Попаданка. Сердца трех

Глава 6

Четыре года назад

Давно заметил – все несчастья происходят в момент какой-то лютой, беспробудной, банальной обыденности. Когда кажется – все идет, как всегда.

В тот день у нас было самое скучное дежурство.

Нам поручили следить, чтобы в день рождения сына императора не случилось никаких катаклизмов, и его станция спокойно завершила бурное празднование.

Казалось, и преступники, и всякие неблагонадежные элементы тоже чувствовали, что не время буянить. Нам был выдан полный карт бланш на расправу. Хочешь – расстреливай, хочешь взрывай. Никого живым брать не потребуется.

В ближайшем к Хестите космосе царило удивительное спокойствие и умиротворение.

Елнах, мой первый помощник, то и дело отвлекался на звонки своей даста-марь. Кантитта была девушкой требовательной, жутко ревнивой и страшно сварливой. По крайней мере, так мне казалось. Елнах летал на крыльях любви и никаких недостатков в невесте не замечал. Тем более, хестит, что встретил ту самую, зачастую одновременно становится и необычайно сильным, и перевозбужденным. Большинство мужчин нашей расы любят один раз и на всю жизнь. Это как болезнь и одновременно ее исцеление. Но пока женщина только еще даста-марь, хестит вполне может пережить, если она уйдет. Просто останется одиноким и начнет искать утешения у роботов для удовлетворения естественных потребностей.

А вот после того, как хестит и та самая стали близки физически, пожили вместе… Раньше брошенные мужья периодически сходили с ума.

Самый громкий случай, когда Хелтос, от которого ушла жена прилетел к ней в дом и вырезал всех, кто попадался ему на пути, затем забрал бывшую и держал в подвале несколько месяцев. Пока стетты изо всех сил искали «разведенку», как выражаются луты и ее «брошенного».

Нашли в катакомбах, под старым заброшенным космодромом. Женщина была еле жива, муж застрелился у нее на глазах.

После этого и учитывая высокое происхождение Хелтоса, разводы на Хестите стали запрещены. Впрочем, разве женщин этим удержишь? Они получали развод по законам содружества и улетали искать счастья в другом месте. Тем более, что у хеститов было несколько колоний на дальних планетах, где действовали исключительно законы Союза.

Мужчины сходили с ума, либо же сидели на препаратах, разработанных после громкого случая с Хелтосом. Они как бы гасили эмоции и желание. Фактически – это было нечто вроде химической кастрации. Но многие шли на подобное добровольно.

Впрочем, счастливых семей у нас было намного больше.

Вот и Елнах со своей даста-марь без конца созванивались исключительно потому, что не могли друг без друга. То она не выдерживала, а то он.

Я смотрел на поведение помощника сквозь пальцы, понимая, что самые взрывные эмоции скоро пройдут, он остепенится и все будет нормально. А сейчас, в этот день у нас проблем не возникло. Так почему бы не дать парню немного свободы? Если это никому и ничему не вредит?

Я сам рулил, руководил группой облета территории возле Хеститы. Неподалеку работали и стетты. Мы время от времени пролетали друг мимо друга по ближайшим орбитам и расходились в разные стороны.

Я был убаюкан этим мнимым спокойствием, рад за Елнаха, потому что Кантитта души в нем не чаяла. Наши женщины не были однолюбками по природе, как мужчины, но многие, действительно, умели любить.

Я налил себе немного фексы – это такой чай из цветов одного нашего растения. Люди и луты говорят похож на зеленый чай. Выпил, немного взбодрился и вернулся к работе…

Запеленговал язвительный диалог стеттов.

«Когда уже наследник вернется на базу? Надоело с ним нянчиться, как с ребенком».

«Он же у нас – единственная ветка древа императора. Вот вся планета его теперь и окучивает».

Я усмехнулся и отключил пеленгатор. Знать о том, что думают стетты о наследнике императора мне совершенно не обязательно, я не стукач, да и Честлер Рахлотский когда-то был великим правителем. Потом влюбился, женился и души в сыне не чаял. Избаловал… Парень рос абсолютно безбашенным, но отец ему во всем потакал. И из отличного справедливого правителя стал… впрочем, не мне об этом судить.

Буквально вчера император Честлер вручил мне правительственную награду за отвагу на службе. Я поймал одного местного головореза-пирата, что внаглую орудовал неподалеку от Хеститы.

Я был равнодушен к подобным вещам, да и материальная часть награды при деньгах моей семьи мало что значила. Ну отметили, и отметили. Я любил свою работу, и был выдающимся звездолетчиком-испытателем. Этого мне вполне хватало, чтобы оставаться полностью довольным судьбой.

Статус обласканного императором антара – на общегалактическом – адмирала флота – меня не манил.

Я всегда считал, что лучше держаться подальше от сильных мира сего. Сегодня они тебя обожают, а завтра… завтра ты станешь их марионеткой. И это еще при самом лучшем раскладе.

В мысли, что текли медленно и неспешно, как ровная равнинная река, вдруг вклинился отчаянный, надрывный зов о помощи. Его испускал гражданский корабль!

Я рванул к экрану.

Хесса! Это же прогулочный транспортник Леховых!

Я ведь просил отца повременить и полететь на курорт завтра, когда императорский наследник закончит праздновать и буянить!

Приборы сразу нашли наш звездолет и… казалось, я вижу дурной сон.

Он был весь объят пламенем плазмы, словно туда угодили, как минимум, несколько сгустков, которыми обстреливают Луны, если те слишком уж приближаются к планетам и начинают сильно влиять на отливы-приливы.

Я не думал – просто действовал на инстинктах.

– Елнах! Бери управление на себя!

Скомандовал, оторвав помощника от Кантитты.

Перечить мне Елнах не посмел. Хотя капитан не имеет права покидать корабль во время дежурства.

Я метнулся в отсек с истребителями – самыми скоростными, самыми мощными. Запрыгнул в один из них и полетел к нужному месту, взяв максимально возможную скорость. От попадавшихся на пути метеоритов и других судов уворачивался играючи. Благо, я был лучшим из лучших.

Плазма в вакууме космоса выглядела эпично – эдакий малиновый бутон, который грозился расцвести в большое соцветие.

Я видел, что выжить не может никто.

Но все равно пристыковался и рванул внутрь пылающего фамильного транспортника.

Отец и мать, видимо, сразу погибли – я увидел на медицинском датчике, какие загорались на каждой стене при подобных катастрофах, что их больше нет. Там же демонстрировалось – где младшие братья.

Я шел сквозь пламя, не чувствуя боли. Костюм отчасти забирал энергию плазмы и преобразовывал, собирая в аккумуляторы. Однако уже и он держался едва-едва. Огонь жгучими языками пробирался в местах, где одежда не прилегала к телу совсем плотно, и начинал разъедать податливую плоть.

Однако во мне было сейчас столько гормонов злости, страха и воинственности, что хватило бы на всю армию. Я шел и шел к своим младшим братишкам.

Первым нашел Малеха – его отбросило взрывом. Одежда обуглилась, кожа тоже. Я вытащил стерильный кокон, какими пользовались наши медики, завернул в него Малеха и вынес. Вернулся за Ранталем и Синтом.

Оба брата уже не дышали. Я нес их в стерильных коконах, опасаясь, что просто рассыплются, как сгоревшие в прах деревья. Настолько хрупкими казались тела.

Истребитель рванул назад, на мой звездолет, где медики уже готовились принять пострадавших. Туда же, насколько я понял из сообщений Елнаха, прибыли врачи из галактического медицинского патруля. Их вызывал помощник в качестве скорой помощи.

Дальнейшие события остались в памяти какими-то штрихами, пунктирными линиями, что можно соединить в сплошные только искусственно, фантазируя и достраивая…

Вокруг меня суетились врачи. Пытались оказать помощь и обезболить. Спасатели бегали и извинялись, что прибыли на место чуть позже – их корабль базировался несколько дальше, чем наш.

Потом снова врачи и снова спасатели.

И приговор: братьев уже не спасти.

Перед глазами крутились кадры, не отступали.

Как я катал Малеха на спине, притворяясь тларленом – ездовым четвероногим спутником наших предков, вроде человеческой лошади, только с тремя рогами и фиолетовым цветом кожи.

Как мы с Ринталем и Синтом летали наперегонки, кружа вокруг Хеститы на гоночных кораблях.

Как мама звала нас на пикнике и кормила лепешками, что «созрели» в большом чане на настоящем костре. Они пахли углями, солнцем и лесом… И были такие восхитительные, хрустящие…

Как отец вызвал нас на космический бой на симуляторах, и мы… резались часами, а иногда – и практически сутками. А потом недовольная мама разгоняла «своих мужиков по углам», как она любила всегда выражаться. Гнала есть, спать и заняться делами.

Почему-то в голове прокручивались кадры, как мать провожала меня на рискованную миссию – как раз когда мы обуздали мятежников.

– Я сделаю все, чтобы ты мной гордилась! – сказал я тогда твердо, взволнованно.

А она просто обняла и прижала. Ответила:

– Я твоя мать. Я буду любить тебя и гордиться не зависимо от твоих действий.

Я тогда не понял, даже обиделся. Я ведь – лучший из лучших, отличный пилот и военный каких еще поискать.

А сейчас… сейчас неожиданно оценил… В тот момент, когда стало уже яснее некуда, что больше от мамы ничего подобного не услышу…

– Фасталь… Пожалуйста, надень шапку! На дворе осень, ты можешь замерзнуть… – звенел в голове ее высокий, чистый голос.

– Фасталь! Я так горжусь твоими успехами! – вторил ему голос отца. – Ты стал настоящим арфонцем, как наши предки!

– Фас-та-аль! Пошли поиграем!

– Фаста-аль! Лови меня!

– Фаста-а-аль! Ну иди же, давай полетаем!

– Фасталь!

– Фасталь!

Голоса удалялись, словно близкие уходили и прощались со мной.

Все тише звучали звуки вокруг. Я будто и сам погружался куда-то.

В одиночество? В глухую тишину горечи? Когда только внутри тебя звучит этот набат, а все вокруг вязнет в коридоре беззвучия, именуемым безразличие и тоска?

Потом были похороны в космосе.

Пышные. Дорогие. Бессмысленные. Многолюдные…

Мне соболезновали коллеги, знакомые и друзья разных рас.

Прилетали даже некоторые ыны, хотя от их планеты до нас пилить практически неделю без продыху. И это еще в самом лучшем, удачном случае, если у тебя частный скоростной звездолет.

Все эти «мне очень жаль», «я так сочувствую», «соболезную» вязли в каком-то бесконечном белом шуме вокруг. А я… я только кивал, и принимал, принимал тех, кто явился, чтобы самому себе не казаться бесчувственным и бездушным.

Не знаю понимают ли… но я понимал, что все эти слова ничего не изменят. Они хотели меня поддержать? А как можно было тогда это сделать? Поддержать… от слова держаться на языке союза… За что? Мне не за что было теперь ухватиться и держаться. Не за кого.

Опора, которая казалась незыблемой – такой привычной и такой замечательной – семья, близкие, что всегда ждали на ужин, на беседу, после дежурства, исчезла… и я будто шел в пустоте…

Вокруг – ничего… впереди – ничего…

А позади… то, что лишь доставляет боль и острое чувство безвозвратной утраты. Куда ни кинь везде клин, как выражаются иногда луты.

Несколько месяцев я пробыл в каком-то бреду.

А потом… потом… узнал по секрету, что это наследник Честлера убил моих близких. Случайно, неадекватный и пьяный палил по Лунам и рикошетом попал в наш семейный транспортный звездолет.

В тот день я полетел к императору.

Возле его белого там-мара, замка, как говорили в Союзе, стояли стражники, шеренгами – летающие машины стеттов, но меня пропустили без единого звука…

Никто не посмел перегородить мне проход.

Белые залы слепили, невидимые источники дневного света в стенах били в глаза.

Я шел мимо стражей и слуг. Никто не сказал мне ни единого слова. Хотя к императору требовалось записываться, причем, сильно заранее, за несколько месяцев.

Я вошел прямо в обеденную залу, где Честлер трапезничал в кругу семьи.

Исталь – его сын, завидев меня, подорвался на месте и выскочил вон. Жена – лутка Настасья – осталась, и выглядела сейчас воинственней мужа. Вышла из-за стола: руки в боки, как выражались иногда – в позе кастрюли и заняла позицию рядом с мужем.

– Чего ты хочешь, Фасталь? Компенсации? Я подготовил для тебя разные предложения. Я готов дать тебе еще земли. Можешь уйти со службы уже окончательно, а не в отпуск, я дам тебе пенсию. Я дам тебе все, что только попросишь…

– Чтобы я что? – выкрикнул я.

Наверное, немногие на этой планете могли вот так разговаривать с императором.

Но мы сражались когда-то бок о бок, когда его вероломный младший брат пытался организовать планетарный переворот. Я не раз спасал его шкуру в бою. Так что… Честлер, видимо, не посмел отказать мне в личной беседе.

– Чтобы я что? – снова повторил я – и слова эхом разлетелись по залу. Осыпались со стен горькими отзвуками.

– Я не могу вернуть твоих близких. И наказание моего… сына их тоже не вернет… Ты это знаешь… Я готов тебе компенсировать потерю чем только захочешь…

– Но не справедливым судом? – мой голос отчаянной птицей взвился к потолку.

– Я не позволю судить моего единственного наследника и сына, – выдохнул Честлер. – Да и Настенька никогда подобного не позволила бы…

Я понимал, что против жены император просто не в силах пойти, ни за что. Она – его единственная на все времена. Захочет – уйдет, а он – просто свихнется.

Но… мои близкие-то тут ведь совсем не причем!

Я развернулся и просто ушел прочь.

Следующие несколько месяцев упорно писал в правительство галактического союза, требуя, прося, умоляя о справедливости.

Когда же вернулась очередная отписка о том, что мое заявление «направлено для рассмотрения императору Хеститы», я понял, что все, дело труба.

Собрался, позвал верных мне слуг, и в одночасье из порядочного хестита, который зубочистки не возьмет просто так, стал пиратом – преступником, вором, убийцей…

И шрамы нарочно оставил на память.

Нынешние медицинские технологии позволяли свести их, убрать абсолютно. Но я сохранил их как память о близких.

Это все, что мне осталось от нашей семьи.