17 августа 1997 года, 08:34
Перед сном я плакал, и утром проснулся со следами слез на щеках. Я снова заплакал, представив образ Уиллоу. Она была очень расстроена и несчастна вчера.
Вчера я последний раз видел Уиллоу. Мне не хотелось вылезать из постели. Я лежал на простынях, размышляя, что, если закончить все это дело всего за несколько часов?
Я не мог опуститься до самоубийства. Не мог умереть трусом. Мне хотелось быть сильным. Не хотелось кончать с жизнью при помощи таблеток. Я хотел верить, что у меня есть причина жить, сколько смогу.
Вернувшись вчера домой, я написал стихотворение для Уиллоу, которое она получит от кого-то другого, но уже не из моих рук. В нем заключалось объяснение того, почему я сказал ей последний раз «Привет» так скоро.
Сегодня ты сказала мне,
Что не оставишь меня умирать одного.
Мы влюблены,
Мы через столько прошли,
И не должны терять пути домой,
И не должны искать мы новый дом.
Правда в том, что у меня рак,
А ты все равно хочешь быть рядом.
Я расскажу тебе кое-что о болезни,
Она врывается в твое тело, уничтожая его.
Вскоре я потеряю нить своих мыслей,
Я потеряю покой.
Болезнь будет медленно меня пожирать,
Постепенно она победит,
И, в конце концов, украдет мою жизнь.
Мой разум не будет мне принадлежать,
Я не смогу узнать любимых людей.
Я не смогу даже тебя узнать.
Если ты будешь рядом,
Почему люблю тебя – не смогу и это сказать,
Я не смогу улыбнуться при встрече взглядами.
Чужая любовь не кажется милой,
Она непривычна, манипулирует,
Сидя у моей кровати, ты будешь плакать, жалея меня,
А я буду одинок, твоих чувств не понимая.
Я не могу позволить тебе меня таким видеть,
Это эгоистично и неправильно,
Несправедливо по отношению к тебе.
Сейчас я могу сказать, что люблю тебя,
Сейчас я это понимаю
И с гордостью заявляю,
Всего лишь один раз,
Уиллоу Рене Монро,
Говорю – Я люблю тебя,
И это правда.
Я люблю тебя больше жизни,
И буду любить тебя всем сердцем,
Даже когда потеряю рассудок.
Любовь к тебе как рак,
Но не такой опасный.
Ты завоевала меня целиком
И свела с ума.
— Кеннеди Дэйнс, 16 августа 1997 года
П.С.: Когда в твоем сердце загорится пламя, позволь себе влюбиться в кого-то еще. Говори любимым, что любишь их, чтобы они всегда об этом знали. Не позволяй нашей истории поставить точку в твоей личной жизни. Ты была моей вечностью. Я был твоим началом.
Конечно, я не считал себя поэтом, но знал, что ей понравятся мои слова, и что она последует моему совету. Она не сразу сможет прочесть это стихотворение, для начала ей придется научиться жить дальше. Я не хотел, чтобы она читала эти строки, будучи несчастной и нестерпимо тоскуя по мне. Если она любила меня так же сильно, как я ее, а я знал, что это так, она будет разбита и не скоро сможет оправиться. На это уйдут годы.
Я заставил себя встать, чтобы сообщить маме и Тамаре, что не собирался принимать таблетки. Я не считал это лучшим выходом. Мне хотелось жить своей жизнью и дальше. Не хотел приближать конец, даже если он будет менее болезненным.
Они отнеслись к моему решению с пониманием. Мама почувствовала облегчение, как я и предполагал. Она не хотела, чтобы я принимал эти таблетки. Мама хотела, чтобы я оставался сильным, и я пообещал ей, что буду стараться. Смерть естественна, какой бы мерзкой она ни была. Я не мог ускорить ее приход или изменить исход, да и не хотел.
— Я хочу смыть таблетки в унитаз, Тамара, — сказал я.
Она взяла меня за руку и сжала ее:
— Ты прав, лучше убрать их с глаз долой.
Я кивнул, добавив:
— И выкинуть из головы.
Тамара достала таблетки из тумбочки, и я последовал за ней в ванную.
— Хочешь сам сделать это, или лучше я? — мягко спросила она.
— Сам, — ответил я.
Взяв у нее пузырек, я снял крышку и выкинул все таблетки в унитаз, потянул за рычаг и смотрел, как они смываются водой.
— Я почему-то чувствую себя лучше, — вздохнул я, закрывая пустой пузырек и протягивая его Тамаре. — Мне все равно, куда ты положишь его.
Она засунула пузырек в задний карман брюк.
— Ты сильнее, чем был мой муж, — прошептала она.
Я крепко обнял ее за плечи.
— Я силен настолько, насколько выгляжу таким, — ответил я.
Я был худым, но не слишком, и высоким. Я никогда не стремился накачать мышцы и это было заметно.
— Ты удивительный парень, — просто сказала она. — Ты намного мудрее остальных, в том числе и меня.
Если бы она только знала, как тяжело далось мне решение выкинуть таблетки. Вчера я чуть не согласился принять их.
Я остановил себя, подумав, что это тяжело, но я не могу отказаться бороться.
Не каждому дается время сделать выбор. Я просто вовремя смог постичь смысл.
— Тамара, человек может перенести очень многое. Мы просто по-разному все переживаем. Кого-то смерть может свести с ума, заставив думать, что они ненавидят тех, кого на самом деле безгранично любят. У них нет на то причин, лишь их мысли и какие-то мотивы. Возможно, твой муж считал, что это правильно, для тебя и для него самого. Я бы не сказал, что он был слабым, потому что принял такое решение, — сказал я ей.
Она всхлипнула, вздыхая.
— Я рада, что ты решил побыть с нами еще какое-то время.
Мы отпустили друг друга.
— Я понял, что это необходимо, — пожал я плечами.
Мы спустились вниз, где мама ждала нас, сидя на диване. Она протянула мне полную чашку чая, и я тепло и благодарно улыбнулся ей. Как мог я ускорить свой уход из жизни, когда моя мама вот так улыбалась мне. Даже несмотря на мешки у нее под глазами, да и у всех нас. Мы были уставшими и изможденными. Ожидание смерти сказывалось на всех нас, было очевидно, что мне не уйти от нее.
— Я люблю тебя, мам, — сказал я.
— Я тоже люблю тебя, сынок, — ответила мама.
Я прильнул к ее плечу, пока она включала телевизор и укутывала нас в плед. Тамара села с другой стороны рядом с мамой, устраиваясь поудобнее.
Мне было настолько хорошо, насколько это было возможно без Уиллоу, и я думал о том, что однажды она будет счастлива. Когда-нибудь у нее все наладится, даже без меня.
— Мамочка, — окликнул я маму, ставя чашку с чаем на столик. Она посмотрела на меня с любопытством. Я достал сложенный втрое листок бумаги из кармана.
— Передай это Уиллоу, когда она снова полюбит, — попросил я, протягивая ей свое стихотворение.
Она пообещала, что обязательно передаст.