Помолвка с мечтой

Глава десятая

— Она опять взялась за это, — прошептала Лианн двум женщинам, притаившимся рядом с ней в проходе у двери офиса Аннабелл. — Приводит в порядок скрепки для бумаг.

Да, черт побери, подумала Аннабелл. Она услышала слова сестры, но продолжала сидеть спиной к женщинам, пока сортировала скрепки на магнитной тарелочке. Аннабелл нравилось, что большие серебряные скрепки лежали слева, а маленькие красные — справа.

Ивлин, Джесси и Лианн наблюдали за ней день за днем, качали головами и перешептывались: она слишком много работает… Однако они боялись вымолвить лишнее слово после того, как Аннабелл устроила им бурную сцену по поводу их сумасбродной идеи отправить ее Бог знает куда и вовлечь в эту авантюру ее клиентку. Два дня Аннабелл отказывалась разговаривать с ними, хотя должна была признать, что миссис Костелло прекрасно сыграла свою роль. Теперь сестре Аннабелл и ее теткам не оставалось ничего, кроме как молчать в дверях и прищелкивать языком.

Аннабелл бросила серебряные скрепки на левую сторону магнитной тарелки.

— Или входите, или уходите совсем, но, пожалуйста, перестаньте шептаться!

Ивлин, Джесси и Лианн обменялись взглядами. Никто из них раньше не видел Аннабелл в таком плохом настроении. Наконец, по взаимному соглашению, Джесси и Лианн удалились, а Ивлин вошла в комнату.

— Здесь, — начала она, шагая вокруг письменного стола Аннабелл, — такой порядок, какого только можно пожелать. — Она подняла тарелочку со скрепками. — Почему бы тебе не оставить ее в покое?

— Пожалуйста, ничего не трогай. — Аннабелл выхватила у Ивлин тарелочку. Настроена Аннабелл была совсем не дружелюбно. Слово «несчастная» не описало бы ее состояние с момента, как Адам отказался от нее.

По дороге домой с побережья он был образцом любезности, даже галантности. Он объяснил ей, что она не создана для легкого флирта. В будущем она бы пожалела о случившемся, заявил он. Он никогда не причинит ей боли, пояснил Адам.

К моменту, когда они вернулись в Колье-Бей, Аннабелл хотелось задушить его собственными руками.

Сейчас бы ей хоть малую толику того гнева… Все было бы лучше, чем эта свинцовая тяжесть в теле и ощущение, что жизнь ее покидает. Единственное, что придавало ей силы, была работа. Приведение всех бумаг в порядок, организация мелочей — в этом была безопасность и надежность. Ее взаимоотношения с Адамом непредсказуемы, беспорядочны, хаотичны. Нет, с нее хватит.

— По крайней мере, пойди в столовую и позавтракай. — Ивлин отвела седую прядь волос с глаз и заправила ее в пучок. Сегодня у нее на руках были деревянные, расписанные геометрическими фигурами браслеты, и они не звенели, а постукивали. — Ты можешь по-своему сервировать стол, — уговаривала она Аннабелл. — Смотри, чтобы были отдельные вилки для салатов и для горячего. И сотри все следы пальцев с солонки и перечницы. Или, — она положила ладони на стол и наклонилась вперед, — брось это чертово занятие и возьмись за то, что тебя действительно заботит.

Губы Аннабелл превратились в ниточку.

— Пожалуйста, Ивлин, я очень…

— …занята. Да, я знаю. Мы все знаем. Ты слишком занята, чтобы поесть с нами, слишком занята, чтобы поехать в гости. Ты деловая женщина и заботишься о сестре-подростке, и у тебя еще много всяких других обязанностей, это правда. Но ведь не поэтому же ты играешь скрепками?

Она говорила таким твердым и в то же время проникновенным голосом, что Аннабелл с трудом могла удержаться от слез.

— Ты всегда обо всех заботишься, Аннабелл. Почему ты не позволяешь нам позаботиться о тебе сейчас, когда ты так нуждаешься в этом?

Первым побуждением Аннабелл было убежать, скрыться — фигурально, если не буквально. Ей не нужна была сердечность ее тетки. Аннабелл не хотела, чтобы ее утешали.

Ослабить контроль за самообладанием, было все равно, что прыгнуть со скалы. Но одно чувство, которое она отчаянно старалась не замечать, зашевелилось у нее в груди. Это был… страх?

Ивлин с болью смотрела на застывшее выражение на лице девушки. Глубоко вздохнув, она ласково обратилась к своей племяннице:

— Я никогда не понимала, почему ты так решительно отказывалась от нашей помощи после гибели родителей. Да, мы немного эксцентричны, Джесси и я, но вы были так молоды, можно было подумать… — Обычно сильный голос Ивлин дрожал. — Ты и Лианн — только и остались у нас из родных. Возможно, мы далеко не совершенны, но мы здесь, и мы хотим помочь. Ведь это что-то значит? — Ивлин медленно направилась к двери, добавив на ходу: — Мы любим тебя, Аннабелл.

Она тихо закрыла за собой дверь.

Аннабелл глубоко вздохнула и вернулась к своему занятию — раскладыванию скрепок. На столе лежала подшивка бумаг, которыми тоже следовало заняться, — вчера она заметила, что там был нарушен алфавитный порядок. Затем она могла бы пересмотреть планы относительно летнего меню, затем…

Задрожав так сильно, что едва удержалась на стуле, Аннабелл прижала кулак ко рту.

Мы любим тебя, Аннабелл.

В ней, волна за волной, прокатилось ответное чувство. Мы любим тебя… мы здесь…

Она закрыла глаза, крепко сжав веки, чтобы побороть слезы. Она никому не собиралась причинить боль, когда отвергла помощь Ивлин и Джесси. Она только хотела защитить себя.

Ее родители были энергичные, молодые, полные жизни. Она обожала их, и она потеряла их в одно мгновение. Ее любовь не помогла им остаться в живых. Она любила Адама, позволила себе желать его, и он тоже покинул ее.

Что хорошего было в любви?

Аннабелл открыла глаза, взглянула на тарелочку со скрепками и вздрогнула. Лишь немногие понимали ее стремление к совершенству. Она сама не всегда понимала его. Только знала, что, доведя то, чем занималась, до совершенства, могла на какой-то момент почти поверить, что победила обстоятельства. Превращая хаос в порядок, она чувствовала себя в безопасности, и жизнь наполнялась для нее смыслом. Ну, и куда привело меня это чувство безопасности? — горько спросила она себя.

В годы, прошедшие с момента гибели ее родителей, у нее были две, пусть эксцентричные, но прекрасные, родственницы, на которых можно было опереться, и которым можно было довериться. Вместо этого она боролась в одиночку, испытывая страх и пытаясь… скрыть его. В своей отчаянной попытке контролировать будущее и избежать новой боли она лишила себя и сестру семейного тепла, в котором они так нуждались. И отняла у своих теток возможность предложить любовь. Столько всего она могла бы иметь, если бы не боялась! Она могла бы иметь…

Адама.

Сознание этого проступило из вихря эмоций, переполнивших ее сердце, так что казалось, оно вот-вот разорвется на части.

Шесть лет назад Адам не покинул ее. Он просто отправился за мечтой. И если бы у нее было достаточно мужества, она могла бы ждать его, поддерживать его и потом… Кто знает?

Она думала, что проявила храбрость там, на взморье, когда сказала ему, что хотела бы провести хотя бы одну ночь с ним, но она и тогда не была храброй. То, что она сказала ему, было отговоркой и ложью. Одна ночь, один уик-энд, одно лето… Жизни не хватило бы, когда речь шла об Адаме.

Простая мысль о том, чтобы любить его всю жизнь, вызвала у Аннабелл панику. С Адамом она никогда не сможет предсказать будущее. Даже если бы она любила его крепко и долго, в один прекрасный день она причинит ему боль или сама испытает боль — потому, что жизнь не вечна. И потому, что жизнь никогда не остается неизменной надолго. Единственное, что может быть постоянным в любви к Адаму, это… любовь к Адаму.

С первой слезой, что скатилась по ее щеке, Аннабелл поняла, что сегодня она не совладает с собой. Годы, когда она держалась, оставалась сильной, превратили ее в сосуд потаенных эмоций, который сейчас переполнился, несмотря на его глубину.

И она — расплакалась. Она плакала по родителям, по Лианн и по себе, по тем годам, когда они были вместе, и по тем мгновениям, которые навсегда останутся у нее в памяти. Она плакала по себе, молодой женщине, и по мечтам, от которых она отказывалась, когда угроза разочарования убивала красоту надежды. Аннабелл плакала по страсти, которую вызывал только Адам и которую он унес с собой, когда ушел.

Потом Аннабелл оплакивала настоящее… потому что, безгранично любя, она должна быть готова к тому, что причинит безграничную боль…

Она глубоко вдохнула, когда у нее уже не было слез, и медленно выдохнула. Достав бумажную салфетку, она вытерла лицо, высморкалась и стала думать, что ей теперь делать.

Аннабелл по-прежнему не знала, какие чувства испытывает Адам и искренни ли они. Возможно, он был сейчас дома и благодарил свою счастливую звезду за то, что они вовремя остановились и избежали дальнейшего осложнения их отношений. Если бы она призналась в своей любви, это вызвало бы у него, скорее смущение, чем радость.

Потом она думала о любви и о смелости. О том, что смелость предполагает действия при отсутствии гарантий. И чтобы любить, требуется вся смелость, которой вы обладаете.

Адам подъехал к дому, испытывая нетерпение человека, у которого были планы на вечер.

Погруженный в свои мысли, он поднимался по ступеням веранды, когда вдруг увидел ее, сидевшую на качелях со сложенными на коленях руками. На ней была длинная прозрачная юбка и облегающий свитер.

— Белл? — От удивления он замедлил шаг, и его сердце бешено забилось. — Привет. Что ты тут делаешь?

Было глупо так начинать разговор, но Адам определенно не ожидал увидеть ее здесь, на веранде. Он предполагал, что после того, как он испортил все там, на взморье, ему повезет, если она не продаст дом и не уедет, куда глаза глядят.

Аннабелл взглянула на него своими огромными голубыми глазами и улыбнулась.

— Возвращение на место преступления. Ты, кажется, так это назвал?

Ему оставалось сделать еще несколько шагов к ней, но он остановился.

— Прошлой ночью мы ничего не прояснили. — Ее голос звучал твердо. — Но, понимаешь, тяжело работать, когда голова занята посторонними мыслями. Ты это замечал когда-нибудь? — Она подождала и, когда он кивнул, продолжила: — Обычно, когда меня что-то тревожит, я энергичнее берусь за работу, однако на этот раз… — Она пожала плечами.

Адам приблизился к качелям. Он намеревался позвонить ей сегодня вечером, спросить, может ли он просто поговорить с ней, хоть и опасался, что она швырнет телефонную трубку. Но вот Аннабелл здесь, облегчив ему тем самым первый шаг. Робкая улыбка надежды появилась у него на губах.

— Аннабелл, я так рад, что ты пришла, я… — Он замолчал, когда она протянула ему маленький бархатный мешочек. — Что это?

— Твое кольцо. Я положила его сюда, чтобы не повредить его. Это прекрасное кольцо, Адам. Я не хотела бы, чтобы с ним что-нибудь случилось. Я… — Чувствуя, что вот-вот собьется, Аннабелл сделала глубокий успокаивающий вдох. — Лианн и тетки знают правду, так что нет смысла притворяться — я имею в виду помолвку. По правде говоря, мне никогда и не нравилась эта затея.

Улыбка исчезла с лица Адама. Он механически взял мешочек, пальцы его гладили мягкий материал, касались кольца внутри.

— Да, тебе это не нравилось.

Аннабелл покачала головой.

— Помолвка — слишком серьезное событие, чтобы относиться к ней так легкомысленно. Это контракт между двумя людьми. Это надежда на будущее. Ты же знаешь, я очень серьезно отношусь к будущему.

В другое время Адам рассмеялся бы над ее сдержанностью при толковании своих чувств. Сегодня он не мог даже кивнуть. Он вовсе не хотел получить обратно это проклятое кольцо. И не хотел слушать то, что она ему говорила.

— Аннабелл, я много думал, и я…

— Я тоже много думала. Обо всем, но особенно — о прошлой ночи. И я хочу, чтобы ты знал: я искренне рада, что ты вовремя остановился.

Адам сжал кулаки. Он определенно не хотел слышать это.

— Белл…

— Двоим, не следует заниматься любовью, если они не честны друг перед другом. По меньшей мере. Поэтому было бы неправильно, если бы ты и я… той ночью…

Ревность и боль, словно нож резанули Адама. Прежде чем он осознал, что делает, Адам потянулся к Аннабелл и поставил ее на ноги.

— Заниматься любовью со мною было бы ошибкой, но это было нормально со Стивеном? — прорычал он. — Нет, я не согласен. Говори, что хочешь, но только не то, что мы не должны заниматься любовью. Да, я остановился той ночью, и это был второй глупейший поступок в моей жизни.

На этот раз Адам не спрашивал словом или взглядом, хотела ли Аннабелл, чтобы он поцеловал ее. Он просто сделал это — притянул ее к себе и крепко прижался ртом к ее рту. Адам целовал ее, пока не осталось никакого сомнения, что дальше самым верным было бы заняться любовью.

Аннабелл приникла к нему и охотно отвечала на его поцелуи. Когда им двоим, уже не хватало воздуха, у нее закружилась голова, и она чуть отодвинулась от Адама, спросив слабым голосом:

— А какой был первый?

— Что? — Адам тоже был немного не в себе.

— Ты сказал, что ты остановился той ночью и это был второй глупейший поступок в твоей жизни. А какой был первый?

— А! — Он покачал головой, и она ощутила его теплое дыхание у себя на виске. — То, что я остановился в первый раз.

Они внимательно посмотрели в глаза друг другу. Аннабелл медленно кивнула.

Адам коснулся ртом уголка ее губ. Она повернула голову, чтобы встретить его поцелуй, но Адам понимал, что сейчас нужно, прежде всего высказаться, поэтому он отстранил ее от себя и подвинул к качелям.

— Давай присядем. — Его тело так безумно рвалось к ней, что он не был уверен, что сможет стоять прямо.

Когда они сели рядом, Адам взглянул на бархатный мешочек, который держал в руке.

— Сегодня я приводил в порядок мой катер. Готовил его.

Аннабелл подавила дрожь дурного предчувствия. Именно об этом она и пришла поговорить. Если была какая-то надежда на то, что у них есть будущее, она должна дать ему понять, что не видит никакой беды в том, что он хочет прожить каждую минуту своей жизни в полную силу.

— Ты готовишь его к отплытию? — спросила она, заставляя себя улыбнуться.

— Нет. Я намерен продать его.

— Продать? — Если бы голова Аннабелл была наполнена работающими механизмами, каждый из них в этот момент с визгом бы остановился.

Адам взял ее руку и положил себе на бедро.

— Продать, — повторил он. — Белл, я хочу любить тебя. Я собираюсь любить тебя, если ты позволишь. Но не одну ночь. Когда мы будем вместе, это будет началом чего-то, а не концом. — Свободной рукой он полез в мешочек и достал кольцо. — Я разговаривал с директором Аквариума, где демонстрировался мой видеофильм. Я хочу еще поработать на них, и они согласны. Если мы утрясем детали, я собираюсь там работать на полной ставке — как их директор по общему обучению.

Аннабелл повторила наименование его должности взволнованным шепотом.

Адам пожал плечами. И насмешливо улыбнулся:

— Или кем-либо еще. Неважно, как я буду именоваться. Они дадут мне маленькое судно. Я буду совершать одно-два коротких путешествия в год, и все. Это будет здесь, неподалеку.

Аннабелл в изумлении смотрела на него. Он тоже взглянул на нее, ожидая реакции с ее стороны. Аннабелл молчала.

— Почему? Ты хочешь спросить — почему? — подсказал он ей.

Он почувствовал, как ее рука вздрогнула под его рукой, когда она спросила:

— Почему?

Он поднял ее руку и стал надевать на палец кольцо.

— Потому, что я хочу, чтобы ты носила вот это. Не ради обмана, но в ознаменование контракта. Хочу, чтобы ты носила кольцо, как моя жена. Сейчас и всегда. — (Задохнувшись от изумления и благоговейного трепета, Аннабелл не могла сказать ни слова в ответ.) — Я много путешествовал по свету, — продолжал Адам, не сводя с нее глаз. — Я был там, где мне хотелось побывать, и сделал то, что намеревался. Но знаешь, что мне больше всего нравилось в моих путешествиях? Постоянно думать о том, что когда-нибудь я вновь увижу тебя. Вот в эти минуты я был по-настоящему счастлив.

Аннабелл боялась поверить собственным ушам. Адам оставался. Ради нее. А она даже не сказала ему…

— Какое-то время я думал, что это хорошо, что ты будешь со Стивензом, — поделился он, качая головой по поводу собственной глупости. — Я говорил себе, что никогда не мог бы стать человеком, который тебе нужен. Сейчас я понимаю, что ошибался. Мне кажется, что я как раз тот человек, который тебе нужен. Для меня нет ничего дороже лучшего друга. А это ты, Белл. Я люблю тебя.

Аннабелл поцеловала Адама Гарретта со страстью, которая все эти годы копилась у нее в груди. Они оба задыхались, когда их поцелуй закончился.

— Мне хотелось бы, чтобы ты узнал кое-что, прежде чем я дам тебе ответ.

— Так это не было ответом?

Она отрицательно покачала головой.

— Прежде ты должен услышать то, что я хочу сказать.

На его лбу появилась морщинка. Аннабелл протянула руку и любовно разгладила ее.

— Я солгала тебе той ночью на взморье, когда сказала, что не возражаю, если то, что происходит между нами, будет временным.

— Я знаю. Это не для тебя.

Она скользнула пальцами от его лба к губам, заставляя его замолчать.

— Дело не в моей личности, а в том, что я чувствую. Если я отдаю тебе мое тело, то с ним — и мое сердце. Я хочу, чтобы ты знал это. — Аннабелл посмотрела на него очень серьезно. — Я слишком люблю тебя…

В глазах Адама появилось веселье.

— Я ценю это, Белл.

— И если мы поженимся, — продолжала она, — я не буду сдерживать себя. Я буду глупо сентиментальной и, возможно, стану повторять, что люблю тебя и что ты нужен мне, двадцать раз на дню. Даже пятьдесят, если мне этого захочется.

Адам обнял ее.

— Серьезное предостережение.

Она кивнула.

— Есть кое-что и похуже. Я ожидаю от тебя того же, если, конечно, тебе этого захочется.

Адам притворно поморщился.

— Это круто. Жизнь может пойти кувырком.

— А также…

— Что еще?

— Еще одно. Тебе не нужно отказываться от своей мечты. Во всяком случае, ради меня. Ты можешь оставить катер. Я приму тебя таким, какой ты есть.

Он крепче обнял ее. Взгляд, наполненный страстной любовью и жаждой обладания, сделал его лицо более красивым и дорогим ей, чем когда-либо. Он опустил голову, так что их лица почти соприкасались.

— Теперь послушай меня, Аннабелл Симмонз. Я держу свою мечту в руках в эту самую минуту. Что бы я отныне ни делал, я буду делать это для нас двоих. Я так хочу, и ты просто должна привыкнуть к такому порядку вещей. Это говорит тебе человек, который знает, чего хочет. Во всяком случае, на последующие пятьдесят лет. Ну, так каков твой ответ?

И она ответила. Никогда еще слово «да» не звучало столь убедительно.