждет от него понимания.
— Уилл! — воскликнул Джеймс, когда тот, шатаясь, зашел ни поляну. — Где ты прячешься? Мы должны с тобой поговорить.
— Не сейчас, Эммануэль болен, — отрезал Уилл, и его лицо напряглось, когда он увидел, что все в сборе.
— Он не болен, — произнесла Мэри тихо. — Я это сказала, чтобы ты вернулся.
— Что ты сделала? — переспросил Уилл, сердито глядя на нее.
— Мне пришлось так поступить. Это был единственный способ, — ответила она, отступая на шаг от него на тот случай, если он вздумает замахнуться. — Мы все беспокоимся. Ты не только своей свободой рискуешь, ты ставишь под удар всех нас.
— Это так, Уилл, — согласился Джеймс. — Мы ведь все замешаны в этом деле. Или, во всяком случае, мы так думаем.
Уилл медленно оглядел собравшихся и пожал плечами.
— Я вам обещал вывезти вас из лагеря. Я это сделал и привет вас сюда. Вы что, хотите, чтобы я заделался вашей нянькой до конца своей жизни?
— Никому из нас не нужна нянька, — рыкнул на него Билл, поднимаясь на ноги и сжимая кулаки. При свете костра он выглядел угрожающе, но Уилл, похоже, этого не заметил. — По всему городу о нас задают вопросы, — продолжал Билл. — Ты привлекаешь к нам еще больше внимания, когда напиваешься и распускаешь язык. Ты должен оставаться здесь, с Мэри и детьми.
Уилл повернулся к жене, и его лицо потемнело от гнева.
— Ах ты, сука! — сплюнул он. — Думаешь, заманила меня в ловушку, если все на твоей стороне, да? Не можешь понять своей дурной головой, что ты мне осточертела? Я уплываю с первым кораблем.
Не переводя дыхание, Уилл осыпал Мэри оскорблениями. Он рассказывал, что их брак был незаконным, что она была сварливой женщиной, шлюхой и доводила его до отчаяния. Уилл заявлял, что мог уплыть с Детмером Смитом, но не сделал этого, потому что обещал помочь своим товарищам обрести свободу.
— И я так и сделал, — прорычал он наконец. — Это я вас сюда привез, а ты даже это у меня забрала, придумав, что ты сама все спланировала и все время нас всех подгоняла.
— Я ни слова ни о чем таком не сказала, — ответила Мэри, и это было правдой. Теперь она боялась Уилла: она никогда не видела его в такой ярости.
— Это правда, Мэри ничего не говорила, — подтвердил Сэм Брум. — Но мы знаем, как было все на самом деле. Без нее мы не справились бы. Возможно, Мэри и не управляла лодкой, но она смогла поднять наш боевой дух. А ты, Уилл, просто пустозвон. Из-за тебя нас всех могут повесить.
Уилл размахнулся и ударил Сэма кулаком, сбивая его на землю.
— Посмотрим, кто тут пустозвон! — заорал он. — Хочешь ее, так забирай, желаю счастья с этой маленькой ведьмой-интриганкой. Я уже сказал, что уплываю со следующим кораблем.
Билл и Сэм схватили Уилла, отчаянно пытаясь крепко держать его, чтобы Джеймс смог вразумить его. Но Уилл стряхнул их и повернулся к тропинке, ведущей в порт.
— Не подходите ко мне! — проревел он. — Меня от всех вас тошнит. То вы цепляетесь за меня, то вы меня достаете. Я могу уплыть отсюда, я знаю себе цену. Кто вы такие без меня?
Уилл повернулся и пошел по тропинке. Билл рванулся было за ним, но Мэри остановила его, положив руку ему на плечо.
— Не надо. Это только еще больше его распалит.
— Что же нам делать? — спросил Джейми Кокс дрожащим голосом.
— Будем надеяться, что он и вправду сядет на первый корабль, — сказала Мэри и помогла Сэму подняться с земли. — Уилл не стоит того, чтобы так о нем беспокоиться.
Через два дня, на рассвете, Мэри услышала зловещий топот ботинок, приближающийся к деревне.
Незадолго до этого она проснулась со странным предчувствием. Мэри услышала этот звук и тут же поняла, что к ним идут солдаты. Они наверняка шли за ней и за ее спутниками: другой причины прийти сюда у них не было.
Первой мыслью Мэри было схватить детей и бежать в джунгли, но она немедленно подавила это желание, поскольку это только подтвердило бы, что ей есть что скрывать. Поэтому Мэри надела свое розовое платье, обула туфли, которые ей подарили и которые она еще не надевала, и быстро расчесала волосы. Затем Мэри взяла спящего Эммануэля на руки и вышла с ним навстречу солдатам. На ее лице сияла улыбка, которую она постаралась сделать как можно более невинной.